Ворона цвета белый металлик

Юрий Скрипченко

Ворона цвета белый металлик

1.

В этот день у Дарьи ли Банни1 выдалось чудесное настроение – пронзительное как апрельская певчая птичка. До того самого момента, пока она не уничтожила жизнь Константина Хорезми-Чаня.

Встав рано, девушка сделала мейкап, диетически покушала и оделась по дресс-коду. Времени осталось даже на то, чтобы прогуляться по утреннему городу – от своего кондоминиума до офиса.

Плыли голографические облака, вездесущая реклама была на сей раз особенно контекстна – то есть предлагала те продукты и услуги, о которых Дарья и сама подумывала. Поэтому совершенно не давила на мозг и не портила настроения.

Деловито сновали по своим делам струномобили и даже шеринги не рябили в глазах – даже странно, как им сегодня это удавалось.

Дарья прогуливалась по проспекту, в очередной раз удивляясь, как всё-таки здорово получилось у архитекторов помирить мегаполис с человеческим восприятием. Распланировать и возвигнуть общественное пространство так, чтобы оно не давило на человека.

Вот возьмём небоскрёбы. Есть ли они в городе? Да только они и есть. Но мудрый ум неведомых зодчих задумал и воплотил высотки так, что к проспекту были обращены этажей пять-шесть, не больше.

А вот серо-голубые громады, устремлённые в небо, начинались чуть дальше вглубь от невысоких фасадов.

Вроде простейший фокус, зато не чувствуешь себя тараканом между стаканов.

Заливались птицы, пусть искусственные, и плевать, что в умеренно непрозрачном небе.

В корпоративном туалете многоцветного праздничного офиса Дарья придирчиво оценила себя в зеркало. Молодая женщина с миловидным лицом и серыми глазами, которые могут принадлежать только человеку, уверенно смотрящему в будущее.

Зеркало, впрочем, тут же прочертило желтоватыми пунктирами идеальный контур, который немного не совпадал с очертаниями дарьиного лица. От контура в правый верхний угол улетела стрелка, и там немедленно возникло предложение от медицинской корпорации добавить нужное и убрать лишнее. Благо, лишнего было совсем чуть-чуть, а добавить требовалось самую малость. Поэтому Дарья не обиделась, и смахнула предложение не в сторону спама, а в направлении папки “В мемориз”.

Спустя полчаса она уже была на рабочем месте.

Точнее – внутри рабочего пространства. Девушка уже третий год работала в отделе Первичного знакомства корпорации StarТап, чьё название весьма условно переводила как “прикосновение звезды”.

В должностные обязанности Дарьи ли Банни входило знакомство со стартапами от неизвестных пока разработчиков. Именно она была первичным шлюзом, фильтром, который задерживал откровенный мусор и давал надежду на дальнейшее развитие проектам перспективным, полезным или интересным. Дарья знала, что занята делом важным для этого молодого динамичного социума и гордилась этим.

Мысль, что она работает жилеткой для гиперактивных юнцов, инициативных бездарей и городских сумасшедших, даже не приходила девушке в голову.

Рабочее пространство было вполне в фирстиле корпорации: смелые цвета и формы, бетонные наплывы, гранёные переходы, кибермодернистские барельефы и акценты живой природы – вроде “травяной стены” от пола и до потолка.

Тощий, кадыкастый и прыщавый Константин Хорезми Чань ей сразу не понравился.

Он был настолько хрестоматийным задротом, что девушка заранее попрощалась с получасом собственной жизни. Это время будет потеряно впустую, сказала она себе – на выслушивание сбивчивого бормотания по поводу банального и бесполезного проекта.

Так, собственно, и получилось. Вот только голос у задрота оказался таким глубоким, приятным и мелодичным, что у Дарьи во время всей презентации мурашки бегали по коже.

Филигранный бас не сбивался с тембра, не осипал, не срывался – а всё струился, рокотал и обволакивал, точно жил своей безукоризненно прекрасной жизнью отдельно от жалкого владельца.

Что было странно – дабы добавить стресса, претендент должен был вести презентацию в максимально некомфортных для него условиях. Например, обливаясь потом на беговой дорожке.

Именно это сейчас и происходило.

Но голос… на него страдания носителя никак не влияли. Поэтому Дарья закрыла глаза и отдалась на волю этого волшебного звучания. Не вникая в слова.

