скачать книгу бесплатно
– Ну конечно, были, – сказал Игорь Игоревич задумчиво и покатал по столу иде-ально зачиненный карандаш. Глядел он исключительно на него. Затем спросил: – Фи-липп, скажите, как вы относитесь к сатанистам?
– К таковым не отношусь, – насколько сумел серьёзно ответил я. – По моему глу-бокому убеждению, это либо проходимцы, либо психи законченные. Либо мальцы – не-зависимо от числа прожитых лет – неразумные, под недоброе влияние проходимцев и психов попавшие. Я же, хочется думать, не таков. Тяготею более всего к русской право-славной парадигме. По мере сил и объективных реалий, разумеется. А вы что, материал по ним готовите?
– Вот-вот, – сходу согласился Тараканов, – материал. Потенциально, «бомбу» с высоким тротиловым эквивалентом. Есть мнение, будто некие могущественные силы взялись объединять жидкие до тех пор ряды сатанистов нашей губернии, создавая из них жизнеспособную организацию со всеми вытекающими… Вербуют новобранцев, создают повсеместно партийные ячейки – «шрастры», обзаводятся «мозгами» и «кулаками». Де-нег не жалеют. Охранные предприятия, список которых вы держите в руках, с высокой долей вероятности и являются такими «кулаками». Детективное агентство из списка – «глаза и уши». Частная биржа труда – пункт вербовки рекрутов, так же, как и лже-церковь. Ваша задача, если возьметесь, такова: не влезая в собственное расследование и не проявляя излишнего любопытства, потереться вблизи, присмотреться и сделать резю-ме – то это или нет.
– Игорь Игоревич, а это точно наше с вами дело? – вкрадчиво спросил я. – Быть может, лучше передать материалы куда следует, пускай там с ними разбираются? Как бы не получилось оказаться между молотом и наковальней.
– Боитесь? – произнёс он как будто даже с облегчением. – Если так, откажитесь. Осуждать не буду.
– Не столько боюсь, сколько проявляю разумную осторожность. Вот начну я там работать, пообживусь, глядь – а вокруг уж ОМОН с автоматами. Бьют меня прикладами по чему попало, а ногами так вовсе в промежность метят. И попадают, разумеется, по-скольку тренированы попадать… Очень мне не хочется в промежность сапогом получить.
– Так вот вы о чём беспокоитесь, – сказал с некоторым облегчением Игорь Игоре-вич. – ОМОН, Филипп, – это пустое, его нужно опасаться в последнюю очередь. ОМОН без приказа от власти предержащей никого по чему попало, а уж тем паче по… хм, гени-талиям бить не станет, верно? А приказа, будьте уверены, не поступит. В том-то вся соль, Филипп, в том-то и перец, что власти оказывают новоявленным слугам бесовым какое-то подозрительное участие. Теплоту оказывают. Выделяют помещения из губернских фон-дов на немыслимо льготных условиях. Оргтехникой пособляют, кредитами, связью. Ти-пографию неплохую в одном из райцентров за бесценок продали. Всего не перечислишь. Эта в высшей степени странная любовная связь длится вот уж в течение почитай, полу-года. Подарки преподносятся тишком, без помпы, но кое-какая утечка информации слу-чилась. Крошечная, ничтожная, почти никакая. Жиденький такой информационный ру-чеек. Струйка, почти сразу пересохшая. А вернее – надёжно затоптанная. Но всё-таки ус-пела просочиться эта струйка по нужному адресу. Что скрыто за этим… хм, «почтовым ящиком», вам, Филипп, знать ни к чему. Не обижайтесь. Замечу лишь, что он имеет бо-гатую важными для державы событиями многовековую историю. А также непосредст-венное, хоть и не афишируемое отношение к… хм… – Он замялся и принялся с громким шуршанием елозить задом по креслу, а карандашиком постукивать по столу. Такую при-вычку замечал я за ним и раньше. Видимо, движения эти каким-то образом помогают ему сконцентрироваться. Подобрать подходящую, достаточно обтекаемую формулиров-ку. Наконец он успокоился и медленно выдавил, с сомнением вслушиваясь в произноси-мые слова: – …К известной негосударственной организации. Объединяющей официаль-ных носителей той самой православной парадигмы, которая вам, дорогой Филипп, столь близка. – Сказанное ему не понравилось, он поморщился и добавил: – Отмечу в скобках, один лишь раз, хоть и не стоило бы вообще. А вздумаете уточнять да переспрашивать – отопрусь от сказанного. – Он прекратил мучить карандаш, пристроил его аккуратно в стаканчик и поднял на меня глаза. – В такой вот… хм, перспективе. Решайте, Филипп. Больше я вам ничего не скажу.
