Хай-тек господень (Не киберпанк, не пост-апокалипсис, не антиутопия… и совсем не про супергероев)

– Ну и что? – вздохнул Макс. – Это вообще ничего не значит. Чарли, мы давно с тобой ни о чем таком не говорили, но сам подумай. Ты говоришь «нравится, не нравится». И что дальше? Предлагаешь оставить его с нами? Воспитать как… как кого? Что ты собрался с ним делать?

– Ничего себе, – растерялся Чарли.

– Что?

– Я впервые в жизни смог отследить твои реакции.

Макс как будто запнулся, а потом осторожно спросил:

– Впервые? Ты серьезно? То есть…

– Ага. Я никогда раньше не… А тут вдруг до меня дошло. Ты через что-то подобное проходил? Ну, давно, совсем давно…

– Боги на пороге, – пробормотал Макс. – Чарли, ты что, начинаешь фантазировать? Нет, даже еще хуже – ты начинаешь компенсировать недостаток информации романтическими предположениями? Ты в романе оказался? Ну и кому тут двенадцать лет?

– А теперь ты пытаешься от меня отшутиться, – категорически не желая терять нить разговора объявил Чарли.

– Уф, – вздохнул Макс. – Ну и что? Что-то там было где-то там и когда-то там. Чарли, ты же должен понимать, что все это было с кем-то другим. И если ты вдруг решил, что, ввиду появления этого пацана, всплыли какие-то там воспоминания, то не пристало тебе такое нести.

Чарли опять долго молчал, а потом резко объявил:

– Ладно, сделаем вид, что я тебе поверил.

– Умничка, – похвалил его Макс.

– Но что делать с Тимом? Он там с таким остервенением терзает фиксатор. А, вот, додумался посмотреть модели крепежей в Сети. Толковый пацан.

– Согласись, если не позволять эмоциям верховодить, это прикольно, – заметил Макс.

– Он глотает информацию как сумасшедший. Я еще не видел, чтобы кто-то так стремился к знаниям.

– Знавал я когда-то давно одного такого, – улыбнулся Макс. – Он жил на громадном корабле и считал себя черт знает чем.

– Туше, – сказал своим обычным тоном Чарли. Максу показалось, или в голосе Чарли зазвучало что-то… Эмоции? Благодарность? И то и другое? – И что дальше?

– Дальше пойдем дальше, – улыбнулся Макс. – Разбавим науку искусством и пощупаем новые горизонты.

– Чего?

17.

Когда Макс в следующий раз вошел в комнату Тима, фиксатор, распахнутый и чем-то неуловимо напоминающий побежденный пытливым ребенком до состояния металлолома мамин любимый пылесос, валялся на полу. Сам Тим снова читал что-то в Сети. Он искоса глянул на Макса и коротко кивнул в сторону раскуроченного фиксатора. Небрежно, так по-мальчишески, настолько очевидно гордясь собой и так явно стараясь этого не показать. Макс вдруг поймал себя на том, что до этого момента только один мальчишка на свете его так же интересовал. Ему даже показалось на секунду, что он начал припоминать далекие чувства того человека, который оставил когда-то ноги под развалинами здания, и, собственно, умер в тот момент… Но как выяснилось, не совсем. Впрочем, все это лирика к которой в последние десятилетия он не был особенно склонен. Хотя, ему вдруг стало интересно – а смог бы тот мальчишка из далекого прошлого снять фиксатор? Наверное смог бы и снять, и сломать, и изобрести, и улучшить. Впрочем, там был просто мальчишка. Или, все-таки, не просто? Судя по тому во что все это вылилось. Но то, что собирался Макс сделать сейчас, с тем мальчишкой не сработало бы. Просто потому, что тогда Макс не был еще Максом и у него не было в распоряжении…

– Ну и молодец, – сказал Макс, все еще стоя в дверях.

Тим небрежно так пожал плечами… Нет, ну нормальный пацан.

– Во что погрузился? – спросил Макс, кивнув в сторону экрана, который, на этот раз, для разнообразия, светился на потолке. Еще одно супермальчишеское решение. – Ага. Анатомия человека. Помнится, когда-то давно на одном ресурсе прочитал шедевральное определение. «Ноги – нижний парный свободно закрепленный орган».

Тим удивленно посмотрел на него, и сообщил:

– Но… Они ведь конечности.

– Ты тоже так считаешь? – деланно удивился Макс. – Странно, и я того же мнения.

