скачать книгу бесплатно
Рвать никого не пришлось. Филипп был Ольгиным братом, а показательные уха-живания – нарочитой, мастерски разыгранной комбинацией, призванной укрепить мои нежные чувства!
Ольга тоже любила писателя Михаила Веллера.
Как я не разглядел их бросающегося в глаза внешнего сходства, до сих пор ума не приложу. А с другой стороны, учитывая явную предрасположенность Ольги к чародейст-ву, ничего удивительного.
Чтобы не затягивать ретроспективных экскурсов, попробую закруглиться в темпе. Сделав Ольге предложение, я получил согласие. С одним условием – по окончанию ин-ститута мы едем жить и трудиться к ней на родину – в таёжный посёлок городского типа Петуховка.
«Посёлок Петуховка» звучит довольно нелепо, по-русски не совсем правильно. Но «посёлок Петуховый» или же «Петухи» звучит ещё того хуже. Видимо поэтому, пере-росши некогда статус деревни, Петуховка таковой и осталась. (Вспоминается апокрифи-ческая надпись в общежитском туалете: «Отжарю петуха. Комната 234». Я специально интересовался – только не нужно думать обо мне плохого! – кто это у нас такой актив-ный мужеложец? Оказалось, в комнате этой проживает пятёрка «ботанов» до мозга кос-тей. Ну, известный типаж: штаны у таких вечно коротковаты, волосы грязноваты, глаза сквозь стекла очков уродливой оправы смотрят в неведомое обычным людям далёко… Представить себе эдакого паганеля, выполняющим анонсированное в клозете действие – скончаешься в конвульсиях необоримого смеха. Разве что в роли акцептора? Или пра-вильнее сказать перципиента?..)
Кстати, петухов здесь действительно великое множество. Начиная с самого ран-него утра и весь день напролет они испытывают силу своих голосов, и привыкнуть к этому гомону с непривычки сложно. Особенно туго приходится мне утрами выходных дней.
Деревенская свадьба затянулась на неделю. Мои старокошминские родственники, сперва малость зажатые, под конец гуляний настолько освоились с петуховскими нрава-ми, что орали похабные частушки прямо на улице, нимало не смущаясь зрителей, наря-жались в отрепья, чтобы чудить так называемыми кудесами, разбойничьим свистом го-няли уличных собак и прочая и прочая…
Защищала диплом Ольга уже беременная Машенькою. Сочетание её прочных знаний, очаровательной хрупкости и видимого интересного положения оказали на ко-миссию должное воздействие. Получила она «отлично».
Мне для аналогичного результата пришлось изрядно попыхтеть.
В Петуховке мы поселились у её родителей.
Превалирует здесь частная застройка, поэтому мои знания востребованы бывают крайне редко. И всё-таки, я величина, хоть во многом и дутая. Заместитель Генерального директора здешнего завода по вопросам экологии и охраны окружающей среды. Сантех-ник-сан. Ольга – старший экономист того же завода.
О посёлке (население – около семи тысяч) и его обитателях следует рассказать особо. Начну с того, что нелепо-смешные или фантастические в любом другом месте предрассудки приобретают тут силу неопровержимых фактов. Никому из жителей в го-лову не приходит сомневаться в существовании сглаза, порчи, заговоров, детской кочер-ги, колдовских кладов, нехороших мест, чудотворных икон и молитв. Сравнительно без-обидной Белой Бабы, летающей в сумерках над крышами домов и зловещей Полудницы, инспектирующей огороды жаркими летними полднями в поисках малых детей, которых полудница крадёт с гастрономической целью. Лесного Старика, ведьм и баушек-знахарок – хранительниц сакральных знаний, восходящих к ариям. Матерных стихов как носителей иного, идеального смысла, а также говорящих животных и камней. И это при повсеместном распространении у населения спутниковых телевизионных тарелок, персо-нальных компьютеров, широком применении современных методов контрацепции.