«Ничего себе! – подумал я с восторгом, чуточку обмирая от обилия постигнутых стр-р-рашных тайн, наполняющих, оказывается, закулисье и изнанку привычной жизни. – Ай да Тараканов, ай да редактор беззубого развлекательного журнальчика! Какие у не-го, однако, связи! Не зря, видно, развесил он на стенах портреты церковных иерархов. Любопытно, что он имел в виду под “почтовым ящиком”, связанным с официальными носителями православной парадигмы? Этакий “Отдел особых операций” при Священ-ном Синоде? Ого!»
Мне тут же представился потаённый монастырь в пещере, где терпеливо ждут своего часа бородатые боевые иноки со скорострельными распятиями, вот такими кула-чищами и знанием древнерусских боевых единоборств. А так же очаровательные мона-шенки с серебряной шпилькой-стилетом в пышных волосах и шёлковой удавкой на запя-стье. Мне представились особые операции по всему свету, горящие под лучами солнца гробы с издыхающими в страшных муках вурдалаками и тщательно срежиссированные самоубийства особо опасных еретиков. Мне представились остроумные комбинации по изъятиям христианских святынь из запасников контрабандистов, грабителей храмов, толстосумов-коллекционеров и следующие за изъятиями утопления кощунников в нуж-никах и унитазах. Мне представилось, как крупнейший церковный сан лично благодарит меня за службу, награждает чудотворным кипарисовым нательным крестом, отпускает все грехи ныне и присно и во веки веков, аминь, а затем самая прекрасная из «особых» монашенок, поразительно похожая на Милочку, одаривает своей неземной любовью. Мне представилось…
– Ну, так как? – крайне несвоевременно вторгся в поток увлекательных фантазий Игорь Игоревич.
– Не отказываюсь, – сказал я поспешно. – Рукопись, полагаю, по тому же ведом-ству проходит? – Я был невиннее ягненка, но лукавей матёрого лиса.
Тараканов на подначку, однако ж, не купился.
– По какому ведомству? – воздел он удивлённо брови, показывая, что обещание отпираться от связи с секретным отделом Русской православной церкви (или всё-таки Ватикана?) держит крепко. – Не понимаю, о чем вы. Ведомства какие-то выдумали. Ру-копись поступила в журнал обычным порядком. Автор анонимен, обратный адрес – главпочтамт, предъявителю паспорта такого-то, до востребования. Меня в ней заинтере-совали некоторые любопытные подробности. Которые, скорей всего, и вас не оставят равнодушным. Почитайте, поразмыслите. Вот вам аванс. – Он протянул мне раздувший-ся от содержимого почтовый конверт с изображением Рублевской «Троицы». – Расписы-ваться нигде не нужно. Возьмите на всякий случай и это.
В его руках возникла элегантная жёлтая подмышечная кобура из свиной кожи с небольшим пистолетом внутри. Судя по значку на рукоятке, то была «беретта».
– Берите-берите, – подбодрил он меня. – Пистолет «чистый», мой собственный. Так, что еще?.. Патроны, дополнительная обойма, бумага из оружейного магазина. Инст-рукция, – он развёл руками, – увы, на итальянском. Ну, да вы и так разберётесь. Разреше-ния на ношение, к сожалению, пока предоставить не могу. Постарайтесь не отсвечивать.
– Мне не нужно, – сказал я убеждённо, неимоверным усилием воли отводя преда-тельский взгляд, жадно ласкающий изумительные формы смертоносной вещицы. – У ме-ня газовик есть, и довольно. Мы люди мирные.
– Газовик – баловство. – В голосе Тараканова звякнул металл. – Послушайте доб-рого совета, Филипп, не брыкайтесь, – заметно более мягко продолжал он. – Разрешение оформите самостоятельно. Помнится, у вас имеется знакомый околоточный пристав в отеческом селе и знакомый психиатр здесь? Кажется, ничего сверх того для получения разрешения и не требуется?
