Перевёртыши

– А ты не думаешь, что тебя током ударит? Ты бы хоть провод из розетки вытащил для начала – с некоторой надменностью усмехнулся Андрей, бросая упаковку из-под купленного в супермаркете пирожка в мусорное ведро.

– Верно, – раздражённо произнёс Олег, недовольный тем, что ему всё чаще приходится соглашаться с дерзким напарником, но всё-таки последовал его совету.

– Товарищи охранники! – позвал с той стороны стекла желавший пройти мужчина, положив пропуск в окошко и, убедившись, что его заметили, добавил, – разрешите пройти!

– Да-да, сейчас, – поспешил подняться со стула Андрей и вслух прочитал надпись на пропуске, – Вячеслав Столбов.

– Он самый! – раздражённо ответил стоявший по ту сторону стекла мужчина лет двадцати пяти, взъерошенный зеленоглазый блондин, одетый в джинсы и мятую белую футболку.

– Проходите, – ответил молодой охранник, стремясь своей интонацией показать недовольство грубостью собеседника и, вернув пропуск, нажал на кнопку, активирующую турникет.

– Благодарю, – буркнул Вячеслав, и поспешил прочь.

– Ну? – спросил Андрей, развернувшись в сторону пыхтящего над телевизором Олега.

– Во! – воскликнул тот, с гордостью продемонстрировав открученную им крышку своему напарнику.

– А дальше-то что? – Андрей быстрым шагом подошёл к собеседнику и заглянул внутрь телевизора. Несколько секунд в полной тишине он пристально рассматривал внутренности ящика, словно этот процесс мог привести к какому-нибудь результату, но после, вспомнив, что ничего в этом не смыслит, перевёл выжидающий взгляд на Олега.

– Ну… – задумчиво произнёс тот, пытаясь отыскать заветный ответ на подкорке сознания и забормотал, оттягивая время для этого поиска и указывая отвёрткой на различные детали телевизора, – вот тут проводок красный, он как-то странно согнут, наверное, надо расправить его, вот тут микросхема, по-моему, съехала… со своего места, надо поправить, вот тут…

– Да! – перебил Олега напарник, осознав безнадёжность ситуации, и, громко зевнув, скорее для красочной демонстрации своего мнения относительно всего происходящего, чем из-за потребности, проследовал на свой стул перед стеклом.

– Да… – ответил на это бывалый охранник, почему-то решивший, что своей репликой Андрей выражал сочувствие его горю, а не своей скуке и, так и не найдя в своём сознании решения проблемы с телевизором, вернулся к своей уже слегка остывшей чашке кофе и сделал несколько быстрых небольших глотков.

– А ведь мой отец не был телемастером, – после небольшой паузы произнёс Олег с оттенком грусти в голосе, – он работал учителем начальных классов. Казалось бы, никакого отношения к технике не имел, однако же, смог починить телевизор, без посторонней помощи, без всяких инструкций и этих ваших… – охранник указал на смартфон, который в этот момент занимал внимание держащего его в руках Андрея гораздо сильнее, чем рассказ напарника, и задумался, вспоминая, как же эта штука называлась, – гаджетов! Я вот так не могу, да и ты тоже не можешь

Андрей раздражённо вздохнул, отложив в сторону смартфон, и, посмотрев собеседнику в глаза, расставил руки в вопросительном жесте, желая таким образом выразить недовольство словами напарника и молча спросить его: «Чего ты ко мне пристал?».

– Я думаю, что человеку полезно развиваться в разных направлениях, – с видом философа произнёс Олег, вновь неправильно понявший реакцию Андрея и решивший, что тот желает услышать разъяснение мысли, – чтобы он знал, как действовать, в любой ситуации, мог правильно отреагировать на любую неприятность.

Опустив голову на лежавшие на столе руки, Андрей был вынужден терпеть поток мысли своего старшего коллеги, раздумывая над тем, что к этому привело. «Очевидно, – думал он, – когда у Олега был телевизор, он просто молча впитывал поступавшую оттуда информацию, а теперь, когда у него эту возможность отобрали, решил выплеснуть наружу все мысли, которые накопились в сознании за всё это время»

Размышления обоих охранников прервал звук отправленного в окошко пропуска очередного визитёра. Андрей, обрадовавшись возможности хоть ненадолго отвлечься от своего занудного товарища, мигом поднялся и взял пропуск.

