Метаморфоза мифа

Капитан надел латексные перчатки и взглянул на эксперта. Сегодня Шурочка была в состоянии душевной прострации. Она спокойно открыла экспертный кейс и тоже стала натягивать перчатки. Красавица! Богиня Фемиды! Когда уже кудрявый сделает ей предложение? Олег начал осмотр с бардачка и передней части салона. Всё вокруг было залито кровью. Изучение мест трагедии – занятие не из приятных. Разговор в этом деле немного отвлекает и успокаивает.

– Эх, сколько же вы своей дурной крови здесь пролили!

Шура поддержала разговор:

– Олег Владимирович, трасса вроде такая оживлённая – странно, что никто не бросился их спасать.

– That’s life, как говорят французы. Превратности судьбы. В самый неподходящий момент она слепа и глуха. Возможно, что именно в этот момент на дороге никого не было. А, может, был, но не захотел остановиться. И такое бывает довольно часто.

Князев распрямился и перевёл взгляд на заднее сидение, где девушка осматривала тело покойного. Он покачал головой:

– Эх! Настоящему индейцу завсегда везде ништяк! Давно он лыжи навострил?

– Часов двадцать назад, не раньше.

– Ого! Зачем же ты, мужик, катаешься столько времени в голом виде?

– Странно всё это. Почему его никто не обнаружил?

– Индеец Джо неуловим! Причина: никому не нужен.

– Что у него во рту такое?

– Кляп! Шучу! Сейчас узнаем, – Князев внимательно осмотрел плод, крепко зажатый зубами покойника. – Чем бы тебя подцепить? Шурочка, у тебя где-то скальпель был.

– Держите.

– Так, так, – Князев подцепил скальпелем плод и попытался его вытащить. – Не получается. Можешь челюсти ему разжать?

– Попробую.

Наконец им удалось извлечь изо рта мёртвого вполне съедобный «кляп».

– Да это же авокадо!

– Удивляешься? Я думал, эксперты не умеют удивляться. Сколько ты уже работаешь у нас?

– Осенью исполнится четыре года.

– Ого! Получается, уже столько времени Шурка тебя мурыжит! Вот негодяй! Надо его приковать наручниками к батарее, пока он не сделает предложение.

Девушка сразу потухла в грустных эмоциях, но ничего не сказала.

– Чего ты, Шурочка? Поссорились?

– Всё нормально, Олег Владимирович. Всё нормально.

– Помиритесь.

– Мы не ссорились.

– Ну, раз не ссорились, ответь мне лейтенант Шпилевая на один вопрос. Вот ты Шура, он Шура, а ребёнка как назовёте? – Князев продолжал внимательно выискивать улики.

– Александром.

– Это если пацан. А девочку?

– Сашенькой.

– Ох и семейка будет. Сплошные «шуры-муры»! Это, как в оперетте «Летучая мышь», да? Адливанкин кричит: Шура принеси мне то-то и то-то. Но никто не несёт. У всех есть отмазка – думал, что звали не его.

– Нормально будет. Что ему самому трудно сходить и взять это «то-то и то-то»? Привык, чтобы ему во всём потакали. Пусть отвыкает. Давайте, лучше… – девушка неожиданно замерла.

Капитан в это время, присев, осматривал пол салона.

– Чего замолчала? – на этих словах Олег оторвал взгляд от пола и тут же уткнулся в него лицом.

Из его головы на резиновый коврик закапала кровь.

– Вот так! – подытожил удачное исполнение задуманного Бадай и навёл ствол на эксперта. – Давай его сюда.

Александра держала в одной руке скальпель, с нанизанным на него авокадо, а в другой кисточку. Она собиралась проявить на кожуре плода возможные отпечатки пальцев. Девушка молча протянула руку со скальпелем заставшему их врасплох бандиту.

– Теперь брось нож на землю. Вот, умница! Подними руки. Молодец! Повернись спиной.