– У вас превосходная память, – похвалил я его, пытаясь вспомнить, когда это рас-сказывал Большому Дядьке о знакомстве с обворожительной Юлечкой Штерн. И не на-плёл ли при том лишнего, интимного, для широкой известности не предназначенного?
– Замечательно. Значит, проблем не возникнет. Съездите к родным осинам…
– К ёлкам, – скрупулёзно поправил я.
– Ну да, разумеется, к ёлкам! Так вот, съездите, проветритесь. Зарегистрируете пистолет. Почитаете рукопись. Уверен, там, среди ёлок, она будет восприниматься осо-бенно ярко. Сами увидите! Вернувшись, пойдете по адресам. Повторяю: вернувшись, Филипп, и не ранее. Больше не смею вас задерживать.
Поняв, что меня тактично выпроваживают, я смахнул оружие и деньги в спортив-ную сумку, поверх тяжелоатлетического пояса, пропотевшей на тренировке одежды и обуви, и откланялся.
Проходя мимо Милочки, я был остановлен лёгким, но властным жестом изящных наманикюренных пальчиков.
– Филипп, насчёт подснежников… Ты меня в самом деле не разыгрываешь?
Сердце сладко дрогнуло: «Неужели?!»
– Да ни боже мой! – воскликнул я. – Истинная правда! Цветут, шалопаи!
– Хорошо, я согласна. Только обещай: рвать их мы не станем.
– Клянусь моей треуголкой! – воскликнул я, со рвением прижимая бейсбольную кепку к груди.
Она посмотрела на часики.
– Рабочий день кончается меньше, чем через полчаса. Подождёшь?
Я ответил без слов, одним взглядом, но он оказался столь красноречив, что Ми-лочка рассмеялась и самую чуточку порозовела.
Уходя переодеваться, Милочка оставила меня на скамейке около подъезда.
– Мама – ужас, какая строгая! – объяснила она своё нежелание пригласить меня в дом. – Может и не отпустить с таким явным жуиром.
– Это я-то жуир? – от всей души возмутился я. – Да парня скромней меня на сто километров в округе не сыщешь.
– А как же глаза всепобеждающего героя-любовника?
– Глаза? Мои? (Она утвердительно кивнула.) Подумать только! И какие же они у героев-любовников?
– Про других не знаю, а у тебя – хитрые и блестящие. В них отражаются десятки уже одержанных над женщинами викторий и сотни викторий грядущих. А твой голос?
– Ещё и голос?
– Ну да. Тембр знаешь, какой чувственный? Ужас! Нет, маме лучше не знать о существовании Филиппа К. вообще. И как только я, неискушенная девушка, краснеющая при виде киношных поцелуев, решилась уступить твоему напору?
Она упорхнула.
Беда, думал я, наблюдая недвусмысленное топтание голубя-самца перед голубкой – с раздуванием груди, клёкотом и прочими проявлениями дешёвой саморекламы. Выхо-дит, я со стороны выгляжу ничуть не лучше этого самовлюбленного идиота, озабоченно-го единственным желанием – порочным и легко читаемым? Ай-яй-яй! Пора кардинально менять имидж.
Милочка появилась неожиданно скоро, одетая в высшей степени целесообразно: джинсы, сапожки, яркая курточка, вязаная шапочка с помпоном. Я с удовольствием по-думал, что моя избранница не только прелестна, но вдобавок и сообразительна. Апрель месяц, как-никак. В парке модный вечерний туалет был бы неуместен.
Мы погрузились в испытанный мой «Рэнглер» и покатили.
Автомобиль пришлось оставить за воротами парка. Внутри была отличная широ-кая дорога, но только для пешеходов, велосипедистов и спецмашин. Пройдя по ней с полкилометра, мы свернули на асфальтированную тропку. К счастью, тропка доходит почти до места произрастания подснежников. Месить ногами весеннюю грязь не придёт-ся.
Невдалеке, хорошо видимый за голыми деревьями, виднелся высокий бетонный забор. Изредка слышался лязг металла. Над забором вздымались металлоконструкции козлового крана и грандиозные, густо дымящие трубы.
– Не могу представить, какому умнику пришла в голову гениальная мысль раз-бить городской парк рядом с заводом, – сказала Милочка.
– Я – тем более, – подхватил я.
Обсуждая идиотизм градостроителей, мы прошли по тропинке совсем немного, когда Милочка сжала мой локоть значительно крепче, чем прежде. Причиной послужила открывшаяся нам картина непринуждённого мужского застолья на лоне природы.