– Вячеслав Столбов! – воскликнул он, одним глазком заглянув в пропуск, – очень рад!

– Да что вы, право – отвечал басом грузный зеленоглазый блондин лет двадцати пяти, слегка смущаясь непонятному гостеприимству.

– Очень рад, – повторил Андрей уже спокойным голосом, возвращая пропуск собеседнику и нажимая на кнопку, – проходите!

– Спасибо, спасибо, – улыбаясь, произнёс Вячеслав, направляясь к турникету.

– Постойте! – крикнул ему вслед молодой охранник, внезапно осознавший, что теперь ему придётся снова остаться один на один с мыслями Олега, – а вы, случайно, телевизоры чинить не умеете?

– Умею, – гордо ответил Вячеслав, обернувшись.

***

– Сегодня завершился окончательный подсчёт голосов избирателей на президентских выборах этого года, – вещала ведущая новостей из отремонтированного телевизора. Соскучившийся по привычному для него течению жизни Олег с особенным удовольствием слушал её, не отрывая глаз от экрана, а Андрей, обрадованный тем, что ему снова не нужно разговаривать со своим напарником, увлечённо что-то делал в смартфоне, – согласно официальным данным, победителем с шестьюдесятью шестью процентами голосов стал самый молодой кандидат на этих выборах – двадцатипятилетний Вячеслав Столбов.

– Молодец! – радостно воскликнул Олег, любивший периодически бросить какое-нибудь слово в телевизор.

– Очень рад, – равнодушно произнёс Андрей, на секунду подняв голову, а затем снова вернувшись к своему занятию.

Собеседование

Покрытая белой, местами облупившейся, краской дверь с круглой металлической ручкой много лет открывалась дважды в день – в семь утра и в два часа дня. Каждый раз один и тот же человек с кожаным портфелем, тихо, прикладывая уже больше усилий, чем в прошлом году, поворачивал ручку. Это немудрено, ведь человек сначала взрослел, а после старел, так что силы постепенно покидали его. Кроме того, сама ручка тоже старела, начинала заедать, и повернуть её становилось всё тяжелее. Ей словно надоело выполнять свою основную функцию, и она каждый раз, подобно пожилой уставшей от своей однообразной жизни уборщице, хоть с неохотой и неразборчивым ей самой ворчанием, но делала порученную работу, потому что по-другому было невозможно.

Затем человек заходил в комнату, или же покидал её, и, не глядя на дверь, протянув руку за спину, вновь поворачивал ручку, закрывая за собой.

Каждый день, когда человек в семь часов утра попадал в помещение, перед его глазами было одно и то же – чистые белые стены, серого цвета стол с лежащей на нём стопкой бумаг, и три пластиковых стула на металлокаркасе вокруг него, на одном из которых уже восседал всегда приходивший на пять минут раньше его коллега и завтракал. Еда всегда была одна и та же – одиннадцать наггетсов, немного кетчупа в одноразовом соуснике и металлическая банка газировки. Поздоровавшись с коллегой и пожелав ему приятного аппетита, человек обычно ставил свой портфель на стол и, открыв его, извлекал оттуда термос с горячим зелёным чаем и два завёрнутых в фольгу бутерброда с ветчиной и сыром. Ели коллеги всегда в тишине, понимая, что за время предстоящей работы ещё успеют надоесть друг другу своими словами.

Этот рабочий день начинался так же, как и любой другой.

– Привет, – машинально произнёс человек с портфелем, зайдя в комнату, даже до того, как бросил взгляд на собеседника и, закрыв за собой дверь, продолжил свой привычный словесный ритуал, – приятного аппетита.

Коллега молча кивнул, не отвлекаясь от своего занятия. Раньше он здоровался в ответ и благодарил за пожелание, но после осознал, что это не имеет смысла, ибо всё понятно без слов, поэтому начал ограничиваться кивком. Скорее всего, в будущем он будет просто бросать взгляд на вошедшего, а ещё через несколько лет вообще перестанет обращать какое-либо внимание на приветствие.

Сев на свой стул, человек с портфелем приступил к трапезе и, чтобы не терять время, которого до начала работы оставалось немного, взял в левую руку верхний лист из стопки бумаг и принялся читать написанное на нём. Коллега откинулся на спинку таким образом, что стул остался стоять на двух ножках, и, вытянув шею, присоединился к занятию соседа. На листе было небольшое досье на мужчину средних лет с цветным фотопортретом в правом верхнем углу.

