Презумпция невиновности

скачать книгу бесплатно

– Чего-чего?

– Немного повреждена кожа – о чем это говорит?

– О том, что дамочку сперва связали. Устраивает?

Несколько секунд я перевариваю информацию. Кумачаи знает, что я теряюсь в догадках.

– Подождите, – говорю я. – Я считал, что преступник ударил Кэролайн, чтобы утихомирить ее. Удар оказался смертельным, но наш клиент этого не знает или не хочет знать. Он связывает ее и насилует, причем делает это одновременно. Правильно я понимаю, или вы изменили свое мнение?

– Изменил мнение? Читайте заключение и не говорите, чего не знаете. Может, это только так выглядит – связывает и насилует. Это легавые так думают, а не я.

– Хорошо, а вы как думаете?

Кумачаи улыбается, пожимает плечами.

– Послушайте, – говорю я, – мы десять дней бьемся над раскрытием этого преступления, и только теперь я узнаю, что он сначала накинул ей на горло веревку. Вы должны были давно сказать мне об этом.

– Надо было спросить. Задрыга Липранцер звонит, давай, говорит, скорее заключение. Я даю заключение, но никто не спрашивал, что я об этой истории думаю.

– А сейчас я спрашиваю.

Кумачаи откидывается на спинку кресла.

– Может быть, я вообще ничего не думаю.

Ну и тип… Либо он еще больший стервец, чем я думал, либо тут кроется какой-то умысел. Я мысленно перебираю факты.

– Вы хотите сказать, что сначала она была изнасилована, а уж потом связана?

– Потом связана, да. Изнасилована? Теперь думаю, нет.

– Именно теперь?

– Именно теперь. – Мы не отрываясь смотрим друг на друга. – Читайте заключение.

– О вскрытии?

– Нет, другое. Вот эту бумагу.

Он показывает на папку, которая у меня в руках. Открываю ее. Это заключение, подготовленное в химической лаборатории. Читаю. Оказывается, во влагалище Кэролайн Полимус обнаружено еще одно вещество – ноноксинол?9. Он входит в состав спермицидной пасты. Поэтому и не были обнаружены сперматозоиды, обладающие оплодотворяющей способностью.

Кумачаи нахально улыбается во весь рот.

– Вы утверждаете, что эта женщина пользовалась противозачаточными средствами?

– Утверждаю. Эта дамочка пользовалась контрацептивной пастой, колпачок ею смазывала.

– Колпачок? – медленно переспрашиваю я. – И вы не заметили его во время вскрытия?

– Ни черта подобного! – Кумачаи ударяет кулаком по столу и хохочет во все горло. – Вы же присутствовали при аутопсии, Сэбич. Видели, как разрезали эту дамочку. Никакого колпачка.

Я смотрю на него, стиснув зубы.

– Куда же он делся?

– Хотите знать мое мнение?

– Будьте любезны.

– Его забрали.

– Кто, полицейские?

– Полицейские – тупицы, но не до такой степени.

– Кто же тогда?

– Не полицейские и не я. Должно быть, ваш клиент.

– Убийца?

– Больше некому.

Я снова перечитываю заключение химиков, и многое проясняется. Я стараюсь сдерживаться, но меня пробирает злость. Чувствую, как кровь бросилась мне лицо. Кумачаи, конечно, все видит. Четверть часа промотав мне душу, он наконец снисходит до объяснения. Вероятно, считает, что рано или поздно я сам все пойму.

– Хотите знать, что я думаю? Я думаю, что все это подстроено. Дамочку пришил ее любовник. Он приходит, они выпивают, занимаются любовью. Все вроде бы нормально. Но что-то вдруг пошло не так. Он хватает, что попало под руку, бьет ее по голове, потом старается представить все так, чтобы это выглядело как изнасилование. Он связывает ее, извлекает колпачок – и будь здоров. Вот что я думаю.

– А что думает Томми Мольто? – спрашиваю я.

Поганец Кумачаи видит, что я загоняю его в угол, но все же криво улыбается и даже пытается рассмеяться, но получается это у него плохо.

Я возвращаю ему заключение и тут замечаю, что на нем дата – пять дней назад. Показываю ему надпись, сделанную его же рукой: «Мольто 762–2225».