Но главное – похоже, метафизическая составляющая петуховского социума имеет место быть на самом деле! Если так можно выразиться, во плоти. Я собственными гла-зами наблюдал несколько раз, как обрастает неприятного вида нитями-гифами по типу грибного мицелия сырое куриное яйцо, влитое в стакан с водой. Обыкновенное свежее яйцо, опущенное в обыкновенную колодезную воду, является отменным датчиком, реги-стрирующим воздействие на человека дурного глаза или недоброго навета. Ставишь та-кой коктейль в головах и ложишься спать. Есть сглаз – всю ночь будешь томиться сквер-ными снами, укусами несуществующих насекомых, а к утру получишь очищение ауры и «оволосение» яйца-регистратора плохих воздействий. Закопай его скорее в навозную ку-чу, да не забудь круто посолить – иначе рискуешь стать родителем карликового васили-ска, от взгляда которого овцы не ягнятся! Нет сглаза – будешь спать, как младенец в чу-до-памперсе. Яйцо же утром можно будет хоть бы и съесть – ничего странного с ним не произойдет.
И ещё я наблюдал многократно, как одним лишь умыванием с кратким предвари-тельным шептанием над водой тёща (тесть, жена, шурин, бабушка жены) избавляли рё-вом исходящую дочурку мою Машеньку от неодолимой обычными родительскими спо-собами истерики. «Изурочил кто-то, обычное дело, – объясняли они. – Маленькая же. Полюбовалися на неё лишний раз, а много ли ребёнку-то надо?..»
Оказывается, любоваться иной раз крайне опасно.
А более всего урочливы грудные дети и, что любопытно, поросята. Вплоть до двухсоткилограммовых, с во-от такенными гениталиями хряков.
Ещё петуховцы отличаются трудолюбием, телесной крепостью, происхождением от кержаков-раскольников, а следовательно – беспримерной скупостью, политическим консерватизмом и лояльностью к власти. Своеобразным выговором, большой свободой в употреблении ненормативной лексики и презрением к тротуарам. Широкая их натура требует широких дорог. При обилии мотоциклов, на которых сломя голову гоняют все – от детишек до старцев, страдальцев дорожно-транспортных происшествий до недоумения мало.
Едва ли не у всякой коренной петуховской семьи имеется родовое прозвище, пе-реходящее из поколения в поколение. Есть прозвища такие, которыми гордятся и такие, которые ненавидят. Есть заковыристые прозвища, происхождения которых не смогут объяснить и сами владельцы, есть понятные даже младенцу. А ведь есть ещё и частные, индивидуальные.
Меня Ольга ещё «на берегу» успокоила, сказав, что Басарыга и так звучит превос-ходно. Как и её девичья фамилия – Капралова. Себе она решила оставить прежнюю, но и от моей не отказалась. Сейчас щеголяет громким Ольга Артамоновна Капралова-Басарыга.
Но я-то знаю, что поименован уже Анкологом. Это перевранное с юмористиче-ской целью или от недостатка образования «эколог». Сей жест судьбы, понятно мне, сле-дует принимать трезво, без истерик, ибо прилипла сия «погремуха» накрепко.
Я здесь почти чужой, и пусть вживание, врастание моё сюда всё-таки идет, но – микроскопическими темпами. Словно я – из другого мира, отгороженного от Петуховки не только по-настоящему дремучими лесами (теперь я знаю, что это такое), но и каким-то сдвигом – не то чтобы сдвигом временным, но сдвигом над-реальным. Словно мною пе-реступлен порог, ступенька в пресловутом «информационном поле». Словно произошёл «соскок» информационной среды на иной энергетический уровень. Словно я попал в сказку. Но не ту, которая выхолощена литературной обработкой писателей, превращена в лубок художниками-иллюстраторами, а настоящую, материальную. В ту, которая начи-нается после точки, после «тут и сказочке конец, а кто слушал – молодец»; в ту, которая оживает, лишь когда книга уже закрыта.
Но я-то не сказочный, вот беда.
Зачем я всё это пишу, зачем вообще завел дневник?
Не знаю. Никогда прежде не чувствовал в себе такой потребности. Сейчас же – почувствовал. Кажется мне, что грядет (а может, и уже происходит) нечто – нечто такое… Небывалое… Эх, не могу объяснить.
