скачать книгу бесплатно
– С убийцами я вот что сделаю, – пообещал президент, наложил один кулак на другой, правый кулак красноречиво повернул влево, левый, со стесанным пальцем, – вправо. – Вот… Понятно?
Он поднял два кулака, показал их журналистам.
Приехав в Кремль, президент вызвал к себе генерального прокурора. Тот явился умопомрачительно быстро, будто сидел в приемной под дверью и ждал вызова, прошел в кабинет и, встав перед столом президента, выжидательно наклонил короткую борцовскую шею. Президенту нравились преданные люди. Нельзя сказать, что он ценил их, но нравиться нравились. По крайней мере, от них президент никогда не ждал удара в спину, как от некоторых улыбчивых «дружбанов», напрашивающихся к нему в баню. И сделают они все так, как надо… Как попросишь, так и сделают. Даже если закон надо будет прикрыть плотной тряпкой, чтобы ничего не просвечивало.
Несмотря на то, что генеральный прокурор нравился президенту, президент некоторое время угрюмо смотрел на него. Смотрел и молчал.
Это встревожило генерального прокурора. Он переступил с ноги на ногу, подсунул под воротник рубашки палец – показалось, воротник жмет и ему нечем дышать. Наконец не выдержал и спросил неестественным, зажатым голосом:
– Что-нибудь случилось?
Президент продолжал молчать, потом недовольно шевельнул ртом:
– А вы разве не знаете, что происходит? Телевизор включаете или нет?
– Все знаю, все знаю, – заторопился, глотая слова, генеральный прокурор.
– Тогда чего спрашиваете? – Президент замолчал и вновь долгим изучающим взглядом уставился на генерального прокурора. У того начало медленно краснеть лицо.
– Значит, так, – наконец прервал молчание президент, стукнул левым кулаком по столу, – дело об этом убийстве я беру под свой контроль. Вы мне будете регулярно докладывать, как идет следствие.
– Сколько времени даете на расследование?
– Нисколько. Расследовать и найти убийцу надо было еще вчера. Понятно? – Президент вновь нехорошо шевельнул ртом. Генеральный прокурор почувствовал, как по спине у него потекла струйка пота. – И вот еще что… Кто, как вы думаете, виноват в том, что произошло?
– Московские правоохранительные власти ослабили контроль за криминогенной ситуацией в городе, – стремительно, без запинки ответил генеральный прокурор.
– Вот-вот, понимаешь… московские. Это верно. Генеральный прокурор понял, что попал в точку. В России вечно стоят два вопроса: «Кто виноват и что делать?» Миллионы людей пытаются ответить на них, и ответы эти – толковые, в точку, но вопросы от того, что найден ответ, не исчезают, они оказались неистребимыми, они то там, то тут поднимаются вновь. Кто виноват и что делать?
– Есть у меня на этот счет кое-какие соображения, – сказал генеральный прокурор и сделал ладонью в воздухе сложный пируэт, будто что-то нарисовал.
– Вот-вот. Представьте мне эти соображения, – в голосе президента появились дребезжащие старческие нотки.
В голове у генерального прокурора неожиданно возник счастливый звон – он был рад тому, что уцелел, что в голосе президента появились ворчливые «добавления», а это означает – гроза прошла, никто его не тронет, кресла своего, несмотря на многократные прокатывания в Совете Федерации, он не лишится.
– Я сделаю все, что от меня зависит, – с воодушевлением воскликнул генеральный прокурор, – все раскопаю! И виновных найду, и… – Он хотел было сказать «невиновных тоже», но вовремя остановился – буквально споткнулся на слове.
Проницательный президент понимающе кивнул.
– Невиновных не надо, – произнес он, словно прочитал мысли, роившиеся в голове генерального прокурора, усмехнулся устало и сделал рукой милостивый жест. – Идите! Завтра – ко мне на доклад. Докладывать о том, как расследуется это дело, будете постоянно. Понятно?
– Понятно! – прежним воодушевленно счастливым голосом произнес генеральный прокурор.