Отдыхали, по-видимому, после рабочего дня, трудящиеся того самого соседнего завода. Они даже не переоделись, так и были в спецовках. Возможно, и вовсе тайком удалились расслабиться со второй смены. Вот мастер-то обрадуется, когда они вернутся захорошевшие! Сидели мужички на ящиках, вокруг парковой скамейки, на которой ца-рила трехлитровая банка, наполовину заполненная прозрачной, отливающей синеватым, жидкостью. Не то уворованным техническим спиртом, не то другой какой «тормозухой». Дополняли натюрморт большая пластиковая бутылка с минеральной водой, пощипанная буханка хлеба и пара вскрытых банок тушёнки.
Выпивали граждане деловито, нешумно, из чистых гранёных стаканов, и на нас не обратили ни малейшего внимания. Разговор вёлся, похоже, о большой международной политике. Сразу видно – не шпана какая, люди степенные.
Расслабилась Милочка только при виде цветов. Восхищённые восклицания слав-ной девушки и её неподдельно восторженная улыбка наполнили моё сердце радостью. А благодарственный сестринский поцелуй в щёчку стал побудительным мотивом к более решительным действиям. Я легонько придержал её за талию, и смело приник к мягким губам. Она, было, ответила, хоть и не совсем уверенно (или не совсем умело?), но скоро опомнилась. Должно быть, напугалась увиденных с близкого расстояния «хитрых» глаз искушенного ловеласа – поскольку своих васильковых глаз она во время поцелуя не за-крывала. Удивительно, но смущение, последовавшее за моментом кратковременной и столь невинной близости, было взаимным. Милочка спрятала своё, присев к подснежни-кам и опустив к ним лицо. А я просто улыбался – совершенно по-дурацки. Определенно, по-дурацки.
Я несколько раз щёлкнул Милочку на «мыльницу» рядом с цветами, и мы отпра-вились в обратный путь. Самую малость потемнело – набежали облака. На этот раз мы просто держались за руки, как первоклашки, но ладонь Милочки была так горяча, что я дышал вдвое чаще, чем обычно…
Наверное, как раз поэтому до меня дошло, что дело наше неважно, а грубее говоря – дело швах, слишком поздно.
Химические присадки, добавляемые в тормозную жидкость, были тому причиной или просто дурманящий весенний воздух, однако сложную работу мозга господ выпи-вающих подменил набор простейших команд на уровне инстинктов. А именно: бей-круши и вали-пользуйся. На роль сокрушаемого по их мнению лучше всего подходил я. На роль пользуемой – моя спутница.
Я прикрыл даму телом и начал помаленьку пятиться, одновременно пытаясь про-извести оценку обстановки. И был вынужден признать, что сложилась она отнюдь не в нашу пользу. Раззадорившиеся пролетарии оказались не настолько пьяны, чтобы дви-гаться неуверенно и вразнобой, а настолько, чтобы превратиться в грозную для окру-жающих стаю, сплочённую общим противоправным интересом. Они как раз дошли до той кондиции, когда море уже вполне по щиколотку, но и земная твердь ещё не ускольза-ет из-под ног. По счету их выходило ровно пять, как пальцев на руке (на которые они по своим пропорциям и поведению смахивали) и все они были вооружены. Разнообразно, но зловеще. «Большой палец», самый пожилой, коренастый и бородатый молчун, сжимал в тяжёлом кулаке обломок толстенького бруса, вырванный из порушенной парковой ска-мейки. «Указательный» – белобрысый хлыщ с угреватым лицом и широким губастым ртом, поигрывал ножичком и подвизался в роли застрельщика-смутьяна, первым зама-хавшего руками в нашу сторону. «Средний» – сутулый верзила намного выше среднего роста с лошадиной рожей, вооружился «розочкой» из бутылочного горлышка. Так же, как и тощенький «мизинчик». Варварским этим оружием они обзавелись только что, на наших глазах. Нестандартных бутылок, обойдённых вниманием сборщиков стеклотары, предостаточно валялось под каждым кустом. Хулиганам оставалось только отбить до-нышки об бетонные опоры скамейки, что они и проделали со сноровкой, показывающей изрядный опыт. У «мизинчика» повадка была кривляющаяся, рот наполовину металли-зированный, – сразу виден гражданин, побывавший в местах принудительного заключе-ния. «Безымянный палец» – самый неприметный: среднего роста, телосложения, внешно-сти, в очочках и с боевым предметом отвёрткой. Из нагрудного кармана спецовки вы-ставляется кончик штангенциркуля и колпачок авторучки. Этакий слесарь-интеллигент, слесарь-аристократ. Ухмылки у всех были преотвратные, добра и любви к ближним не сулящие. Разве что любви насильной, низменной, некрасивой и во всех смыслах подне-вольной.