Он ударил её по голове выверенным ударом рукояти пистолета, и девушка рухнула рядом с задним колесом кабриолета. Толик повертел в руке авокадо, ухмыльнулся и подбросил его вверх. В вершине параболы, создаваемой полётом плода, он сделал выстрел. Авокадо брызгами разлетелся по хвое и листьям окружающих деревьев.

– Ну, вот и всё.

Бадай был вполне доволен проделанной работой. Он уселся на водительское кресло и облегчённо свесил ноги через порожек автомобиля. Затем достал сотовый и доложил:

– Роман Григорьевич, это Бадаев. Всё сделал. Чисто и без пыли, – утраченное в последние сутки настроение вернулось к нему с избытком.

– Молодец! – похвалил бойца Кипиш. – Авокадо забрал?

– Уже уничтожил.

– Где ты сейчас?

– В лесу. Сижу в машине.

– Один?

– Нет. На заднем сидении труп прокурора валяется, – Толику хотелось шутить и радоваться жизни.

– Очень хорошо.

– Что-то ещё надо сделать?

– Да! Надо. Передай мой горячий привет своему другу.

– Какому? – не понял Бадай.

– Михасю!

Толик не успел ответить. Он даже не успел усвоить до конца сказанное шефом. Раздался взрыв. Воздушная волна ураганом промчалась по верхушкам деревьев. Сверху посыпались иголки, листва и сломанные сучья. Бадай впал в ступор. Что это было? Что так рвануло и почему? И тут только до него дошло. Это взорвался Крузак, оставленный им на дороге. Он вскочил на ноги и уставился в то место, где на шоссе стояла машина. В голове роем пчёл витали обрывки мыслей, постепенно обретающие форму логического вывода. Неужели Кипиш хотел меня убить? А ты не понял? Или ты думаешь, что это шутка такая? Смертельная шутка. Кипиш! Тварь, конченная! Стало быть, я уже труп. Не сегодня, так завтра. Что же теперь делать?

Но он не успел построить планы. В следующий момент Толик уже распластался по земле, уткнувшись лицом в колючую подстилку из сухой хвои. На его спине восседал капитан. Он заломил руки бандита кверху, но не знал, что с ними делать дальше. Наручников не было. Сашенька продолжала лежать на земле без движения. Помочь было некому. На Бадаеве была одета ветровка. Князев попробовал ею воспользоваться. Он отпустил руки Толика и тут же резко рванул воротник ветровки вниз. Снятая до локтей куртка на время ограничила движение рук задержанного. При этом взору Олега открылись ремни портупеи и краешек тыльной стороны пистолета. Он попытался выхватить оружие, но Бадай этого ожидал. Он шустро крутанулся по земле и вскочил на ноги, пытаясь освободиться от слабого захвата собственной куртки. Князев сделал выпад вперёд, намереваясь завладеть оружием. Противник встретил его ударом ноги. У него была хорошая растяжка. Но куртка всё же помешала сделать удар эффективным. Олег увернулся и в следующий момент нанёс сокрушающий удар в пах противника. Пока рухнувший на землю Бадай корчился от боли, капитан забрал пистолет и вытянул из джинсов Толика широкий кожаный ремень. Снова заломив руки нападавшего за спину, он ловко сковал их запястья узлом, который урки называют «ментовским». Он прост, как всё гениальное. Из ремня необходимо сделать петлю и просунуть её в пряжку с наружной стороны. Просунутую часть внутри окружности ремня нужно распрямить таким образом, чтобы получилась двойная петля, которая набрасывается на запястья рук. Затягивание петли сковывает руки плотным узлом, освободиться от которого без посторонней помощи невозможно.

– Вот так-то лучше, – капитан облегчённо выдохнул воздух из лёгких и осторожно пощупал затылок: – Что за манера бить человека по голове? Вставай! На меня смотри.

Бадай сел на земле, подтянув к себе колени.

– Зря начальник я тебя не пристрелил. А хотел. Ошибка вышла.