Кажется мне, что коснется это грядущее и нас. К добру ли, к беде ли?
Пойму потом.
А дневник… авось дневник-то мне в этом и поможет.
P.S. Ну, а в горестном случае, если всё вышеизложенное, выше (и ниже) написан-ное – плод моего больного воображения, дневник поможет будущему лечащему врачу отследить протекание процесса «соскакивания с катушек» в динамике. Что, надеюсь, ус-корит выздоровление бедняги сумасшедшего.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой я чуть было не знакомлюсь с Фердинандом Великолепным и его Абре-ком. Первые жертвы, первые мысли. Успешная сдача теста. К осинам!
Пока мы шли к машине, Милочка совершенно успокоилась, аккуратно утёрла слёзки вперемежку с макияжем и стала как прежде красавица. Только чуть бледновата разве, да и Бог с ним, румянцем! Здоровый цвет лица – дело наживное… Я нежно приоб-нимал её за плечико, несколько смущаясь собственного удовольствия от этого процесса, но руки не отнимал. Да и она не делала попыток освободиться.
Разместившись в автомобиле, я первым делом припрятал пистолетик Большого Дядьки в хитрую прореху под сиденьем, отыскать которую непосвящённый человек мо-жет лишь при выдающемся везении. И, как выяснилось, не зря старался! Наверное, в го-роде объявили новый этап операции «Вихрь – антитеррор» (не упомнишь, который по счёту), а потому нас дважды останавливали серьёзно настроенные городовые с автомати-ками и предлагали «подышать воздухом», пока они шерстят Рэнглер в поисках запре-щённых к владению предметов. По какой причине им казался подозрителен именно мой не самый новый, совсем не большой и далеко не самый броский в потоке разномастных автомобилей джип, осталось для меня неразрешимой загадкой.
На поцарапанную мою личность городовые посматривали с хмурым интересом, но Милочка жалась к боку так доверчиво, что понял бы и министр внутренних дел: я – славный, я – законопослушный, я – паинька. К тому же все документы находились в полном ажуре – не придерёшься. Но на всякий случай я стал с большей ответственностью относиться к выполнению требований правил дорожного движения.
– Интересно, – сказала Милочка, одновременно производя с помощью пуховки и пудреницы ликвидацию последних следов недавних рыданий, – как будут объясняться наши комсомольцы-добровольцы, если их остановят стражи порядка? С полным-то кузо-вом жестоко избитых хулиганов? И кто они, между прочим, такие, эти нежданные добры молодцы?
– Один момент. – Я похлопал себя по карманам. Та-ак, а где же визитка? Не ина-че, выронил, когда прятал оружие. Остановившись на светофоре, я скосил глаз вниз, но беленькой гладенькой картонки не было и под ногами. – Похоже, сия тайна останется в веках, на потеху нашим пытливым потомкам, – сообщил я без особого, впрочем, огорче-ния. – Пропала визитка, пропала без следа. Испарилась чудесным образом.
– Твоя уверенность в том, что у нас будут общие потомки, имеет под собой какие-то солидные основания? – спросила Милочка с милой наивностью, подкреплённой оча-ровательным взмахом только что восстановивших идеальную форму и оттенок ресниц. Которая наивность, тем не менее, не могла никого провести: Филиппа А. Капралова, эск-вайра, вновь решительно ставили на место.
– Хочется надеяться… – осторожно выговорил я.
– Ого! Я могу расценивать эти слова как предложение руки и сердца?
– Н-ну, – замялся я, судорожно соображая, как бы выпутаться из щекотливой си-туации с наименьшим уроном для собственной свободы. – Ну-у… О, гляди, мы приеха-ли!..
Милочка удостоила меня взглядом, который нёс столько неприкрытого ехидства, что не будь в нем ещё и доброжелательности взрослого по отношению к слишком явно хитрящему ребенку, я бы тут же провалился сквозь сидение. А возможно, и сквозь пол вдобавок.