В моём распоряжении, кроме рыцарской мысли биться за даму до последнего ды-хания, имелось трезвое отношение к реальности, тренированное тело – жаль, не специа-листа по членовредительным единоборствам, а культуриста-эксбициониста, и подарок Большого Дядьки. Девятимиллиметровый пистолет фирмы «Беретта». Модель «Кугуар-мини», с удлинённым магазином на пятнадцать патронов. Пистолет, на который, в отли-чие от официально зарегистрированного газового «Вальтера», валяющегося где-то дома, я не имел ни малейших прав. Так что не только подстрелить кого-то из злодеев, но даже попытаться напугать их пальбой в воздух и под ноги мне не улыбалось. Попробуй толь-ко! Сбегутся стражи покоя горожан в серой униформе, заарестуют и в два счёта препро-водят туда, куда следует отправлять вооружённых огнестрельным оружием, да ещё и применяющих его по людям отморозков.
Милочка держалась молодцом. Она не паниковала и уже успела извлечь из су-мочки аэрозольный дезодорант. Это она правильно сделала, с удовольствием отметил я. Порция ароматной жидкости, попавшая в глаза, может на некоторое время вывести мо-рально не слишком стойкого человека из круговорота бытия. Ещё Милочка извлекла на свет пилочку для заточки ногтей, которую я тут же у неё отобрал. Она не огорчилась, и место пилочки заняли маникюрные ножницы.
Всё-таки женская сумочка – кладезь неожиданных, подчас неожиданно полезных предметов!
Первым статус-кво решился нарушить верзила. Он прервал криком: «Да чё там базарить, уе. ть ему, петуху, по чану, да и всё!» нецензурно-приблатненный, издеватель-ский диалог «мизинца» и «указательного». Те как раз живописали товарищам в самых неприглядных видах нас с Милочкой, нашу судьбу на ближайшие минуты и что-то ещё. Что-то, связанное с лелеемыми в нехороших мечтах хулиганов половыми отправлениями. Приободрив тем самым себя, мужик скорым шагом приблизился (я шагнул навстречу, задвинув Милочку за ствол березки) и протянул тёмную, пахнущую соляром мозолистую руку к району моей глотки. Очевидно затем, чтобы, сжав покрепче, произвести другой рукой – с зажатой в ней «розочкой» – заявленное насилие. По чану. Однако я успел его опередить: пнул по голени и добавил жёсткую оплеуху. Поскольку «беретта», даже стоя-щая на предохранителе, обладает некоторым весом и приличной твёрдостью, инерция удара, пришедшегося в голову, повергла задиру наземь. «Минус один», – констатировал я с удовлетворением; собратья же павшего верзилы восприняли мою удачу как личное оскорбление.
Отбиваться от четвёрки разъярённых мужчин оказалось сложновато. Я счастливо избегнул первой атаки ножа и острых бутылочных стекол. Носителю отвертки удалось ткнуть меня в задницу, но попал он в кошелёк, лежащий в кармане джинсов… Зато креп-кий деревянный брус перехватил меня поперек спины, на уровне поясницы, отбив про-центов тридцать дыхания. Я нырком выскочил из «котла», попутно покалечив пистолет-ной рукояткой «мизинца» – тот выронил бутылочное горлышко и присел, хныкая над свеженьким переломом предплечья. Во время последующего разворота навстречу опас-ности меня догнал новый удар бруса, в этот раз вскользь, зато по лицу. Из надорванной брови потекла кровушка. Я ткнул левой рукой в сторону накатывающегося «интеллиген-та» и попал. Милочкина пилка осталась у него глубоко в ноздре, сделав его ещё более незаметным, чем прежде, – что в общем-то парадоксально, учитывая столь экзотическое украшение. Только по звукам стонов можно было ориентироваться в его поисках, слу-чись кому организовать таковые в ближайшие минуты. Да, пожалуй, по нечастым бли-кам света, играющим на вновь приобретённой «фенечке».