– Хотел пристрелить? Для чего?

Ответа не последовало.

– Ради того, чтобы захватить с собой на тот свет побольше трупов? Так тебя в ад и без такой нагрузки впустят. Заслужил.

Бадай горестно засопел. Куда ни кинь – нигде теперь выхода нет. Вряд ли и тюрьма является для него гарантией жизни. Руки Кипиша и там его достанут.

– Такс-такс, вот вам авария в Замоскворечье, – Олег засунул трофейный пистолет за пояс и нагнулся над девушкой.

– Сашенька! Саша! – пошлёпал он её по щекам.

Шура не подавала признаков жизни, поэтому капитан пощупал пульс на её шее.

– Ну, гад, если с ней что-нибудь случится – пеняй на себя!

Но в следующий момент девушка тихонько застонала и сразу же глубоко задышала, безумно тараща глаза. Олег тут же схватил её за плечи, внимательно вглядываясь в лицо.

– Ну, что, что? Всё хорошо? Шура, как ты? Всё нормально? Ты меня узнаешь? Кто я?

Она качнула головой в знак согласия, но это явно принесло ей боль. Девушка поморщилась и тихо вымолвила:

– Да, Олег Владимирович, всё хорошо.

– Ну и ладненько, – он осторожно осмотрел её голову. – Да, рана опасная. Тошнит?

– Угу, – она вновь поморщилась от очередной попытки качнуть головой, – И плывёт всё.

Шурочка закрыла глаза.

Князев привалил её к колесу кабриолета.

– Посиди здесь. Сейчас машина вернётся, и мы тебя отвезём в больничку, а я пока сниму виртуальный скальп с бледнолицего.

Он вновь вернулся к сидящему на земле мрачному Толику:

– Давай, любезный, рассказывай! Чего молчишь? Облегчи душу.

Капитан осмотрелся и увидел гаджеты, вывалившиеся из карманов ветровки Бадаева.

– О! Да тут целый салон сотовой связи на выезде, – он аккуратно собрал аппараты и стал изучать их содержимое: – Этот явно не твой. Владелец женского рода. Так, этот я сомневаюсь, что твой, – отложил он в сторону аппарат Макса. – О! Какая красота! Тысяч десять баксов стоит. Не меньше. Думаю, что такой девайс тебе не по карману. Ну, а этот, возможно твой. Такой же занюханный, как вся твоя жизнь. Так-с, любезный, кто ты такой?

Бадай продолжал упорно молчать. Он не видел смысла в ответах. Это не давало ему никаких новых шансов на жизнь.

– Сдаётся мне, что ты, мил-человек, молчунок! Ну не хочешь говорить – твоё право. За тебя твои пальчики расскажут.

Капитан взял в экспертном чемоданчике Шурочки пакетики и сложил в них сотовые аппараты.

– Может, ты карманник, раз у тебя с собой чужие «педали»? – предположил капитан, но тут же, чуть повертев головой, ухмыльнулся: – Я тебе предложил линию защиты – прикинуться мелким жуликом. Но ты – опытный жучара, прекрасно понимаешь, что сам я на это не поведусь. Щипачи не ходят по лесу и не нападают на работников СКР. Откуда у тебя оружие? – он аккуратно положил в пакетик пистолет Бадая. – И самое для меня любопытное – зачем ты уничтожил съедобную улику. Раскайся! Признайся! Это ты грохнул прокурора? Молчишь. Настоящий индеец! О-хо-хо, – Олег вздохнул и тихонько потрогал рану на голове, – видимо, придётся с тобой повозиться. Да уж, любезный, такие как ты, ну никак не дают мне нормально провести выходные с семьёй.

Словно медведь, сквозь кусты прорвался запыхавшийся Адливанкин. Быстро оглядев территорию, он выругался:

– Вас на пять минут нельзя оставить. На дороге машина горит, здесь тоже хрень полная! Апокалипсис какой-то.