Тим небрежно улыбнулся, и снова уставился на потолок.

– Лично я всегда полагал, что ноги – величайшее изобретение человечества. Они из задницы растут.

Тим не засмеялся – поперхнулся. То есть, так старался не заржать, что чуть не подавился. И тут же схватился за раненную ногу. И Макс сразу понял, что после снятия фиксатора мальчишка как-то даже и не вспоминал о ней. А теперь вот вспомнил… Вспомнил, и, видимо, задумался. А потом задал вопрос, который его давно беспокоил:

– Я не такой как все, да? Не в смысле потому что меня так называли в приюте, а на самом деле не такой как все.

– Откуда мне знать? – удивился Макс, намертво застрявший в дверях… по определенной причине. – Я бы ответил на твой вопрос, если бы ты объяснил мне что значит «такой как все». Возьми на улице сотню обычных человек, изучи их под микроскопом, возьми анализы, проведи психологические тесты, и выяснится, что они все разные.

– Да, я понимаю. Но есть же что-то общее.

– А у тебя разве нет ничего общего? Я имею в виду с ними.

– Вот видишь, ты тоже считаешь меня другим.

– А ты и есть другой. И я другой, а уж Чарли…

– Чарли – интеллектуально интегрированный куда непопадя помощник по хозяйству со многими другими коварными и радостными функциями, – объявил Чарли из под потолка.

– Вот это уж не поспоришь, – улыбнулся Макс.

– Но ты же понимаешь о чем я! – почти прокричал Тим.

– Ты чего орешь? – удивился Макс. – Ты не такой как все? Допустим. Что бы это ни значило. Но разве ты вообще хочешь быть таким как все? Давай прикинем на секундочку, сильно ли отличался сэр Исаак Ньютон от среднестатистического подданного британской короны. Я так думаю, никакие анализы не выявили бы разницы.

– Я что – Ньютон? – обалдел Тим.

– Чего? – в свою очередь обалдел Макс. – Ну уж нет, ты не Ньютон. Ньютон уже был. Кстати, если ты не в курсе, и Архимед был, и Сократ, и Декарт, и Ломоносов, и Алферов… Равно как Стив Джобс, Хокинг, Илон Маск… Алан Рэй вот уже черт знает сколько лет нам отсвечивает… Ты не можешь стать никем из них. У тебя только один выход – стать кем-то новым. Ну, или не становится. Решать тебе. А пока… ты такой же как все. Во! Смотри-ка, теперь тебя это обидело. Нет, удивительная штука человеческая психика. Мы так хотим быть как все и при этом особенными – это что-то.

Тим мрачно посмотрел на него и спросил:

– Но почему Палач на меня напал? Почему Призрак спас? Какое им до меня дело, если я обычный?

– Ты слишком много и слишком сложно думаешь о том по поводу чего слишком мало данных, – попытался успокоить его Макс. – Отвечу то же самое, что уже говорил. Не приходило в голову, что ты мог просто подвернуться им под руку? Случайно. И Палачу, и Призраку…

– Ты сам в это веришь? – угрюмо спросил Тим.

– Я ни во что не верю, – успокоил его Макс. – Опция отключена.

– Как это? – растерялся Тим.

– Ну, ты знаешь как в софте – ставишь флажок, убираешь флажок… Вот и у меня в башке отключена опция «верить». Я не верю в то, что усилие зависит от длины плеча рычага – я это вижу. Знаю. Я могу допустить вероятность, могу просчитать возможности… Но верить…

Тим задумался, а потом проговорил:

– Грустно. В смысле когда никому и ни во что не веришь.

– Может быть, – равнодушно сказал Макс. – Только по моему опыту, когда начинаешь верить, в итоге все бывает еще грустнее. Ну, или просто глупее. Кстати, я рад, что ты еще не заучился до квадратного мозга. Не хочешь сменить род занятий?

– На что? – спросил Тим с ожидаемым интересом. Нет, ну нормальный мальчишка во всех своих проявлениях. – Кстати, а ты чего в дверях стоишь?

Макс и правда все это время стоял на пороге, при этом его левая рука существовала где-то за пределами комнаты.

– Да вот решил предложить тебе сменить науку на нечто столь же глубинное и великолепное. Мне, кстати, самому интересно как ты к этому отнесешься.

– К чему?.. – начал было Тим, но тут увидел… и обалдел.

