FNaF: Into the pit

– “Нет”, – прошептала Милли. Ей были нужны её мама и папа. Ей был нужен её дедушка. Они бы помогли ей, если бы только знали. Она даже согласилась бы на чокнутых дядю Роба и тётю Шери, если они придут к ней на помощь. Она даже наденет рождественский свитер, если это сделает их счастливыми.

Милли в ожидании сидела за своим столиком в столовой. Этим утром она особенно тщательно позаботилась о своей внешности, выбрав кружевной чёрный топ и реактивное викторианское траурное ожерелье из своей небольшой коллекции. Пудра усиливала её бледность, а чёрная подводка для глаз создавала идеальный кошачий эффект.

Шли минуты, и она начала беспокоиться. Что, если Дилан не придёт? Что, если она напрасно так нарядилась? Что, если, как она всегда подозревала, жизнь не даёт возможности ни для удовольствия, ни для счастья?

Но вдруг он появился, в кожаной куртке, с огненно-рыжими волосами и блестящими серебряными серёжками.

– “Привет”, – сказала Милли, стараясь, чтобы её голос не звучал так, будто она очень рада его видеть.

– “Привет”, – сказал он, ставя поднос на стол и садясь напротив неё. – “Я принёс тебе кое-что”.

Сердце Милли заколотилось от волнения. Она надеялась, что это не было заметно.

Он сунул руку в карман кожаной куртки и вытащил потрёпанную книгу в мягкой обложке. – “Г. Ф. Лавкрафт”, – сказал он. – “Я рассказывал тебе о нём вчера”.

– “Я помню”, – сказала Милли, беря книгу. – “Зов Ктулху и другие истории. Я правильно сказала – Ктулху?”

– “Кто знает?” – сказал Дилан. – “Г. Ф. Лавкрафт всё это выдумал, и он мёртв, так что мы не можем его спросить. Можешь оставить книгу себе. Мне подарили копию в твёрдом переплёте на день рождения”. – Он улыбнулся. – “У меня классные родители. Они не против, что мне нравятся странные вещи”.

– “Спасибо”. – Она почувствовала, как на её лице появляется лёгкая улыбка. Она сунула книгу в сумку.

Она наверняка прочитала бы книгу, но не сама книга вызвала у неё улыбку. Её вызвало то, что Дилан думал о ней. Пока он был дома, а не в её присутствии, он подумал о ней, нашёл книгу, положил её в карман куртки и не забыл отдать ей. По её опыту, парни обычно не были такими заботливыми.

После ужина в своей комнате Милли начала читать книгу Г. Ф. Лавкрафта. Дилан был прав. Они были странными. Даже более странными, чем произведения По, и пугающие так, что казалось, будто под её кожей ползали пауки. Но ей это нравилось.

Это был идеальный подарок от Дилана для неё. Милли была не из тех девушек, которые помешаны на цветочках и конфетах.

Прочитав пару историй, она открыла свой ноутбук. Вместо того, чтобы гуглить «стихи о смерти», она стала искать «стихи о любви». Она нашла знаменитое стихотворение Элизабет Барретт Браунинг, которое начиналось словами: «Как я люблю тебя? Давай все способы считать». – Она читала это стихотворение раньше и думала о нём просто как о красивых словах, но теперь она могла оценить чувства, стоящие за словами, сильные чувства к редкому человеку, который по-настоящему понимал тебя и которого ты понимал в ответ.

Она достала свой чёрный кожаный дневник, погрызла ручку и задумалась. Наконец она написала:

Ты срезал чёрные лозы, впившиеся,

Вокруг сердца раненного обвившиеся.

Оно забилось, легко без мучения.

Ты садовник, который будит растения

От серой смерти холодных морозов,

Чтоб они могли расцвести, как и сердце моё,

Цветущей кровавой розой.

Она перечитала про себя стихотворение и удовлетворённо вздохнула. Её настроение лишь слегка омрачилось, когда она отложила дневник, чтобы приступить к домашнему заданию.