– Этот мой, – пробежавшись глазами по тексту и не закончив прочтение, спокойным голосом заключил коллега, и, с громким звуком вернув стул в обычное положение, продолжил завтрак, – я вообще не понимаю, зачем его к нам направили.

– Мой, – отрезал человек с портфелем и, не выпуская из левой руки досье, положил бутерброд на стол и промочил горло чаем из термоса.

– Кто бы мог подумать, Миша, что ты снова зацепишься за однозначно моего клиента, – с саркастической усмешкой произнёс его коллега, за долгие годы привыкший к тому, что его мнение никогда не совпадает с мнением Михаила, – вот увидишь, у него даже сомнений не будет, как и у чёртовой бесконечности тех, про кого ты так говорил раньше.

– Сколько раз я это от тебя слышал, Леонид? – со спокойной, но не надменной уверенностью произнёс Михаил, продолжая изучать досье, – и сколько раз ты оказывался неправ.

– А сколько раз прав? А сколько… – Леонид оборвал свою фразу на половине, внезапно осознав, что их спор, точно такой же, уже происходил за их долгую совместную работу не один раз. И дело было не в теме дискуссии, количество пререканий по поводу прошлых клиентов и споров было запредельным, коллеги даже считали это своеобразным ритуалом. Однако сейчас Лёня поймал себя на мысли о том, что они уже говорили друг другу точно такие же слова, в точно таком же порядке и с теми же интонациями. Эта мысль не то чтобы поразила Леонида, в конце концов, рано или поздно такое должно было произойти, он просто убедился в бесполезности дальнейшего диалога и поэтому сконцентрировался на завтраке.

Михаил прекрасно понял мысли своего соседа и, внутренне согласившись с ним, не стал продолжать дискуссию и погрузился в раздумья.

«Я ведь сейчас, в самом деле, согласился с Леонидом, – удивлённо осознал Михаил, – сомневаюсь, что это хорошо, мы с ним всегда и во всём должны быть абсолютно противоположны. Если кто-то из нас смог склонить другого на свою сторону хоть в чём-нибудь, значит уже сделал великий шаг к победе. Однако я же всё-таки сам подумал о том, что этот диалог уже был, до того, как он закончил говорить, таким образом, получается, что это не он выразил мысль, с которой я согласился, а нам в голову одновременно пришла одна и та же, так что ли? А что, если это даже хуже? У нас с Леонидом не должно быть ничего общего, а если мы, независимо друг от друга, принимаем одно и то же решение, значит, не кто-то из нас поработил другого, а, мы оба теряем себя, становимся усреднёнными, такого не должно быть! Хотя, если так подумать, мы же оба работаем здесь, оба утром завтракаем… но нет, мы представляем разные интересы, едим разную пищу, чёрт возьми! Стоп, я только что выругался так же, как обычно ругается Леонид? Нет, это уже слишком, слова-то мы точно используем одни и те же, в этом ничего такого нет…»

Леонид громко свистнул, обнаружив, что его коллега не только не заметил вошедшего клиента, но и совсем застыл, держа в одной руке откушенный бутерброд, а в другой досье, которое даже не читал, а просто сверлил в одной его точке стеклянным взглядом. Вероятно, Лёня смог бы сейчас без проблем получить себе нового клиента исподтишка, воспользовавшись задумчивостью соперника, но игравший в нём азарт не давал это сделать, хотелось доказать, что Михаил был неправ в недавней дискуссии. От внезапного свиста вошедший слегка отстранился и подумал, что, должно быть, зашёл не вовремя. Действия Лёни привели к должному результату и очнувшийся Михаил, в спешке завернув бутерброд обратно в фольгу, убрал недоеденный завтрак в портфель и, слегка застеснявшись состояния, в котором его застал клиент, пробормотал «извините».

– Ничего страшного, – ответил вместо вошедшего Леонид, расплывшийся в широкой улыбке и максимально довольный тем, что Михаил уже успел показать себя в не очень выгодном свете, а, значит, тем самым помог своему конкуренту, – присаживайтесь, – произнёс Лёня, привстав, и, перегнувшись через весь стол, даже дотронулся указательным пальцем до сидения единственного свободного в помещении стула.

– Спасибо, – с робкой улыбкой кивнул вошедший, и, быстро усевшись на указанный стул, выжидающе посмотрел на Леонида. Это был тот самый мужчина, по поводу которого коллеги спорили за завтраком. На нём были валенки, утеплённые брюки и зимнее пальто, а вокруг его шеи красовался шарф в чёрно-красную полоску.