Нет, конечно, это не был рогатый Гибсон – копия того на котором играл великий бешеный Ангус Янг. Это была акустическая гитара. Но, судя по глазам Тима, она казалась ему чем-то совершенно фантастическим и прекрасным. Впрочем, гитара и впрямь была хороша. Гранд аудиториум62. Не так чтобы большая, но и не мелкая, сверкающая, темного и какого-то пестрого дерева, с глубоким вырезом на деке, изящным но не броским пикгардом63 и золочеными колками, полированными ладами и матовым грифом с рамкой.

– Это?.. – прошептал Тим.

– Держи, – Макс протянул ему гитару. – Не знаю, захочешь ли ты играть, но пока не попробуешь…

Тим принял гитару, как истово верующий, ухвативший обломок святых мощей. Он даже сделал было движение чтобы подняться, но Макс его вовремя остановил. Наверное, в ноге опять кольнуло, но мальчишка совершенно не придал этому значения. Гитара заполнила весь окружающий мир.

Он взял ее в руки, аккуратно пристроил на правой ноге, явно беспокоясь не столько о своем удобстве, сколько о сохранности волшебного инструмента.

– Хорошо, что эта нога цела, – заметил Макс.

Тим поднял на него глаза, и от этого взгляда Максу поплохело. Он даже подумал на какое-то мгновение, что совершил ошибку. Такой мальчишеский взгляд на взрослого означал, что взрослый теперь царь, бог, и все на свете. Некотором взрослым такое, наверное, даже нравится – особенно, когда на тебя так смотрит твой собственный ребенок. Но Макс был очень уж взрослым. До неприличия взрослым. Со всеми вытекающими. А потому понимал, что такой взгляд, в первую очередь – ответственность. Жуткая ответственность за чужой разум, чужие чувства и кишки. Но отступать было некуда, поэтому он продолжил как ни в чем не бывало:

– Для начала давай я тебя научу ее настраивать. Потом покажу пару движений. Может быть, тебя это развлечет.

По обалделой физиономии Тима было очевидно, что для него это что угодно, но только не развлечение. Что-то вроде религии, наверное.

И Макс начал его учить.

18.

Макс с Еленой гуляли по парку, и, казалось бы, должны были болтать о том о сем, но… как-то не клеилось.

Да, как ни странно в Городе были парки. Настоящие. Безбожное разбазаривание полезного пространства. Хуже чем в Нью-Йорке, честное слово. Макс вдруг подумал, что так и не побывал в Нью-Йорке. Не довелось. А когда-то очень хотелось. Нью-Йорк, Сан-Франциско… и, почему-то Барселона. То есть, понятно почему. Интересно, как все они выглядели сейчас. Он, почему-то, полагал, что так же. Хотел надеяться. Правда, после далекого, но все-таки одиннадцатого сентября, всем сделалось понятно, что раздолбать можно что угодно. А уж в нынешних обстоятельствах… Ему было бы безумно печально узнать, что какой-нибудь Верхний разворотил мост Золотые Ворота.

Само собой, после наступления темноты парки во всех городах и во все времена могли становиться небезопасными, но Макса это, естественно, волновало мало. Как и Елену – когда Макс был рядом.

Парки. А почему нет? Ни Верхние, ни Нижние не наведывались в Город. Всяким сталкерам и прочим тоже нечего было тут делать. Собственно, всех этих ребят из за буферной зоны в принципе не пускали в Город – да они и сами не стремились приближаться. Зачем им? Подставиться под ЧВК Корпорации? Под огонь из блокпостов и патрулирующих ботов? Странно, что никто из горожан до конца не понимал – они живут тут в относительном покое и безопасности благодаря покровительству Корпорации, или Верхние с Нижними в принципе не желают приближаться к Городу, и тогда вся эта охрана, все это могучее вооружение по периметру становилось ненужным и неуместным. Разве что как защита от нелегальной миграции и всякой пришлой шпаны. Правда, тогда Алан Рэй превращался из спасителя и гаранта безопасности просто в «того чувака за Стеной». Неудачный расклад.

Мародеры, сталкеры, могли, конечно, нападать на дальние плантации, беспокоить фермеров. Но фермеров тоже охраняли боты. Корпорация следила за всем. Да и сами фермеры были людьми суровыми и решительными – парочка из них работала на Макса в качестве поставщиков продуктов. Крепкие такие современные ковбои. Люди очень адекватные и практические. И очень вооруженные. Они, конечно, до конца не понимали кто такой Макс и зачем ему исключительно натуральные свежие продукты, но он платил исправно и дорого, линии автоматизированной поставки были налажены, а остальное… кому какое дело? Зато Тим вон с ума сходит по натуральной пище.