Возле Милочкиного дома прогуливался папа Фердинанд с крепким «кавказцем» на смехотворно тонком поводочке. Папа (я узнал его по неподдельно радостному вос-клицанию моей спутницы) выглядел лет на сорок, вряд ли много больше, был молодце-вато усат, по-мужски красив, а шириной мог бы поспорить с платяным шкафом. У «кав-казца» напрочь отсутствовал обязательный по правилам выгула собак намордник… как, впрочем, отсутствовало и благодушное выражение физиономии у его поводыря.
– Если я вылезу из машины, они меня немедля растерзают, – скорее с уверенной, нежели с вопросительной интонацией молвил я.
– Да, папуля мужчина строгий, – заметила Милочка не без законной дочерней гордости за горячо любимого родителя. – Чтобы не сказать – суровый. Двадцать лет ар-мейской службы, это тебе не шуточки! Да и военная специальность у него соответст-вующая. Парашютист-десантник. Элитный, заметь, не хухры-мухры: последняя кадровая должность – командир ДШБ, гвардии подполковник! Сейчас, правда, он в запасе… но продолжает заниматься нужным государству делом. Преподаёт губернскому ОМОНу ру-копашный бой в замкнутом пространстве и при неблагоприятном расположении окру-жающих предметов. Ну, знаешь, – лифты, салоны автомобилей, городские малогабарит-ные квартиры, вода по грудь и тому подобное.
– Так вот откуда потрясающее чудо самообладания, выказанное тобою в процессе схватки с пьяными мерзавцами! – воскликнул я, счастливый осенившей меня догадкой. – Дочь штурмовика-парашютиста! Преклоняюсь, честное слово!
– Да какое там самообладание, – засмущалась Милочка. – Я знаешь, как перетру-сила! Ой, папка, кажется, меня разглядел, – спохватилась она. – Пойду, пожалуй.
– Мне всё-таки лучше остаться в машине или как?
Она на мгновение задумалась, умилительно уткнув пальчик в чистый свой, до-нельзя симпатичный лобик.
– Лучше останься. Сомневаюсь, что Абрек с доверием отнесётся к чужому муж-чине, пахнущему кровью и недавней дракой. Да и папка… Я вас потом познакомлю, ко-гда у тебя благообразность облика восстановится, ладно? А то долго объяснять придётся, что да как… Кому это надо?
– Только не мне, – живо согласился я.
– Спасибо за чудесную прогулку, Филипп! Знаешь, цветы были – прелесть! – Она чмокнула меня в щечку. Увы, опять всего лишь по-сестрински. – До свидания.
Немного понаблюдав трогательную сцену встречи любящих родственников, я от-был восвояси. Я бы, может, остался ещё, да только Абрек, отпущенный с поводка, при-нялся проявлять настойчивый интерес к машине, доставившей возлюбленную хозяйку. И я всерьёз опасался, что псина того и гляди, начнет метить территорию, – потом от колес неделю вонять будет…
И в третий раз за этот вечер меня остановили низовые представители силовой ветви власти. В отсутствие обезоруживающей одним своим видом Милочки обхождение было соответствующее. Меня повернули лицом к машине («Руки на капот; молчать, от-вечать по существу, пукать, кашлять и чихать только по команде!»), обшарили карманы – без грубости, но и без пиетета, развернули. Наименьший ростом мент с пегими усиками ниточкой и лейтенантскими знаками различия ткнул мне в нос потерянной визиткой «народных дружинников»:
– Ваша?
– Вроде того, – сознался я. – Но я её где-то выронил. Думал, уж не отыщу.
– Под водительским креслом лежала. (Сердце пропустило удар – а вдруг и писто-лет нашли?) Работаете в этой организации? – Лейтенант произвел визиткой недвусмыс-ленный взмах.
– Нет, что вы, – сказал я, стараясь выразить голосом безразличие к чёртовой бу-мажке. – Дали… или как это правильнее?.. А, вручили, во как!
– Кто, где, когда, при каких обстоятельствах?
«Неужели вляпался? – подумал я с тревогой. – Хоть бы знать, во что! Ну, блин, дружинники хреновы! Удружили, называется…»
– Сегодня в спортзале… – на всякий случай увильнул я от правдивого ответа, – …паренёк незнакомый подсунул. Зазывал в гости.
