Жучье время

– Для него – это семечки. А для нас – вилы…

– Не думай пока о плохом. – Валера как мог старался успокоить друга. Да и самому в панику нельзя было впадать.

– Кстати, почему ты так уверен, что он именно в Мшинской?

– Не водку он там прятал, а деньги, видимо. Потому и приезжал на дачу. Кто додумается в развалюхе искать активы директора крупного ленинградского завода?

– Пока только ты додумался. Блин… мы же даже не знаем: где он живёт… Ни адреса домашнего, ничего…

– В Мшинской он. Вместе с нашими деньгами. – уверенно произнёс Валера, давя сильнее на газ.

Всю дорогу вишнёвая девятка подпрыгивала на раздолбанных дорогах, а рыбка на зеркале билась о лобовое стекло, словно живая рыба о лёд. Свояки понимали: шансов, что Милончик сидит и ждёт их в Мшинской, чтобы вернуть десять тысяч баксов, равнялись нулю. Но последний шанс использовать всё же стоило: ведь на кон поставлены не только их жизни, но и жизни и здоровье их семей.

Около 11 утра они загнали машину на участок тестя и направились в сторону Мишкиной дачи. Вдруг Валера резко осел и потянул за рукав Георгия. Около дачи Мишки была какая-то непонятная возня.

Прямо у дома стояла раздолбанная «копейка». В доме горел свет и доносились какие-то звуки. В ноябре дачная жизнь вымирает и сам факт, что в будний день кто-то копошится в летнем доме, уже настораживал.

Свояки тихонечко подошли к окнам и, через полузакрытые ставни, им всё было прекрасно видно и слышно, словно они находились в партере на премьере спектакля.

На «сцене» солировал высоченный дылда в спортивном костюме. Рядом, засунув руки в карманы кожаной куртки, стоял мужичок чуть ли ни в два раза меньше ростом. На стуле, держась на сердце, сидел Милончик.

– Хватит нам втирать про таможню! – дылда рассмеялся, оголив свои кривые и выпирающие клыки. – Мы не лошки, которым ты несуществующую водку впариваешь. Ещё раз повторю: наши фуры выехали с металлом. До пункта назначения не доехал никто. Два вопроса: где фуры с металлом и где деньги?

– Мне сказали: на таможне всё зависло… – задыхаясь, промямлил Милончик.

– Наши три миллиона баксов тоже на таможне зависли? – хмуро спросил второй мужичок.

– Таможня была на вас. С меня какой спрос? Я прошу, дайте воды. Таблетку нужно запить. Ну реально сердце колит.

– Нитроглицеринчику захотелось? – игриво произнёс дылда. – Тогда скажи: где деньги и фуры?

– Или ты, козёл старый, думал, уволишься с завода и с концами? – снова подключился мужичок в кожаной куртке. – Думаешь, мы не знаем про домик в Стокгольме? Что вся семья твоя ещё неделю назад туда перебралась? Пошарь у себя в кармане и найдёшь паспорт. Правда, фамилия не Милончик, а Левин. Странно, да? Рожа в паспорте твоя, а фамилия чужая. Думал, прослушка и слежка осталась в прошлом? Тебе всё это время деньги под честное слово давали, да? И мы будем тебя по всему Питеру искать и никогда не узнаем, что в этой облезлой халупе у тебя тайник и все документы и деньги ты здесь прячешь?

– Я умоляю, дайте таблетку… – Милончик тяжело задышал.

– Ты нам эти спектакли зря устраиваешь. Если так хочется таблетку, говори, где деньги и документы. – без эмоций произнёс мужичок.

Милончик побагровел и его «блинное» лицо стало красного цвета, словно в муку для выпечки добавили вишнёвое варенье. Продолжая держаться за сердце, он показал рукой на пол. Сбивчиво, с отдышкой, он начал говорить:

– В середине… три половицы снимите. Там сумки. Умоляю… дайте одну таблетку…

Дылда, не говоря ни слова, играючи отшвырнул три старых деревяшки. Оттуда, словно кролик из шляпы фокусника, показалась спортивная сумка. Скоро на полу стояло три сумки, плотно набитых зелёными купюрами.