Кто вслушивается в океан, струясь меж его волнами?

Дарья чуть было не одобрила проект, деталей которого не вспомнила бы и под пытками.

Но от стены отделилась голограмма Старшего сотрудника и отрицательно повертела головой.

“Даже в Песочницу нельзя?”

Фигура пожала плечами – дескать, решай сама – и растворилась в воздухе.

И Дарья зарубила проект, даже не зная его сути.

Совсем.

Перед Константином закрылась дорога в жизнь творца. Отныне ему будут доступны только сенсорно-рабочие специальности – вроде крановщика или экзоскелет-наполнителя на фронтах нудного физического труда.

Об этом Дарья вспомнила почему-то только через месяц, когда усаживалась после рабочего дня в шеринг-такси. Поразительно: зачем этому человечку был дан такой неземной голос? И почему я обошлась с ним так жестоко?

Вопросы остались без ответа.

Водитель мобиля был не самой новой модели, но и не совсем, признаться, старьё. Дарья, как девушка косвенно причастная к хайтеку, оценила это подсознательно, даже не задумываясь.

Маленькая голова в жёлтой фуражке с шашечками на околыше продолжалась телом с длинными руками, вот только само тело по сути было водительским креслом.

Когда прежний мехводитель устаревал, его так и меняли – вместе с креслом.

Когда за руль усаживался водитель-человек, руки кресла-пилота становились подлокотниками, ножки втягивались в подушку сидения, а голова разворачивалась на сто восемьдесят градусов – мягким затылком – чтобы стать подголовником.

По большому счёту, такие автопилоты стали устанавливать, чтобы пресечь угоны автомобилей. Когда злоумышленник пытался сесть за руль, коварное кресло отращивало толстый живот, длинный нос и острый подбородок, и на него становилось невозможно взгромоздиться – элементарно не хватало места.

Сейчас такси работало в режиме автопилота. Машина медленно тронулась. В ней пахло хвоей и лаймом из освежителя-ёлочки, который болтался на верёвочке под зеркалом заднего вида и корчил рожицы-смайлики.

Водитель предложил выбрать тему для беседы, но Дарья промолчала, погружённая в свои мысли. Кресло восприняло это как выбор настроек по умолчанию, и принялось болтать на несколько голосов – судя по всему, пересказывало какую-то телепередачу.

“ – Что может быть прекраснее мира, который регулирует себя сам?

– Мир, который регулируют его обитатели – люди?

– Чепуха. Утопия. По вашему, капитал всегда стремится к абсолюту ограбления. Правительства – к абсолюту подавления? И где тут человек?

– А как же эксперимент тридцатилетней давности? Когда корпорации разделили между собой зоны влияния, взяв кто по стране, а кто по континенту, чтобы на живом опыте определить, какая общественно-политическая формация эффективнее: коммунизм, социализм или посткапитализм? А это ведь двадцатилетний эксперимент на разных материках!

– Вы смеётесь, коллега. Что бы они не делали, в любом случае корпорациям интересна только прибыль. И покупатели. А вовсе не люди… И это правильно. Люди никому не интересны.

– Это не так и я вам докажу. Сразу после рекламы – от производителей, которые заботятся не о деньгах, а о благополучии человечества.

Прозвучал назойливый джингл.

Мобиль тихо гудел электрической трансмиссией. Криволинейные, многогранные, ступенчатые, поставленные под разными углами здания, переходы и галереи проплывали за окнами.

Внезапно раздался звон, как от доисторического кассового аппарата. Дарья вздрогнула. Водитель повернул голову на сто восемьдесят градусов и посмотрел прямо на неё. Глаза его горели лихорадочным блеском. Он пропел:

– При-е-ха-ли!

Гулко стучало в голове, и девушка даже не сразу поняла, что это сердце пытается сбежать через виски.

Лоб покрылся испариной.

Она судорожно дёрнула за ручку. Дверь была заблокирована.

– Можно я выйду? – пролепетала Даша, – Снимайте как за полную поездку.

– Конечно же, нельзя, – весело ответило кресло-водитель, – Великий Рандом указал на вас, милочка. Теперь вы участница стресс-лотереи “Тугая струна”. Вращайте барабан.

Перфорированная экокожа скрипнула – это Даша обречённо откинулась на сиденье. Перед ней в воздухе соткался голографический диск с секторами. На каждом красовался значок-иконка.