– Как думаешь, – проговорила Елена, – а где-нибудь еще, где-нибудь там есть еще такие же города как наш?

– Конечно есть, – усмехнулся Макс. – Ты и сама знаешь. Правда, они, наверное, не совсем такие. Мир ведь не развалился – просто изменился. Есть желание – можно посмотреть в Сети как где люди живут. Там, правда, врут с три короба… Везде по разному. В прежние времена тоже были страны лопавшиеся от благополучия, и страны в которых нечего было жрать. И даже в странах благополучных находились те, кому нечего жрать. А в голодных – какой-нибудь диктатор с окружением, которые харчились в три горла… Но наш Вавилон такой один, разумеется. Как вопил Жихарь: «Бойся, Вавилон, город крепкий!»64.

Елена посмотрела на него удивленно.

– Это я к тому, что жители Вавилона тоже слишком долго считали свой город нерушимым и абсолютным.

– Потому что у них не было Стены и Алана Рэя?

– Да нет. У них был целый ворох богов… Просто человек, как правило, дальше своего носа не видит. Или не хочет видеть.

Они уже столько раз говорили на эту тему. И он столько раз ей отвечал. По разному отвечал на одни и те же вопросы. Просто чтобы не звучало совсем уж занудно. Разумеется, он знал намного больше, чем говорил ей, но раз не сказал раньше, почему должен говорить сейчас?

Да, там были обычные города в которых жили люди, пытавшиеся защищаться, наладить какой-то быт, навести порядок, создать хоть какое-то подобие обороны. Да нет, какое там. Большинство обывателей там просто жили… Ну, по несколько иным законам, чем прежде, но все равно. Ходили на работу, водили детей в школу… Связывались друг с другом по смаркомам Алана Рэя через Сеть, контролируемую Альфой. Налаживали, по очевидным причинам, гражданскую оборону с беготней в бессмысленные убежища и игрой в прятки в случае визита неприятных гостей. Вооружали свое какое-никакое ополчение и армию по технологиям Корпорации (ну, по тем, которые Корпорация пожелала им предоставить). Там все было почти как раньше… Почти. Когда им удавалось отгонять мародеров и наладить торговлю по правилам со сталкерами. Чуть больше бардака, чуть больше нервов, обостренное чувство собственной уязвимости. Макс полагал, что все это неуловимо напоминает Дикий Запад. С той лишь разницей, что в любой момент где угодно могли появиться Верхние или Нижние, и тут никакой Уайет Эрп65 не сумел бы помочь.

Но Стена была только здесь. И Корпорация Алана Рэя, оплодотворявшая весь мир своими примочками, была только здесь. Макс знал, что Корпорация очень так плотно помогает людям из большого мира – медикаментами, технологиями, оружием. В обмен на продовольствие и прочее. Только вот… Все равно было в этом что-то… Трудно объяснить. Как будто Корпорация могла помочь, и даже помогала, но не хотела… Напрягаться, что ли? Помогала не потому что Алан Рэй кому-то там сочувствовал, а потому что это было не трудно. Впрочем, сложно сказать что творится в голове Алана Рэя.

– Интересно, а за Стеной есть парки? – сказала Елена.

– Парки? – удивился Макс. – Почему именно парки?

– Ну… не знаю. А почему бы и нет? Мы ведь ничего не знаем о том что там. Мы знаем о том что за Стеной даже меньше чем о внешнем мире. Может, там вообще нет никого, кроме Алана Рэя. Сидит такой одинокий дряхлый волшебник и упивается своим могуществом. И никого, кроме этой Альфы к себе не подпускает.

Макс счел за благо промолчать. И Елена больше ничего не говорила, но он чувствовал – что-то с ней не так.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил он, наконец.

– А ты как-то изменился, – невпопад проговорила она.

– Подрос? Повзрослел? Или постарел? Нет, только не это.

Она не поддержала его веселье – просто проигнорировала.

– Слушай, – вздохнул он, – по поводу всех этих женских сложностей… Я тебя уже предупреждал – в этих вопросах я тупой. Как и все мужики. Я не умею угадывать женское настроение, понимать что тебя беспокоит, так что, конечно, ты можешь обидеться, но я от этого все равно не поумнею. Если что-то хочешь сказать – просто скажи.