– Рекомендую сходить, – посоветовал лейтенант враз смягчившимся голосом. – Не пожалеете. Отличные там ребята служат! Счастливого пути!
Отпустили.
Тронувшись с места, я, разумеется, не удержался и с живым интересом изучил за-гадочную визитку. «Агентство “КАЛИБР.45”. Профессиональная защита Вашей жизни и Вашего дела». Телефон, адрес. И меленько, многократно по периметру – красивый сло-ган: «Убойная сила большого калибра!» Ишь ты! Прям-таки поэтическая метафора. Од-нако, что за агентство такое? Частное? Государственное? Почему, например, «защита» а не «охрана», как, в общем-то, принято? И где я видел уже это название? Я напряг изви-лины и почти сразу вспомнил, где именно. Сегодня, у Большого Дядьки. В списке жела-тельных для трудоустройства организаций. Следует ли считать подобное совпадение вульгарной удачей? Хм!.. Большой ещё вопрос, между прочим…
В таких тягостных раздумьях я и подъехал к уродливому высотному домишку а-ля «коробка от обуви», где снимаю под холостяцкое жилье однокомнатную квартирку на четырнадцатом этаже. Окна моей квартиры выходят на живописную излучину грязной речушки, которую от дома отделяют, размещенные террасами по крутому высокому бе-режку: автомобильная дорога, железная дорога в одну нитку, однорядный гаражный комплекс. И небольшое болотце, по высотной отметке практически совпадающее с рекой. Болотце летом подсыхает, зимой замерзает, на нём растут чахлые березки и живут голо-систые лягушки. По нему прибрежные жители любят выгуливать собак и девушек. Но весной и осенью болото – болото. Или же Болото. Непроходимое.
Впрочем, сгинувших в трясине я пока не знал, и подумываю, что топкие его за-слуги местным населением несколько преувеличиваются.
Вдали от богато иллюминированного городского центра меня подстерегала самая настоящая беспроглядная ночь. Я загнал джип в снимаемый тут же гараж и начал караб-каться по крутому склону, хватаясь для надежности за прошлогодние стебли лебеды. Возле «чугунки» пришлось переждать бег раздражённо рявкнувшего на меня тепловози-ка, волочащего парочку пустых вагонов. Тепловозик летел, как вставший на четвереньки механический циклоп, пронзая ночной мрак слепящим взглядом единственного, зато мощного глаза-фары и отдувался вонючей жирной гарью. Я погрозил ему вслед кула-ком… и поспешил дальше – отмываться и отсыпаться от треволнений удивительно на-сыщенного событиями вечера.
Расправившись с идеально сбалансированным ужином бодибилдера (белки, угле-воды, жиры – в строго определённых пропорциях, витамины и микроэлементы – по мак-симуму, пилюли со свободными аминокислотами и чудодейственное вещество креатин – по состоянию кошелька), я устроился возле телевизора, надеясь разузнать, чего вдруг ми-лиция всполошилась? Поспел в самый раз – по одному из каналов шли городские ново-сти. Выездная корреспондентка с огромными, сверкающими, что твой прожектор локо-мотива глазищами, едва не захлёбываясь от профессионального азарта, комментировала последние ужасы:
– Именно в этом заброшенном заводском цехе около часа назад четверо мальчи-ков заметили обнажённый труп неизвестного мужчины. Как выяснилось позднее, тело было пристреляно к железобетонной стене дюбелями из монтажного пистолета. Мальчи-ки вызвали милицию и «скорую», а также позвонили нам. К сожалению, мы немного за-поздали и показать вам жуткое зрелище не сможем. Труп уже увезли, а к месту преступ-ления никого не подпускают…
