
Полная версия:
Полное собрание стихотворений
«С моря сердитого в малый залив забежав...»
С моря сердитого в малый залив забежав,В тихом спокойствии я очутился;Лодку свою между острых камней привязав,Слушая бурю, в раздумье забылся...Как хорошо, прекратив неоконченный спор,Мирно уйти из бурунов сомненья,Руки сложив, ни себе, ни другим не в укор,Тихо качаясь на зыби мышленья...«Меня в загробном мире знают...»
Меня в загробном мире знают,Там много близких, там я – свой!Они, я знаю, ожидают...А ты и здесь, и там – чужой!«Ему нет места между нами, —Вольны умершие сказать, —Мы все, да, все, живем сердцами,А он? Ему где сердце взять?Ему здесь будет несподручно,Он слишком дерзок и умен;Жить в том, что осмеял он, – скучно,Он не захочет быть смешон.Все им поруганное – видеть,Что отрицал он – осязать,Без права лгать и ненавидетьВ необходимости – молчать! «Ты предвкуси такую пытку:Жить вне злословья, вне витийств!Там не подрежет Парка нитку!Не может быть самоубийств!В неисправимости былого,Под гнетом страшного ярма,Ты, бедный, не промолвишь словаИ там – не здесь – сойдешь с ума!«Вконец окружены туманом прежних дней...»
Вконец окружены туманом прежних дней,Все неподвижней мы, в желаньях тяжелей;Все уже горизонт, беззвучнее мечты,На все спускаются завесы и щиты...Глядишь в прошедшее, как в малое окно;Там все так явственно, там все озарено,Там светят тысячи таинственных огней;А тут – совсем темно и, что ни час, темней...Весь свет прошедшего как бы голубоват.Цвет взглядов юности! Давно погасший взгляд!И сам я освещен сиянием зари...Заря в свершившемся! Любуйся и смотри!..Как ясно чувствую и как понятно мне,Что жизнь была полней в той светлой стороне!И что за даль видна за маленьким окном —В моем свершившемся, чарующем былом!Ведь я там был в свой час, но я не сознавал.И слышу ясно я – мне кто-то прошептал:«Молчи! Довольствуйся возможностью смотретьНо, чтоб туда пройти, ты должен умереть!»«Я помню ночь. Мы с ней сидели...»
Я помню ночь. Мы с ней сидели.Вдруг – теплый дождь! В лучах луныВсе капли в нем зазеленели,Струясь на землю с вышины.Зажглась заря. Вновь упадая,Все капли ярко разожглисьИ, в блеске утреннем пылая,Дождем рубинов пронеслись.Где эта ночь с ее значеньем?Где годы те? Где взять ee?И сам живу я под сомненьем:Остаток дней – не бытие...«Соловья живые трели...»
Соловья живые трелиВ светлой полночи гремят,В чувствах – будто акварелиПрежних, светлых лет скользят!Ряд свиданий, ряд прощаний,Ряд божественных ночей,Чудных ласк, живых лобзаний...Пой, о, пой, мой соловей!..Пой! Греми волнами трелей!Может быть, назло уму,Эти грезы акварелейЯ за правду вдруг приму!Пой! Теперь еще так рано,Полночь только что прошла,И сейчас из-за тумана —Вот сейчас – она звала...«Заря пройдет, заря вернется...»
Заря пройдет, заря вернетсяИ – в безучастности своей —Не может знать, как сильно бьетсяБольное сердце у людей.А чтоб заря не раздражала,Своих огней для нас не жгла,Пускай бы по свету лежалаНепроницаемая мгла!Что день грядущий? Что былое?Все прах, все кончится в пыли, —А запах мирры и алоэСойдет с небес на труп земли...«Бежит по краю неба пламя...»
Бежит по краю неба пламя,Блеснули по морю огни,И дня поверженное знамяВновь водружается... Взгляни!Сбежали тени всяких пугал,И гномов темные толпыСыскали каждая свой угол,И все они теперь слепы;Не дрогнет лист, и над травою —Ни дуновенья; посмотри,Как все кругом блестит росоюВ священнодействии зари.Душа и небо, единеньемОбъяты, некий гимн поют,Служа друг другу дополненьем...Увы! на несколько минут.«Как думы мощных скал, к скале и от скалы...»