Вдруг Милончик привстал и начал сжимать и разжимать ладони, будто хватая сумки за ручки. Дылда и второй мужичок даже не думали двинуться с места, а с интересом наблюдали: что дальше выкинет директор. Но тот лишь вскрикнул и рухнул замертво. Дылда подскочил к нему и, пощупав руку, без эмоций произнёс:

– Сдох.

– И хрен с ним. – закрывая на молнию сумки, произнёс второй мужичок. – Берём деньги и сматываем. Его здесь не скоро схватятся. Всё, погнали!

Дылда и мужичок, не оглядываясь, заскочили в копейку и дали газу. Валера и Георгий стояли у окон, как вкопанные. Ни говорить, ни двигаться они не могли.

Прошло, может, минут двадцать. Первым заговорил Валера:

– Пойдём в дом. Может, там ещё деньги есть?

Дверь оставалась открытой. Милончик так и лежал на полу. Свояки кинулись к тайнику – но тот оказался пуст.

– Давай его перевернём? Вдруг в карманах деньги? – предположил Георгий.

Только они его стали переворачивать, как из кармана выпал бумажник. Валера подобрал его и внимательно посмотрел каждое отделение.

– Ничего?.. – будто не веря своим глазам, произнёс Георгий.

– Сам видишь! Только паспорт.

Пошарив во всех карманах, они так ничего и не нашли.

– Чего делать-то теперь? – спросил Георгий, привыкший до этого момента во всём слушать своего старшего товарища.

– Поедем к Максу. – начал Валера. – Договоримся об отсрочке или хотя бы часть денег вернём сразу, остальное позже. Должен же он с братом поговорить. Всегда можно мирно всё решить. Мы же никуда не исчезаем. В крайнем случае – им в залог оставим машину.

– Без машины мы кафе не вытянем… – размышляя вслух, сказал Георгий. – Новый год на носу. Если мы с тобой под праздники закроемся, мы даже аренду не отобьём и ещё больше должны останемся…

– Знаю! Но договориться всё же стоит! Ну не звери же они? Толку с нас, мёртвых, им будет? А для нас эти деньги – буквально вопрос жизни и смерти. Нужно тестю срочно операцию делать.… Да и тёще лекарства Лена почти купила… Я деньги обещал на этой неделе отдать.

Тут, словно в подтверждении своих слов, Валера достал из своего внутреннего кармана пакет из финской Призмы. В нём – как раз та, последняя десятка, которую они должны были сегодня утром отдать Милончику.

Георгий понял: все деньги Валера не отдаст ни в какую. Любые попытки договориться лишь гарантируют, что убивать их будут долго и мучительно. С такими людьми, как брат Макса, на словах решать ничего нельзя. Их легче пристрелить, чем договориться.

Валера не осознавал, что существовало лишь два варианта: или брат Макса получает всю сумму, как и было оговорено. Или вся их семья: они сами, их жёны и больные тесть с тёщей идут в расход. Третьего, справедливого варианта нет и не будет!

Свояк, с его порядочностью, честностью и желанием справедливо уравновесить интересы всех сторон, становился лишним в это жучье время. Там, где нужно стрелять в бешеного пса, он будет пытаться кормить его с руки.

Ему бы жить веке в XIX или середине XX. Валера стал бы учёным или возглавил бы какой-нибудь институт или общественное движение. Они бы с Ленкой гармонично смотрелись на каком-нибудь семейном портрете рядом с кучей детишек и пожилыми родителями. Но на дворе девяностые года XX века. Сегодня нужны пистолеты, а не слова.