Бородатый обладатель дубины, дважды уже поразивший меня, продолжал насе-дать, и приходилось малодушно пятиться, утирая с глаза активно бьющую из рассечен-ной брови кровь. А вот хитрый «указательный» сообразил, что найдется жертва и полег-че. Захват девушки в заложницы и приставление ножа к её нежной шейке, решил он, за-ставит кавалера тут же опустить лапки. Милочка прыснула ему в угреватую морду своим химическим оружием, но на пьяного и буйного мерзавца оно не произвело почти ника-кого действия. Разве распалило ещё больше. Он заорал на девушку грубо и напористо, да вдобавок замахнулся ножом. Психическая атака принесла негодяю определённые плоды. Милочка расплакалась, закрывая лицо руками в классическом жесте беспомощности. Не-годяй возрадовался и хозяйски ухватил её за плечо, принуждая убрать руки от лица. Ми-лочка руки опустила… и с малым замахом воткнула маникюрные ножницы в область гениталий похотливого животного. Эффективность воздействия блестящего предмета гигиены нужно было видеть!
А тут и я изловчился попотчевать последнего активного противника кулаком в живот. Он выронил брус и тут же потерял всякий интерес к продолжению схватки.
Возникших людей я сперва принял за сообщников хулиганов и едва не впал в от-чаяние. Но подвижные ребятки, одетые просто и однообразно – в серые брюки и чёрные джинсовые куртки, были, оказывается, на нашей стороне. Они добавили короткими ар-матурными прутьями тем мерзавцам, которым по их мнению «не хватило», затем скова-ли наручниками и побросали в подкативший пикап производства североамериканского автомобильного концерна Форд. Попрыгали внутрь сами, и пикап отвалил.
Оставшийся паренёк – лицо открытое, приветливое и серьёзное, плечи широкие, ноги колесом, кепка-восьмиклинка набекрень – протянул мне влажную марлевую сал-фетку с сильным запахом лекарств, и спросил у Милочки:
– Вам нужна помощь, девушка?
Она отрицательно помотала головой и поспешила прийти на выручку истекаю-щему кровью кавалеру. От нежных прикосновений её добрых рук, умеющих не только холостить насильников, но и обращаться с ранеными товарищами, мне враз полегчало.
– Слушай, братишка, давай-ка начистоту. Вы вообще-то кто такие есть? – полю-бопытствовал я, отнимая салфетку от лица. Салфетка успела приобрести насыщенный алый цвет, свойственный моей крови, имеющей высокий уровень гемоглобина.
– Дружинники народные, – хохотнул тот.
Я улыбнулся уголком рта, показав, что шутка оценена.
– А точнее?
Парень покопался в карманах и протянул мне твёрдый прямоугольник визитки.
– Хочешь узнать точнее, позвони по этому номеру. – Он подмигнул: – Ещё лучше будет, если зайдешь лично. Ты мне понравился, держался неплохо. Навык виден. Но видно и отсутствие тренировок, так? Или на пистолетик надеешься?
– Староват я стал для тренировок, ленив. Да и не думал, что придется ещё когда-нибудь руками махать, спасая жизнь и достоинство. – Я упрятал «беретту» подальше. – Но позволь узнать, дяденька, о каком пистолетике ты говоришь?
– Ни о каком, – быстро сказал косолапый, делая успокаивающий взмах рукой. – Обознался впопыхах. А тренировки забросил напрасно. Аморфность губит наше общест-во. Леность и покорность дуре-судьбе. В общем, приходи, если надумаешь. Деньги у нас платят хорошие, работа, как видишь, благородная. Да и в старики тебе рано записывать-ся, девушка не одобрит. До свидания, – приподнял он кепочку, – простите, что опоздали.
– Бывай здоров, дружинник, – проводил я таинственного молодца напутственным словом.
И тут Милочка расплакалась всерьёз.
Дневник Антона Басарыги. 12 апреля, суббота.
Если уж и начинать дневник, то в день, чем-либо выдающийся из череды прочих, решил я. День Космонавтики – то, что нужно. Дата, наполняющая сердце патриота гор-достью за славные свершения предков. Я – патриот, чего ничуть не смущаюсь. К космо-навтике тоже имею кое-какое отношение. ВИК – аббревиатура моей специальности в реестре оконченного с блеском Вуза. «Воздухоплавание и космонавтика», – шутливо расшифровывали студенты и преподаватели. «Водоснабжение и канализация», – без ма-лейшего намёка на веселье возражали им строгие факты.