– Я бы даже сказал: апокалипздец.

Сашенька открыла глаза и попыталась улыбнуться. Кудрявый женишок тут же подскочил к ней:

– Что случилось? Мать, моя женщина! Да ты вся в крови! Как ты?

– Нормально, – слабым голосом ответила девушка.

Шура поцеловал её в губы и встал рядом со старшим следователем, злобно уставившись при этом на бандита.

– Олег, что случилось? – спросил он.

– Напал на нас, можно сказать, из-за угла. Уничтожил улики.

– Какие?

– Ладно, не до того сейчас. Ты на дороге разобрался?

– Джип, который стоял на обочине, взорвался.

– Это нашего гостя пытались устранить. Вызвал СОГ?

– Да, санаторники сейчас прибудут. А то мы за них всю работу делаем, – он прислушался к звукам спецсигнала, доносящимся с шоссе. – Кажется, они уже едут. Или это полицейские? Я им тоже позвонил. В горящей машине просматриваются два трупа.

– Это уже совсем ни в какие ворота. Натворили бледнолицые дел. Топорно работают. Я бы даже сказал «томагавкно». Любезный, кто у тебя в машине был? – капитан присел возле Толика. – Опять молчун попался. Ладно, чёрт с ним. Шура, ты оставайся здесь. Мы с Шурочкой не успели до конца прокурора осмотреть. Поэтому отработай всё: и с джипом, и с кабриолетом. Этого в кутузку. Потом с ним поговорим. Блин, ну почему всегда так: как выходные – так полно работы.

– А ты куда?

– Я Сашеньку отвезу в хорошую больницу, а сам затем в контору. Жду тебя там.

Глава «Л»

Лучшее зеркало для человека – его поступки. Пять лет назад Олегу, тогда ещё молодому сыщику, удалось распутать одно сложное дело, связанное с банковскими махинациями и убийством. Все улики указывали на заместителя руководителя банка. Но Князев сумел разобраться и вывел на чистую воду истинных преступников. С тех пор отец подозреваемого считал себя в неоплатном долгу перед капитаном. К нему в клинику Олег и привёз раненного эксперта-криминалиста. Через полчаса ожидания из дверей вышел доктор Данилян.

– Арсен, ну что там с Шурой? – подскочил к нему с вопросом капитан.

– Плохо.

– Что?

– Плохо, говорю. Травма не опасная, но ребёнка она потеряла.

– Ребёнка?

– Ты не знал?

– Откуда? А! Это героиня не моего сердца. Я знаю того, кто мог стать отцом.

– Ну-ну. Могу обнадёжить. Всё будет нормально. У них ещё будут дети. Так что, Олег, успокой её мужа.

– Надо же! Ударили по голове матери, а пострадал ребёнок.

– Скорее всего – это результат стресса. На ранних стадиях беременности такое бывает. Мы её дня три понаблюдаем. Я позвоню, когда можно будет забрать.

– Спасибо тебе, Арсен Геворгович!

– Тебе, Олег, спасибо. Обращайся по любому поводу. Не забывай про старика. У меня, кстати, завтра праздник семейный. День рождения внучки. Приезжай с супругой к нам на дачу. Ты же знаешь, где она. И Людочка, и я, и естественно, Карен – все мы будем очень рады вас видеть.

– Не обещаю. С работой завал. Но, всё равно, спасибо за приглашение. Супруге горячий привет. И сыну тоже.

Олег ушёл. Доктор, сложив руки на груди, проводил его взглядом до дверей.

– Ай! Какой хороший человек!

Глава «М»

Мозгами лучше пораскинуть, чем раскидываться. Голова без мозгов не болит. Голова капитана после удара по ней пистолетом изрядно побаливала. Но не только из-за травмы. Радужное предвкушение дачного отдыха после ранения Шурочки растворилось безвозвратно. Князев приехал в контору, где собирался дожидаться возвращения Адливанкина. В коридоре он встретил прикреплённого к его группе следователя Рябова.

