banner banner banner
Падение
Падение
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Падение

скачать книгу бесплатно


– Да хорошо. У Виктора сейчас отпуск, на даче он сегодня. Надя дома сидит, как обычно, Костя и Сашка гуляют, наверное, распогодилось же. Так все живы-здоровы. Костик месяц назад тоже, как я, простыл, но выздоровел почти тут же. Он же молодой, не то что я.

В два часа дня мы приехали домой к Васильевым. Они жили в девятиэтажке почти что на краю города. Район был застройки восьмидесятых годов, и казалось, что дороги и дома с тех пор так и не ремонтировали. Васильевы переехали в двухкомнатную квартиру на седьмом этаже десять лет назад. Сначала хотели переехать в хрущёвку, но поняли, что каждый раз подниматься по лесенкам будет проблематично, и поэтому искали дом с лифтом.

– Вот, нам лифт отремонтировали полгода назад! – с гордостью сказал Иван Михайлович, приглашая в новый лифт, в котором то громко, то тихо играла классическая музыка.

Квартира не была «пенсионерской» и состояла из длинного коридора, с правой стороны которой были две комнаты и кухня. Два года назад Васильевы сделали ремонт во всех комнатах. В гостиной были светлые обои и новая мебель. Я заметил множество цветов на подоконнике. На «стенке», которая оправдывала своё название и была действительно на всю стену, стояли книги и фотографии многочисленных родственников. Лишь старый советский сервиз с голубыми рыбками говорил о том, что в квартире живут немолодые люди. Спальня тоже представляла из себя хорошо отремонтированную комнату с двухместной кроватью и шкафом, в котором была одежда и книги в стеклянной секции. В квартире было уютно и прибрано; лишь в спальне на компьютерном столе была раскидана мелочь и различные винтики с прочими безделушками.

– Так, кто звонит? – Иван Михайлович потянулся за телефоном, когда мы сели за стол. – Привет. Да, приехал, встретил, сидит, ест, передаю телефон.

– Здравствуйте, тёть Наташ.

– Привет, студент, прогульщик! Ну как доехал? Дядька кормит? – Наталья Сергеевна говорила громко, впрочем, как и всегда.

– Хорошо доехал, дядька кормит и поит, – тут Иван Михайлович поднес указательный палец к губам.

– Ну, как обычно, что с него взять? Ладушки, в пять приду, не скучайте…

Вдруг раздался звонок по второй линии. Звонила какая-то шарашка.

– Дядь Вань, тут, похоже, вас.

– Давай, ну-ка… Свободен, хорошо, приду, – все так же весело ответил Иван Михайлович шарашке.

– Вот, на работу вызывают. Не заскучаешь тут один?

– Да не должен… Пока душ, пока сумку разберу…

– Вроде я тебе всё показал, да ты здесь уже и как дома, каждый год ездишь… Так, в магазин, что ли, зайти потом? Хлеба, молока… Тебе что-нибудь взять? Газировку, чипсы? Таким не увлекаешься?

– Не, не, ничего не надо.

– Ну, я пошёл, закрывайся.

Он ещё долго ходил по квартире и искал ключи и какую-то флешку. Сходив в душ и распределив свои немногочисленные вещи, я стал более внимательно рассматривать квартиру. Я захотел узнать, что читают в этом доме. На полках стояло большое количество книг, изданных в советское время: Диккенс, Толстой, Лондон, Симонов… Книги были сгруппированы по авторам, и лишь произведения Достоевского стояли в разных углах шкафа. «Братья Карамазовы» были куда тоньше версии произведения, которая была у меня дома. Когда я открыл на главе «Великий инквизитор», из книги выпал засушенный расплющенный таракан. Прегадкое зрелище. Я закрыл книгу и поставил её на место. Нижняя полка была заставлена российскими популярными детективами. Одна книга лежала на тумбочке рядом с диваном. Закончив рассмотрение книг, я перешёл к фотографиям, которых было действительно много.

Выделялись две большие, размером, 20 на 30 сантиметров. На первой была вся моя белоельская родня: Васильевы, их дочери, Надежда и Мария, их мужья, Виктор Синцов, Александр Никитин, соответственно, и четверо детей. Костю и Катю держали на руках, потому как они были совсем ещё крохами. Фотография была сделана на прошлый юбилей Ивана Михайловича. На второй же было ещё больше народу: добавилась ещё и моя семья с бабушкой и дедушкой. Она была сделана тем летом во время юбилея Натальи Сергеевны. Собственно, на второй фотографии изменились только Иван Михайлович, который заметно потолстел и полысел, и дети, особенно Катя. Она очень сильно отличалась от того, как она выглядела в два года.