Генеральный прокурор относился к категории уязвимых людей. В его прошлом не было ни особых взлетов, ни блестящих мигов жизни, которые потом становятся биографией, не было ни званий, ни степеней. Максимум чего он добился – должности заместителя заведующего отделом в Генеральной прокуратуре СССР. Но это было при старой власти, а то, что было при старой власти, сейчас ставится в упрек – все без исключения. Поэтому хорошо, что при старой власти он ничего, собственно, и не добился – свое он возьмет при новой власти. Зато никто не ткнет его в глаза прошлым.
Он вновь засунул за воротник рубашки палец, резко оттянул – ткань затрещала, но не порвалась. Отсутствие биографии угнетало его. Как угнетало и звание мастера спорта, полученного на борцовском ковре. Он считал, что генеральный прокурор должен быть похож на чеховского интеллигента – утонченного, остроумного, независимого. Сам он этими качествами не обладал и страдал от собственного несовершенства, от внутренней маяты, а серебряный квадратик – значок мастера спорта СССР – лишь добавлял этой неуверенности. И вообще, всего, что он имел, было катастрофически мало для того, чтобы быть тем, кем он был.
Людей, которые не соглашались с его мнением, генеральный прокурор предпочитал во вверенной ему системе не оставлять. К числу таковых он относил, например, московского прокурора Пономарева. Не жаловал он и начальника столичной милиции генерала Панкратова. Была бы его воля – лишил бы этих людей и званий, и крестов, и кресел, и портфелей, не задумываясь. Но московское правоохранительное начальство было ему не по зубам – ходило оно под строптивым мэром Лужковым, а Лужков своих людей в обиду не давал. Генеральный прокурор уже пробовал лишить кое-кого своих кресел – надоели сорняки, но из этого ничего не получилось. Мэр считал, что и прокурор, и начальник милиции сидят на своих местах, с делами справляются, поэтому нечего их трогать и вообще нечего их мазать грязью.
Зная нрав московского мэра, генеральный прокурор вынужден был отступить. Но от планов своих не отказался. А тут такая накатила удача: сам президент велел отыскать ему виновных. А чего их искать, когда и так все ясно. Преступление-то где произошло? В Москве? В Москве. Значит, московские правоохранительные органы не доглядели, значит, они виноваты. Поэтому первые люди, которых он подставит под президентский топор, будут два «П» – Пономарев и Панкратов. Тем более что у двух «П» были и реальные промахи – не промахивается ведь только тот, кто ничего не делает.
В тот день генеральный прокурор долго сидел у себя в кабинете, готовился к разговору с президентом. Если президент решит снять двух «П», то мэр помешать не сможет – слишком разные у них весовые категории. Иногда у генерального прокурора неожиданно начинало подергиваться правое веко – он знал, что у московского прокурора репутация без изъянов, к нему не прилип пока ни один ярлык, хотя Пономарева, как всякого прокурора, старались и купить, и взять на испуг, и опорочить, и слухи про него разные пускали, но он умудрялся из любой «газовой атаки» выходить невредимым. А что, если про эту незапятнанность наслышан президент? Сведет свои брови в одну линию и уставится на генерального прокурора долгим изучающим взглядом? Президент умеет делать длинные психологические паузы и доводить этим человека до полного онемения, до того, что тот перестает ощущать себя человеком – превращается в клопа, в кисельную протирушку, в изожженную головешку.
Генеральный прокурор еще ни разу не попадал под такой взгляд президента, но разговаривал с теми, кто попадал. Бр-р, мороз невольно бежит по коже…
Генеральный прокурор попытался представить, кем и чем ощущает себя человек, находящийся рядом с президентом, найти для этого нужное определение. В голове крутилось что-то объемное, загораживало все остальное, а что это такое было, он определить не мог – не хватало слов.
Нарисовав на бумаге скорченного человечка, генеральный прокурор мстительно улыбнулся и отодвинул рисунок в сторону. Наступила пора действовать.
13
На следующий день генеральный прокурор явился с докладом к президенту.
Президент выглядел болезненно: лицо оплыло, потяжелело, обвисло складками, под глазами – будто морщинистые куриные мешочки, в которые вложили по тяжелому округлому камешку.