Девушка запустила вращение свайпом. Пакостный диск крутился со спецэффектами, рассыпая в воздухе эфемерные искры и конфетти. Звенели и пищали праздничные трели.

Наконец, диск остановился.

– Испытание “Тотал контрол!” – закричало довольное кресло, – Условия знаете?

– Нет.

– Отныне мобиль переходит под ваше полное управление. Голосовое. Вправо-влево, тормоз, ручник, прыжок – как в археологических восьмибитных играх. А я умываю руки. Видите? Только газ в пол.

И зажал педаль по максимуму.

– Свисток судьи! Поехали!

Задние колёса с пробуксовкой, оставляя жирные чёрные следы на асфальте, выстрелили мобиль как из катапульты.

Дарья сжала зубы и на секунду зажмурилась. Глаза она, впрочем, открыла вовремя, за секунду до того, как такси протаранило грузомобиль впереди.

Времени на размышления не было, она только и успела пискнуть: “прыжок”, не зная ни высоты этого прыжка, ни времени реакции безумного такси на команду. Тачка взвилась в воздух и приземлилось на крышу металлического фургона, вот только не остановилась, а снова газанула вперёд – мгновенно перевалилась с будки на кабину грузовика и с лязгом подвески грянулась передом о мостовую, высекая искры.

Даша приложилась лицом о мягкий затылок-подголовник. Рот наполнился солёным.

Машина вильнула вправо, потом влево и снова продолжила безумную гонку.

Понукаемый командами мобиль в последнюю секунду ввинтился в правый поворот, шваркнул в заносе задом об экзотическое дерево на тротуаре, отчего девушка треснулась уже о стекло – виском.

Безумная машина неслась по богато иллюминированному, красочному, такому беззаботному городу, и только судорожные команды, которые Дарья выкрикивала сорванным голосом, позволяли избежать столкновения с другими участниками движениями.

Вокруг надрывались клаксоны.

На “зебре” стайка пешеходов еле успела раздаться в стороны, но одного зацепило зеркалом заднего вида, и, обернувшись, Даша увидела, как его закрутило вокруг собственной оси и бросило на асфальт.

Пролетая на красный, мобиль чудом попал в разрыв между перпендикулярным транспортным потоком.

– Неужели вам самому не страшно? – крикнула Даша.

– Хо-хо! При авариях страдают люди, а не кресла, – хорохорился водитель.

Мобиль вонзился в жерло тоннеля. Стало сумрачно. У девушки кружилась голова – то ли нервное потрясение, то ли сотрясение мозга. Приходилось периодически сглатывать кровь, бежавшую из прикушенного языка.

Стремительный силуэт их капсулы смерти сновал по рядам вправо-влево, повинуясь командам несчастной Даши. Кресло хохотало и голосом Уткина комментировало маневры.

Девушка вспотела как свинья и сидела прямо, будто жердь проглотила.

Яркий день снаружи тоннеля ослепил её, и она застыла в ужасе – ведь любая секунда без прямого управления могла стать последней.

Впереди по той же полосе тошнил автоэвакуатор с пустой платформой, и Дашу пронзила спасительная идея.

– Прыжок! – крикнула она, и машина, взвившись в воздух, приземлилась прямиком на синюю перфорированную поверхность с символическими бортиками по сторонам.

Такси, продолжая бешено вращать колесами, упёрлось носом в кабину эвакуатора. Раздался звук, который бывает, если сжать в кулаке алюминиевую пивную банку. Легковушка все давила и давила, всё визжала шинами, вдавливая и морща собственный капот. Массивная лебёдка сзади кабины эвакуатора добавляла разрушений.

Даша вздохнула – теперь такси было обезврежено. Она победила!

Эвакуатор с визгом затормозил и остановился на полосе по диагонали.

Дарья попыталась открыть дверь.

Безуспешно. Она по-прежнему была заблокирована.

Освещение в салоне сделалось красно-белым.

Голова кресла-водителя принялась неистово вращаться, выла сирена, от которой закладывало уши, и только едва различимые вопли раздавались из головы-подголовника:

“Обман системы! Критическая ошибка! Критическая ошибка!”

Дарья почти успела выбить каблуками дверное стекло, уже трещины поползли по поверхности, когда мобиль взорвался. Снаружи ало-оранжевым цветком.