Елена начала не сразу. Макс не торопил. Он смотрел на нее краем глаза и ждал, попутно в который раз отмечая какая она красивая, и как ему нравится. Хотя, это было, конечно, глупо и нерационально… Но ему так надоело быть рациональным и разумным… На этой стадии отношений уже обращаешь внимание не столько на внешнюю красоту, сколько… На что? На человеческое отношение? На знание человека? На привычку? И тут вдруг подумалось – он ее любит? Для него вопрос был по меньшей мере странным. Он полагал, что давно уже разучился любить. А может, и вовсе никогда не умел этого делать? Откуда ему знать – умеет он, или нет? Вон тот же Тим – как к нему относиться? С одной стороны, мальчишка Максу нравился, а с другой, стоило только начать представлять себе многочисленные проблемы, которые вскоре начнут возникать в связи с его присутствием, напрашивался единственный вывод, что пацана нужно по быстрому отправить обратно в приют. А то и вовсе… Что? Он смог бы навредить Тиму из соображений целесообразности? Ну да – сперва вылечить, спасти от инвалидности, чтобы потом… Что за бред? Более того – Макс пришиб бы любого, кто попытается нанести вред мальчишке. И что это, если не уязвимость?

И вот теперь Елена. Макс попытался представить себе – смог бы он прожить без нее? Наверное, смог бы. Но от этой мысли становилось уныло. Всего-навсего девчонка. Но ведь это так и бывает, наверное.

– Два года, – проговорила наконец Елена. – Мы с тобой вместе два года. И я… я ничего про тебя не знаю как и самый первый день.

– Разве? – удивился Макс. – Я думал, ты меня успела изучить…

– Тебе не кажется, что сейчас твои шуточки не в тему? – резко выпалила она.

– Кажется, – вздохнул Макс. – Но ты же понимаешь, что это защитный механизм.

– Ты защищаешься от меня? – возмутилась она. – Я ничего о тебе не знаю. Вообще. Ни сколько тебе лет, ни где ты живешь, ни чем занимаешься… Вообще ничего. Ты либо отшучиваешься, либо просто не отвечаешь.

– Я тебе уже объяснял…

– Да, объяснял. Что это для моего же блага и что это совершенно бесполезная для меня информация.

– Это вредная для тебя информация, – в который уже раз проговорил Макс.

– А может, я сама решу?

– А ты решишь? А что если станет только хуже?

– Хуже? – горько усмехнулась она. – Два года. Куда уж хуже?

Он мог многое ей возразить на это. Это ей, с позиции своих двадцати четырех, казалось, что два года – большой срок. Впрочем, ему тоже так казалось. И это удивляло. Странно что она вообще столько выдержала. Он ждал этого разговора через год после их знакомства. И на следующий год. Она, конечно, пыталась, но как-то быстро смирялась с тем, что он все равно не ответит внятно. Что это было? Смирение? Но почему? Неужели та самая любовь? От этой мысли Максу почему-то делалось неуютно. Тогда почему же он ей не соврал? Почему не придумал красивую сказку?

Собственно, он врал всем и вся, делал это легко и непринужденно и не находил в подобном отношении ничего зазорного. Ему даже нравилось, ибо он справедливо полагал, что ложь – процесс творческий… и веселый. Как говаривал давным-давно один гениальный хромой врач «Все лгут»66. До Елены у него было много женщин, и для каждой он придумывал отдельную красивую сказку – такую, чтобы для ее поддержания требовался минимум усилий. Он мало с кем общался в Городе, но у каждого с кем он вступал в контакт было четкое (как им самим казалось) представление с кем они имеют дело. Никаких видеозаписей, никакой биометрии. Чарли в таких моментах был незаменим. Точно так же Макс, благодаря Чарли, мог совершенно спокойно прогуливаться по Городу, и не пытаться увернуться от каждой камеры наблюдения – с ними работал Чарли, сохраняя картинку и бережно удаляя с нее присутствие Макса, заменяя его морду чьей-нибудь посторонней.

Да, Макс никогда не врал Чарли. По понятным причинам. Плюс Чарли, несмотря на вошедшее у него в моду в последнее время шутовство, был чертовски умен и прекрасно понимал что о некоторых вещах спрашивать не стоит, а о некоторых – не имеет смысла.

Так почему этого не понимала Елена? Потому что не хотела понять? И почему он не хотел ей врать? А теперь еще, кажется, и Тиму? Да какого черта? Это настроение, или он размяк на старости лет? Хотя, старость лет – это тоже как-то… по-дурацки звучит. Запоздало.