– Итак, Дмитрий, – тоном владельца положения произнёс Леонид, понимая, что если он сейчас будет правильно действовать, то сможет быстро заполучить себе клиента, пока его конкурент не успел ещё толком опомниться, – у меня есть уникальное предложение к вам. Вы можете устроиться на работу в мою фирму на совершенно выгоднейших условиях, – начал тараторить Лёня вступление, которое всегда произносил при появлении нового клиента, а Михаил молча ждал своей очереди – в детстве люди обычно хотят иметь какую-нибудь профессию, представители которой находятся у всех на виду: футболисты, космонавты, художники и другие, в общем, те, кто, по мнению детей, живут интересной жизнью и делают что-то интересное. Однако с возрастом ребёнку становятся известны многие подводные камни: сложность достижения высот в рамках данных профессий, тяжёлая жизнь «звезды», требуемый объём работы и так далее и так далее. Собственно, став постарше, человек меняет идеальную для себя модель с «делать что-то интересное и получать за это деньги» на «ничего не делать и получать за это деньги». Собственно, как мне думается, вы тоже находитесь на этой стадии. В любом случае, люди очень редко доходят да такой наглости, чтобы начать надеяться на то, что когда-нибудь у них будет возможность работать по следующей модели – получать удовольствие и получать за это деньги. Я думаю, что от моего предложения устроиться на работу с такими условиями, вы точно не должны отказаться ни при каких обстоятельствах, – Леонид закончил свою речь и манящим взглядом, играя бровями, уставился на собеседника, давая ход конкуренту.

– Безусловно, звучит это замечательно, но далеко неидеально, – воспользовался возможностью Михаил, произнося слова медленно, в отличие от Леонида, – вы, возможно, не можете сразу понять, что может быть лучше, поэтому я подскажу. Настоящий праведник, – это слово вызвало смешок Лени, и Михаил решил поправиться, – настоящий человек всегда выберет другую модель, которую предлагаю я. Помогать другим людям и получать от этого удовольствие… и получать за это деньги, да, – добавил он нехотя последнее звено цепи.

– А, извините, – повернулся Дмитрий к Лёне и, аккуратно, словно стремясь ничем не обидеть потенциального работодателя, заговорил, – ваше предложение звучит поистине замечательно, но только вот я, право, не уверен, что могу вам доверять. Чересчур уж оно выгодно звучит.

– Ну, Дмитрий, как же, – наигранно показав лёгкое возмущение, произнёс Леонид, – вы же пришли сюда, значит, эта работа изначально показалась вам достаточно правдоподобной, ведь так?

После этих слова Михаил осуждающе покачал головой, но в ответ заметивший это Леонид только блеснул в его сторону глазами, давая таким образом понять, что плевать хотел на мнение конкурента.

Дмитрий задумался. Он попытался вспомнить, почему сюда пришёл, зачем ему внезапно понадобилась работа. Всё происходящее начало напоминать сон, в котором ты зачастую не понимаешь, как попал в то место, в котором находишься, но, словно во сне, Дмитрий быстро придумал, как ему самому показалось, справедливое объяснение данному обстоятельству. Естественно, этого объяснения не могло существовать, но мозг клиента уже был уверен в том, что всё абсолютно нормально.

– Да, вы правы, – произнёс Дмитрий с глупой улыбкой, после чего Михаил расстроено махнул рукой и, открыв портфель, извлёк оттуда термос, – действительно, я сюда шёл, значит, я… я же знал, куда шёл! – сделал клиент в этот момент показавшийся ему таким очевидным и одновременно гениальным вывод. Это умозаключение так его обрадовало, что он даже громко рассмеялся.

В ответ на его смех Леонид тоже захохотал. Их обоюдное веселье продолжалось несколько секунд, пока Михаил пытался открутить крышку термоса и грустно качал головой, не из-за того, что осознал своё поражение, а скорее потому что ему, как и всегда, было жалко человека, попадавшего к Леониду. Но тут уже ничего не поделаешь, всё было решено. Если человек никак не реагирует на возможность не только помогать людям, но и получать за это что-то, предпочитая эгоистичный вариант, значит, с ним всё ясно.

– Значит, по рукам? – спросил Леонид у Дмитрия, уже встав со стула и протягивая клиенту свою ладонь.