Рассудила спорщиков запись в дипломе, разночтений не допускающая.
На первом курсе я был старшим в группе. За моими плечами вздымались год ра-боты на заводе, служба в ВС России и рабфак. На фоне абитуры – семнадцатилетних мотыльков и мотылиц, зачастую не потерявших ещё прыщей и девственности, я, тёртый парень двадцати одного года, смотрелся если не Мафусаилом, то как минимум перцем. Мне так и говорили: «Да ты, Антоха, перец!» Неудивительно, что именно меня назначи-ли старостой группы.
Моя родина, городок Старая Кошма, которую медленно, но верно всё глубже вса-сывает в себя урбанический спрут губернского центра, оставалась тогда ещё независимой административной единицей, посему мне, как иногороднему, полагалось общежитие. Общежитие стройфака, вотчины нашего ВИКа, подвергалось вялотекущему капремонту, и студиозусов – будущих строителей и дипломированных сантехников, расселили по чу-жим краям. Первый курс, как наименее распущенный, ввергли в пучину инжэка, где, как известно: «куда ни плюнь – девка». Вторая часть этого летучего выражения представля-ется мне человеконенавистнической и дискриминационной по отношению к женской по-ловине человечества, и я приводить её здесь не буду. Тем не менее, девушек вокруг име-лось в самом деле предостаточно. Известна ещё одна крылатая формула, характеризую-щая отношение студенток к такой важной составляющей нашей жизни, как секс. Её при-дется написать целиком.
Итак: «На первом курсе – никому-никому. На втором – никому, только ему одно-му. На третьем – только ему… ну, и ещё кое-кому. На четвёртом – всем-всем-всем. На пятом – ах, кому бы, кому?!» Если даже формула эта справедлива лишь для одной де-вушки из десяти, всё равно понятно, что в сексуальных приключениях недостатка у меня не было. Тем паче, самые задорные студентки-старшекурсницы в аккурат были близки мне как по возрасту, так и по темпераменту. И, кстати, вовсе не пугались «старого солда-та и рабфаковца», подобно малюткам-однокурсницам. Однако, справедливости ради, следует сказать, что и среди последних встречались ой какие разные… Словом, интимная жизнь моя на первом курсе протекала бурно, была насыщена до предела и даже сверх то-го. На учебу времени практически не оставалось.
С грехом пополам, скользя по краю пропасти почти вслепую (половой беспредел, совмещенный с невоздержанностью в винопитии, зрение туманит – будь здоров!), я сдал летнюю сессию, имея по ходу несколько тяжёлых продолжительных разговоров с замес-тителем декана по младшим курсам. Упрятав зачётку с последней росписью преподава-теля физики возле крошечной оценки «удовлетворительно», я твёрдо решил изменить жизнь.
С каникул я вернулся на две недели раньше начала занятий. Всё это время посвя-тил одному – выбиванию в личное пользование комнаты, свободной от сожителей. Все-ми правдами и неправдами, лестью, пламенными речами, жалобными стонами, подку-пами явными и косвенными мне удалось добиться своего. Комнату мне предоставили на этаже семейных студентов. Разумеется, в ней были прописаны ещё два паренька (меньше никак не выходило), но они присутствовали в ней только формально. Один снимал бла-гоустроенное жилье со столованьем и прачечным обслуживанием в городе, за немалые деньги. Он был отпрыском состоятельных провинциалов. Другой жил, а вернее, сожи-тельствовал, с «матушкой». Для непосвящённых: со старшей, чем он сам, любовницей, обременённой к тому же ребёночком. С сыном богатых родителей проблем не возникало; к альфонсу же приходилось наведываться раз в месяц, дабы распить совместно бутылоч-ку винца. Иначе он, истосковавшись по студенческой вольнице, мог заявиться с этой са-мой бутылочкой в гости. Как водится, в наиболее неподходящее для того время.
Дела учебные сразу пошли на лад, удалось справиться и с чехардой половой жиз-ни. Постоянной подружки пока не находилось, однако с беспорядочными контактами было покончено навсегда.