– “Нет? Жаль. Я всегда считал, что пронзание имеет определённое драматическое своеобразие. Может быть, что-нибудь с чуть большим количеством энергии? Удар током – всегда эффективный вариант. Знаешь ли ты, что идея электрического стула была разработана в 1800-х годах стоматологом по имени Альфред П. Саутвик? Он придумал идею электрического стула, основываясь на своём стоматологическом кресле. Это не совсем утешает людей со страхом стоматологов, да? У меня нет стула, к которому можно было бы тебя пристегнуть, но у меня есть энергия, чтобы выпустить серию сильных электрических токов через полость моего тела. Если ток ударит в сердце или мозг, ты умрёшь быстро. Если этого не произойдёт, ты получишь несколько неприятных ожогов, и твоё сердце впадёт в фибрилляцию, которая, как правило, убьёт тебя, если тебе никто не поможет. И я полагаю, мы уже установили, что здесь нет никого, кто мог бы тебе помочь”.

«Помогите» было тем словом, которое Милли отчаянно хотела закричать, но она понимала, что это пустая трата энергии – энергии, которую ей нужно беречь, если есть хоть какая-то надежда выжить.

– “Ну, что думаешь, кексик? Удар током? Ты будешь в шоке от того, насколько это эффективно. Держащее в напряжении приятное времяпрепровождение!” – Ещё один смешок.

Милли однажды ударилась током, выдернув фен из розетки в плохо оборудованном гостиничном номере. Она почувствовала, как электричество больно пронзило её руку, и на несколько мгновений у неё перехватило дыхание, как будто кто-то ударил её в живот. Она не хотела думать о том, каково будет ощущать электрический ток, достаточно сильный, чтобы убить её. – “Приятное времяпрепровождение для тебя, но не для меня”, – сказала она.

В субботу днём, когда большинство других детей были в торговом центре или в кино, или болтались по домам друг друга, Милли шла в городскую общественную библиотеку. До неё было около двадцати минут ходьбы, так что прогулки туда и обратно с часом или двумя просмотра и чтения между ними были приятным способом провести субботний день в уединении.

Сегодня она разгуливала по библиотечным стеллажам в поисках подходящего тёмного материала для чтения. Она закончила читать «Зов Ктулху» и была разочарована тем, что на полках больше не было книг Лавкрафта.

– “Привет”, – раздался голос позади неё.

Она ахнула и подпрыгнула, но потом увидела, что это был Дилан.

– “Я не хотел напугать тебя”, – сказал он. – “Эй, ты читала эту книгу Лавкрафта?”

Милли не могла поверить, что звёзды сошлись так, что она столкнулась с Диланом вне школы. – “Да, она мне очень понравилась. Я надеялась, что у них здесь будет больше произведений от него”.

– “Хм…” – сказал Дилан. – “Держу пари, что могу выбрать что-нибудь ещё, что тебе понравится. Секунду” – С задумчивым выражением лица он осмотрел полки, затем вытащил тонкую книгу в чёрной обложке и протянул ей.

– “«Лотерея и другие рассказы» Ширли Джексона”, – прочла она.

– “Да, она тебе понравится. Это идеальная книга, чтобы продолжить заниматься классическими ужасами. Эй”, – сказал он. – “Я читал вон за тем столиком, пока не увидел тебя. Если хочешь, можешь посидеть и почитать за ним”.

– “Хорошо”. – Милли изо всех сил старалась не показывать, как она рада этому приглашению.

– “Должен признать, я неспроста пригласил тебя”. – сказал Дилан. – “Я хочу увидеть выражение твоего лица, когда ты закончишь читать первый рассказ в этой книге”.

Они сидели за столом напротив друг друга и читали в дружеском молчании. Милли любила разговаривать с Диланом, но и молчать с ним тоже было приятно. Она читала «Лотерею» с растущим чувством неизвестности, и когда дошла до конца, Дилан рассмеялся.