Здесь и сейчас жизнь оценивается количеством денег. И, если всё, что накопил Валера, составляет 500 купюр по 20 долларов, что ж: в России конца XX века жизнь любого, даже гениального учёного будет стоить тех денег, которые он хранил в полиэтиленовом пакете.

Секунда и… раздаётся выстрел! Валера падает, как подкошенный. Из его затылка вытекает кровь, образуя огромную лужу. Георгий стирает свои отпечатки пальцев с еще дымящегося пистолета и вкладывает его в руку Милончика. Далее он старательно вытирает отпечатки пальцев с портмоне и паспорта Милончика, к которым они с Валерой прикасались.

Вдруг, цепляется ногой за дырку в полу, где ранее был тайник и со всей дури ударяется головой об пол. Тот план, который родился у него за секунду до убийства Валеры, стал реализовываться сам собой.

Он хотел представить всё так: Милончик ударил Георгия и выстрелил Валере в затылок. Потом Милончику вдруг стало плохо с сердцем и он умер. Георгий очнулся и застал уже два трупа. Рассечённый лоб и лужа крови должны стать доказательством того, что во время разборки Георгий не мог ничего сделать. Для этого он планировал разодрать себе лоб какой-нибудь деревяшкой, чтобы симулировать свою отключку и алиби.

Пистолет нигде не засветился. Отследить: откуда и почему он появился именно у Милончика, было невозможно. Про деньги Валеры семья не знала, как и не знала про замутку с водкой. То, что Георгий и Валера общались с Милончиком, были у него на работе и имели с ним какие-то дела, могли подтвердить многие. Равно как и то, что молодые коммерсанты, решив потребовать свои деньги за непоставленный товар, напоролись на пулю и удар по башке.

Георгий, прижав ладонь к голове, попытался встать, но не тут то было! Левая нога оказалась сломанной. Он взвыл от адской боли. Но план есть план! Взяв пакет с деньгами и засунув его во внутренний карман слева, Георгий выполз из дома.

У него теплилась надежда, что кто-то из немногих дачников ещё на месте и его заметят. Скакать на одной ноге не вариант: от сильной боли и кровотечения он не мог стоять. Кровь хлестала из рассечённого лба и Георгий почти ничего не видел. Он уже терял сознание, когда дополз до границы посёлка. Там его заметила проезжающая по трассе, машина. Вызвали скорую и милицию. Георгий держался до последнего: ведь в кармане, перепачканный ноябрьской грязью и кровью, лежал пакет с 500 купюрами по 20 долларов США.

Врачи приехали на вызов быстро. Они перевязали рану и повезли на скорой в больницу Луги. Хоть крови он потерял много, но рана на голове оказалась незначительной. Правда, нога оказалась сломанной в двух местах. Это ж надо очень постараться, чтобы упасть с высоты собственного роста и так сломать конечность! Но при правильном лечении, месяца через два можно бить чечётку. Как сказали врачи: отделался он легко.

Только мистикой, чертовским везением и лоховством со стороны соответствующих служб можно объяснить тот факт, что Георгия толком не обыскали и пакет с купюрами он сохранил. Но раз фортуна начинает улыбаться своему любимчику во все зубы, то этот оскал отпугивает все неприятности.

Из больницы позвонили жене. Та приехала с родителями. Георгий ей шепнул на ухо, чтобы она незаметненько взяла пакет с деньгами из его куртки. Затем он продиктовал телефон Макса и попросил супругу передала тому пакет прямо сегодня. Ведь от этого зависит: похоронят они лишь одного Валеру или рядом будут рыть ещё пять могил.

Супруга знала Макса и шансы остаться в живых после встречи с ним, равнялись 99 к 100. Во всяком случае, это было лучшим решением, чем ждать, пока проценты перекроют в разы основной долг или когда брат Макса со своей бригадой приедет домой выжигать паяльником свои деньги.

Обо всём остальном Георгий не сказал. Он сделал вид, что потерял сознание. Врачи снова забегали вокруг него и, таким образом, гарантировали, что супруга не задаст ему лишних вопросов.