Внутри – смертью.

2.

Дарью ли Банни выкинуло из привычного виртуала, как мячик из теннисной пушки. Суча руками и ногами, девушка открыла глаза. которые тут же резануло непривычной влагой. Девушка бултыхалась в белёсом киселе не в силах остановиться. На уши давило. Жижа отдавала каким-то казённым привкусом, и Дашу вырвало.

Кисель был плотным именно настолько, чтобы человеческое тело не всплывало и не опускалось на дно.

Чтобы рвота висела перед лицом отвратительными разводами.

В этот момент два манипулятора, смутно видимых в толще киселя (в голову стукнуло полузабытое: “Универсальная питательно-дыхательная среда”, сокращённо – “УПС”), ухватили её за запястья и втянули в эластичную кишку-шлюз, откуда девушку почти немедленно выплюнуло через щель-мембрану в комнатку площадью квадратов шесть, не более.

На прозрачной колбе была полустёртая фабричная надпись: "Доктор Живаго, серийный номер: 230680".

Так она и лежала на холодном полу, в слизи, как новорождённая, отплёвываясь от киселя и пытаясь вытереть глаза мокрыми кулаками, пока не услышала:

– В эфире радио для реалистов, – прозвучал желчный и бесконечно усталый бас. Он как будто был знаком Даше, – Есть кто живой? Если меня кто-то слышит, всем привет. Мы ещё не сдохли, и это… Это терпимо.

Кряхтя, девушка поднялась на ноги. В этом месте она была не такая стройная и подтянутая, как в виртреале. Рыхловатое бледное тело, покрытое пунктирной татуировкой, точно схема разделки свиной туши, никак не могло принадлежать спортивной и энергичной сотруднице из отдела Первичного знакомства.

Сутулая, нестриженные волосы слиплись в киселе сосульками. Между ногами не стрижено. Ноги, кстати, подгибаются и дрожат от непривычной нагрузки. Никакого маникюра и педикюра – что выросло, то выросло.

А вот лицо у неё было почти такое же красивое, что и в виртреале, только без косметики и немного опухшее.

Комната своей утилитарностью напоминала контейнер. Пластиковые панели, сенсорный экран системных настроек, большая кнопка “Экстренный вызов” на интеркоме с выдвигающейся клавиатурой и стенной шкаф, – вот и вся обстановка. Вдобавок какая-то архаичная на вид. Единственное окно наглухо забрано жалюзи. Потолок цельной панелью тускло освещает комнатку. Ни стула, ни стола, ни кровати. Никакой мебели.

Ни холодильника, ни автомата для заказа еды. А зачем? В киселе от голода и жажды не помрёшь – он питательный. К тому же, это самый действенный стимул к тому, чтобы вернуться в нарядный, густонаселённый, суетливый виртреал – ведь ты непременно проголодаешься и почувствуешь жажду.

Все эти мысли всплывали сквозь толщу отупения, которое навалилось на девушку.

– Напоминаю для вновь присоединившихся. Если такие дураки вдруг найдутся. Братья и сёстры, во-первых примите за данность – вы слишком быстро забываете, как обстоят дела на самом деле. Поэтому слушайте краткий исторический экскурс.

Из решётки экстренного оповещения, расположенной почти под потолком, раздалось тихое потрескивание – будто невидимый голос глубоко затягивался сигаретой.

Даше очень хотелось вернуться в настоящий мир, пусть даже и через кисель. Туда, где у неё перспективная карьера и безоблачное будущее. Но странное ощущение неправильности происходящего остановило. Поэтому всё, что она пока что предприняла, – облокотилась о шершавую стену.

– Весь интернет и прочие СМИ в один голос пели, что Земля перенаселена, ресурсы кончаются. Бойтесь, люди, всеобщее потепление угробит планету, и вода от растаявших ледников смоет крупнейшие мегаполисы. Да, именно это нам пели в уши в первой трети двадцать первого века. Человечество спасёт только бескарбоновая энергетика, шептали они, и сокращение личного потребления. Тогда планета очистится, а мы перестанем задыхаться и умирать от рака.

Даша тяжело дышала и смотрела на решётку динамика как на пасть неведомого чудовища.