Михаил отвернулся к белой, казавшейся на фоне стен блёклой, облупившейся двери, в которую каждый день заходил и из которой каждый день, спустя семь часов, выходил. Он прислонил к губам всё-таки открывшийся термос.

– По рукам! – услышал Михаил радостный голос Дмитрия, потом послышалось столкновение двух ладоней в рукопожатии, а затем звук, похожий на тот, что возникает, когда коктейльной трубочкой пытаются втянуть оставшиеся на самом дне последние капли напитка.

– Ха! – крикнул Леонид, подпрыгнув от радости и бодрым голосом продолжил свою победоносную речь, – ну что, старик, за сегодня счёт один-ноль в пользу ада! Давай, реабилитируйся, а то это было совсем как-то тухло!

– Иди к чёрту, – расстроенным голосом прошептал Михаил и, достав недоеденный бутерброд, сменил тон на деловой, – только дай мне нормально поесть, и мы сразу продолжим.

Бремя

– И кто будет звонить в дверь в такое позднее время? – недовольным голосом спросила женщина лет тридцати, пытаясь нащупать выключатель в тёмной прихожей.

– Лен, если это снова эти проклятые водопроводчики, то позови меня! – крикнул из ванной её муж, занятый чисткой зубов, – я им расскажу, что думаю насчёт их услуг, они к нам больше не заявятся!

– Хорошо, милый, – с беззлобным смешком отвечала Лена, пытаясь вспомнить, сколько раз уже муж отказывался от услуг досаждающих незнакомцев и обещал покончить с ними раз и навсегда.

Наконец нащупав заветную кнопку и включив свет, Лена, аккуратно встав на единственный чистый участок коврика, заглянула в глазок. По ту сторону двери стоял молодой брюнет с грустным лицом в джинсах и кожаной куртке. Он прижимал к себе что-то небольшое, завёрнутое в клетчатый плед.

– Вася, это твой брат! – крикнула Лена мужу, торопливо открывая дверь.

– Федя? Что это ему понадобилось в такое время? – недоумевал Василий, надевая первую попавшуюся майку и спеша навстречу Фёдору.

– Извините, что так поздно, – тихим грустным голосом произнёс, заходя в квартиру и вытирая ноги, Федя, – у меня беда.

– Что стряслось? – не на шутку испугался Василий и протянул брату свою ладонь для рукопожатия.

– Прости, руки заняты, – продолжил извиняться Фёдор, кивнув головой на завёрнутое в плед нечто и разуваясь, – пойдём лучше на кухню.

После этих слов он, пройдя мимо отпрянувшей Лены, повернул налево из прихожей. Василий удивлённо переглянулся с женой. Его брат вёл себя чрезвычайно странно и не похоже на себя, что усиливало их беспокойство. Супруги покорно проследовали на кухню за своим гостем, молча ожидая его разъяснений.

– Можете убрать это, пожалуйста? – очевидно стесняясь того, что вызывает такие неудобства у родственников, спросил Федя, кивнув на стол, на котором красовались цветы в вазе и перечница с солонкой.

Супруги, не говоря ни слова, принялись расчищать пространство, переставляя всё со стола на полку. Когда место освободилось, Фёдор бережно положил свою ношу на стол и развернул плед.

– Полюбуйтесь, – шмыгнув носом так, словно вот-вот заплачет, он указал рукой на лежавшего посередине стола спящего младенца, а сам отвернулся и налил себе в стакан воды из фильтра, всем своим видом давая понять, что ему неприятно смотреть на то, что он принёс.

Наклонившись над ребёнком, муж и жена сначала не поняли, чем вызвано такое поведение Фёдора, ведь узнали своего племянника Артёма. Однако буквально через несколько секунд Лена ахнула и отпрянула, а Василий произнёс мрачное «мда» и начал пристально рассматривать младенца, не дотрагиваясь до него. При ближайшем рассмотрении в первые секунды казавшегося самым обычным Артёма можно было обнаружить, что он кое-где был покрыт крохотными синими чешуйками, а лицо его отдалённо напоминает морду какой-то рептилии.

– Я не знаю, – со всхлипом произнёс молодой отец, всё ещё не поворачиваясь в сторону сына, – я отмывать пытался, счищать – ничего, никакого эффекта, их только больше становится. Вы же помните, когда мы его из роддома забирали, был такой красивый, здоровый ребёнок, а теперь… – он вздохнул и налил себе ещё один стакан воды.