Остальные фотографии являлись портретами, в основном детей. Была фотография, на которой я четырёхлетний что-то жевал с довольным видом. Рядом стояла фотография с моего школьного выпускного. Вот Сашка Никитин довольный лежит на пеленальном столике, вот он идет в первый класс, а на другой полке уже весьма серьёзный, но всё же с огоньком в глазах сидит перед тортом с цифрой 10. Рядом сестра его, Катька, с большими бантами стоит на школьной линейке. Костя же на всех фотографиях улыбался, и казалось, что с годами улыбка становилась всё шире.

Глядя на следующую фотографию, назвать его старшую сестру Сашкой, как раньше, уже никак не получалось. Очевидно, что фотография была сделана этой зимой, скорее всего в новогодние каникулы. Александра Синцова, несмотря на свои тринадцать лет, выглядела весьма старше своего возраста. Такую безупречную осанку, как у неё, никак не сможешь представить, когда речь идёт о девочке-подростке. Это раньше в семьях высшей знати родители и гувернантки прилагали усилия, чтобы укрепить осанку детям. Сейчас же никому нет дела до того, как выглядит спина у ребёнка. За сутулость, конечно, ругают, но на этом и останавливаются, даже к врачам не обращаются, когда у ребёнка появляются первые признаки сколиоза или кифоза, или и того и другого вместе. Я не думаю, что Надя с Виктором следили за спиной дочери. Скорее всего, она сама себя поддерживала в форме.

В её выразительные чертах лица проглядывалась взрослость и женственность. Конечно, она выглядела очень привлекательно, но для девочки тринадцати лет это было что ли даже недопустимо. Я считал, что ребёнок не должен рано взрослеть, ничего хорошего в этом нет. Красивые длинные светлые волосы доходили ей до поясницы. В её взгляде на фотографии совсем отсутствовали детские черты, напротив, её глаза смотрели серьёзно, даже слегка надменно. В этом взгляде чувствовалось что-то тяжёлое, плохое, какая-то великая печаль. Но одновременно с этим своей серьёзностью Александра как бы пыталась скрыть эту грусть. У неё ещё сохранились немного выраженные щёчки – последнее напоминание, что передо мной была фотография девочки тринадцати лет, а не восемнадцати-двадцати. В прошлый раз я видел её тем летом, но тогда она была совсем ещё ребёнком. Как она успела так вырасти? Куда пропал её нежный, слегка наивный взгляд? Где улыбка, которая так нравилась всем? Теперь её уже никак не назовешь девочкой. На фотографии она была очень красивой.

Ждать возвращения «взрослых» оставалось ещё долго, солнце на улице опять пропало, и слегка моросило, поэтому я решил перечитать главу «Братьев», страницы которой были склепом для насекомого. Ещё раз взглянув на фотографии, я заметил, что достиг того возраста, когда человек отмечает то, как быстро растут дети…

– Так, Вань, эту большую тарелку Димке поставь, – Наталья Сергеевна с азартом командовала застольем, – а то его мамка потом скажет, вот, мол, голодом морили сыночку единственную.

Наталья Сергеевна, как и всегда, была в приподнятом настроении и, несмотря на усиливающуюся одышку, не переставала бегать из кухни в гостиную, накрывая стол. Она достаточно хорошо выглядела для своих лет – слегка заметная хромота и полнота не портили впечатление. Наталья Сергеевна была среднего роста женщиной с аккуратными коротко подстриженными волосами. Глядя на неё, невольно создавалось впечатление, что где бы она ни появлялась, там тут же образовывался хорошо накрытый стол и уют.

– Когда у тебя уже свои дети будут, а? Вон как оба светитесь от счастья, – сказала Мария (младшая дочь Васильевых, невысокая и всё сильнее приближавшаяся к комплекции матери), радостно смотря, как я держал на руках её дочку Катю.

Катюха лапками белого игрушечного кота – бывшей моей игрушки, которую она увезла от нас в прошлом году – пыталась обнять моё лицо. Белокурая девчонка с зелёными глазами, едва заметными из-за смеющихся щёчек, и я строили рожицы друг другу. Как же я хотел, чтобы она никогда не росла.

– У нас уже в твоём возрасте Сашка был, – Мария потрепала по голове проходящего рядом сына, нёсшего фужеры.

– Ну, какие дети, – звонкий голос Натальи Сергеевны послышался из коридора, – какие дети? Когда мы пришли, он знаешь, что делал? – Наталья Сергеевна зашла в комнату, неся большую миску «Цезаря». – Достоевского он читал. Ой, мамка сама не в восторге, наверное, что так тебя воспитала, а? Внуков ведь ей тоже хочется.