– Спасибо, Марина, – перебил корреспондентку ведущий новостей в студии. – Я не думаю, что столь э-э… неаппетитная картинка необходима для нашего эфира, да ещё поздним вечером. Уважаемые зрители, я напоминаю, что это уже шестой известный нам случай за текущие сутки. Все случаи однотипные – люди распяты вниз головой и приби-ты гвоздями. Никто из погибших страшной смертью пока не опознан. По крайней мере, ничего о личностях убитых не сообщалось. Вероятнее всего, это бомжи. Правоохрани-тельные органы пока никак не комментируют происходящее, но число вооружённых ми-лиционеров на дорогах города резко возросло. Особого внимания патрульных удостоены джипы темно-синего цвета, так что можно догадываться, что кое-какие данные по подоз-реваемым в преступлениях у милиции имеются. Наш же комментарий таков. Исходя из некоторых специфических деталей, мы предполагаем, что преступниками производился обряд, схожий с «чёрной мессой» сатанистов. К сожалению, массовость кошмарных про-исшествий и их одновременность наталкивает на мысль о том, что действует не сума-сшедший одиночка, а довольно большая группа, если так можно выразиться, «едино-мышленников». Но нарушения психики налицо. Мы попросили прокомментировать си-туацию бывшего заведующего кафедрой психиатрии Медицинской Академии, доктора медицинских наук, Гойду Сергея Сигизмундовича…
Сергея Сигизмундовича я слушать не стал, поскольку живо помнил о своём сего-дняшнем визите к Большому Дядьке, это во-первых. Да и на работу психов произошед-шая акция совершенно не походила, это во-вторых. И ещё мне вдруг показалось настоя-тельно необходимым поразмыслить самостоятельно, без подсказок со стороны, в-третьих. К тому же господин Гойда был мне известен, со слов милейшей психологини Юлечки Штерн, как завзятый принуждатель к сексуальным услугам студенток, в-четвертых. А посему казался неприятным. Неприятен он был и большинству студенток. За что, собст-венно, доктор медицинских наук Сергей Сигизмундович Гойда, имевший непомерно темпераментного беса в ребре, и лишился в свое время поста заведующего кафедрой.
Итак, соображал я, похоже, мне в такой каше уже делать нечего. Большой Дядька и те, кого он представляет, увы, опоздали. Сатанисты принялись за дело и принялись с шумом. С одной стороны, стороны насквозь циничной, это хорошо. Теперь даже высокие покровители замять такие крайне недобрые выходки детей вельзевуловых вряд ли суме-ют. Шесть человек порешили, это вам не шуточки! Тут и до международной огласки не-далеко. Поэтому органы возьмутся за дело раскрытия преступлений со всем старанием. По крайней мере, сперва. И, не извольте сомневаться, найдут, кого прихватить. Возмож-но, покажут нам пару обколотых наркоманов с руками по локоть в крови уже завтра. По-тому что излишне тупых, излишне рьяных или возомнивших, что они могут работать без приказа сверху исполнителей всегда сдают без сожаления свои же. Сдают или уничто-жают.
И всё понемногу утихнет.
А вот дальше… Дальше подлинные любители «чёрных месс» будут куда как ос-мотрительнее. Что уже плохо.
«Ах, жаль, катастрофически мало у меня входной информации. Почему Игорь Игоревич накормил такими крохами? – азартно и с долей обиды подумал я. Но практи-чески тут же себя одёрнул: – Так ведь для того и не перекармливал, чтобы не подавиться мне сдуру незнакомой острой пищей или не отравиться. Харч-то – явно не по моим зу-бам!»
Значит (при повторном, уже трезвом анализе), мое вхождение в игру вовсе не от-кладывается, как я решил сгоряча, а лишь переносится на некоторый срок. К чему даль-новидный сеньор Тараканни меня, собственно, и подталкивал, предлагая вояж к родным осинам, якобы шибко необходимый для чтения какой-то писанины. Возможно, он даже догадывался о том, с какой энергией начнут развиваться события, подсовывая мне свою «беретту». Зная, со всей определённостью, что в беспокойную пору владеть ею, незареги-стрированной – донельзя неуютно. А зарегистрировать пистолетик (кстати, крепко убеж-дён, нужный мне, как мёртвому припарка) для меня проще всего у школьного приятеля по кличке Матрос. То бишь у старшего лейтенанта милиции Коновалова, участкового в отеческом селе. Добавочный намек для умного человека. Езжай, дескать, как велено и куда указано – тебе же лучше будет.