– Не желаете записать номер, чтобы позвонить Мольто, когда понадобится?

Кумачаи берет себя в руки и разыгрывает роль добродушного простака:

– О, Томми – хороший человек, хороший.

– Как он поживает?

– Хорошо поживает, хорошо.

– Попросите его позвонить нам. Я постараюсь разобраться, почему оно так медленно движется, наше следствие.

Я встаю с кресла и, направив палец на Кумачаи, обращаюсь к нему по прозвищу, которое он терпеть не может, потому что оно унижает его достоинство как хирурга.

– Мистер Мясник, передайте Нико и Мольто, что они ведут грязную игру. Полицейское управление тоже ведет свою игру. Благодарите Бога, если я не привлеку их и вас к ответственности за то, что умышленно препятствуете проведению следствия.

Я забираю из рук Кумачаи заключение и ухожу, прежде чем он успевает сказать что-либо. Сердце у меня бешено стучит и дрожат руки. Реймонда, разумеется, в здании муниципалитета нет. Прошу Лоретту, чтобы он срочно связался со мной. Ищу Лидию – она куда-то вышла. Иду к себе в кабинет, сажусь и начинаю мрачно размышлять. До чего же хитроумны, сволочи! Делают только то, что мы просим, и ни на йоту больше. Сообщают результаты экспертизы, но собственное мнение держат при себе. Сообщают, что готово заключение химической лаборатории, но о его содержании – молчок. Чтобы мы подольше побегали по ложному следу. А тем временем происходит утечка информации. Каждый мой шаг становится известен Мольто. Это бесит меня больше всего. Господи, какая же все-таки грязная штука – политика. А полицейское управление еще грязнее. Даже при правлении рода Медичи не было столько интриганства. С кем дружишь и с кем враждуешь, кому предан по гроб жизни и кому изменяешь – каждый поступок и каждый твой шаг становятся известны всем и каждому. Депутату муниципалитета, избранному от твоего округа, твоему букмекеру и твоей любовнице. Родне со стороны жены, твоему брату-бездельнику, продавцу в скобяной лавке, с которым торгуешься из-за фунта гвоздей. Новобранцу, за которым нужен глаз да глаз, наркоману, чья откровенность действует тебе на нервы, доносчику, от которого бежишь как черт от ладана. Инспектору, когда-то выдавшему твоему дядюшке лицензию на торговлю спиртным, или лейтенанту, который сцепился с мэром и рассчитывает вскорости стать капитаном, а то и майором. Твоему приятелю, с кем на пару снимаете квартиру, твоему соседу, твоему участковому полицейскому. Каждому нужно расслабиться, отвести душу, что-то кому-то рассказать и людей послушать.

И ты даешь им повод. Полицейскому управлению большого города, например в округе Киндл, где не знают, что это такое – жить по уставу. Устав устарел и давно заброшен. И каждый из двух тысяч человек в темно-синих рубашках играет за свою команду. Мясник, как и все остальные, просто играет за своих. Может быть, Нико пообещал сделать его следователем-коронером?

Звонит телефон. Это Лидия. Я иду в смежный кабинет, к ней.

– Ну вот, – говорю я, – наконец-то мы знаем, что затеял Томми Мольто.

Глава 11

Уходя домой, я вижу свет в кабинете Реймонда. Почти девять вечера – наверное, его задержал поздний посетитель. После разговора с Кумачаи три дня назад я сделался раздражительным и подозрительным и поэтому немного удивлен, видя Реймонда, сидящего над компьютерной распечаткой в непривычной для него спокойной позе и дымящего трубкой. Редкое зрелище на данный момент. Обычно Реймонд много работает и частенько засиживается над кипой бумаг, но теперь, когда его должность как бы выставлена на продажу, вечера он проводит, выступая перед избирателями. Когда же он бывает здесь, приезжают Ларрен и другие члены его предвыборного штаба.

Постучав костяшками пальцев в старую дубовую дверь, вхожу к нему, спрашиваю:

– Гадание на кофейной гуще?