– “Ты читаешь с открытым ртом”, – сказал он. – “Концовка абсолютно неожиданная, не так ли?”

– “Это в самом деле так”.

– “Слушай”, – сказал Дилан. – “Я думал, что после того, как выпишу свои книги, пойду выпить чашку чая в кафе по соседству. Ты бы хотела тоже? Я имею в виду, ты не должна пить чай только потому, что я его пью. Ты можешь взять кофе или горячий шоколад”.

– “Чай звучит неплохо”, – сказала Милли. Этот день оказывался очень неплохим. На удивление.

Милли сотни раз проходила мимо «Ты и Я, Кофе и Чай», но никогда не заходила внутрь. Это было приятное место с открытыми кирпичными стенами, на которых висели картины местных художников. Сидя с Диланом за своими чашками, из которых шёл пар, Милли сказала: – “Думаю, я хотела бы когда-нибудь стать библиотекарем”. – Она никогда никому об этом не рассказывала. Она всегда боялась, что над ней будут смеяться.

– “Это было бы круто”, – сказал Дилан. – “Ты же любишь книги”.

– “Я люблю книги и люблю тишину”, – сказала Милли, попивая свой чай с бергамотом.

– “Ты также должна одеваться в стиле библиотекаря-гота”, – сказал Дилан. – “Ты могла бы уложить волосы наверх, надеть свои реактивные украшения, чёрное викторианское платье и такие старомодные очки, которые просто зажимаются на носу… как они называются?”

– “Пенсне?”

Дилан усмехнулся: – “Да, эти. И когда ты так оденешься и станешь шикать на людей в библиотеке, это будет пугать их до полусмерти!”

Милли рассмеялась, и она должна была признать, что ей было хорошо.

Школьные дни были лучше, когда она знала, что будет обедать с Диланом. Она могла провести утро, предвкушая встречу с ним, а вторую половину дня думать о том, что они сказали друг другу. Иногда она чувствовала себя немного глупо из-за того, что проводила так много времени, думая о парне.

Но Дилан был не просто каким-то обычным парнем.

Сегодня, когда она вернулась домой из школы, дедушка встретил её в загромождённой гостиной. – “Я подумал, что мы могли бы пойти сегодня вечером на школьный праздничный базар”, – сказал он. Вместо обычного кардигана он был одет в уродливый зелёный свитер, украшенный жутко улыбающимися рождественскими ёлками.

– “Праздничный базар это глупо”. – Милли закатила глаза. – “Просто кучка людей, продающих уродливые ёлочные украшения, сделанные из палочек от эскимо”.

– “О, мне всегда казалось, что базар вроде как был весёлым, когда я был учителем. В этом году на нём ужин чили, и ты можешь выбрать между мясным и вегетарианским чили. А ещё там есть буфет со всем, что только можно съесть. Задумайся над этими словами на минутку, Милли”. – Он сделал драматическую паузу. – “Всё, что только можно съесть. Печенье. Буфет”.

– “Ты в самом деле хорошо подготовился, не так ли?” – сказала Милли. Она никогда бы не сказала этого вслух, но то, как дедушка был так взволнован, было довольно мило.

– “Да. Я очень серьёзно отношусь к печенью”.

– “Это я вижу”. – вздохнула Милли. Может быть, в этот раз она даст старику то, чего он хочет. Они вдвоём почти не выходили из дома, и для него было бы хорошо побыть среди других людей. – “Ладно, пожалуй, я пойду, даже если это не в моём стиле”.

– “Отлично!” – сказал дедушка. – “Мы отправимся примерно через час”. – Он оглядел её с ног до головы. – “Может быть, ты наденешь что-нибудь, кроме чёрного? Что-нибудь, ну, знаешь, немного более праздничное?”