Не говорит ли это о том, что прочтение пресловутой рукописи, по мнению Боль-шого Дядьки, на сегодняшнем этапе важнее внедрения в «шрастры» дьяволопоклонни-ков? А ведь пожалуй! Интересненько, что там прописано? Новая редакция «Молота ведьм»?
Я развязал тесёмки дешёвой папочки и обнаружил внутри стопку листов, покры-тых бледно-серого цвета словесами, отпечатанными на плохонькой печатной машинке. «Капитон Немов, – гласила шапка. – Фуэте очаровательного зла».
Прочтя столь претенциозный заголовок, я понял, что углубляться далее в текст мне жутко не хочется. А хочется мне сейчас поспать. Час уж поздний.
Проглотив в соответствии с рекомендациями спортивных журналов кружку про-теинового коктейля, сбитого из отменного по ценовым характеристикам порошка «Super Mega Mass», совершив гигиенические процедуры и тщательно побрившись, я нырнул под одеяло.
– Как ты потрясающе долго копался, – с недовольной гримаской проворчала Юлечка Штерн, тут же устроившись повторять горячим пальчиком рельеф моих мышеч-ных напластований. По нисходящей. Сверху вниз.
Ах да, кажется, забыл упомянуть, кто в последнее время готовит для меня ужин и скрашивает унылый холостяцкий быт. Ну да, это она, чернокудрая озорница…
Я на её вызов отреагировал соответствующе, за что был тут же награждён трога-тельным взвизгом:
– Ой, куда ты… Фил, ну прекрати, руки же холодные!..
– Дорогая, – прошептал я прямо в Юлечкино ушко, одновременно нежно покусы-вая мочку и шалея от аромата её волос, – срочно требуется справка об исключительном состоянии моего психического здоровья. Сделаешь?
– Вряд ли. Неужели игнорирование изнывающей от любовного томления женщи-ны в пользу дурацкого телевизора и противных бумажек – проявление нормальных пове-денческих реакций половозрелой мужской особи? Да о норме тут и речи быть не может! И не смей… – она прерывисто вздохнула, – не смей таким нечестным… О-о-о, Фил!.. та-ким нечестным способом добиваться от меня нарушения врачебной… профессиональ-ной… эти… этики…
– Как же быть? – прошептал я, усугубляя нечестные домогательства к млеющей крошке Штерн всё более действенными и углублёнными методами.
– Ну, хорошо-хорошо, попробуем провести небольшой тест, – выдохнула она, на-конец сдаваясь. – Ответь… М-м-м… О, Фил, ты серьёзно решил это сделать?.. Да? Ну так не останавливайся… Нет, это был не тот вопрос. – Она собралась и почти хладнокровно спросила: – Жаль отвлекать тебя даже на секунду и всё-таки: всегда ли ты кричишь в страсти, милый?!
– А какой ответ тебя устроит вернее прочих? – проговорил я, из последних сил сдерживая наступательный порыв требующего немедленной атаки организма.
– Как можно более громкий!.. – простонала она и пошла в наступление сама…
Проснувшись, Юли я уже не застал. На кухонном столе лежала начертанная её ру-кой записка: «От тебя пахло чужими духами, негодник. Тест сдан успешно. За справкой жду в 13.00. Целую – сам знаешь, куда! Вот именно, такая я развратница!»
Удивительная женщина! Как ни странно, она сама выступила инициатором наше-го совместного греха прелюбодейства. Пришла однажды поздним февральским вечером, бросила мне на руки дубленку и заявила: «Я с мужем поругалась. Он Тотошку усыпил. Говорит, опасен. Можешь себе представить?»
Я мог, но не сознался. Поделом ему, злорадствовал я. И не говорите мне, думал я, что все псы попадают в рай. Тотошке уготована дорога в собачьи тартарары, убеждён. Где черти, обличьем вылитые коты, отгоняют лохматых грешников от ржавых мусорных баков со скудными дурнопахнущими объедками, окатывая кипятком; хлещут по морде свёрнутыми поводками и перчатками; вешают на шеи тяжеленные ледяные цепи и пин-ками выгоняют на непогоду. Где несмолкающим громом звучит: «Нельзя! Сидеть! Фу!» Где скачут блохи размером с лягушку и никогда, никогда не появится ни один Хозяин!