Под занавес третьего курса, когда взоры мои прояснились окончательно, я разгля-дел ЕЁ. Мы и раньше встречались, как-никак общага – она вроде казармы: все всех знают хотя бы в лицо. Но я, привыкший к лёгким победам над уступчивыми озорницами, счи-тал Ольгу страшной задавакой, с которой мне ничего не светит. Она была девушкой от-крытой, общительной, щедро одаренной по всем статьям. Стройна, гибка, грациозна в движениях, крайне привлекательна лицом – серые глазищи, небольшой нос идеальной формы, брови вразлёт, необычно очерченный рот с приподнятыми в постоянной полу-улыбке уголками красивых губ. Но в то же время была она как бы над всеми. От неё ис-ходил какой-то непонятный магнетизм, будоражащий синапсы, отвечающие за сферу любовного томления, заставляющий чувствовать себя мужчиной-героем, мужчиной-рыцарем, поэтом; было в ней что-то колдовское, царственное, что ли, – словно неулови-мый отблеск изначальной чувственности праженщины Лилит. Парней возле неё вилось предостаточно, гораздо больше, чем хотелось бы мне. К счастью, всех их она умела дер-жать на расстоянии. Или, скорее, на привязи. На этаком незримом волшебном ремешке – потянет еле-еле, и породистый волкодав танцует на задних лапках, с обожанием загля-дывая ей в глаза, цыкнет – и вот он уже послушно трусит за ней следом, в глубине души лелея безумную мечту облизать руки прекрасной хозяйки. Мне иногда казалась что она – ведьма.
Сейчас я в этом уверен совершенно.
Впрочем, я забегаю вперед.
Чего мне стоило привлечь её внимание, не оказавшись на цепочке, среди своры бессчётных воздыхателей-неудачников, знаю только я.
«Разбиватель сердец» Михаила Веллера стал мне библией и уставом.
В конце концов я отрёкся от первого и преступил второе.
Когда я уже готов был сдаться, ударившись с горя во все тяжкие, Ольга неожи-данно растаяла. Как призналась она позже, делать вид неприступной красавицы в то время, когда дышалось ей по отношению ко мне уже весьма и весьма неровно, было дья-вольски трудно.
В общем, мы пали друг другу в объятия совершенно к этому созревшими.
Между прочим, бедные кавалеры, пошедшие безнадёжно побоку, верить тому от-казывались категорически и продолжали настойчиво на что-то надеяться. Я, единствен-ный обладатель сокровища, принимал их существование снисходительно.
И тут появился этот красавчик с обложки дамского романа. Высокий, мускули-стый, раскованный в манерах, с роскошной ухоженной шевелюрой, серебряным кольцом в ухе и серебряной цепочкой при скромном крестике на крепкой шее. Очень молодой, но нахальный взглядом; с голосом, приводящим богатыми обертонами девичьи души в со-стояние полной и восторженной покорности… В общем, соперник, причем преопасный. Он был само воплощение мужественности – девушки западали на него сходу. Этим он чертовски напоминал Ольгу, разумеется, с поправкой на пол. И, в отличие от Ольги, он пользовался собственными чарами на полную катушку – шалил вовсю.
Ольга почему-то принимала его ухаживания благосклонно.
Чересчур, как мне казалось, благосклонно.
Чтобы сравняться с ним хоть в чём-то, я принялся активно «качать мышцу», не гнушаясь даже приема стероидов. Всего за три месяца я стал лучшим в нашем общежит-ском подвале, оборудованном под «качалку»… и рухнул с постамента в единый миг. Мой соперник, зашедший в подвал полюбопытствовать составом спортивных снарядов, а заодно спросить меня с непосредственностью идиота, не знаю ли я, где сейчас Ольга, шутя выполнил десяток «французских жимов» со штангой, с которой я, здешний чемпи-он, обычно приседал. Для непосвящённых в тонкости процесса: «французский жим» – одно из сложнейших атлетических движений, выполняемое исключительно руками. Че-ловеческие руки, как известно, минимум втрое слабее ног.
Я был раздавлен.
Однако виду не оказал, утёр пот и отважно пригласил его на серьёзный разговор. «Мальчонка, – думал я, шагая к закутку под лестницей, называемому «рандеву-пойнт» – традиционному месту выяснения мужских споров. – Не отступишься добром – порву те-бя, как котёнок кильку, не поможет и дикая сила. Ведь за мною – правда».