– “Не дави на меня, дедушка”, – сказала Милли. Она не могла поверить, что согласилась присутствовать на таком отстойном мероприятии. Но, может быть, там будет Дилан, которого заставили прийти, как и её, и они вместе посмеются над этим.

Школьные коридоры сверкали рождественскими гирляндами, и Милли не ошиблась, предсказав уродство выставленных на продажу украшений. Но вегетарианский чили был вкусным, и в буфете было впечатляющее разнообразие печенья, включая пряники, которые были её любимыми. После того, как они с дедушкой наелись досыта, она бродила по коридорам, делая вид, что смотрит на выставку поделок, но на самом деле ища Дилана.

Она нашла его в коридоре второго этажа. Но не так, как ей хотелось бы.

Дилан стоял перед ларьком, где продавались рождественские украшения в виде оленей, сделанные из леденцов. Но он был не один. Он был с Брук Харрисон, любезно симпатичной блондинкой, которая училась с Милли на уроках политики США. Дилан и Брук держались за руки и смеялись над какой-то личной шуткой так, будто были парой.

Милли прикусила губу, чтобы не задохнуться, развернулась и побежала по коридору и вниз по лестнице. Она должна была найти дедушку. Она должна была уйти отсюда.

– “Где же огонь, Дочь Дракулы?” – спросил её какой-то случайный мальчишка. Она даже не стала пытаться понять, кто это был. Все они всё равно были одинаковыми.

Она вбежала в столовую, оглядывая толпу в поисках уродливого рождественского свитера дедушки. К сожалению, многие люди были одеты в уродливые рождественские свитера.

Наконец она нашла дедушку за столиком с напитками, попивающим кофе и беседующим с парой других стариков, которые также были учителями на пенсии. Эти парни, очевидно, делали покупки в том же магазине уродливых рождественских свитеров, что и дедушка.

– “Нам надо идти” – прошипела Милли.

Дедушка обеспокоенно нахмурился. – “Тебе стало плохо или что?”

– “Нет, мне просто надо идти”. – Почему он не мог двигаться быстрее?

– “Хорошо, милая”. – Он посмотрел на других стариков взглядом, который, казалось, говорил: «Они такие эмоциональные в этом возрасте», а затем сказал: – “Увидимся позже, парни. Счастливого Рождества”.

В машине дедушка сказал: – “В чём дело, милая? Неужели кто-то в школе сказал что-то такое, что ранило твои чувства?”

Милли не могла поверить, что её дедушка может быть таким глупым. – “Никто в школе мне ничего не говорил, потому что никто в школе никогда мне ничего не говорит. Никому в этой школе нет дела до того, живу я или умерла!” – Она всхлипнула и потёрла глаза, пытаясь остановить поток слёз.

– “Я помню, что чувствовал себя так же, когда был в твоём возрасте. Я ни за что не вернусь в свои четырнадцать лет, даже несмотря на все те годы, которые мне предстояло прожить”.

Слёзы не останавливались. Милли смотрела в окно и старалась игнорировать дедушку. Он никак не мог этого понять. Никто не мог этого понять, особенно люди, которые были в восторге от рождественских свитеров, печенья и всех этих фальшивых счастливых вещей, которыми они заполняли свой разум, чтобы отогнать страх смерти.

Милли не боялась смерти. Прямо сейчас смерть казалась ей единственным другом.

– “Ого, да мы и впрямь придирчивы, не так ли?” – сказал голос. – “Для того, кто хочет получить конечный результат, мы ужасно суетимся по поводу того, как его достичь. Но есть ещё много вариантов. Я чувствую себя официантом, рассказывающим меню в шикарном ресторане. Разница, конечно, в том, что от одного меню у тебя будет еда. От другого меню ты будешь мертва”. – Низкий, грохочущий смех. – “О, я превзошёл сам себя. Хм… раз уж я заговорил о еде, то что насчёт кипячения? Знаешь ли ты, что Генрих VIII сделал кипячение заживо официальной формой наказания во время своего правления? Забавно, что они называют это кипячением заживо, потому что неизвестно, надолго ли ты останешься в живых. Но я мог бы легко залить свои внутренности водой, а затем использовать свои запасы энергии, чтобы поднять температуру выше, выше, выше. Сначала это будет похоже на приятную, тёплую ванну, но потом будет просто становиться всё жарче, жарче и жарче. Интересно, станешь ли ты красной, как омар?”