Как думы мощных скал, к скале и от скалы,В лучах полуденных проносятся орлы;В расщелинах дубов и камней рождены,Они на краткий срок огнем озарены —И возвращаются от светлых облаковВо тьму холодную родимых тайников, —Так и мои мечты взлетают в высоту...И вижу, что ни день, убитую мечту!Все ту же самую! Размеры мощных крыл,Размах их виден весь!.. Но кто окровенилПростреленную грудь? Убитая мечта,Она – двуглавая – добро и красота!..«Лес густой; за лесом – праздник...»
Лес густой; за лесом – праздникЗдешних местных поселян:Клики, гул, обрывки речи,Тучи пыли – что туман.Видно издали – мелькаютЛюди... Не понять бы нам,Если бы не знать причины:Пляски или драка там?Те же самые сомненьяБыли б в мыслях рождены,Если б издали, случайноГлянуть в жизнь со стороны.Праздник жизни, бойня жизни,Клики, говор и туман...Непонятное верченьеКраткосрочных поселян.«Как на свечку мотыльки стремятся...»
Как на свечку мотыльки стремятсяИ, пожегши крылья, умирают, —Так его бесчувственную душуТени мертвых молча окружают.Нет улик! А сам он так спокоен;С юных лет в довольстве очерствелый,Смело шел он по широкой жизниИ идет, красиво поседелый.Он срывал одни лишь только розы,Цвет срывал, шипов не ощущая;В чудный панцирь прав своих закован,Сеял он страданья, не страдая.О, господь! Да где же справедливость)Божья месть! Тебя не обретают!Смолкли жертвы, их совсем не слышно,Но зато – свидетели рыдают...«Во мне спокойно спят гиганты...»
Во мне спокойно спят гиганты,Те, что вступали с небом в бой:Ветхозаветные пророки,Изида с птичьей головой;Спят те, что видели АгоруИ посещали Пританей,Те, что когда-то покрывалиБагряной сенью Колизей;Почиют рати крестоносцев,Славянский сонм богатырей,И ненавистный ТорквемадаВ кругу чернеющих друзей;Спят надушенные маркизы,Порой хихикая сквозь сон,И в русском мраморе, в тивдийском,Положен спать Наполеон.И все они, как будто зернаВ своих скорлупках по весне,В свой срок способны раскрыватьсяИ жить, не в первый раз, во мне!И что за звон, и что за грохот,И что за жизненность картин,Тогда несущихся по мыслям, —Им счета нет – а я один!Какая связь меж всеми имиИ мной? Во тьме грядущих днейКакое место будет нашимВ грядущих памятях людей?О нет! Не кончено творенье!Бог продолжает создавать,И, чтобы мир был необъятней,Он научил – не забывать!«Погасало в них былое...»
Погасало в них былое,Час разлуки наступал;И, приняв решенье злое,Наконец он ей сказал:«Поднеси мне эту чашу!В ней я выпью смерть свою!Этим связь разрушу нашу —Дам свободу бытию!Если это не угодноСтранной гордости твоей,Волю вырази свободно,Кинь ты чашу и разбей!»Молча, медленно, высокоПодняла ее онаИ – быстрей мгновенья окаОсушила всю до дна...«Полдень декабрьский! Природа застыла...»
Полдень декабрьский! Природа застыла;Грузного неба тяжелую высьБудто надолго свинец и чернилаВсюду окрасить любовно взялись.Смутные мысли бегут и вещают: .Там, с поднебесной, другой стороныСветлые краски теперь проступают;Тучи обласканы, жизни полны.Грустно тебе! Тяжело непомерно,Душу твою мраком дня нагнело...Слушай, очнись! Несомненно, наверноГде-нибудь сыщешь и свет, и тепло.«В чудесный день высь неба голубая...»
В чудесный день высь неба голубаяБыла светла;Звучали с церкви, башню потрясая,Колокола...И что ни звук, то новые виденьяБесплотных сил...Они свершали на землю схожденьеПоверх перил.Они, к земле спустившись, отдыхалиВблизи, вдали...И незаметно, тихо погасалиВ тенях земли...И я не знал под обаяньем звона:Что звук, что свет?Для многих чувств нет меры, нет законаИ прозвищ нет!..«Заката светлого пурпурные лучи...»