Обычно президент обращался к генеральному прокурору по имени и отчеству. Он мог заплетающимся от «перегрева» языком произнести что-нибудь невнятное, вместо «Алексей Владимирович» сказать «ныть кубыть», но это вовсе не означало, что президент что-то перепутал, в мозгу у него все равно сидело четкое, словно бы гвоздями прибитое «Алексей Владимирович». Или «Петр Сергеевич». На этот раз президент вообще никак не обратился к генеральному прокурору. Вид у президента был усталым, глаза ничего не выражали. «Небось, полночи в бане просидел, водкой вместо воды пар на камнях взбивал», – с неожиданной завистью подумал генеральный прокурор, но тут же постарался прогнать завидущую, в общем-то недобрую мысль, улыбнулся приветливо. Улыбку эту президент не принял, шевельнул губами, протискивая сквозь них короткий звук:
– Ну?
Генеральный прокурор положил перед ним бумагу с двумя фамилиями – Пономарев и Панкратов.
Президент вопросительно приподнял обесцвеченную, плотно припечатанную к крутому лбу правую бровь:
– Что это?
– Эти люди виноваты в том, что был убит популярный телеведущий.
Президент одним пальцем придвинул к себе листок. Шевеля губами, прочитал фамилии. Откинулся в кресле… Подумал о том, что журналисты – люди цепкие как собаки, если уж вопьются зубами в брюки – ни за что не отпустят, поэтому им надо бросить кость, сделать отвлекающий маневр, швырнуть им сахарную голяшку, иначе пройдет еще несколько дней – и они поднимут такой вой, что многим сидящим в своих кремлевских креслах чиновникам свет белый покажется размером в копейку. Президент удовлетворенно кивнул:
– Хорошо. Что еще имеется? Посущественнее, скажем так.
– Времени прошло немного, но следствие продвинулось уже далеко, у нас есть приметы убийц. Изготовлены фотороботы, по которым мы их ищем и очень скоро найдем. Найдем, это я вам обещаю.
В ответ вновь последовал удовлетворительный кивок президента:
– Хорошо. Чем скорее найдете – тем лучше.
– Прокуратура приложит все силы, чтобы так оно и было. Генеральный прокурор верил в то, что говорил.
Интерес в глазах президента пропал, они потухли, сделались вялыми – он уже думал о другом. Генеральный прокурор понял – пора уходить…
14
К вечеру президент подписал указ об освобождении прокурора Москвы и начальника столичной милиции от своих должностей.
Президент сделал то, чего не должен был делать, – влез в функции московских властей. Москва вообще считалась государством в государстве. Отношения между федеральной властью и властью московской мигом обострились, они, собственно, никогда и не были хорошими, все время ощущалось напряжение. Но такого, что произошло в эти дни, еще не случалось.
Московский мэр беспрекословно поддержал президента в октябре 1993 года, не предавал его и впоследствии, когда небо над Москвой становилось розовым в преддверии кровопролития, – даже грузовики выводил на Красную площадь, – и, конечно, не ожидал такого «подарка».
Отрабатывать что-либо назад было бесполезно: президент – не из тех, кто признает свои ошибки. Он поправок не делает.
Лицо столичного мэра невольно сделалось грустным – его еще никто так публично не одергивал. Популярность его в Москве была в несколько раз выше, чем популярность президента.
В воздухе запахло войной.
Лишь один человек был очень доволен случившимся – генеральный прокурор: все получилось так, как он хотел – давнего недруга в московской прокуратуре не стало. И что важно, сделал это он не своими руками, в этом деле никак не замарался. А раз не замарался, то и взятки с него гладки.
Домой генеральный прокурор возвращался довольный, доброжелательно поглядывал на московские дома. Раньше, во времена царя Гороха, при Брежневе, при столичном градоначальнике Промыслове, Москва выглядела серой, зачуханной, с тусклыми фонарями и запыленными витринами магазинов, в которых было выставлено невесть что – то манекены из дешевой, плохо раскрашенной пластмассы, то рулоны ткани, намотанные на какие-то деревяшки, то мыло в выцветших обертках. Тьфу! Не любил генеральный прокурор ту Москву.