До этого его уже опросили менты. Похоже, его дебильная версия совпала с версией следствия. Такие разборки случались каждый день. Ну, а раз есть не только трупы, но и мотив и орудие преступления, то дело старались побыстрее закрыть. В то время было не до «шерлок-холмсовщины». Никто бы не стал применять дедукцию или индукцию, чтобы установить: что на самом деле произошло в старой халупе.

Провалявшись несколько недель в больнице, Георгий быстро шёл на поправку. Хоть нога ещё в гипсе, но на нём всё заживало, как на собаке. Это было единственным плюсом. Во всём остальном – сплошной мрак.

Катя, его жена, заявила о потере ребенка. Лена, жена Валеры, не выходила из запоя. Тестя парализовало после инсульта. Тёща – в диабетической коме. Валерину девятку пришлось продать, чтобы оплатить лечение и хоть как-то свести концы с концами. Кафе дышало на ладан без хозяина.

Георгий всё быстро взял в свои руки. Даже находясь в больнице, наладил работу кафе. Появились хоть какие-то деньги. Оплатил капельницы тестю и отдельную палату тёще. У стариков пошла положительная динамика. Сложнее всего оказалось с Катей и Леной.

Катя, после потери ребёнка и болезни родителей и сестры, будто замкнулась в себе и почти не разговаривала. Все попытки вывести её на диалог натыкались на сжатые губы и глаза в пол.

А Лена, казалось бы: отличница, тихоня, книжный очкастый червь, подсела на героин. В буквальном смысле на последние деньги Георгий оплачивал лечение Лены. Почему-то особенно с ней Георгий возился больше всего. Он держал ей волосы, когда она блевала. Он разыскивал её по всем притонам. Он перезнакомился со всеми наркоманами и дилерами в районе, чтобы в случае чего знать, откуда вытаскивать Лену.

Но вдова Валеры имела свой особый план по быстрому уходу из жизни. Выйдя после очередного детокса, Лена поднялась на последний этаж своего дома и прыгнула вниз.

Хоронить её пришлось в закрытом гробу. За день до похорон, теще стало совсем худо и из последней диабетической комы она так и не вышла. Тестю решили ничего не говорить и на похороны не везти. Но тот, что-то почуяв, отвернулся к стенке и перестал дышать. Так, меньше чем за два месяца, выкосило, по факту, почти всю семью.

Наступивший 1994 год Катя и Георгий встречали в одиночестве. Без ёлки, без подарков и не чокаясь.

Самый «большой» сюрприз преподнесла Катя, подав в последний рабочий день уходящего года на развод. Георгий собирал вещи под бой курантов. Его ждала машина и он должен был ехать к Максу, чтобы где-то перекантоваться первое время.

Сам факт переезда означал: теперь Георгий стал одним из рядовых бандитов в бригаде брата Макса. Между группировками война была в самом разгаре и лишнее спортивное «мясо» не помешает. «Мясу» гарантировали проживание, откорм, убой и утилизацию в одной из разборок. Георгий это понимал и от обиды на жену рвался находиться в первых рядах смертников.

Кате, его жене, ради которой, как он думал, он и пошёл на всё это, он стал не нужен. Она ни разу не приехала в больницу, когда он валялся с переломанной ногой. Она не разговаривала с ним всё это время. Понятно: у неё слегли родители и сестра вкалывала себе лошадиные дозы героина. Но всё же…

Он-то думал, они с ней – одной крови. Но Катя: красивая, сильная, волевая, безбашенная, гордая, не терпящая отказов, вдруг за несколько месяцев сломалась. Георгий был уверен: ну она то его поймёт! Если не сейчас – то потом обязательно! Но «потом» так и не наступило. Понимать оказалось некому и незачем. Георгий, громко хлопнув дверью напоследок, выходил из квартиры чужой ему женщины.