– Вроде того, только результаты, к сожалению, поточнее. – И зачитывает дикторским тоном: – «Опрос, проведенный Третьим каналом и „Трибюн“, показывает, что за восемь дней до выборов претендент на пост окружного прокурора округа Нико делла Гуарди немного опережает действующего окружного прокурора Реймонда Хоргана».

– Ерунда! – коротко бросаю я.

– Сам почитай. – Реймонд пододвигает мне бумагу. Листок испещрен цифрами, в которых я не могу сразу разобраться.

– Смотри нижнюю строку, – говорит Реймонд.

– «Н» – это неопределившиеся? – спрашиваю. – За Нико – сорок три процента, за тебя – тридцать девять. Ну, разрыв пока небольшой.

– Как только публика увидит, что у Делягарди появился шанс, будут голосовать за него. Новое лицо на выборах всегда притягивает, как новый товар в витрине. – Как политик Реймонд обладает пророческим даром, тем более что рассчитывать и предвидеть ему помогают Майк и Ларрен.

Я стою на своем:

– Конечно, последние две недели были трудные. Нико хорошо разыграл карту Кэролайн. И пусть пока порадуется, а там… Насколько, кстати, велика вероятность ошибки при опросе?

– Около четырех процентов. Но неизвестно, в какую сторону.

Майк Дьюк, говорит он, сейчас как раз поехал на телестудию убеждать народ, что в предвыборной гонке оба кандидата идут, что называется, ноздря в ноздрю. Ларрен, уже побывавший с той же целью в «Трибюн», добился от редакторов согласия, что мнение газеты совпадет с мнением Третьего канала. «Позиция нашего органа по вопросу о результатах совместного опроса не противоречит позиции телевизионного канала», – цитирует, попыхивая трубкой, завтрашний материал Реймонд.

– Уверен, они сдержат обещание, бросят мне эту кость, но что толку? Цифры – это цифры. Они посильнее слов. В городе скоро почувствуют, что мясцо-то с запашком.

– А каковы твои подсчеты?

– Ни хрена хорошего.

У сторонников Реймонда было мало денег, чтобы провести кампанию на высоте. Но и Ларрен, и Майк, и сам Реймонд считали, что положение отнюдь не безнадежное.

– Ты прав насчет Кэролайн. Ее убийство здорово нам повредило. И главное – мы потеряли темп. – Реймонд откладывает трубку и смотрит мне прямо в глаза. – Мы проиграли, Расти. Я тебе это первому говорю.

Я вижу изможденное лицо Реймонда Хоргана, моего друга, моего начальника, моего кумира. Руки скрещены на груди, он совершенно спокоен. Прошло двенадцать с половиной лет после того, как Реймонд заговорил о перестройке системы правопорядка, и вот он покидает свой пост. Нам обоим пошло бы на пользу, если бы это произошло на год-два раньше. Теперь перестраивать систему, если появится такое желание, будет другой. Недоумкам, которые утверждали, что принципы и идеи играют первостепенную роль, этот усталый стареющий человек всей своей двенадцатилетней службой как бы отвечает: нет, идеи и принципы не главное. Когда не хватает помещений, чтобы судить мошенников, воров, убийц, когда не хватает тюрем, чтобы содержать их, когда судьей становится какой-нибудь недоучка, который закончил вечерние юридические курсы, потому что единственное место в отцовской страховой компании занял старший брат, и который заполучил судейскую мантию после того, как тридцать лет оттрубил в полицейском участке, – тогда не до идей и принципов.

Что бы ни вещал по телевидению Нико делла Гуарди, его люди столкнутся с теми же извечными проблемами: одно преступление за другим, и никаких разумных способов прекратить их, нехватка дельных приставов, бесконечные просьбы оказать политическую услугу, много горя и много зла, которые всегда будут в этом мире, несмотря ни на какие идеи и принципы. Пусть теперь Нико окунется в это болото. Спокойствие Реймонда на краю бездны передается и мне.

– Ну и черт с ним, – беззаботно говорю я.

– Согласен. – Реймонд идет к столу заседаний, задвинутому в угол, и достает пол-литровую бутылку, которая всегда хранится в одном из ящиков. Он наливает виски в два складных стаканчика. Я подхожу к нему.