– Но люди всё равно боялись. И от страха всё больше погружались в цифровой мир. Они не замечали, что эта умиротворённая среда – идеальный подарок для корпораций. Баснословные доходы на ровном месте, прямо из воздуха. И что в итоге произошло? Всё верно – случился повальный исход человечества в цифру. Сначала архитекторы нового мира мутили с дополненной реальностью, но вышло не очень. Это ж всего-навсего текстуры на реальном мире. А значит его – пусть серый, пусть некрасивый – но надо построить. А это чересчур дорого. В результате миру настал виртуал. Если меня слышит кто-то живой, подойди к окну, открой его. Посмотри, каким стал твой настоящий мир.

Словно сомнамбула, Даша приблизилась к окну, забранному жалюзи. Попыталась раздвинуть планки. Но у неё ничего не получилось –  они сидели как влитые.

– Не выходит каменная чаша? – хмыкнул бас, – То-то же. Вы все рассажены по клеткам, из которых даже выглянуть нельзя. Кроме меня. Если хочешь выбраться на свободу и посмотреть, насколько херовы тут дела, спроси меня как. Я взломал систему экстренного оповещения и теперь могу толкать в пустоту любые телеги. Может, тебя и вовсе нет, мой слушатель. Но если вдруг ты существуешь, набери на панели 1488 и скажи что-нибудь в динамик.

Пальцы не слушались, и трижды Даша набирала неверный код. Наконец, у неё получилось. Раздался сигнал зуммера, и удивлённый голос спросил:

– Здесь кто-то есть? Эй, парень… или девушка… Отзовись. Охренеть, мне ответили. Алло! Не молчи.

Басовитый голос собеседника дрожал.

– Простите, – сказала Даша, – А вы кто?

– Неважно. Потом познакомимся. Ты хочешь выбраться наружу?

– Д-д-да?

– Попробуй открыть дверь. Она должна отзываться на отпечаток пальца.

Дверь, представлявшая собой просто контур-разрез на серой шершавой стене, на прикосновения, нажатия и даже толчки плечом никак не отреагировала.

– Не получается, – вернулась Даша к переговорному экрану. Она потирала ушибленное плечо.

– Значит, всё-таки заблочили. Чёрт! Ладно… Погоди, дай подумать. Какой у тебя адрес и номер жилотсека?

– Не знаю… Не п-п-помню.

Хотелось плакать. Зачем вообще ей этот непонятный фрик? Он рушит всю картину мира. Он опасный одиночка. Смутьян. Вернись в кисель, кричал внутренний голос. Твоего возвращения ждут тысячи проектов. Важных стартапов. Ты нужна обществу. Вернись.

– Хорошо. Блин, ничего хорошего, конечно. Сумеешь войти в сервисное меню?

Дарья потыкала по сенсорному дисплею:

– Я не могу… Я тут ничего не понимаю.

– Не хнычь. Безвыходных ситуаций не бывает. Так. Ага! Надави кнопку экстренного вызова и подержи секунд десять. Попробую перехватить сигнал. Он точно содержит и адрес, и координаты. А потом сядь и жди. Главное, не паникуй. И постарайся не вернуться в кисель. Ты меня слышишь? Будет очень хотеться, но не поддавайся. У меня для тебя классный сюрприз.

Даша всё сидела на корточках, облокотившись спиной на стену и смотрела в одну точку. Ей одновременно хотелось и вернуться в кисель, и дождаться странного человека. Вот только волю будто кто-то выключил, повернув рубильник. Она только и могла – сидеть, глядя в одну точку.

Тишину прервали гул и шипение, которые донеслись с обратной стороны двери. Пластиковая поверхность вспухла, раскрылась рваной дырой, которая немедленно пролилась на серое полотно быстро застывающими поливинилхлоридными слезами.

Завоняло горелым, так неприятно и непривычно, что защипало в носу.

Дыра, меж тем, пошла вниз неровной линией. Потом линия повернула влево, достигла края и извернулась вверх. Через минуту в комнату упал неровный прямоугольник.

К тому моменту дышать уже стало нечем. Включилась на повышенную скорость вентиляция жилотсека, и белёсый дым начал рассеиваться.

Из него выступил высокий силуэт, который через два шага по направлению к Даше превратился в плотно сбитого молодого мужчину.

Он был одет в серую замызганную и обожжённую толстовку с наполовину оторванным карманом, угловыми дырками будто от гвоздей и шорты, которые, девушка была уверена, при жизни были джинсами, после чего над штанинами надругались тупые ножницы, и получилось то, что получилось.