Милли с несчастным видом сидела за своим столом в столовой, зная, что обречена есть в одиночестве. Она открыла сборник ужасов, который выписала в школьной библиотеке. Книги, по крайней мере, всегда будут составлять ей компанию.

Но вдруг напротив неё сел Дилан, ведя себя так, будто абсолютно ничего не случилось. – “Привет” – сказал он.

– “Как ты можешь просто вот так сидеть напротив меня?” – сказала Милли. Он был очень непринуждённым, открывая свой кетчуп и делая маленькую красную лужицу на своей тарелке, просто как и всегда.

– “Как?” – растерянно сказал Дилан. – “Я сижу здесь каждый день”.

– “Я думала, ты захочешь посидеть с Брук”, – сказала Милли.

– “У Брук обеденный перерыв в другое время, не как у меня”. – Он рассеянно макнул наггетс в лужицу кетчупа и сунул его в рот.

Милли почувствовала, как гнев поднимается от самых кончиков пальцев ног. – “А что я такое? Твоя резервная копия? Её дублёрша?”

Дилан потёр лицо, как будто он был уставшим. – “Прости, Милли. Я стараюсь не отставать от сути; я правда стараюсь. Но в твоих словах нет никакого смысла”.

Милли не могла понять, как он мог быть таким глупым. – “Дилан. Я видела тебя. С ней. Вчера вечером на базаре”.

– “Ну? И что?”

Она никогда ещё не чувствовала себя такой раздражённой. – “Вы держались за руки. Вы явно были вместе”.

– “Ну? И что?” – повторил он. Но вдруг его лицо озарилось осознанием понимания. – “Постой, Милли, ты думала, что мы с тобой… встречаемся?”

Милли тяжело сглотнула и убедила себя не плакать. – “Ты заметил меня. Принёс мне книгу. Пригласил меня выпить чаю. Конечно, я подумала, что мы могли бы. В будущем. Я имею в виду, встречаться”.

– “Вау”. – сказал Дилан. – “Мне жаль, если я ввёл тебя в заблуждение. Я имею в виду, ты действительно замечательная и очень красивая и всё такое, но я никогда не хотел, чтобы ты думала, что мы нечто большее, чем друзья. Разве у тебя никогда не было друга, который был мальчиком, но который не был, ну знаешь, парнем?”

Ханна была единственной подругой Милли, но бросила её. Милли никак не могла поделиться этим фактом с Диланом. – “Конечно же был. Но Дилан, ты же говорил мне, что я была единственным крутым человеком, которого ты встретил в этой школе”.

– “Говорил. Но это был мой первый день. С тех пор я стал встречать и других крутых людей”.

– “Как Брук?” – голос Милли сочился сарказмом.

– “Что, тебе не нравится Брук?” – сказал Дилан.

– “Она блондинка и простая”, – сказала Милли. Не стесняясь в выражениях. Правда есть правда.

– “Ты когда-нибудь разговаривала с ней?” – спросил Дилан. – “Ты хоть знаешь, какая она?”

Слышала ли Милли когда-нибудь, чтобы Брук что-то говорила? Милли предположила, что на уроке политики США она вела себя тихо, потому что ей нечего было сказать интересного или важного. – “Я никогда с ней не разговаривала”, – сказала Милли. – “Я вообще ни с кем не разговариваю”.