С этого момента череда чёрных полос в жизни Георгия закончилась. Ему стало дико вести. Будто какая-то неведомая сила обнуляла все проблемы. Он стал абсолютно неуязвим. Например выезжает на разборки. Вся бригада в лучшем случае в реанимации. Георгий без единой царапины. За фантастический фарт его прозвали «Георгием Победоносцем». С новым именем он и вошёл в историю криминальной России.

Он не был семи пядей во лбу. Рядовой «бык», правда очень фортовый. Однако любая тема, которую он начинал, приносила максимальный доход. Меньше чем за два года Георгий сколотил нехилый капитал, которого хватило бы до конца шальной жизни.

Казалось бы: остановись! Не испытывай дальше фортуну. Но Георгий настолько уверовал в свою «непобедимость», что продолжал переть, как танк. Поняв, что пистолетом и добрым словом можно добиться меньшего, чем словом чиновника, решением судьи и указом министра, он сблизился с политиками, чиновниками и судейскими. Вкладывал в них деньги. Мутил разные схемы. Никогда не жадничал. Но всегда помнил про свою выгоду. В результате к середине девяностых от бандитской романтики не осталось даже воспоминаний. Теперь никаких «Победоносцев». Исключительно на «вы» и по имени и отчеству: «Георгий Александрович».

Эпоха залоговых аукционов и приватизации озолотила его. В конечном итоге, у него имелись все атрибуты успешной жизни, включая спящую совесть. Так он и шёл по жизни последующие два десятка лет, прибавляя к своему счёту или единичку с начала или нолик с конца.

И вдруг, после инфаркта и встречи с малюсенькой тенью из прошлого, что-то надломилось в нём. Память выборочно стала выковыривать фрагменты из прошлого и после этого щемило сердце и не хотелось жить.

До этого никогда и ничего подобного и близко не происходило! Георгий всю жизнь жил так, будто уже – вечность. Он уже в раю и ничего не изменится. А тут – шмяк, и душа стала болеть! И ничем эту боль не заглушить. Георгий и сам не мог ответить на вопрос: что именно в нём сдвинулось с мёртвой точки. Такие как он не ломаются. Ведь ломаться-то нечему. Совести-то нет!

Так что же случилось? Врачи бы усмотрели причину в депрессии, которая развилась на фоне инфаркта. Ведь инфаркт – сильнейшее психотравмирующее событие. Вот кукушка и поехала на фоне повышенного уровня тревожности.

Психологи бы сказали: а чего вы хотите? Человек полжизни давил в себе и не прорабатывал чувство вины! Вот именно оно, как бомба с часовым механизмом, сработало и сорвало кукуху.

Астрологи, нумерологи, тарологи да бабки-знахарки обязательно нашли бы какие-нибудь неправильно стоящие планеты, роковое сочетание цифр, страшные карты и родовое проклятье. Отсюда все кукушечьи проблемы у олигарха.

Короче: все бы всё объяснили на своём языке и выкачали бы из миллиардера нехилый гонорар «за работу» по возвращении кукушки на место. И были бы правы в одном: за всё в этой жизни приходится платить. Даже очень состоятельным и фартовым людям.

Вот Георгия как раз и настигла такая расплата. Но как починить то, что раньше «куковало»? Не продаются же в отделе хозтоваров отвёртки для больной души. Подкрутил разок-другой разболтавшийся элемент и всё снова работает и не отравляет жизнь!

Георгий, привыкший сам себе ставить диагноз и назначать лечение, решил сделать всё по-своему. Он верил в свою удачу и даже мысли не допускал, что может сложиться всё не так, как ему хочется. Фартовые годы ни разу не доказали ему обратного.

Он поразмыслил так: «Если болит после того, как вспоминаешь события 26-и летней давности, нужно встретится с оставшимися в живых. Вдруг после этого полегчает? Может, и прощения даже попросить? В конце концов есть, за что каяться. Должны же они, после четверти века, понять и просить его? Пусть не бескорыстно! Но хотя бы помощь принять они могут? Ведь денег столько, что можно откупиться от дьявола!»