– Макар, ты тоже остался без выходных?

– Вытащили. Свидетель до понедельника не мог подождать. Думает, что мы здесь живём.

– Какой свидетель?

– По делу о травматах. Когда началась пальба, он шёл по тротуару навстречу нашему покойничку.

– Ну? И что?

– Когда тот рухнул на землю, подумал, что в него пуля попала. Поэтому сразу бросился на помощь. Потом первым вызвал «скорую» и опергруппу. В суматохе его оттёрли от места происшествия, но так и не допросили.

– Всё как всегда у идиотов. Главное пёстрые ленты натянуть и создать иллюзию серьёзного расследования.

– Мужик оказался ответственным товарищем и сегодня припёрся в полицию. А они его отослали к нам. Меня поэтому и вызвали. Вы же на выезде.

– Я понял. Ты о деле докладывай.

Рябов сделал равнодушное выражение лица и стал небрежно крутить пластмассовый органайзер на столе.

– Да, ничего особенного.

– Ну!

– Говорит, что клиент был ещё жив, когда он к нему подполз.

– Что ты тянешь? Говори, если по делу что-то есть.

– Ему его слова сначала показались бредом. Но, подумав, он на всякий случай решил рассказать нам.

– Не томи.

– Да там всего пара слов, но на самом деле немного странных. Скончавшийся дедуля произнёс: «Они вывозят иконы, картины и скульптуры КамАЗами». И отдал богу душу. Из киношки, наверняка, возвращался. Набрался впечатлений. А иначе, кто при нормальной работе головного мозга, перед смертью будет болтать о самосвалах?

– Интересно. Жертву идентифицировали?

– Да! Но ничего особенного. Обычный старичок. Год до пенсии оставался. Курсаков Константин Николаевич.

– Кем работал?

– Хирургом в поликлинике.

– Макар! Ты партизан? Почему из тебя всю информацию клещами приходится тащить? В какой поликлинике?

– Это ведомственная поликлиника. В ней таможенники обслуживаются.

– Вот!

– Что «вот»?

– С этого надо было начинать.

– Что «начинать»?

– Рябов, не заводи меня. Я сегодня злой! Похороны когда?

– Похороны? Похороны завтра.

– Срочно отправляй его на вскрытие. И пусть кровь по полной программе исследуют.

– Думаешь, он не случайно помер?

– Думать не вредно. Но лучше знать наверняка! А ты пока развороши поликлинику. Только аккуратно, не привлекая особого внимания. Мол, положено так.

– Чего спрашивать?

– Узнай, с кем он контактировал из таможенников в последние три дня, неделю, месяц. Список составь соответствующий. А я посмотрю, подумаю, – и, взглянув на следователя, добавил: – вместе подумаем.

Глава «Н»

Несомненно, в государстве, как в огороде. Если нет порядка – не будет ни красоты, ни урожая. Трава! Откуда ты берёшься? За культурными растениями ухаживаешь, как за грудным ребёнком. Вынашиваешь, практически на руках. Кормишь, поишь, рыхлишь. И часто – всё напрасно. А сорняки растут сами собой. Хоть бы хны им, и на отсутствие ухода наплевать! Настя пропалывала клумбу. Закончив, зашла домой вымыть руки. Ополоснув колодезной водой лицо, она помотала тяжёлой гривой тёмно-русых волос и закинула их назад, закрепив заколкой. Взглянула на себя в зеркало. Вроде бы пока ничего. Даже очень ничего. Есть, конечно, признаки усталости под глазами и немного обветрила кожа. Надо сделать маску. Взяв из холодильника миску собранной утром клубники, Анастасия раздавила несколько ягод в деревянной чашке и смешала полученную массу со сметаной и оливковым маслом. Так, где моя кисточка для нанесения маски? Она всегда лежала рядом с чашей и деревянной ложечкой. Утром точно всё было в полном комплекте. Ну, я не знаю – опять Тёмка забрал!