Дилан покачал головой. – “Ну, Брук – это не просто кто-то. Она умная, начитанная и милая. Она хочет стать ветеринаром. Почему так важно, какого цвета у неё волосы?” – Дилан посмотрел на неё так пристально, словно смотрел сквозь неё. – “Милли, я разочарован в тебе. В тебе, с твоим чёрным гардеробом, чёрной подводкой для глаз и чёрным лаком для ногтей. Похоже, ты знаешь, что лучше не судить о человеке по его внешности. Тебе не нравится, когда люди делают это по отношению к тебе, и всё же ты виновата в том же самом злодеянии. Я почти уверен, что это называется лицемерием”. – Он встал. – “Думаю, этот разговор окончен”.

По мере приближения зимних каникул настроение Милли становилось всё мрачнее и мрачнее. Холодная температура, серое небо и голые деревья – всё это прекрасно соответствовало её эмоциональному состоянию. Весёлые праздничные огни и пластмассовые Санта-Клаусы на домах людей наполняли её гневом, а звуки рождественских песен в магазинах и других общественных местах приводили её в ярость. Она чувствовала, что не сможет отвечать за свои поступки, если ей придётся ещё раз услышать «Зимнюю Сказку».

Праздничное настроение, мир на земле и доброжелательность были просто ложью, которую люди говорили сами себе. Зима была временем смерти.

За ужином, овощной стир-фрай был для Милли, куриный и овощной стир-фрай был для дедушки, дедушка сказал: – “Что ж, ты волнуешься, что завтра последний день перед зимними каникулами?”

– “Не совсем”, – ответила Милли. – “Послушай, я как раз собиралась сказать тебе, что я не буду праздновать Рождество в этом году”.

Лицо дедушки вытянулось. – “Не будешь праздновать Рождество? Но почему нет?”

Милли ткнула вилкой в кусочек брокколи. – “Я отказываюсь притворяться счастливой в какой-то определённый день только потому, что общество говорит мне, что я должна быть счастливой”.

– “Речь идёт не об обществе. Речь идёт о семье” – сказал дедушка. – “Речь идёт в том, что мы собираемся вместе и наслаждаемся компанией друг друга. В канун Рождества приезжают твои тётя, дядя и двоюродные братья, а твои мама с папой собираются связаться по Скайпу, чтобы они могли быть частью происходящего. Мы устроим большой ужин и обменяемся подарками, а потом будем пить горячий шоколад с печеньем и играть в настольные игры”.

Милли почувствовала тошноту при мысли обо всём этом фальшивом веселье. – “Я буду здесь, потому что мне больше некуда идти, но я отказываюсь участвовать в празднествах”.

– “Это факт?” – сказал дедушка. Он отодвинул тарелку. – “Послушай, Милли, ты никогда не была особенно весёлым ребёнком. Небеса знают, что ты была самым суетливым ребёнком, которого я когда-либо видел, и когда ты была малышом, твои истерики были легендарны. Но мне кажется, что сейчас ты особенно несчастна здесь, со мной, и я искренне сожалею об этом. Я старый человек и не специалист в том, что нравится молодым девушкам, но я старался сделать всё так хорошо, как только мог. Может быть, было бы лучше, если бы ты решила переехать за границу вместе с мамой и папой. Я знаю, как тяжело быть так далеко от них”.

– “Я не скучаю по своим родителям!” – выкрикнула Милли. Но даже произнося эти слова, она не была уверена, что это правда. Конечно, они иногда сводили её с ума, когда они были вместе, но было странно, что они были так далеко, и общение с ними по Скайпу в воскресные вечера не могло компенсировать их отсутствие в её повседневной жизни. Не помогало и то, что она, как правило, была в плохом настроении во время их встреч через Скайп, – злилась на них за то, что они уехали, – и поэтому разговоры не всегда были приятными.

– “Ладно, может и так”, – сказал дедушка. – “Но в последнее время тебя что-то гложет – может быть, проблемы в школе или ссора с другом? Я не говорю, что мог бы помочь, но иногда помогает просто выговориться кому-то”.