Нынешняя Москва – демократическая, само слово чего стоит – была много ближе, краше, милее. Цвет ее изменился: на тротуарах появились выносные столики, много цветастых шатров, навесов, играет безмятежная музыка, люди улыбаются… Нет, демократические перемены налицо.
Улыбка, плотно припечатавшаяся к губам генерального прокурора, неожиданно потускнела – он вспомнил о нескольких письмах, лежавших у него на столе. Пришли они из разных мест, писали люди, доведенные до отчаяния. У одной женщины на руках, например, было четверо детей, никто из них в школу не ходит – нет ни одежды, ни обуви, зарплата у нее равна стоимости трех буханок хлеба, до следующей зарплаты еще шесть дней, а в доме осталось всего три картофелины, больше ничего нет… «Как жить? – спрашивала та женщина генерального прокурора. – Голову в петлю – и дело с концом? Но тогда кто воспитает моих детей?»
Резонно, никто не воспитает. Дети этой замарашки никому не нужны.
Старух в деревнях почти повсеместно сейчас хоронят в полиэтиленовых мешках. На гробы нет денег. Те крохи, которые они собрали себе на похороны, в одно мгновение были слизнуты, будто жадным коровьим языком, при переходе от одного строя к другому. И старухи, считавшие себя богатыми, в одно мгновенье сделались нищими. В принципе, генеральному прокурору было не до старух, хватало других забот. А когда от тела отлетела душа и осталась лишь мертвая плоть – безразлично, в чем эта плоть будет похоронена – в полиэтиленовом мешке, в коробке из-под телевизора или просто так, без ничего, как на фронте: там сбрасывали убитых солдат в яму и закапывали землей. И – никаких тебе гробов, никаких поминальных служб, застолий с кутьей и прощальной стопкой водки.
Беспокоило другое – а вдруг эти старухи напишут президенту и обвинят прокуратуру… Собственно, в чем они могут ее обвинять? Генеральный прокурор разом успокоился. Обнищание этих старух – не дело рук прокуратуры. Этим занимались другие.
Появились беспризорники. Много беспризорников, как при Дзержинском. Прокуратура тут тоже ни при чем…
Нет, хороша все-таки стала Москва! На лице генерального прокурора вновь появилась улыбка.
И время, в котором он жил, тоже было хорошим.
15
Генеральный прокурор был уверен, что след сыщиками был взят точный: те двое невнятно стучавших от холода зубами мужичков и есть убийцы, киллеры по-нынешнему. Слово «киллер» генеральному прокурору нравилось – энергичное оно, вражеское. Иначе с чего им мерзнуть в том дворе, ради какой такой радости: они убийцы, они! Только вот сыщики чего-то медлят, никак не могут отыскать их и арестовать. Надо будет им хвосты накрутить, чтобы мышей ловили получше. Генеральный прокурор сжал пальцы правой руки в кулак – кирпич получился увесистый, глянул на него удовлетворенно, внутри также появилось довольное чувство удовлетворения, некое ощущение наполненности: жизнь, которую он ведет, – насыщенная. Генеральный прокурор, словно подтверждая это, кивнул… Как там пел один известный актер с хриплым голосом: «И жизнь хороша, и жить хорошо». Вот-вот, и жизнь хороша, и жить хорошо.
Впрочем, не так уж и хороша была жизнь генерального прокурора. Хоть он и считал себя полновесным генеральным прокурором, на самом же деле он был «И.О.» – исполняющим обязанности. И через это пресловутое «И.О.», схожее с криком осла, никак не мог перескочить – генеральный прокурор не нравился слишком большому кругу членов Совета Федерации. Когда он об этом думал, у него сами по себе невольно сжимались кулаки.
На борцовский ковер этих бы хануриков, он бы живо их расшвырял. Но нет, вместо борцовского ковра они предпочитают, будто клопы, прятаться по щелям.
Он вспомнил один красноречивый жест президента, которым тот иногда пользовался: наложил один кулак на другой, потом повернул один кулак в одну сторону, второй в другую – о-очень симпатичный жест. Генеральный прокурор сделал это один раз, затем повторил. Он… это самое, он будет действовать точно так же, как президент. Ледяным тоном переговорил по телефону с министром внутренних дел.