«Господи, Тотошка – опасен! – восклицала тем временем сквозь слёзы Юлечка. – Чушь! Я Сёме за это всё лицо расцарапала. Жаль, псину уже не воротишь. Поживу пока у тебя. Ты не возражаешь?» Последние слова она проговорила, прочно устроившись с но-гами в любимом (потому как единственном) моём кресле и прихлебывая мой недопитый апельсиновый сок. «Вообще-то мне не свойственно разрушать семьи. А уж к Семёну Ар-кадьевичу я отношусь более чем хорошо. Не то, что к покойному Тотошке. И мне не хо-телось бы…» – попробовал я возразить. «Вздор! – перебила она. – Не бери в голову. Я к тебе отнюдь не навсегда. А Сёме, в его возрасте, полезно чуть-чуть взболтать эмоцио-нальную сферу. Это омолаживает, это бодрит. Наконец, это укрепляет любовь! К тому же, если ты так щепетилен, мы можем спать раздельно».
Щепетильности мне хватило на неделю.
Вру. Меньше.
А познакомились мы при довольно необычных обстоятельствах.
Всю жизнь меня любили женщины и собаки. Особенно собаки. Кстати, взаимно. Иногда я думал, ласково трепля за уши какого-нибудь цепного волкодава, что сумею пройти насквозь какую угодно свору самых злобных, самых вымуштрованных псов-убийц совершенно без проблем. Разве что лицо и руки будут собачьей слюной измазаны. А тут…
Бежал это я как-то по стадиону в компании десятков граждан, совершающих ве-черний оздоровительный моцион, дышал полной грудью, думал только о хорошем… и вдруг на меня набросился оскаленный ризеншнауцер. Физкультурники врассыпную, женский визг, разнополый мат, рычание взбешённой твари и клацанье зубов. Сквозь на-мордник, слава Богу. Подбегает хозяйка, пса оттаскивает, едва не плача. «Тотошка, ты что, с ума сошёл? Ой, простите, не знаю, что с ним. Всегда такой милый был, спокойный. Правда, сюда мы недавно переехали, может быть, у него стресс от смены места». Я ос-мотрелся, заметил, что кроме испачканных одежд никаких последствий схватки нету, а хозяйка – ничего себе, и сказал, полный великодушия: «Бросьте волноваться, сударыня, со мной всё в порядке. Стресс у животного, чего уж не понять. Но, чтобы не провоциро-вать его на новые выпады в мою сторону, уточните, пожалуйста, в котором часу с ним гулять собираетесь? А я уж сменю расписание пробежек. Для физкультурного народа наша с ним ежевечерняя борьба была бы, конечно, отменным развлечением. И посеще-ние стадиона возросло бы, наверное, многократно. Да только нам-то с вами какой с того навар?»
Но она решила по-другому. Дескать, если я у них дома побываю, Тотошка вмиг поймёт, что имеет дело с новым другом семьи, и облагоразумится.
Побывал я у них дома. С мужем её, Семеном Аркадьевичем, тепло познакомился. Отличный дядька. Сорок шесть лет, жены старше ровно на двадцать. Носат, бородат, са-мую малость пузат. Жизнелюб. Остроумен, эрудирован энциклопедически. Хирург-полостник, страстный турист и байдарочник. Неплохой исполнитель собственных, очень неплохих, песен под гитару.
«Уговорили» мы под туристские песни бутылочку «Кинзмараули» и даже опреде-лили общих знакомых, поразившись по традиции, сколь тесен мир. Чтобы не быть в дол-гу, пригласил их в гости и я. Ну, а потом постарался более не навязываться – больно уж откровенно на меня стала Юля поглядывать. С этаким легко идентифицируемым интере-сом. Как бы прицениваясь. И прицеливаясь. А Семён Аркадьевич – он ведь тоже не сле-пой и далеко не лопух.