– Тише, тише, – шёпотом проговорил нахмурившийся брат, – ещё, чего доброго, разбудишь его, пошли лучше в комнату, – с этими словами он положил брату руку на плечо и сам вышел из кухни.

Фёдор покорно последовал за ним, и в итоге все трое переместились в спальню, оставив Артёма за закрытой дверью.

– Что Даша говорит? – осторожно, стараясь не задеть явно находящегося в чрезвычайном напряжении Фёдора, спросила Лена о мнении его жены.

– Даша, – к горлу молодого отца подступил ком, но он всё-таки смог справится с эмоциями и ответить, – Даша говорит, мол, делай с ним, что хочешь, это не мой сын, а какое-то чудовище.

– Глупости! – уверенно сказала Лена, желая подбодрить Фёдора, – может, это болезнь какая-нибудь неизвестная, что-то вроде ветрянки. Федя, ты не переживай, всё будет хорошо!

– Ветрянка? – скептически произнёс Василий, нахмурившись, – больше похоже на то, что это какой-то пришелец, готовящийся к метаморфозе. Не удивлюсь, если он скоро полностью покроется этой чешуёй и начнёт представлять реальную угрозу!

– Ты!.. – Федя прикусил губу и сжал кулаки, не для того, чтобы пригрозить брату, а скорее с целью сдержать, готовившиеся хлынуть, слёзы – ты как всегда! Никакой поддержки, никакого сочувствия…

– Вася! – прикрикнула на своего мужа Лена, тоже недовольная его словами, – что это ты такое говоришь?

– А что я такого говорю? – начал защищаться Василий, – на что это ещё похоже? Хорошо, даже если это болезнь, это точно не что-то лёгкое! Она может быть опасна, она может быть заразна. А тебе, – он продолжил горячиться, обратившись к своему опустившему глаза в пол брату, – пора бы уже, наконец, научиться справляться я с проблемами, как подобает мужчине! Даша сказала тебе, что этот ребёнок – чудовище и я с ней полностью согласен. Ты можешь сколько угодно искать сочувствие, чтобы успокоить себя, но от этого будет только хуже!

– Вася… – Лена снова попыталась поспорить с мужем, на этот раз тихим голосом, но её перебил Фёдор.

– И что ты хочешь с ним сделать, убить что ли? – возмутился он, внезапно оживившись, – совсем чокнулся? Или в тюрьму захотел?

– Да, Вася, я именно это и хотела сказать! – встряла Лена, недовольная тем, что Федя не дал ей высказаться, и озвучила внезапно пришедшую ей в голову мысль, – помнишь твоего бывшего одноклассника, как же его там звали… того, который учёным стал? Можно было бы ему Артёма отдать, ну, для исследований. За это могут и денег заплатить. А если он, в самом деле, чем-то болен, то учёные, может быть, смогут исследовать эту болезнь и потом лечить её!

– Да вы сумасшедшие! – опешил Фёдор, – это всё-таки ребёнок, живое существо, и его нельзя убивать или продавать! Я, честно говоря, надеялся, что вы его возьмёте к себе на время, а там, может, это пройдёт и Даша успокоится. Но теперь понимаю, что зря был о вас настолько хорошего мнения, – с болью в голосе произнёс он и направился к выходу из спальни, – спасибо за ваши замечательные предложения, – ядовито добавил он, выходя в коридор, – но я лучше заберу Артёма и разберусь с этим сам.

– Ага, а то, что твой Артём – непонятно что и может быть опасен для общества тебе всё равно, да? – возмутился Василий, бросившись следом за братом, направлявшимся на кухню, – если ты боишься тюрьмы, то я его сейчас просто из окна скину, и всё, спишут на несчастный случай!

– Не смей! – крикнул Федя, вбегая на кухню, чтобы защитить своего сына. Вслед за ним ворвался Василий, а, чуть погодя, Лена, которая тоже пыталась остановить своего мужа, ибо идея продать ребёнка показалась ей крайне удачной, и она хотела добиться своего.

Оказавшись на кухне, супруги увидели пустой стол и распахнутое настежь окно. Федя стоял, опираясь руками на подоконник, и смотрел на небо.

Подойдя к брату, Василий вытянул шею и посмотрел вниз. Он увидел запутавшийся в кроне стоявшего под окном высокого дерева клетчатый плед.