– Ну что убийцы? – спросил он у министра. – Ведь уже все известно, приметы есть, осталось только накрыть их сачком.
– Ищем!
– Искать можно до бесконечности.
– Но что делать… Они спрятались, легли на дно, как говорят в уголовном мире. – Голос министра внутренних дел был грустным.
– Бросьте на поиски все силы.
– Все силы уже брошены.
– Выходит, огромная армия милиционеров, тысячи людей ищут и не могут найти каких-то двух лохов?
– Представьте, не могут.
Генеральный прокурор повесил телефонную трубку. Если честно, то этого министра надо отправить туда же, где сейчас находятся Пономарев с Панкратовым. Он выругался.
16
Велико же было удивление оперативников, когда в тот же вечер они неожиданно засекли во дворе Влада двух неброско одетых мужчин, неразговорчивых, угрюмых, пристроившихся в углу двора к какой-то залетной машине, два дня уже занимающей чужое место – машина стала на место здешнего пенсионера. Мужчины нервно покуривали сигареты и кого-то ждали.
Кроме оперативников этих людей засекла и соседка Влада, начальственная старуха, которой всегда до всего было дело. Она позвонила в милицию – подобных доброхотов, как эта старуха, у нас во все времена было хоть отбавляй. Особенно в столице нашей Родины. Что ни подъезд, то дюжина добровольных помощников милиции, налоговой полиции и прочим органам, призванным надзирать за гражданами.
Мужики и докурить не успели, как к ним подошли сразу несколько человек и крепко ухватили за руки.
– Тих-хо!
– Вы чего? Вы чего? – засопротивлялись было мужики, но их быстро утихомирили, опыт по этой части у блюстителей порядка имелся большой.
В следующий миг во двор с визгом влетел голубовато-желтый, почему-то раскрашенный в цвета украинского флага милицейский «уазик», опешивших мужиков едва ли не в свернутом виде засунули в нутро машины, и «уазик» отбыл из разом ставшего тихим двора. К «уазику» на улице поспешно пристроились две «канарейки» – милицейский «жигуленок» и важный, вальяжный «крайслер» – и двинулись следом.
– Вот и все, – деловито заключила начальственная старуха, соседка Влада, наблюдавшая за происходящим в окно, отерла рукою рот. – Понеслись души в рай, лапками засверкали.
Неожиданно с черного вечернего неба повалил снег – тяжелый, крупный, зимний, он в десять минут обиходил, высветлил землю. Даже на душе и то светлее сделалось.
Очень скоро – оперативно, по горячим следам – дикторы сразу нескольких каналов телевидения объявили, что задержаны предполагаемые убийцы Влада. Фамилии их в интересах следствия пока не разглашаются.
Поклонники Влада – а их было много – облегченно вздохнули:
– Наконец-то! Смерть Влада не останется неотмщенной. Справедливость восторжествует!
17
Прораб Шутин, обсуждавший с Алиной вопросы ремонта – смерть смертью, а жизнь продолжается, самый лучший способ забыться, освободиться от траурных мыслей – это работа, поэтому Алина и старалась загрузить себя ею, – выйдя во двор, не обнаружил там своих подопечных. Озадаченно приподнял шапку и почесал пальцами затылок.
– Ну, шустряки! – пробормотал он недовольно. – Без меня решили выпить традиционную стопку и закусить бутербродом. Ну, шустряки!
Потом, подумав, что подопечные, замерзнув, решили, наверное, скоротать время в машине, которая стоит на улице, за аркой, направился туда. Но мужиков не было и в машине.
Прораб вновь почесал затылок:
– Что за булгаковщина! Они же должны быть здесь, они должны ждать меня.
Неожиданно из темноты, словно бы вытаяв из ничего, как дух бестелесный, – опять булгаковщина, – выступил человек в пухлой теплой куртке и финской кепке с длинным козырьком и опущенными ушами.
– Вы кого-то ищете?
– Ищу.
– Кого?
– А два приятеля тут должны были меня дожидаться. Куда-то делись. Не пойму… Будто сквозь землю провалились. Вы их не видели?