– Сына, ты зачем взял мою кисточку? Сейчас же верни!

А в ответ тишина. Что же за пацан такой?

– Тёма, надо клубнику доесть.

В ответ сразу же раздался голос сына:

– Иду, мама.

По лестнице, ведущей на второй этаж, пулемётной очередью затопали ноги любителя сладенького. Руки и лицо его были вымазаны красками.

– Я здесь.

Настя приобняла сына, прижав его к своему бедру.

– Хорошо, что ты «здесь». Мне не хочется опять читать тебе нотацию. Догадываешься о чём я?

Артём между тем успел набить полный рот ягоды, поэтому ответил матери не совсем внятно, но уверенно:

– Конечно, я же сын Шерлока Холмса. Надо руки помыть.

– И руки тоже. Но по лестнице бегать нельзя. Я сто раз уже об этом говорила. Это опасно.

– Хорошо, мама, понял!

Сын схватил вазу с ягодами и, быстро перебирая ногами, затопал по ступенькам лестницы.

– Тёма!

– Что?

– Не торопись.

Сын остановился.

– Я и так еле иду. Практически крадусь.

– А руки?

– Они чистые.

Он уже собрался продолжить путь.

– Тёма, зачем ты взял мою кисточку?

– Я не брал.

– Врать не хорошо.

– Она мне нужна.

– Опять рисуешь?

– Нельзя что ли?

– Ладно, иди уже, Айвазовский.

– Я не Айвазовский, я Князев, – прокричал на бегу сынуля и исчез в своей комнате.

Бог с ним, пусть рисует. Я и пальцем маску нанесу. Сразу им и кожу помассирую. Ну, надо же, в кого он такой? Я девчонкой особо не увлекалась рисованием. Но у Артёма картины рождаются каким-то невероятным образом. Сами собой – из ниоткуда. Иногда даже хочется плакать, рассматривая его рисунки. Такие они самобытные и пронзительные в отражении того, что мы видим, но не замечаем вовсе. Может быть, это даровано свыше? Надо посмотреть, что он там сегодня ваяет.

Артём сидел на табурете, ел ягоду и смотрел на мольберт. Услышав шаги матери, он резко повернулся.

– Ну-у-у! Мам, художник должен сам решать, когда ему представлять своё творение на всеобщее обозрение.

– Ты говоришь, как работник Министерства культуры.

Сын вскочил и попытался загородить своим щуплым телом своё «творение».

– Не покажешь – я кисточку заберу.

– А покажу – ты будешь смеяться.

– Тём, разве я когда-нибудь смеялась?

– Ты, нет. Но мне самому стыдно.

– Заберу кисточку.

– Шантажистка. Смотри, если хочешь, – он отошёл в сторону. – Это только эскиз.

– Твои эскизы как раз очень хвалил Николай Григорьевич. А он, в отличие от нас, понимает в живописи.

– Это другое. Я картину хотел создать, а не эскиз.

Настя с интересом стала рассматривать полотно. На первый взгляд казалось, что оно просто обляпано мазками краски. Но Анастасия уже знала манеру сына. Присмотревшись, она стала различать объекты: какие-то страшные, подёрнутые дымкой драконьи головы, подобные тем, что мы часто различаем в облаках, пытались укусить человека, стоявшего в центре полотна с мечом в руке. Всё было исполнено тусклыми бесцветными красками. Только слюна драконов была окрашена в ярко-красный, практически фосфоресцирующий цвет. Впрочем, как и их глаза.

– Ты стал писать ужасы? Насмотрелся кошмариков?

– Нет, это миф.

– Миф? Что это за миф такой?

– Стыдно в таком возрасте не знать греческие мифы. Разве ты не видишь, что это головы стоглавой Гидры?

– Нет. Тут только: раз, два, три, четыре, пять, – пятиглавый Змей Горыныч.

Артём глубоко вздохнул, обвиснув всем телом: руки, как плети, а голова склонилась на грудь.