Через неделю после инфаркта, кортеж вёз тушку олигарха из больницы Луги в одну из резиденций. С его лошадиным здоровьем даже объективно тяжелый инфаркт шёл по самому лёгкому сценарию.

Только Георгий перешагнул порог своего дома, как тут же затребовал отчёт по заданию, которое он два дня назад дал начальнику своей охраны.

– Ну, Кость! Чего нарыл? – Георгий сел за рабочий стол и по-привычке стал крутить ручку между пальцев.

– Сейчас… – Костя достал из внутреннего кармана небольшой листочек и стал читать. – Екатерина Леонидовна Иванова. Родилась в Ленинграде в 1972 году…

– Я тебе за эту херню деньги плачу? Не это я просил выяснить! – от злости, Георгий сильно швырнул ручку и та раскололась о керамогранит.

– Ваша первая жена… – как-будто ничего не произошло, невозмутимо продолжил Костя.

– Вот теперь вижу в тебе перспективу карьерного роста. – Георгий усмехнулся. – Ну, давай, продолжай!

– Она работает консьержем последние 15 лет. Долго на одном месте не задерживается. Замужем. Муж не работает. На инвалидности. Пьёт. Её бьёт. У них двое детей. Сын и дочь. Старший сын, 23 года, сидел по статье 228. Наркотики. Вышел полгода назад. Без работы. Сейчас на героине плотно. Младшей дочери 11 лет. Учится в школе. По факту, всё на себе тащит ваша бывшая супруга. Она одна работает в семье, хотя сама выпивает. Опека в их доме – частый гость. Вот её домашний адрес. Телефон рядом написан. Адрес и место работы я ниже указал.

– Спасибо. Свободен. – отрезал босс.

Костя вышел. Георгий остался один на один с листочком. Повертев его в руках, он пытался свыкнуться с собственными мыслями.

– Почему нет? – вслух проговорил он, будто произнесённое им слово обладало сказочными свойствами и пробормотав это, всё сложится так, как он захочет.

Через минуту он уже сидел в своём Mercedes, а его водитель набирал на навигаторе адрес дома в спальном районе Питера.

– Всё! Ждите меня здесь. В подъезд не соваться.

Георгий взял букет и вышел из машины. Через 10 секунд он уже звонил в домофон.

– Куда? – голос произнёс это так, будто пропускал не в квартиру, а определял: кому в рай, а кому в чистилище.

– Я, наверное, лично к вам. Откройте, пожалуйста!

Георгий уставился в камеру. Время замерло. Из домофона несколько минут не доносилось ни звука. Лишь раздавшийся щелчок открывающегося дверного замка, был красноречивее любого возможного ответа.

В небольшой каморке, похожей на киоск, сидела Катя. Он запомнил жену молодой и статной блондинкой. А сейчас перед ним растеклась квашня. Рыхлая и дурнопахнущая, как перебродившее тесто.

Все стареют. Но за каких-то 26 лет Катя не просто обзавелась лишним весом и морщинами. Будто жизнь проехалась по ней асфальтовым катком и спрессовала все её плюсы и минусы в единое месиво.

– Привет! – Катя неловко улыбнулась, запахивая драную кофту.

– Привет! – Георгий протянул цветы. – Решил вот так, сюрпризом.

– Спасибо! – инстинктивно вдохнув аромат роз, сказала Катя.

– Набрался смелости, и…

– Вижу! – впервые в улыбке Кати промелькнуло нечто знакомое, напоминавшее её ту, прежнюю.

– Мы можем поговорить? Я могу подождать, когда ты закончишь работу.

– После работы никак. Мне за дочкой на продлёнку. Да и вообще…

– Я понимаю. Может, здесь? Вроде никому не мешаем.