Мы с Катей подошли к окну, залюбовались дождём и совершенно не слышали, что там кричат эти «взрослые». Солнечный свет, нежно и ненавязчиво пробивавшийся сквозь капли, светлый, восторженный, любящий взгляд, каким умеют смотреть почему-то только дети… Я был счастлив.

– Да сейчас все думают, надо, не надо семью, чувства проверяют… А мы раз, и всё. Любим и любим, получилось, ну и получилось, и всё счастливы, да, Александр Первый? – бойко сказала Мария Никитина.

– Ты где так вымазался, император? Куда твоя мамка-то смотрит? Ну, шли же два квартала всего! – Наталья Сергеевна приказала внуку поменять джинсы, благо, у бабушки с дедушкой всегда была сменная одежда для детей.

– Саша! – протянула Мария Никитина.

– Ну, мама… Так получилось, – вылетел Сашка из комнаты, чуть не сбив деда с казаном плова.

– У нас всегда так: оно само, так получилось, я не виноват… Катюх, а ты сама чистая? Вы же вместе бежали по лужам к дяде Диме?

– Чистая, – сказала Катя, не оборачиваясь, и обняла мне шею, стукнувшись при этом лбом об мой подбородок и звонко рассмеявшись после.

– Да вы чего так рано пришли? Вас ждали к семи, а не к шести, – с улыбкой сказала Наталья Сергеевна.

– Детям дома не сиделось.

– И тебе тоже, – держа в руках бутылку вина, зашёл в комнату рослый Александр Никитин – муж Марии.

– Так, все за стол, – скомандовал Иван Михайлович, держа в руках большую ложку.

– Катюх, ты куда сядешь? – Мария обращалась к дочке, но глазами искала сына.

– К дяде, – смущаясь, ответила Катя, садясь справа от меня на диван и оттаскивая «мою большую» тарелку к себе.

– Саша, мы тебя ждём! – громко сказала Мария.

– Да я здесь, мам, – в замешательстве, прочищая левое ухо, сказал Саша, сидевший на стуле, за которым стояла Мария Ивановна.

– А, ты здесь, что ли? А ну-ка иди на диван, или папка твой пусть идёт.

– Шумно тут у вас, да, Катюх? – обратился я к девчонке, которая пыталась накормить огурцом из салата свою кошку.

– Наташ, тебе коньячку? – хозяйничал Иван Михайлович.

– Ой, нет, нет, нет, нет, – замахала руками его жена.

– За приезд племянника же. Ты посмотри, какой орёл! Ты смотри, он потом скажет своим, вот, мол, погоду не приготовили хорошую, за меня не пили, шумели, книжки читать не давали…

– Ладно, давай. Только… Всё, всё, всё, остановись наконец.

– Ну, за приезд! Молодец, что вырвался, а то старики, учёба, сам понимаешь…

От коньяка Иван Михайлович, сидевший слева от меня во главе стола, немного вздрогнул. Катина кошка была вся вымазана майонезом, на голове у нее лежал листик салата.

– Саш, накладывай, – обратился Иван Михайлович к Александру Никитину, сидевшему на другом конце стола.

– Хорошо, а ложка где?

– Да, где? Ты же с ней пришёл? – спросила Наталья Сергеевна, искавшая глазами хлеб и сидевшая напротив мужа.

– Ложка, ложка… Ложка под кошкой, – обнаружил пропажу Иван Михайлович.

– Катя! – строго протянул имя дочки её отец.

Взгляд его был суров; неизвестно, где всех отцов учат так смотреть на провинившихся детей.

– Так, какие планы? – осмотрел всех присутствовавших Иван Михайлович. – Завтра мы едем к Синцовым, в субботу на дачу, восьмого… Что это, понедельник? Восьмого к Сашке на день рождения. А ты, Димка, когда уезжаешь?

– Девятого… Утром… – с набитыми щеками пережёвывал я действительно вкусный плов.

– Ах, утром… Я помню, что девятого ты говорил, но думал, на парад ещё успеем сходить. Так завтра, значит, к Синцовым, начальника вроде как предупредил.

– И мы с вами! – звонко сказала Катя.

– У тебя вообще-то школа, – Мария Никитина подмигнула дочери.

– Не хочу! – резко скрестила руки Катя, задев ложку и отправив её в полет почти в тарелку к деду.

– Да пусть пропустит ребёнок, – сказал дед, – пусть с роднёй лучше побудет, чем в этой школе. В школу она каждый день ходит, а Синцовы за тридевять земель живут – к ним не наездишься.

– Да, действительно, – подмигнул я двоюродной сестре.

– Ладно, езжай, заодно ручку тридэшную вернёшь им.

– Ура-а-а! – теперь из-за Кати чуть не полетела тарелка.

– Я тоже хочу, – почти басом сказал Александр Никитин-младший.

– Ну уж нет. У кого двойка по географии? – злорадно посмотрела бабушка на внука.

– Так это же всего лишь по географии! Предмет так себе, не важный.

– У тебя и по математике имеется, насколько я помню, – сказала бабушка, которая знала оценки внука лучше, чем он сам. Пятиклассник был расстроен.

– Саша! – ещё более сурово, чем на Катю, отец посмотрел на Санька. Даже мне стало не по себе от этого взгляда.

– О, чей телефон звонит? – озарилась Мария.

– Похоже, вообще два: мой и… – Наталья Сергеевна потянулась к тумбочке.

– Мой, – сказал я. Мне звонила мама.

– Привет, Надюх. Да, приехал. Сидим, едим… – сложно было что-либо расслышать из-за звонкого голоса Натальи Сергеевны

– Привет, мам! Всё, доехал, встретили.

– Привет, сын. Кормят тебя там родственнички? – первый вопрос от мамы, разумеется, был про то, как и чем я питаюсь.

– Да кормят, кормят. Чего уж прям так сразу? Пловом кормят, вкусным. Шумят все, как обычно. Вы как?

– На огород съездили. Ух, столько дел передали. Хотя нет, только я дела делала, отец твой опять прохлаждался. То ему жарко, то холодно, то есть хочет. Дитя просто.

– Ну, что тебя так тянет на этот огород? Дай отцу отдохнуть.

– Кто ж его мучает? Кто ж его напрягает? Два ведра воды донести не может.

Послышалось недоумевание отца.

– Так ты же взял вёдра, потом тебе кто-то позвонил, а после звонка ты про всё забыл. Я чуть не запнулась об эти вёдра, – мама кричала одновременно и в телефонную трубку и папе.

Из-за громкости я даже отодвинул от уха телефон – как было громко всё это слышать отцу, представить страшно.

– Что ты прям в самом деле? Всё он делает. Ну, может, после того, как ты скажешь восемьдесят раз… Но ведь сделает.

– Так вот именно, что пока сто раз не скажешь и не подтолкнёшь, он не повернётся. А хотелось бы, чтобы от него самого исходила инициатива. Хотя нет, не надо. Помнишь, как он в том году захотел мусорную кучу передвинуть? Пол-участка же разнёс, и в итоге всё осталось, как было. А знаешь, как красиво помидорки в теплице смотрятся?

Тут мама принялась описывать, что они посадили, что они сделали на огороде, и вдалеке слышалось то же недовольное ворчание отца. Всё это было таким родным.

– Да, да, поверю я, что вполсилы возились. Опять все скрюченные и уставшие пришли, наверное. Тихо, спокойно у вас, значит, а у нас вот Катюха компот разлила… – здесь я не расслышал, что ответила мама, безобразие звуков к квартире Васильевых переглушило всё. – Чего говоришь?

– Привет всем передавай, говорю.

– Хорошо, хорошо, передам, ага. Ладно, пока, пока. Вот тётя Наташа трубку вырывает.

Наталья Сергеевна забрала мой телефон и отдала свой.

– Привет, сеструха! Всё пашете на огороде, говорят? – Наталья Сергеевна закричала. Я поднёс к уху её телефон.

– Привет, Надь. Да, да всё хорошо. Говорят, мы завтра к вам? Ну и отлично. Дети как? А что же им ещё делать, если не веселиться? Ну и пусть двоечники, зато счастливые. Ладно, завтра увидимся, тут дядя Ваня опять тост готовится сказать. Пока, пока…

Сидели за столом долго и шумно.

Спал я крепко. Перед тем как уснуть, лёжа на диване в гостиной, мне казалось, что звон до сих пор стоит в квартире. Возможно, я за этим и приехал, за этим звоном, за этими улыбками, за этими крепкими объятиями… Я был счастлив. Я не знал, что покидать Белоельск я буду с совершенно другим настроением. Я не знал, что за время этой недели познакомлюсь с новыми людьми, судьбу которых трудно даже вообразить. Я не знал, что некоторые родственники предстанут передо мной в новом свете.

4 мая

1

– Катя, какие карандаши? Одевайся, у Синцовых порисуешь, – Наталья Сергеевна торопила Катю, которая хвасталась мне теми вещами, что у нее есть. Я сидел на диване в квартире Никитиных, весь усыпанный мягкими котятами, медвежатами и какими-то разноцветными страшилами.