– Чего, молчишь?

– Я сказал, что это только эскиз картины. Зачем так рано пришла? Я ведь не звал. Во-вторых, я не фотограф, а художник. Художнику не обязательно изображать стоглавую гидру со всеми головами. Некоторые художники рисуют у человека четыре пальца. Но четырёхпалых людей не бывает!

– Ладно, ладно! Я вспомнила! Гидра – это дочь Ехидны и Тифона.

– Правильно.

– Она представляла собой очень ядовитую многоглавую змею.

– Оказывается, знаешь.

– Её победил Геркулес.

– Геракл, мама, Геракл!

– Геркулес и Геракл – это один и тот же персонаж древнегреческих мифов.

– Нет, её Геракл победил!

– Не буду с тобой спорить. Открой Википедию и почитай. Ей ты веришь больше, чем матери.

– Всегда так.

– Чего?

– Вы, взрослые, давите на детей своим авторитетом.

– Авторитетом? Ой, ой, ой! Ну, надо же, раздавили совсем.

Сын в последнее время стал выражаться по-взрослому. Явно сказывалось влияние Николая Григорьевича – его учителя в художественной школе.

– Что-то Геракл на нашего папку похож.

– Вовсе не похож.

– Я же вижу.

– Он и должен на него походить. Он должен походить на всех, кто борется со злом.

– А наш папа борется?

– Конечно, ведь он герой.

Настя только улыбнулась в ответ на это.

– Геракл победит?

– Да. Только не сразу.

– Почему?

– У Гидры 100 голов. Но только одна из них смертна. Если срубить остальные девяносто девять – вместо них вырастут новые.

– Сложно всё это.

– Это жизнь такая.

– Эх, Тёмчик, это миф.

– А миф – это разве не жизнь, не правда?

– Не знаю. Наверное, правда. Не буду тебе мешать.

Переодевшись в сплошной купальник и прихватив клубничную маску, а также пляжный зонт, Настя направилась к шезлонгу, стоявшему на лужайке. Но ожидаемому блаженству дачного отдыха помешал незваный гость. Возле крыльца стоял Сергей. За восемь лет он мало изменился. Впрочем, Анастасия его легко узнала бы и через сорок лет.

– Проезжал мимо. Смотрю: знакомая фигура, – ласково и нараспев оправдал своё появление полковник.

Настя поджала губы и достаточно едко ухмыльнулась:

– Мимо нашей дачи проходит правительственная автострада. Здесь многие проезжают мимо. А Щеглово – это вообще центр вселенной. Сюда все желают попасть. Поэтому не рассказывай мне сказки. Дзюба ещё полчаса назад забеспокоился – тебя почуял.

– Кто такой «Дзюба»?

– Соседский пёс. Слушай, Бояринов! Ты ехал мимо? Вот и катись дальше.

– Значит, любишь, – полковник продолжал говорить спокойно, не пряча при этом лучезарную улыбку.

– Что? Что ты сказал?

– Говорю: не разлюбила. Если бы было наоборот, ты бы не встретила меня столь агрессивно. Это психология.

В это время из дверей выскочил Артём. Настя взяла его за плечи.

– Это не папа. Это чужой дядя. Тёма иди домой. И прихвати это с собой, – она передала ему зонт и миску. – Я сейчас приду.

Когда юный художник удалился, полковник продолжил разговор:

– Тёма? Я посмотрел в личном деле нелюбимого тобой мужа – ему восемь лет недавно исполнилось. Это наводит на определённые подсчёты и мысли.

Настя вскипела:

– Проваливай из моей жизни. Сколько можно повторять?

Сергей медленно стал приближаться к ней.

– Муж знает, что это мой сын?

– Не подходи!

– Конечно, знает.

– Я сказала: не подходи!

– Пацан, вылитый я.

– Я закричу!

– Кричи! Ты стала ещё прекрасней. Удивительно! Просто расцвела!