Но почему именно сейчас? Почему именно Елена и… Тим? Он вдруг представил себе, что женится на Елене, они усыновляют мальчишку, живут долго и счастливо… От видения подобного расклада ему поплохело. И не потому, что он отчетливо представлял себе как все это будет выглядеть – она стареет, Тим взрослеет, а он сам не меняется… Но поплохело ему не от этого видения очевидной перспективы, а потому, что давным-давно, еще до того как стать тем кем он теперь был, он отринул для себя подобную форму существования. Это было совершенно не для него. Ну, как если бы Пикассо вместо кистей и красок всучили скрипку и потребовали, чтобы он сделался Паганини. Эк хватил.

Разумеется, он раньше чем Елена заметил этих ребят. То есть, выглядел он погруженным в свои мысли, и она вполне могла решить, что он не видит ничего вокруг себя… Увы, так он не умел. Он очень давно сперва научился в любом состоянии сканировать окружающее пространство, а потом привык, а потом это стало частью его естества. Никакой магии – любая кошка так умеет. Так что когда Елена напряглась и вцепилась в его локоть, он прекрасно понял почему.

Их было четверо. Четверо неприятных личностей болтающихся в вечернем парке. Что может быть банальнее?

– Эй, люди, – позвал один из четверых, – вы чего тут забыли?

А вот это уже было странно. Нелепый вопрос – что романтическая парочка забыла в вечернем парке? Романтику. Да и сам вид этих четверых… Это была не обычная шпана, не какие-то шаблонные хрестоматийные подзаборные молодцы. По виду, это были ребята из бригады Большого Фила. Ну и чего они позабыли в вечернем парке и для чего пристают к мирным прохожим?

Макс попытался было их проигнорировать, но четверо сорвались с места и затеяли догонять. Ну что за вечер разочарований!!!

– Стоять, – пропыхтел один из четверых, догнав и обогнав, наконец, Макса с Еленой.

Елена сжалась, напряглась. Было очевидно, что ей страшно. А Макс… В сознании вдруг промелькнул вопрос – а когда вообще в последний раз ему было страшно? Может, если достаточно долго не испытывать страх, это тоже деформирует психику? Но он знал, что его психику деформировать практически нереально. Если уж белизна не смогла… А может, именно она ее и сохраняла? Сама сломала, сама вылечила…

Догнавший встал у них на пути, и утвердился словно полицейский постовой. Сейчас еще документы потребует, подумалось Максу. А вообще, чего им понадобилось? Ребята Большого Фила, вроде бы, мелкими грабежами не промышляют. Не их уровень.

– Ну, чего? – проворчал Макс, глядя на наглеца.

Наглец, надо сказать, был изрядно повыше него ростом, и пошире во всех мыслимых частях тела, а потому, очевидно, чувствовал себя очень уверенно.

– Когда я говорю стоять – вы стоите! – объявил наглец.

– Чего? – Макс обалдел от наглости наглеца. – Ты, уважаемый чего, частицу бога словил? Звезда в башку прилетела? Бегает тут, орет на прохожих. Тебе чего надо?

Разумеется, Макс мог бы вести беседу по-другому. Разумеется, он мог бы за полчаса уболтать этого молокососа и его товарищей (а все-таки, что они забыли тут в парке и зачем пристали?). Он мог сделать так, что они расстались бы лучшими друзьями. Но предыдущий разговор с Еленой, а паче всего собственные фантазии, испортили ему настроение. Заниматься психологическим манипулированием не хотелось.

Подоспели коллеги наглеца, и обступили их со всех сторон. Ну, нужно быть клиническими идиотами, чтобы вчетвером не суметь окружить прогуливающуюся по парку парочку.

– Я сказал – стоять! – с упорством идиота настаивал первый наглец.

– А я сказал – плевать, – заявил Макс. – Чего дальше? Чего вам от нас надо вообще?

– Ты, мужик, того, – объявился еще один оратор из компании, – ты не шуми. Не нарывайся.

– Ну, пусть он не пристает, и я тут же перестану нарываться, – заявил Макс.

– Ты крутой, что ли? – стандартным во все времена гнусавым тоном гопника проговорил первый прибежавший.

– Не шуми, – велел ему второй. Он повернулся к Максу, и спросил: – Вы тут ничего странного не видели?

– Странного? – удивился Макс. – В парке? Мужики, кроме вас – ничего.

– Нет, он меня достал, – разъярился первый наглец. – Я его ей богу сейчас отоварю.