Против её воли в голове всплыл образ Дилана – Дилана в свой первый день, когда она встретила его, когда она не могла поверить, что этот крутой новенький, который мог сесть где угодно в столовой, решил сесть прямо напротив неё. Что ж, больше этого никогда не случится. Теперь он сидел за одним столом с теми парнями, которые никогда не говорили ни о чём, кроме фэнтезийных ролевых игр, а Милли сидела одна в компании одной лишь книги.

– “Я говорила тебе, у меня нет друзей”, – сказала Милли.

– “Ну, может, тебе стоит попробовать завести одного”, – сказал дедушка. – “Тебе не обязательно быть общительной, если ты не хочешь, но всем нужен один хороший друг”.

– “Ты не знаешь, что мне нужно!” – Милли встала из-за стола. – “Я пойду делать домашнее задание”. – У неё на самом деле не было домашнего задания, так как завтра был последний день перед каникулами, но она сказала бы всё, что ей было нужно, чтобы уйти оттуда.

– “А я пойду в свою мастерскую”, – сказал дедушка. – “Ты не единственная, кто может вылететь из комнаты, девчушка”. – Впервые с тех пор, как она переехала к дедушке, он говорил так, будто действительно злился на неё.

В своей комнате Милли открыла ноутбук, зашла на Ютуб и набрала «музыкальные клипы Курта Кэрриона». Она кликнула на «Маску Смерти», свою любимую песню. Видео было наполнено изображениями воронов, летучих мышей и кружащих стервятников. В центре всего этого был сам Курт Кэррион, рыча мрачную песню, его чёрные волосы торчали в разные стороны, лицо было бледным, а чёрная подводка для глаз была идеальна. Милли казалось, что Курт Кэррион – единственный человек на планете, который её поймет.

Кого она обманывает? Никто её не поймёт.

– “Пожалуйста, не кипяти меня заживо”, – сказала Милли. Она должна была найти способ выбраться. Внезапно ей отчаянно захотелось жить.

– “Не кипячение? Ну, это понятно. Судя по всему, это очень неприятный способ. Люди, наблюдавшие кипячения во времена Генриха VIII, говорили, что это было настолько отвратительно, что они предпочли бы видеть обезглавливание. О! Есть один хороший вариант, о котором мы ещё не говорили. Обезглавливание!” – Он сказал это так, словно это было какое-то счастливое слово. – “Конечно, есть много способов отрубить голову, и когда лезвие достаточно острое, то этот вариант довольно быстрый и безболезненный. Впрочем, когда лезвие недостаточно острое… ну, бедняжке Марии, королеве Шотландии, пришлось получить три удара тупым старым топором палача, прежде чем её голова освободилась от тела. Гильотина же была быстрым и чистым способом, хоть и не требовала особого мастерства со стороны палача, что позволяло легко избавиться от всех этих богатых сопляков во время Французской революции. Они просто выстраивали их в ряд и прогоняли через гильотину, как по конвейеру. Можно сказать, по линии разборки!” – голос снова сделал паузу, чтобы хихикнуть. Как бы то ни было, но он, похоже, очень хорошо проводил время за счёт Милли. – “В Саудовской Аравии – где сейчас твои родители, я прав? – всё ещё используют обезглавливание как свою излюбленную форму смертной казни. Они используют меч, который я нахожу довольно стильным и драматичным”.

Саудовская Аравия, подумала Милли. Её родители были совсем далеко. Совсем не в силах ей помочь. И теперь, когда она стояла лицом к лицу со смертью, она по-странному чувствовала к ним больше любви, чем когда-либо прежде. Конечно, они были странными, принимали странные решения и совершали глупые ошибки, но она знала, что они любили её. Она вспомнила ужасные шутки отца и то, как мама читала ей сказку за сказкой перед сном, когда она была маленькой. Может быть, её родители и отличались от родителей других детей, но они всегда заботились о её основных потребностях, и они всегда заставляли её чувствовать себя в любви и безопасности.