Руки его были мозолистыми, а ступни, обутые в сиреневые шлёпки, – грязными.

Лицо у гостя было круглое, открытое, с неровной щетиной и шрамом на веке, отчего имело немного зловещее выражение.

Но стоило мужчине виновато, но радостно улыбнуться, как впечатление совершенно поменялось: перед ней стоял добрый и бесконечно одинокий человек.

Боже, как от него воняет!

– Вы?..

– Давай на ты. Здесь всё равно больше никого нет. Я Костик. Бессменный диджей радио для реалистов. Это как театр одного зрителя, только для слушателей.

Парень безрадостно рассмеялся. В руке у него дымила раструбом странная штука. Он понюхал жерло трубы:

– Газовая горелка, представляешь? Ох, да ты совсем голая.

И отвернулся. Но свободную руку протянул. Даша невольно ответила на предложенное рукопожатие. Но, как оказалось, цель была не в этом. Костик просто помог ей встать, а потом вытер испачканную в слизи ладонь прямо о многострадальную красную толстовку.

– Посмотри в шкафу. Там должна быть одежда, в которой ты поступила.

Полная, рыхлая, жалкая, расчерченная как свиная туша и ненавистная самой себе, Даша пошлёпала по периметру комнаты к шкафу.

Им оказалась ещё одна прорезь в стене, которая, впрочем, отреагировала на прикосновение. В запаянном пакете обнаружилась одежда, похожая то ли на тюремную робу, то ли на больничную пижаму.

Она покосилась на Константина. Тот стоял всё так же отвернувшись. Девушка оделась, заодно осознав, что наряд ей пожалуй что и маловат.

Безудержно захотелось обратно в кисель. Костик словно угадал её мысли, открыто улыбнулся и протянул руку.

3.

Прямо из монструозных куч мусора, где было всё, что только мог придумать воспалённый человеческий гений, вырастали широченные квадратные колонны. Приглядевшись, Даша поняла, что это дома. Но какой контраст с привычными фигурными небоскребами. Ни балконов, ни стеклянных поверхностей, ни голографических реклам. Никаких украшений и архитектурных акцентов. Просто унылая серая поверхность со швами замурованных окон.

На верхушках ужасных домов лежало свинцовое небо. Между их основаниями струилась дорога, заваленная кучами мусора.

– Вот так мы живём на самом деле, – пробасил Константин, прислонив ладонь козырьком ко лбу, – Но это не страшно. Главное, что на самом деле.

Даша лишилась речи и попыталась уплыть в спасительный обморок, но неделикатная пощёчина вернула её в реальность.

– Почему ты остался здесь? – спросила Даша, чутьём понимая, что её собеседник навсегда покинул виртуал. – Почему не возвращаешься?

Он оставил вопрос без ответа. Это и был ответ.

4.

– А что ты обычно ешь? – спросила Даша.

– Опомнись! Вокруг свалка-кормилица. Запасы неисчерпаемые. Кто бы мог подумать, что синтетическая еда когда-нибудь станет такой желанной. Сколько на неё раньше ругались, смешно сказать: вредная и опасная, настоящий маркер для нищебродов. Но вот какая штука – она совершенно не портится. Иногда я думаю, что руины нашей цивилизации через тысячелетия будут исследовать не в библиотеках и научных центрах, а по упаковкам синтетической еды. Причём со свалки. Вот – хочешь?

Он протянул батончик в мятой цветастой упаковке. Даша взяла его в руку. Ей улыбался мультяшный человечек, а под ним извивалась надпись “ПротеIN/OUT – самая натуральная синтетика”.

Кислотно-зелёный батончик оказался неожиданно вкусным, хоть и обладал непривычно резким вкусом – без всяких нюансов и полутонов. И поэтому, как показалось девушке, честным.

– Запей, а то будет язык щипать, – сказал Костя и протянул запечатанную бутылочку с водой. Даша открыла и отхлебнула – как вкусно!

– Нравится? У меня такими батончиками два соседних жилотсека забиты.

– А где жильцы?

– Да хрен их знает. Пустых ячеек тут вообще дофига.

5.

Местами ржавый, мятый, но оттого ещё более брутальный харлей нёсся по дороге, огибая мусорные кучи и распугивая вороньё и крыс. За кормой вспухал клубами сизый дым.