Заката светлого пурпурные лучиСтремятся на гору с синеющей низины,И ярче пламени в открывшейся печиПылают сосен темные вершины...Не так ли в Альпах горные снегаГорят, когда внизу синеет тьма тенями...Жизнь родины моей! О, как ты к нам строга,Как не балуешь нас роскошными дарами!Мы силами мечты должны воссоздаватьИ дорисовывать, чего мы не имеем;То, что другим дано, нам надо отыскать,Нам часто не собрать того, что мы посеем!И в нашем творчестве должны мы превозмочьИ зиму долгую с тяжелыми снегами,И безрассветную, томительную ночь,И тьму безвременья, сгущенную веками...«А! Ты не верила в любовь! Так хороша...»
А! Ты не верила в любовь! Так хороша,Так явственно умна и гордостью богата,Вся в шелесте шелков и веером шурша,Ты зло вышучивала и сестру и брата!Как ветер царственный в немеряной степи,Ты, беззаботная, по жизни проходила...Теперь, красавица, ты тоже полюбила,Насмешки кончились... Блаженствуй и терпи!«Не наседайте на меня отвсюду...»
Не наседайте на меня отвсюду,Не говорите сразу, все, толпой,Смутится мысль моя, и я сбиваться буду,Вы правы будете, сказавши: «Он смешной!»Но если, медленно окрепнувши в раздумье,Я наконец молчание прерву,Я, будто в море, в вашем скудоумье,Под прочным парусом спокойно поплыву.Что я молчал так долго, так упорно,Не признак слабости мышленья и души...Не все то дрябло, хило, что покорно...Большие силы копятся в тиши!«Славный вождь годов далеких...»
Славный вождь годов далеких!С кем тебя, скажи, сравню)Был костер – в тебе я вижуСиротинку-головню.Все еще она пылает...Нет, не то! Ты – старый дуб,В третьем царствованьи крепокИ никем не взят на сруб.Много бурь в тебе гудело,И, спускаясь сверху вниз,Молний падавших ударыВ ленту черную свились.Все былое одолел тыОт судеб и от людей;Не даешь ты, правда, цвета,Не приносишь желудей...Но зато листвою жесткойОтвечать совсем не прочьИ тому, что день подскажет,Что тебе нашепчет ночь!..Голоса твоей вершины —В общей музыке без слов —Вторят мощным баритономТенорам молодняков...«Гляжу на сосны, – мощь какая...»
Гляжу на сосны, – мощь какая!Взгляните хоть на этот сук:Его спилить нельзя так скоро,И нужно много, много рук...А этот? Что за искривленье!Когда-то, сотни лет назад,Он был, бедняга, изувечен,Был как-нибудь пригнут, помят.Он в искривлении старинномВозрос – и мощен, и здоров —И дремлет, будто помнит речиВсех им подслушанных громов.А вот вблизи – сосна другая:Ничем не тронута, она,Шатром ветвей не расширяясь,Взросла – красива и стройна...Но отчего нам, людям, ближеИ много больше тешат взорВетвей изломы и изгибыИ их развесистый шатер?«Не померяться ль мне с морем...»
Не померяться ль мне с морем?Вволю, всласть души?Санки крепки, очи зорки,Кони хороши...И несчитанные верстыПонеслись назад,Где-то, мнится, берег дальнийРазличает взгляд.Кони шибче, веселее,Мчат во весь опор...Море места прибавляет,Шире кругозор.Дальше! Кони утомились,Надо понукать...Море будто шире стало,Раздалось опять...А несчитанные верстыСзади собралисьИ кричат, смеясь, вдогонку:«Эй, остановись!»Стали кони... Нет в них силы,Клонят морды в снег...Ну, пускай другой, кто хочет,Продолжает бег!И не в том теперь, чтоб дальше...Всюду – ширь да гладь!Вон как вдруг запорошило...Будем умирать!«Сквозь листву неудержимо...»
Сквозь листву неудержимоТихо льет церковный звон,Уносясь куда-то мимоВ бесконечность всех сторон.Сквозь большие непорядкиДуш людских – добро скользит...Где и в чем его задатки?И какой влечет магнит?Дивной силой притяженьяКто-то должен обладать,Чтобы светлые явленьяВ тьме кромешной вызывать.«Молчи! Не шевелись! Покойся недвижимо...»
Молчи! Не шевелись! Покойся недвижимо...Не чуешь ли судеб движенья над тобой?Колес каких-то ход свершается незримо,И рычаги дрожат друг другу вперебой...Смыкаются пути каких-то колебаний, —Расчеты тайных сил приводятся к концу,Наперекор уму без права пожеланий,И не по времени, и правде не к лицу...О, если б, кажется, с судьбою в бой рвануться!Какой бы мощности порыв души достиг...Но ты не шевелись! Колеса не запнутся,Противодействие напрасно в этот миг.Поверь: свершится то, чему исход намечен...Но, если на борьбу ты не потратил силИ этою борьбой вконец не изувечен, —Ты можешь вновь пойти... Твой час не наступил.«Не храни ты ни бронзы, ни книг...»
Не храни ты ни бронзы, ни книг,Ничего, что из прошлого ценно,Все, поверь мне, возьмет старьевщик,Все пойдет по рукам – несомненно.Те почтенные люди прошли,Что касались былого со страхом,Те, что письма отцов берегли,Не пускали их памятей прахом.Где старинные эти дома —С их седыми как лунь стариками?Деды где? Где их опыт ума,Где слова их – не шутки словами?Весь источен сердец наших мир!В чем желать, в чем искать обновленья?И жиреет могильный вампирУрожаем годов оскуденья...«Над глухим болотом буря развернулась...»
Над глухим болотом буря развернулась!Но молчит болото, ей не отвечает,В мох оно оделось, в тину завернулось,Только стебельками острых трав качает.Восклицает буря: «Ой, проснись, болото!Проступи ты к свету зыбью и сверканьем!Ты совсем иное испытаешь что-тоПод моим могучим творческим дыханьем.Я тебя немного, правда, взбаламучу,Но зато твои я мертвенные водыПородню, чуть только опрокину тучу,С влагою небесной, с детищем свободы!Дам тебе вздохнуть я! Свету дам трясине!Гром мой, гром веселый, слышишь, как хохочет!»Но молчит болото и, погрязши в тине,Ничего иного вовсе знать не хочет.«Люблю я время увяданья...»
Люблю я время увяданья...Повсюду валятся листы;Лишась убора, умаляясь,В ничто скрываются кусты;И обмирающие травы,Пригнувшись, в землю уходя,Как будто шепчут, исчезая:«Мы все вернемся погодя!Там, под землей, мы потолкуемО том, как жили, как цвели!Для собеседований важныхНеобходима тишь земли!»«Горит, горит без копоти и дыма...»
Горит, горит без копоти и дымаИ всюду сыплется по осени листва...Зачем, печаль, ты так неодолима,Так жаждешь вылиться и в звуки и в слова?Ты мне свята, моя печаль родная, —Не тем свята ты мне, что ты печаль моя;Тебя порою в песне оглашая,Совсем неволен я, пою совсем не я!Поет во мне не гордость самомненья...Нет, плач души слагается в размер,Один из стонов общего томленьяИ безнадежности всех чаяний, всех вер!Вот оттого-то кто-нибудь и где-тоВо мне отзвучия своей тоске найдет;Быть может, мной яснее будет спето,Но он, по-своему, со мной одно поет.«Меня здесь нет. Я там, далеко...»
Меня здесь нет. Я там, далеко,Там, где-то в днях пережитых!За далью их не видит око,И нет свидетелей живых.Я там, весь там, за серой мглою!Здесь нет меня; другим я стал,Забыв, где был я сам собою,Где быть собою перестал...«Я плыву на лодке. Парус...»
Я плыву на лодке. ПарусРежет мачтой небеса;Лебединой белой грудьюОн под ветром налился.Море тихо, волны кроткиИ кругом – везде лазурь!Не бывает в сердце горя,Не бывает в небе бyрь!..Я плыву в сияньи солнца,Чем не рыцарь Лоэнгрин?Я совсем не стар, а молод,И плыву я не один...Ты со мною, жизнь былая!Ты осталась молодаИ красавицей, как прежде,Снизошла ко мне сюда.Вместе мы плывем с тобою,Белый парус тянет нас;Я припал к тебе безмолвный...Светлый час, блаженный час!..По плечам твоим высокимСолнце блеск разлило свой,И знакомые мне косыЛьнут к волнам своей волной.Уст дыханье ароматно!Грудь, как прежде, высока...Снизойди к докучным ласкамИ к моленьям старика!Что? Ты плачешь?! Иль пугаетОстрый блеск моих седин?Юность! О, прости, голубка...Я – не рыцарь Лоэнгрин!«Здесь все мое!– Высь небосклона...»
Здесь все мое!– Высь небосклона,И солнца лик, и глубь земли,Призыв молитвенного звонаИ эти в море корабли;Мои – все села над равниной,Стога, возникшие окрест,Река с болтливою стремнинойИ все былое этих мест...Здесь для меня живут и ходят...Мне – свежесть волн, мне – жар огня,Туманы даже, те, что бродят, —И те мои и для меня!И в этом чудном обладанье,Как инок, на исходе дней,Пишу последнее сказанье,Еще одно, других ясней!Пускай живое песнопеньеВ родной мне русский мир идет,Где можно – даст успокоеньеИ никогда, ни в чем не лжет.«Мой сад оградой обнесен...»
Мой сад оградой обнесен;В моем дому живут, не споря;Сад весь к лазури обращен —К лицу двух рек и лику моря.Тут люди кротки и добры,Живут без скучных пререканий;Их мысли просты, нехитры,В них нет нескромных пожеланий.Весь мир, весь бесконечный мир —Вне сада, вне его забора;Там ценность золота – кумир,Там столько крови и задора!Здесь очень редко, иногдаЕсть у жизни грустные странички:Погибнет рыбка средь пруда,В траве найдется тельце птички...И ты в мой сад не приходиС твоим озлобленным мышленьем,Его покоя не будиОбидным, гордым самомненьем.У нас нет места для вражды!Любовь, что этот сад взращала,Чиста! Ей примеси чужды,Она теплом не обнищала.Она, незримая, лежитВ корнях деревьев, тьмой объята,И ею вся листва шумитВ часы восхода и заката...Нет! Приходи в мой сад скорейС твоей отравленной душою;Близ скромных, искренних людейТы приобщишься к их покою.Отсюда мир, весь мир, изъятИ, полный злобы и задора,Не смея ринуться в мой сад,Глядит в него из-за забора...«Сколько хороших мечтаний...»
Сколько хороших мечтанийЛюди убили во мне;Сколько сгубил я деянийСам, по своей же вине...В жизни комедии, драмы,Оперы, фарс и балетСтавятся в общие рамыПовести множества лет...Я доигрался! Я – дома!Скромен, спокоен и прав, —Нож и пилу анатомаС ветвью оливы связав!«Порой хотелось бы всех веяний весны...»
Порой хотелось бы всех веяний весныИ разноцветных искр чуть выпавшего снега,Мятущейся толпы, могильной тишиныИ тут же светлых снов спокойного ночлега!Хотелось бы, чтоб степь вокруг меня легла,Чтоб было все мертво и царственно молчанье,Но чтоб в степи река могучая текла,И в зарослях ее звучало трепетанье.Ущелий Терека и берегов Днепра,Парижской толчеи, безлюдья Иордана,Альпийских ледников живого серебра,И римских катакомб, и лилий Гулистана.Возможно это все, но каждое в свой срокНа протяжениях великих расстояний,И надо ожидать и надо, чтоб ты могНаправить к ним пути своих земных скитаний, —Тогда как помыслов великим волшебствомИ полной мощностью всех сил воображеньяТы можешь все иметь в желании одномЗдесь, подле, вкруг себя, сейчас,без промедленья!И ты в себе самом – владыка из владык,Родник таинственный – ты сам себе природа,И мир души твоей, как божий мир, велик,Но больше, шире в нем и счастье, и свобода...«Всегда, всегда несчастлив был я тем...»
Всегда, всегда несчастлив был я тем,Что все те женщины, что близки мне бывали,Смеялись творчеству в стихах! Был дух их немК тому, что мне мечтанья навевали.И ни в одной из них нимало, никогдаНе мог я вызывать отзывчивых мечтаний...Не к ним я, радостный, спешил в тот час, когдаЯвлялся новый стих счастливых сочетаний!Не к ним, не к ним с новинкой я спешил,С открытою, еще дрожавшею душою,И приносил цветок, что сам я опылил,Цветок, дымившийся невысохшей росою.«Ты часто так на снег глядела...»
Ты часто так на снег глядела,Дитя архангельских снегов,Что мысль в очах обледенелаИ взгляд твой холодно суров,Беги! Направься к странам знойным,К морям, не смевшим замерзать:Они дыханием спокойнымПринудят взгляд твой запылать.Тогда из новых сочетаний,Где юг и север в связь войдут,Возникнет мир очарованийИ в нем – кому-нибудь приют...«И вот сижу в саду моем тенистом...»
И вот сижу в саду моем тенистомИ пред собой могу воспроизвесть,Как это будет в час, когда умру я,Как дрогнет всё, что пред глазами есть.Как полетят повсюду извещенья,Как потеряет голову семья,Как соберутся, вступят в разговоры,И как при них безмолвен буду я.Живые связи разлетятся прахом,Возникнут сразу всякие права,Начнется давность, народятся сроки,Среди сирот появится вдова,В тепло семьи дохнет мороз закона, —Быть может, сам я вызвал тот закон;Не должен он, не может ошибаться,Но и любить – никак не может он.И мне никто, никто не поручится, —Я видел сам, и не один пример:Как между близких, самых близких кровных,Вдруг проступал созревший лицемер...И это все, что здесь с такой любовью,С таким трудом успел я насадить,Ему спокойной, смелою рукою,Призвав закон, удастся сокрушить...«Шестидесятый раз снег прело мною тает...»
Шестидесятый раз снег прело мною тает,И тихо льет тепло с лазурной вышины,И, если память мне вконец не изменяет,Я в детстве раза три не замечал весны, —Не замечал того, как мне дышалось чудно,Как мчались журавли и как цвела сиреньДесятки лет прошли; их сосчитать нетрудно,Когда бы сосчитать не возбраняла лень!Не велико число! Но собранный годамиСкарб жизни так велик, так много груза в нем,Что, если бы грузить – пришлось бы кораблямиВодою отправлять, а не иным путем...Противоречия красот и безобразий,Громадный хлам скорбей, сомнений и обид,Воспоминания о прелестях Аспазий,Труды Сизифовы и муки Данаид,Мученья Тантала, обманы сына, брата,Порывы глупостей, подряд или вразброд;Б одних я шествовал на подвиг Герострата,В других примером мне являлся Дон-Кихот...Шестидесятый раз снег предо мною тает...Лазурна высь небес, в полях ручьи журчат...Как много жизнь людей всего, всего вмещает,И что же за число в две цифры – шестьдесят!..«Вот она, великая трясина...»
Вот она, великая трясина!Ходу нет ни в лодке, ни пешком.Обмотала наши весла тина, —Зацепиться не за что багром...В тростнике и мглисто, и туманно.Солнца лик и светел, и высок, —Отражен трясиною обманно,Будто он на дно трясины лег.Нет в ней дна. Лежат в листах нимфеи,Островки, луга болотных трав;Вот по ним пройтись бы! Только феиХодят здесь, травинок не помяв...Всюду утки, дупеля, бекасы!Бьешь по утке... взял... нельзя достать;Мир лягушек громко точит лясы,Словно дразнит: «Для чего ж стрелять?»Вы, кликуши, вещие лягушки,Подождите: вот придет пора, —По болотам мы начнем осушки,Проберем трясину до нутра.И тогда... Ой, братцы, осторожней!Не качайтесь... Лодку кувырнем!И лягушки раньше нас потопят,Чем мы их подсушивать начнем...«Если б всё, что упадает...»
Если б всё, что упадаетСеребра с луны,Всё, что золота роняетСолнце с вышины —Ей снести... Она б сказала:«Милый мой пиит,Ты того мне дай металла,Что в земле лежит!»«Из моих печалей скромных...»
Из моих печалей скромных,Не пышны, не высоки,Вы, непрошены, растете,Песен пестрые цветки.Ты в спокойную минутуНа любой взгляни цветок...Посмотри – в нем много правды!Он без слез взрасти не мог.В этой песне – час страданий,В этой – долгой ночи страх,В этих – месяцы и годы...Все откликнулось в стихах!Горе сердца – дар небесный,И цветы его пышнейИ куда, куда душистейВсех цветов оранжерей.«Воды немного, несколько солей...»
Воды немного, несколько солей,Снабженных слабою, животной теплотою,Зовется издавна и попросту слезою...Но разве в том определенье ей?А тихий вздох людской? То – грудисодроганье,Освобожденье углекислоты?!.Определения, мутящие сознаньеИ полные обидной пустоты!«Я помню, помню прошлый год...»
Я помню, помню прошлый год!Чуть вечер спустится, бывало,Свирель чудесная звучала,Закат пылавший провожала,Встречала розовый восход.Короткой ночи текст любовныйЕй вдохновением служил;Он так ласкал, он так пленил,Он так мне близок, близок был —Совсем простой, немногословный.Свирель замолкшая, где ты?Где ты, певец мой безымянный,Быть может, неба гость желанный,Печальный здесь, а там избранныйЖилец небесной высоты?Тебе не надобно свирели!И что тебе, счастливец, в ней,Когда, вне зорь и вне ночей,Ты понял смысл иных речейИ мировые слышишь трели...«Во сне мучительном я долго так бродил...»
Во сне мучительном я долго так бродил,Кого-то я искал, чего-то добивался;Я переплыл моря, пустыни посетил,В скалах карабкался, на торжищах скитался...И стал пред дверью я открытою... За нейКакой-то мягкий свет струился издалека;От створов падали столбы больших теней;Ступени вверх вели, и, кажется, высоко!Но что за дверью там, вперед как ни смотри —Не видишь... А за мной – земного мира тени...Мне голос слышался... Он говорил: «Умри!И можешь ты тогда подняться на ступени!..»И смело я пошел... И начал замирать...Ослепли, чуть вошел я в полный свет, зеницы,Я иначе прозрел... Как? Рад бы передать,Но нет пригодных струн и нет такой цевницы!..«Кому же хочется в потомство перейти...»
Кому же хочется в потомство перейтиВ обличьи старика! Следами разрушенийПомечены в лице особые путиИзлишеств и нужды, довольства и лишений.Я стар, я некрасив... Да, да! Но, боже мой,Ведь это же не я!.. Нет, в облике особом,Не сокрушаемом ни временем, ни гробом,Который некогда я признавал за свой,Хотелось бы мне жить на памяти людской!И кто ж бы не хотел? Особыми чертамиМы обрисуемся на множество ладов —В рассказах тех детей, что будут стариками,В записках, в очерках, за длинный ряд годов.И ты, красавица, не названная мною, —Я много, много раз писал твои черты, —Когда последний час ударит над землею,С умерших сдвинутся и плиты, и кресты, —Ты, как и я, проявишься нежданно,Но не старухою, а на заре годов...Нелепым было бы и бесконечно странно —Селить в загробный мир старух и стариков.«Как в рубинах ярких – вкруг кусты малины...»
Как в рубинах ярких – вкруг кусты малины;Лист смородин черных весь благоухает;В теплом блеске солнца с бархатной низиныМолодежи говор звучно долетает.Почему-то – право, я совсем не знаю —Сцену вдруг из Гете вижу пред глазами!Праздник, по веселью в людях, замечаю!Молодежь гуляет... в парочках... толпами...В юности счастливой смех причин не ищет...Кончена обедня, церкви дверь закрыта, —Вижу, ясного вижу: черный пудель рыщет...Это – Мефистофель? Где же Маргарита?Юность золотая, если бы ты знала,Что невозвратимо волшебство минуты,Что в твоем грядущем радостей так мало,Что вконец осилят долгой жизни путы, —Ты была б спокойней... Можно ль так смеяться,Возбуждая зависть старших поколений!Берегла б ты силы, – очень пригодятся,Чуть настанут годы правды и сравнений...