Трое у реки

И так это всё славно закрутилось – прямо как песочные часы. Голова-ноги-голова-ноги. Сегодня избиранец-депутат левый, а завтра – правый. Сегодня он за Свободу, и завтра – тоже, но свободу для уже других слоёв еврейского населения. Ну вы же сами должны понимать, что это – справедливо, именно так работает Демократия. Наша. А другой-то пока и нет.

Тут потихоньку елей подорожал, налоги снова потекли, и в казне завелись монеты. Ну, само собой, не лежать же им без дела. Тут же образовались Товарищества По Экспуатации Казны. Из самых приближенных и Самим посаженных. Немного тайные, но без особого рвения к этому. Незачем, в новых-то исторических условиях. Тем более, что и так всем хватает, и Нашим и ненашим. Демократия, в общем.

Народ стал сытее, раздобрел и подобрел. Толстые – они все добрые. Это худые – злые. Вон эти, которые против – все, как щепка. Такое стало общественное мнение.

– А Сам-то, который Наше Всё – не такой, – пытались возразить шибко умные.

– Ну, ты брат, загнул, да в его облачных далях и всё вовсе не так, как у нас, – отвечали ему собутыльники и соседи по Анатолийскому пляжу.

Не всем, конечно, удавалось попасть в Анатолию. Ну, те кого Благодать не вполне осияла, отправлялись в райцентр, на концерт заезжего Иосифа из столицы.

Зато напитки заморские появились ну прям везде. Хоть посреди пустыни встань, руку протяни, и как раз тебе хошь текила, хошь абсент, не к ночи будь помянут.

И так это всё еврейское население к сытости своей привыкло, что звоночек первый, прозвеневший из-за бугра Сирийского, никто толком и не расслышал.

Елей опять пошёл вниз. Традиционные устойчивые к износу кожаные сёдла, полный цикл производства которых был наконец вновь налажен, вышли из моды, уступив место более дешёвым и лёгким моделям с Крита. Вновь проложенные караванные пути стали нередко обходить Землю Обетованную.

Народ покряхтел, и отложил покупку нового осла, ограничившись старым, но еще бегающим так, что «огого!». А те, кто всё же напрягшись ослов покупал, стали всё больше предпочитать животных местного выпаса, вместо более статных, но кусающихся экземпляров сборки финикийской. Некоторые вспомнили о бабушках в деревне, стали вместо далёкой Антальи посещать близкую Рахилю, тем более, что там и климат роднее, и козы свои, органические.

Мир вокруг незаметно, вершок за вершком, капелька по капельке – но менялся. Менялись злобные ранее филистимляне, наладившие союз с финикийцами, ахейцами, египтянами и даже дальше, с обитателями таинственных земель за Геркулесовыми Столбами.

Отпавшие как бы по злому недоразумению братские колена ну никак не хотели идти назад, хоть им колена выверни. Это вызывало боль и непонимание даже у самых передовых слоёв оставшихся верными израэлитов.

– Они же – братья! Они же – это мы! Они же… Да как же без праматери. Иваны они, отца Абрама не помнящие…

Ну и прочее в том же духе. Безо всякой усмешки со стороны летописца.

Печален был Соломон, слушая все эти стоны земли еврейской, плоть от плоти которой, с молоком впитавший и пр.

– О, Отец наш, за что послал ты нам эти испытания? – хотел было возопить одинокий Светоч, но губы сами сложились в неподходящее величию сцены, хотя, конечно, гораздо более близкое к Истине:

– За что послал ты нас на?..

И в первый раз не получил Соломон ответа от Него, и впал он ещё глубже в печаль.

Но конечно был, был ответ. Он, Тот, Который Всё, даёт ответы на любые вопросы. Не всегда только вопрошающий их умеет расслышать…

Забурлило, заполыхало колено Иудово. Одна половина решила налево, другая – направо. Летописец здесь особенно внимателен в выборе слов. Не «назад»-«вперёд», как многие поздние преписчики могут напутать, а именно «налево»-«направо». Такая у них там в тот момент сложилась география с социологией. Демократия у них еще только зАчалась, и до родов было не девять месяцев, а трижды три года, это если повезёт. Попробовали сочинить Суверенную демократию местной сборки, да поздно было уже.

Как всегда, подкатили помошники и советники. Делайте то, не делайте это. А народ то там всё же простой, еврейский, хоть и к Дамаскам всяким более близкий. Вместо недоношенной Демократии вылезли на свет всё те же родные, еврейские грабли, на которые все кому не лень с гиканьем и рваньём своих и чужих чубов стали прыгать. Да не по разу. За грудки хватать. Это такая народная еврейская забава – хватать кого не попадя за грудки. Хорошо, если баба попадётся, а ежели хлопець? А ежели у него Калаш на боку?

И понеслась.

… И был Соломону сон, что Загеркулесовый Флот вплывает в родное всем евреям Мёртвое море, за которое поколения жизни свои отдавали, и мордатые Загеркулесовцы жрут свою некошерную Геркулесовую кашу на священных камнях Мертвоморских набережных.

Вскочил Умный Соломон весь в поту, перья от подушки, покусаной в волнении, из зубов повыковырял и повелел:

– Быть Примертвоморью снова навеки с Матерью Израильщиной. Тем более, что они и сами этого давно желают. (Что, как подчеркивает в сноске дотошный Летописец, есть на самом деле правда, хотя и имеются отдельные свидетельства противоречащие этому утверждению. )

Тут же, в одночасье почти по древнему описываемому времени, то есть чуть ли не за месяц, состоялись в меру свободный референдум об отсоединении, и не в меру дружное голосование о приятии в лоно.

И стало так. И был вечер, и было утро, когда все израэлиты снова проснулись в другой стране…

   <<<<<>>>>>

…Тут Летописец умолкает, вытирая стило своё полой расшитого халата. Летописи никогда не оканчиваются, пока Реки Времён и Народов катят воды свои всё вперёд и вперёд. И нельзя в них войти дважды. И нельзя в них найти того, чего уже не было с нами или не с нами…

Но пока не наступил новый вечер, неумолимо превращая Сегодня во Вчера, читай, мой терпеливый читатель, Новости Дня и думай. В конце концов, для этого нам и дано кипой прикрываемое место.

 Амен.