– Давай, заходи.

Когда она приоткрыла дверь своей каморки, Георгию бросились в глаза её отёкшие, слоновьи ноги. Видимо тяжело найти удобную обувь, оттого Катя надела шлёпанцы прямо на шерстяные носки. Она поймала его взгляд и даже с какой-то гордостью произнесла:

– Потому и работаю консьержем. С ногами проблема.

– Лечение?..

– Бесполезно. Диабет.

– Всё можно решить!

– Я уже решила. У меня чай есть, будешь?

– Да как-то я не за чаем пришёл.

– А зачем?

Георгий, словно пятилетний мальчишка, разбивший любимую мамину чашку из фамильного сервиза, пожал плечами.

– Не мнись уже! – бросила Катя.

– Вот хотел обо всём поговорить. О себе, о тебе…

– Чего уж обо мне говорить… У тебя как? Выглядишь отлично! Вижу иногда тебя по телеку.

– Это ты меня пару дней назад не видела. В реанимации валялся. Инфаркт.

– Как же так? – казалась, Катя искренне сочувствовала.

– Да чего-то сердце прихватило. Потерял сознание. Вначале думали приступ, а оказался тяжелый инфаркт. Но вроде оклемался. Я же фартовый! Вот на больничном время появилось. Решил тебя навестить.

– Через 26 лет?

– Лучше поздно…

– Чем никогда! – закончила за него Катя. – Говори уж, зачем пришёл.

– Прости меня за всё! Может, я много натворил в жизни. Но так получилось, что в живых только ты и осталась, у кого я могу прощение просить…

– Да чего старое ворошить? – Катя так лихо махнула рукой, что чуть не ударила по носу бывшего супруга.

– С одной стороны – да! Тогда время было другое, сложное…

– Это ты оказался другим, а не время!

– Тоже верно. С другой стороны, не пройдя всего, я бы ни хрена не добился. Или спился или сдох от рутины.

– В любом случае ты бы много добился! Только такие, как ты, и добиваются. – будто жалуясь чиновнику на разрастающуюся свалку отходов, произнесла Катя.

– Это не самый большой недостаток. – спокойно парировал он.

Тут Георгию стало казаться, что этот разговор Катя спланировала заранее. Будто репетировала свои реплики 26 лет, зная, какую «шпильку» и когда по-больнее вставить.

– Как-то не клеится наш разговор. – не теряя ехидства, продолжила Катя. – Ты вроде, как на исповедь ко мне пришёл. Но я ж не священник. Грехи не отпускаю. Ты такой, какой есть. Всё остальное – какая-то достоевщина получается.

– Давай без достоевщины. Может, тебе что-то нужно? Если не для себя, для семьи, детей. Ты только ска…

– Спасибо, не надо! – оборвала его Катя.

– Почему? – Георгий сделал вид, что удивился. Хотя ответ и реакция Кати была для него предсказуема.

– Ты же откупится хочешь. Но не от меня, а от себя.

– Тебе какая разница? Деньги в любом случае одинаковые. Неважно, от кого и почему я откупаюсь…

– А может, я не хочу, чтобы ты от меня откупался? Может я хочу, чтобы таким сволочам хоть какая-никакая справедливость была и на этом свете? Чтоб ты хоть немного мучился?

– Я не против! – Георгий вдруг искренне рассмеялся. Ему стало смешно оттого, как его бывшая супруга упивается своим благородством. Не то, что он был с ней не согласен. Говорила она всё верно. Но её тон, пафос и самолюбование не вязалось с видом опустившейся пьянчуги в драной кофте, которая вместо того, чтобы заняться здоровьем, заливает за воротник на фоне диабета. Георгий и мысли не допустил, что причиной её больной жизни – мог бы быть и он сам. Копаться в себе сил и времени не было. Потому Георгий решил не ходить вокруг да около, а в лоб заявить, зачем пришёл: