Чаровница

скачать книгу бесплатно


– Прошу вас, не играйте с чувствами вашего слуги. Все, что я делаю имеет лишь цель заботы о вас, – тон его был совершенно строг и сдержан в каждом своем звуке, и все же бардовые его губы чуть вздрогнули в намеке на улыбку, стоило ему уронить последнее слово. Вздрогнули, и тут же стали такими же безмятежно- строгими, как раньше.

Какой деловой, хотелось едко бросить Ларэ, но она лишь поджала губы. Он больше совсем на нее не смотрел. Куда угодно, только не на нее. Она показалась ему неприятной? Хотя зачем бы ей об этом волноваться? И чего это она так взбеленилась из- за этого? Ну и пусть не смотрит. Одной проблемой меньше.

Поэтому решив отплатить ему той же монетой, то бишь безразличием, она сосредоточилась на своей работе. Взяв руку старика, она закатала рукав его красного мужского платья вместе с рукавом от цветастого халата и провела пальцами правой руки по обратной от локтя стороне, вдоль вен, непроизвольно вызывая у старика приятные ощущения. Затем она закрыла глаза, ибо так только могла призвать свои способности и дотронулась до своего дара, пытаясь пробудить его. Это тоже обычно занимало время. Да и чем реже она применяла дар, тем крепче он засыпал до следующего раза. Она мысленно прозвенела у него колокольчикам один раз, второй, и на третий, сила полилась по ее венам.

…

Ларэ много раз рассуждала о том, как было бы славно, будь ее дар более воинственным, более приспособленным к защите своей хозяйки. Увы, в бою он был ей совершенно бесполезен. Не то, чтобы она числилась среди драчуний или знала хотя бы несколько приемов, но порой случалось в жизни – дар, вроде владения огнем или умением направлять потоки воздуха, какие ей довелось видеть у некоторых других особенных, пришелся бы ей весьма кстати. А уж какое чувство безопасности бы она имела с такими способностями. Может, и не пришлось бы учиться так быстро бегать; стоптала бы меньше сандалий.

Когда Ларэ часом ранее закончила осветлять ауру Эразия Бульбы и открыла глаза, то неожиданно обнаружила, что старик уснул. Ноги его по смешному вытянулись, а лицо утонуло в блаженном сне.

– Работает, – сказал лекарь и на том не вымолвил больше ни слова.

Что ж, по крайне мере, выгонять ее не собирались и, похоже, официально приняли на работу. С этого дня она здесь своя. Эта мысль долгожданным успокоением согрела грудь Ларэ.

Канара, ожидавшая все это время за дверью библиотеки, провела Ларэ в ее спальную комнату. Ее все возвращал мыслями назад, к тому времени, когда она покидала библиотеку. Она могла поклясться, что чувствовала взгляд лекаря на своей спине, однако стоило ей обернуться у самого выхода, видела только как лекарь, соединив руки за спиной, профилем, исполненным необычного достоинства, смотрел в направлении окон, позволяя свету из них омывать его смуглый, ровный тон его кожи.

Его определенно можно было назвать красивым. Ларэ не понимала, почему он сперва пригвоздил ее взглядом, словно коллекционер булавкой редкую бабочку, а потом ни разу не обратил на нее внимания, избегая ее вида. Что он такого в ней увидел? Или дело не в ней? В который раз Ларэ взглянула в свое круглое зеркальце, что всегда и везде носила на своей груди. Правда не за тем, за чем заглядывала в него обычно. На этот раз ее интересовала собственная внешность, а не проверка злой энергии в окружающем пространстве. Заглядывала и не находила в себе уродливых изъянов. Не эталон красоты, но вполне красива – считала она про себя.

Что ж, похоже, ей не понять странного поведения лекаря.

Зато ей выделили комнату, какой ей никогда иметь и не снилось. В голубых оттенках, с высокой односпальной кроватью, на которой она сейчас и сидела, с тумбой, объемным шкафом, мягким круглым ковром на дощатом полу, отполированном так гладко, что ходить по нему и без ковра казалось очень удобно и уютно. А еще с рядом окошек, идущих вдоль одной из меньших стен, стекла в которых были разноцветной мозаикой. И стояли окна не только в стене, открывающейся наружу, но и в той, что смотрела внутрь дома. Комната Ларэ, в отличие от всех прочих, находилась в основной части здания, где все окружающие комнаты –сплошь залы для отдыха и досуга. Двери ее выходили узкий галерейный проход, с одной стороны которого шли перила, поддерживаемые резными ножками из мрамора. А за перилами, внизу расположились все те же дорогие диваны со столиками, карликовые пальмы в алмазных горшках и несколько средних люстр из бронзы, свисающих на толстых цепях с плоского белого потолка.

Еще до ее прихода служанки, по словам Канары, позаботились о чистом постельном белье в комнате, оставили на письменном столе несколько увесистых незажжённых канделябров и уйму запасных свечек, и даже позаботились о ночнужке для девушки, представляющую из себя белую сорочку длиной до пола с красивыми ажурными вставками на ключицах. Ей такой прелести в жизни носить не доводилось. Тем не менее Ларэ полагала – она быстро привыкнет к хорошей жизни. У нее то самой личных вещей при себе находилось немного: семь колец с полудрагоценными камнями, которые она уже сняла с рук на тумбу, бабушкин платок, одно запасное платье в сумке и зеркальце в оправе из тростниковых сухих палочек, которое она всегда носила на груди, чтобы в любое время иметь возможность заглянуть в него ради проверки новой местности.

Правда, она ощутила себя пристыженно, когда домоправительница оглядела ее с ног до головы и взгляд ее недоуменно остановился на сумке Ларэ, свисающей по бедру. Женщина поинтересовалась, все ли это ее пожитки и нет ли других, и стоило Ларэ покачать головой, как та озадаченно нахмурилась. Но хотя бы ничего не сказала об этом, а лишь напомнила про ужин и любовь господ к пунктуальности.

Да, и ужин. Она будет есть вместе с сильными мира сего. Повезло же. Узнай бабушка о том, где она, наверняка бы пробурчала что- нибудь про опасность хитрых лис для белых и пушистых кроликов. Но Ларэ итак уже находилась в непростом положении с ложными обвинениями в ее адрес. Она не могла справиться с ними. Более того, она не понимала, откуда они взялись и с какой стати свалились на ее голову. Поэтому жизнь бок о бок с людьми власть имущими пугала ее на всем этом фоне меньше всего. Эразия Бульба не показался ей натурой изменчивой, наоборот. И пусть лекарь его вел себя с ней не самым дружелюбным образом, но и он не был похож на человека подлого. Поэтому глянув на стремительно смеркающееся за окнами небо, Ларэ вздохнула и приготовилась к очередному испытанию.

…

Ларэ уже доводилось бывать в обеденном зале, но сейчас она не просто проходила мимо овального кухонного стола на изящно изогнутых ножках, а сидела за ним и к тому же с господами. Эразия Бульба занял место соразмерно своему статусу – в одном из торцов стола, лицом к высоким окнам, открывающим вид на зеленый- и весьма колючий- двор. Зато на широких подоконниках расположились красные карликовые розы и то и дело притягивали к себе взгляды всех пришедших на вечернюю трапезу.

– Вам не нравится здешняя еда? – Мая подарила Ларэ свою милую, благородную улыбку.

Ларэ и Мае выделили места по обе руки от Эразия Бульбы, друг напротив друга. Дочь Эразия была, наверное, девушкой самых женственных манер и самых благородных черт, какие ей приходилось видеть. В розовом, прямого кроя платье с рукавами в форме бутона лилии – которые, по мнению Ларэ, осложняли ей многие простые движения руками, но по тем же придавали ей большего шарма – она представляла собой символ и пример для всех живущих в этом доме. В основном Л хранила молчание. Выразив беспокойство о здоровье отца в начале ужина, далее она ограничивалась короткими фразами на его вопросы. По началу она показалась Ларэ безучастной к остальным, имеющей нечто от гордости. Потому, когда девушка обратилась к ней, Ларэ пришла в некоторое замешательство и почувствовала себя еще более неуместной среди окружающей обстановки.

Пройдет ли это чувство когда- нибудь?

– Все выглядит очень вкусно. Не знаю, что и выбрать, – она пожала правым плечом и склонила к нему голову, почти касаясь щеки.

На самом деле, Ларэ не решалась выбрать что- нибудь из предложенного на столе, потому что не знала, каково это на вкус. Многие рецепты были не знакомы ее глазу и даже некоторые ингредиенты. Все тарелки украшали искусно нарезанные поварами- художниками овощи и фрукты: звездочки из киви, узорчатый цветок из баклажана, порезанные дольками ананас и манго, а в рот одной из рыб запихнули четвертинку лимона. Рыба эта смотрела пустыми глазницами прямо на Ларэ и была главным блюдом ужина. Ларэ не запомнила ее названия, только то, что ее было весьма непросто словить, потому как живет она в море очень глубоко.

– Пожалуй, попросим Моаза сесть возле Ларэ, – сказал старик, дожевывая и откашливаясь. – Он поможет тебе в выборе. По моей вине он сегодня задерживается. Я уронил пару стеклянных бутылок с настойками для меня же, – он усмехнулся и изобразил кукольный стыд. На его круглых щеках он смотрелся весьма успешно. – Дабы дать настойкам время настояться до вечера, ему пришлось заняться их изготовлением тут же. Я сказал ему поручить это дело его мальчишке, а тот оказался этому не обучен. Но, думаю, наш друг скоро уже к нам присоединиться.

Что ж, вот и нашлась причина отсутствия лекаря. Ларэ неохотно протянула руку к бокалу и пригубила свежевыжатый гранатовый сок. Стоило ей опустошить его наполовину и убрать на место, как слуга у стены подошел к ней и быстро наполнил его заново. Ну и ретивость. Она совсем не привыкла, чтобы ее обслуживали. А перед гувернанткой Маи – Масэной – и вовсе не удобно было иной раз двинуться. Женщина сидела подле своей воспитанницы и имела весьма зоркий взгляд, который то и дело направляла на Ларэ, заставляя ту столбенеть каждый раз. Движения самой женщины были весьма скованны – именно скованны, а не скромны – словно плечи ее кто- то невидимый плотно сжимал с двух сторон, не позволяя ее локтям оторваться от туловища. Прическа, платье, даже взгляд: все в ней являлось неприметным, так что войдя в зал и не зная куда смотреть, можно и не заметить ее присутствия вовсе. Про себя Ларэ прозвала ее птичкой – такой маленькой и суетливой.

Ларэ глянула на командира всей наемной охраны в доме, уминающим еду рядом с гувернанткой. Вот уж кто возвращал Ларэ ее уверенность в себе, хотя сравнивать себя с мужчиной, да еще военным, представлялось малолестным. Ни на кого особо не отвлекаясь и не запирая свой аппетит в рамках этикета, мужчина набивал полный рот съестного и глотал своей, почти не жуя. Он также замотал свое тело в зеленые одежды, как и его подчиненные. Он обладал мощной, квадратной челюстью и светлой кожей, не склонной к загару. Скорее всего, метис.

От него исходило больше всего шума, и Ларэ задумалась, всегда ли он трапезничает за господским столом. С другой стороны, раз его до сих пор отсюда не выгнали, то и ее не станут, верно? Тем временем, забив желудок доверху, военный без всякого пиетета обратился к хозяину дома, отчего у Масэны глаза превратились в окуляры. Мужчина заголосил чуть ли не прямо ей в ухо. Бедняжка.

– Господин, слышал, ваш сын получил- таки должность магистрата в Аль- Танине! Вы, должно быть, ужасно горды им. И мне бы хотелось иметь сына столь острого умом. Столько раскрытых дел! Он находка для султана. Уверен, скоро его переведут служить в столицу, а там и до дивана недалеко.

Единственное, что в речи главного наемника было недалеким, промелькнула у Ларэ шаловливая мысль, так это его ум.

Магистратом звали того, кто стоял над всеми исполнителями закона в определенной местности. Например, в этой местности, где располагались и владения Эразия Бульбы, высшим учредителем от закона признавался, выходит, его сын. Однако во дворце имелось известное каждому попрошайке правило – человек всякой профессии лишен права продвигаться по службе вне территории, где он родился. Исключением являлись лишь те мастера, кто продавал не услуги, а вещи: кузнецы, сапожники, гончары. Целители, законники, военнообязанные и им подобные обязывались оставаться там, где появились на свет. Им разрешалось путешествовать, но работать только на своих землях. По мнению дворца, этот закон испокон веков помогал взращивать в людях преданность свои родовым корням и сплачивал людей, принадлежащих одной местности, что вместе с тем укрепляло и власть султана – кто его разберет почему. Исключение делалось для особенных. Дар являлся частью их самих, потому пользоваться они могли им где угодно, и как угодно. Услуги, которые они оказывали посредством дара, не воспринимались запретом. Хотя, Ларэ подозревала, и это скоро измениться, учитывая, сколь любимо дворцу в последнее время во всем ограничивать особенных.

Так или иначе, а сыну Эразия Бульбы, пусть и племяннику султана, не суждено было получить должность выше, чем ту, что он уже занял.

Старик откашлялся и подарил главному наемнику легкую улыбку.

– Боюсь, это невозможно, мой друг. Наша семья чтит закон. Никто из нас не посмеет и думать строить обходные пути.

– Бросьте! – безалаберно заявил наемник. Его имя ни разу не прозвучало за столом, и Ларэ никто не удосужился его сообщить. Она не печалилась об этом. Оно вряд ли ей пригодится. – Уверен, султан не оставит своего почтенного родственника в таком…

– Каком?! – голос вошедшего удивительным образом прозвучал одновременно резко и вежливо. В кухонную залу вошел Моаз. То есть лекарь. Ларэ не решалась звать его по имени даже про себя.

Его статная осанка теперь была особенна заметна ввиду того, что только он стоял, а остальные сидели. На нем все еще были те странные одежки. Нет, конечно, выглядел он в них безупречно, словно секунду назад вышел из под швейной иголки, однако ни на что знакомое похожи они не были? Где же он такие раздобыл? Из всего, что на нем сидело, Ларэ узнала лишь белую рубашку с накрахмаленным воротничком, а остальное… На плечах висел длинный не то плащ, не то халат. Плечи у этого одеяния стояли сами по себе, как на кафтанах богатых господ, и борта с воротником напоминали кафтановы, только много- много проще по отделке своей. В то же время от кафтана накидка отличалась тем, что подобно некоторым халатам, не доходила до пола, а заканчивалась чуть выше колена, да и ткань у нее была не бархат и не лен, а обычное черное сукно. И пуговиц у нее был не один ряд, а два. Под этим чудом лекарь носил застегнутую жилетку, плотно облегающую туловище. Ларэ еще ни у одной жилетки не видела больше пуговиц. Обычно их либо вовсе не бывает, либо максимум две, да и вырез у нее был треугольный, чего с ними тоже не случалось. К ногам лекаря плотно прилегали…Ларэ не видала шаровар, которые бы так тесно облегали ноги. Удобно ли это? И сапоги на плоской подошве, отделанные кожей. С ними тоже все обстояло не совсем в порядке. Дело в том, что доходили они лекарю аж до колена. С чего бы такие длинные? Какой портной над ним так поиздевался? Или портниха? Наверное, он разбил ей сердце, и она ему так отомстила, иначе Ларэ никак не могла объяснить подобный крой одежды. Она видела много мужчин, которые совершенно не разбирались в том, как одеваться и просто слепо слушали своих жен об этом. Так что вполне вероятно… С таким холодным выражением лица…Скорее всего это была неразделенная любовь. От этой идеи девушке немного полегчало на душе, ей даже пришлось попридержать хихиканье.

– Моаз! – приятно удивился хозяин дома. – Ах, я виновен, – сказал он со смиренной улыбкой, прося таким образом прощения.

– Мой господин, – поприветствовал лекарь Эразия и занял место за столом, как раз рядом с Ларэ. То есть старик, конечно, собирался попросить его, но он того не слышал. Наверное, он просто решил – в ее компании сидеть приятнее, чем бок о бок с главным наемником. Устроившись лекарь обратился к девушке, не глядя на нее, пока накладывал еды на тарелку. Тарелку Ларэ. Нет, он точно не мог слышать слова Эразия Бульбы, сказанные минут десять назад. Разве что все это время лекарь караулил под дверями столовой залы. А, может, читал мысли? Вдруг, он скрывает свой дар? – Вы так пристально смотрите на меня, мисс. Возможно, у вас имеются ко мне вопросы? – вопрос мог показаться провокаторским, если бы непостижимо спокойный тон его голоса.

На всех ли лекарь оказывал столь же обезоруживающее влияние, сколь и на Ларэ? Вон, главный наемник не сказал больше ни слова, несмотря на все свои мышцы. Лишь едва покривив челюстью в недовольстве, он принялся за старое, то есть за еду. И жевал ее, надо сказать, немного жестче, чем прежде, словно салатные листья лично провинились перед ним в чем- то ужасном.

– У вас красивая одежда, – как можно лучше стараясь взять пример с его ровного поведения, то есть пытаясь скрывать свои эмоции, сказала она.

– Красивая? – хмыкнул он, будучи определенно более разговорчивым, нежели прежде. Ларэ полагала, он станет и дальше игнорировать ее после первой встречи в библиотеке, где оба не обмолвились друг с другом и словом. Ненамеренно – обстоятельства не располагали, но все же…Гувернантка Маи, и та казалась Ларэ дружелюбней. – Я думаю, вы бы хотели сказать «интересная» или «странная». Ваша предупредительность весьма похвальна, но предлагаю нам с вами быть всегда друг с другом честными. Как ни как, мы одинаково служим нашему добродетельному господину, – и после этих слов, не оставив на посудине перед ней ни единого пустого пятнышка, мужчина посмотрел прямо в ее глаза. Точно также, как ранее в библиотеке. Словно пытался подобрать замок от ее нутра. И взгляд его выражал столько проницательности, что Ларэ показалось – ему это удалось. Но чувства, будто ее уже прочли не прошло сквозь нее, так что она решила, что пока все в порядке.

– Моаз любит похваливать меня. Говорит, хвальба полезна для настроения, а оно – для здоровья, – вмешался в их диалог Эразия Бульба, лишив девушку возможности дать лекарю ответ. Она нисколько не жалела об этом; в любом случае, ее неминуемые оправдания прозвучали бы за столом крайне неловко. После этого хозяин дома обратился напрямую к своему работнику. – Но ты не пугай нашу чаровницу. С этого дня мое настроение незыблемо связано с ее способностями.

Неужели Ларэ выглядела напуганной? Оставшееся время ужина она прилагала все усилия, чтобы перестать производить подобное впечатление. Лекарь с ней ничем боле не обмолвился, молча и неспешно поглощая еду. Первым с ужина отклонялся главный наемник, затем Мая и Масэна. А их с лекарем Эразия Бульба попросил задержаться для позднего чаепития с десертом в комнате, смежной с обеденным залом. Там, усевшись на удлиненный красный диван из бархата, усеянного капитонами по всей спинке, он предложил Моазу и Ларэ присесть напротив него, в коричневые кожаные кресла. От хозяина дома их отделял лишь низкий прямоугольный столик и три горячие фарфоровые чашки чая, заботливо принесенные слугами.

Старик вздохнул, словно сбрасывая с себя всю нервозность пережитого дня.

– Вас, должно быть, удивляет, зачем я позвал двух ответственных за мое самочувствие людей попить со мной чаю с…, – тут из под седых бровей он глянул на стол, намереваясь тут же отвести глаза, но те так и застыли на нем в замешательстве. – Мда- а, чего- то не хватает, не так ли? – и вполне естественно, по- старчески Эразия принялся думать, чего же именно, почесывая при этом подбородок, обросший седой щетиной, через которую местами проглядывала золотистая кожа. Лицо его при этом сделалось озадаченным.

– Рахат лукума, – подсказал лекарь неспешным, прижимисто смягченным тоном. Он словно осторожничал, как осторожничают те, кто боятся иной раз починить нервную боль людям, чьи заболевания связаны с их ограниченными умениями включаться в реальный мир. – И сахарных печений, ваших любимых, – тут молодой мужчина галантно улыбнулся. – Позвольте мне сообщить об этом слугам. Я скоро вернусь.

С этими словами он поднялся и вышел из зала в тот проход, что имел направление к кухне.

Эразия Бульба проводил его взглядом и снова устало вздохнул.

– Старость- не радость, – он едва усмехнулся. Хитринки, проскочившие в его глазах, были печально бледны. В этом возрасте глаза уже не горят также ярко, как в молодости. Ларэ задумалась, что и ей, возможно, однажды предстоит ощутить все эти вещи на себе самой. Если повезет дожить до старости с ее- то вездесущей славой. – Язык памяти не слушается. Вы с Моазом молоды, дитя. Мне искренне жаль удерживать вас здесь, с собой взаперти, вдали от приключений ваших лет.

«Ну, да», – хмыкнула про себя Ларэ, – «ее снаружи владений старика ждали те еще приключения, аж ноги не знали, куда от них унести».

– Я благодарна вам за приют, – наконец, произнесла Ларэ, выразив ворочающуюся внутри нее признательность Эразию Бульбе. Лишь малую ее часть. Девушка совсем не привыкла получать от кого- то помощь. Ощущение долга ей было не по нутру. И в особенности то, что она не знала, как выплатить его в полной мере. Наверное, она накручивала себя слишком сильно. Только она знала, что к чужой добродетели родниться не стоит. – Вы рискуете, укрывая меня от магистратов и воинов султана, – очередная волнующая ее вещь- верит ли Эразия Бульба слухам о ее коварных преступлениях. – Мои оправдания никто не станет слушать, но я действительно не причастна к тем событиям, в кои меня включают.

За последние пару месяцев в стране образовалась шайка грабителей. Они проникали в дома господ и крали их драгоценности. Ну ее, чаровницу, ни с того, ни с сего присоединили к их числу.

К тому же, в качестве главного действующего лица и лидера.

Ларэ по существу своему ни за что не стала бы нарушать небесных правил добродетели, что же до законов Эры…Она даже в мечтах не представляла себя настолько безрассудной, чтобы намеренно ввергнуть себя в опалу к власти.

Ей не было ведомо о том, кто и зачем распространил о ней ложные слухи. За всю свою жизнь она лишь содействовала людям своим даром, старалась никому не отказывать в помощи. Она и предположить не могла, кому понадобилось наводить на нее клевету. И самое прискорбное – кроме того, как бежать и прятаться ей не удавалось найти способ справиться и решить это запутанное дело. Ей только и оставалось, что бросить саможалость в топку и двигаться вперед.

Старик остановил Ларэ, подняв ладонь и закрыв глаза, словно не хотел видеть, как она защищается от несправедливости, будучи невиновной. Когда он отпустил руку и открыл глаза, то превратился в эдакого дядюшку, радующегося проделкам маленьких детишек.

– Дитя, я перевидал многое за свою жизнь. Думаешь, я не знаю, как выглядят преступники? – он журил ее? По крайне мере, к векам его подползли мелкие морщинки, глаза изогнулись серпами, а улыбка на одну сторону выражала ту смесь веселой дотошности, которая рождается в качестве реакции на чью- то глупую и тем не менее смешную шутку, но когда все равно нужно сделать замечание о ее глупости, чтобы в дальнейшем пресечь нелепые шалости шутника, что портят его же репутацию. – Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что ты хороший человек. А потом я успел убедиться, что вдобавок ты еще и талантливая особенная. Мне бы хотелось узнать о тебе побольше, Ларэтта. Если ты не против. Мне интересно твое прошлое, твои мечты. Не оставила ли ты ничего и никого позади?

О, эти сожаления- отдельная веха ее жизни. Ведь оставлять кого- то, конечно, грустно, но когда оставить некого еще грустнее. Одиночество ходило с ней рука об руку все то время с тех пор, как умерла от старости ее любимая бабушка.

И Ларэ поведала старику о ней, о смерти своих родителей в ее четыре года жизни и бродяжничестве, в течение которого она перебивалась случайными заработками. Но на воровство она не осмеливалась ни разу, даже после двух суток непрерывного голодания.

– Значит, никого, – подвел итог Эразия Бульба, проникнувшись сочувствием к девушке. – Да, весьма жаль.

И как раз к этим его словам в зал вернулся лекарь. С подносами, заполненными различными сладостями. Ларэ заметила на них слоистую пахлаву с расстояния пяти шагов. Взгляд ее любопытно стрельнул, увидел, заблестел, и она постаралась не выдавать своего энтузиазма, хотя в животе у нее уже начал разливаться пищеварительный сок от предвкушения вкусить сладость. Бабушка в детстве готовила ей его часто. К сожалению, за последние три года ей ни разу не удалось накопить достаточно, чтобы позволить себе даже такую небольшую блажь.

Тем временем лекарь поставил подносы на столик и сел на диван. И все молча.

– Не обращай внимания на Моаза, – сказал Эразия Бульба, заговорщическим тоном, якобы по секрету, и в то же время наблюдая за своим лекарем. – В детстве он с родителями посетил берег моря. И там его из воды позвала к себе русалка. Красивее не видывать. Мальчишка засмотрелся, поверил внешности, протянул ей руку- а родители его как кстати в этот момент отвернулись- та хвать и потяни его в море- топить, – он сделал дугообразное движение рукой в воздухе, словно бы хватая воздух и сжимая его в кулаке. – С тех пор он красивым женщинам не верит. Даже заговорить с ними боится. Всегда такой отстраненный.

О, это была шутка, о чем ясно намекал веселый взгляд старика. Шутка ведь, верно?

Лекарь на слова своего господина ответил…почти никак. Просто черты его лица выглядели менее строго, чем обычно.

– В прошлый раз, гувернантке Масэне вы поведали немного иную версию моего сдержанного поведения, – сказал он, поднимая чашку с блюдцем со стола.

– Да разве я уже припомню, – не стал отнекиваться Бульба. – Смотрю на тебя уже сколько месяцев и понимаю- тоже по юности одиночество считал за благо. Дел невпроворот. Думал, некогда. Сперва решу жизненные неурядицы. А жизненные неурядицы, – он по смешному надул щеки и тут же сдул их, – так и не закончились. Чтоб совсем не свихнуться, пришлось на воспитание взять неродных детей. Хоть они отцом величают. Не иди по моим стопам, Моаз. Посмотри на Ларэтту. Она тоже одна. Может, вы друг другу помочь сможете. Вдруг, вас здесь судьба свела, а? – и тут лекарь поперхнулся, намереваясь сделать глоток.

Ларэ бы оскорбилась такой реакции и столь длительному кашлю, если бы сама не испытывала всю ту же смесь смущающих эмоций.

– Ладно, дети. Я оставляю вас. Что- то мне передумалось пить чаю. После чар Ларэтты меня завидно в сон клонит. Давно такого не было. Наверное, даже обойдусь сегодня без твоих настоек, Моаз.

– Я вам помогу, – лекарь встал на ноги, отложив свою чашку. Ларэ подметила, он не съел ни единого печенья.

– Нет надобности, – старик, опираясь на диванные подушки встал на ноги, преисполненный костной тяжести. – Составь компанию нашей чаровнице. Вам наверняка найдется, о чем поболтать, – махнув рукой, Эразия Бульба обогнул диван и направился к лестнице в углу зала, стиснутой меж двух стен.

– Я настаиваю, – тем не менее подскочил к нему лекарь и попридержал старика за локоть в махровом халате. – Если хотите, я вернусь сразу после того, как уложу вас в постель.

«Ну уж нет», – подумала Ларэ. Она не станет чьей- то проблемой.

– Незачем, – бодро ответила она и вскочила на ноги. – Я рада, что смогла быть вам полезной, – сказала она, обращаясь к старику. Затем посмотрела на лекаря, пусть тот и отводил взгляд. Она что же, до того ему неприятна? – Я сейчас тоже ухожу. Допью чай и пойду к себе в спальню. Тоже устала. Если господин лекарь решит вернуться сюда, то скорее всего меня не застанет.

– Как знаешь, дитя, – сдался старик после непродолжительного всеобщего молчания. Еле чуть- чуть, и оно превратилось бы в неловкое. – Тогда спокойной тебе ночи.

– И вам, – кивнула девушка, вовсю улыбаясь.

Однако стоило лекарю скрыться с хозяином дома наверху, улыбка сползла с ее лица, превратившегося в усталую гримасу. Бурно выдохнув через щеки она с плюханьем уронила свой копчик на сиденье кресла и надула щеки. Она правда устала. Морально.

Потом взгляд ее светло карих глаз упал на поднос со сладостями. «Вот бы утащить их в свою комнату и там неспешно насладиться сладким». Вместо этого она тут же наспех закинула в рот сразу несколько рулеток слоеной пахлавы и запила горячим чаем из каких- то трав – кажется, успокаивающих. А перед тем как все- таки уйти, прихватила еще несколько на руки, надеясь никого не встретить по пути. Еще посчитают хапугой. А впрочем – какая разница?

Глава 3.

Глядя через узкое окошко на верх пятиэтажной смотровой башни во дворе, Ларэ потерянно теребила пустующий средний палец левый руки, размывая свои наблюдения за жизнью дома мыслями об отсутствующем кольце с аметистом. И куда только оно подевалось? Она ведь точно помнила, как снимала его прикроватный столик перед сном. А утром его на нем уже не было. Может, ночью она превратилась в сомнамбулу, и сама сделал с ним что- то? Такое с ней уже случалось, но всего единожды за всю жизнь. Тогда бабушка заставляла ее носить платье в цветочек, претившее вкусу подростка, да так оно ей не нравилось, что как- то, будучи спящей, она пошла, да запрятала его хорошенько. Долго они с бабушкой не могли понять, куда девалось оно. Неделю искали и перестали, а спустя несколько месяцев отыскалось оно в курятнике, засунутое в одно из гнезд и совершенно утратившее приличный вид. Бабушка первая догадалась, что произошло. Больше девушку носить что не по душе не заставляли. Однако теперешняя ситуация в голове у Ларэ никак не умещалась. Кольцами- то она дорожила. С чего бы ее подсознанию прятать одно из них от нее? Утром, то есть не более часа назад, Ларэ минут двадцать просидела на кровати, изучая в свое зеркальце комнату, ожидая, как бы сейчас не пролетела по его глади черная бабочка. Она полагала, плохая энергия могла не так на нее подействовать. Но нет, комната ее была энергетически чиста.

– Понравился колокол? – неожиданно прозвучал пыхтящий голос Канары у нее за спиной.

Девушка быстро повернулась к ней. Домоправительница стояла в своем рабочем платье с фартуком, таща в руках большую корзину простыней.

– Доброе утро, – произнесла чаровница первое, что пришло на ум.

– Доброе, доброе, – покивала Канара. – Ну как, нашла в своей комнате подарок? Хозяин попросил меня положить тебе деньжат за будущий месяц работы, – она мечтательно вздохнула, от чего ее объемные груди и живот сильно всколыхнулись вместе с корзиной. – Мне бы обладать даром каким, что столько зарабатывать, да белоручкой ходить. Мою- то кожу уже ни одной мазью не взять, огрубела ни дать, ни взять.

Ларэ всегда казалось забавным то, как женщины преклонного возраста волнуются о своей внешности. Но сомневалась, что она сама станет исключением, когда придет время. Морщины морщинами, а чувство прекрасного не увядает вместе с летами.

– У тебя прекрасная кожа, – улыбнулась она женщине и тут же не преминула подтвердить. – Мешочек я получила, – действительно получила. Как вернулась вчера после разговора с Эразией Бульбой в свою комнату, мгновенно заметила лишнюю вещь.

– Ты меня успокоить пытаешься, – покачала она головой, укутанной в льняной платочек. – Подумаешь, бабушка жалуется на красоту. Чего удивляться- то? Но вот мое скверное настроение понять можно, мне в зеркало достаточно поглядеться, да годы свои узреть. А ты чего бледная, будто призрака увидела?

И Ларэ решила ее спросить.

– Канара, ты нигде не замечали какого- нибудь бесхозного серебряного колечка с фиолетовым камушком? Нигде не валялся?

– Потеряла? – понимающе хмыкнула дородная женщина. – Не видела. Но ты не переживай, я всем слугам скажу, чтобы глаза держали в оба.

– Благодарю тебя, Канара, – Ларэ в который раз дотронулась до голого среднего пальца. Кольца питали разные аспекты ее энергии. Она чувствовала себя неполноценной даже без одного из них. Словно мир вокруг не предвещает ей ничего хорошего. – Так что там с колоколом? – она вновь повернулась к окну, желая сменить тему.

Они с Канарой стояли в небольшом ореоле свободного пространства прямо перед лестничным спуском, тесно окруженные стенами, обшитыми деревом. Ларэ, блуждая по дому, случайно оказалась в этом месте и вот уже десять минут не находила в себе желания отправиться из него дальше. Даже с тем риском, что может пропустить завтрак.

– Ах да, – вздохнула женщина, набирая в себе сил продолжать нести свою ношу. Ларэ было думала предложить ей поставить ее на подоконник, однако тот был слишком мал, чтобы хотя бы угол бельевой корзины мог в нем уместится. А вызваться подержать ее и вовсе опасалась, с ее- то тоненькими ручонками. Подумав об этом, пред ней тут предстала картина, как она летит вниз по лестнице вместе с корзиной под уханье домоправительницы. – Большой, верно? – Ларэ с ней согласилась. В свете яркого солнца колокол, подвешенный к перекрестью белой башни, блестяще отражал жаркие лучи. Один из зеленых охранников, вытянувшись по стойке смирно, стоял наверху башни рядом с ним и, по- видимому, нес караул. – Его установили на случай опасности. Территории у хозяина большие; об опасности сразу всех предупредить вернее способа нет. Но бьют в него редко. Я и не помню, когда в последний раз его слышала. При отце нашего хозяина кочевников бродило по стране много, еще в те времена устанавливали. Нападения случались месяц к месяцу, а сейчас сплошная тишь, чтобы не сглазить.

– Только в случае нападений?

– Или кражи. Или убийства. Ладно, мне надо идти. Дел невпроворот. Девушки что- то напутали, не в ту комнату белье сложили. Приходится за ними переделывать. А ты бы шла на завтрак. Гадать о потере на сытый желудок приятнее, – и с этими словами, женщина, медленно переставляя толстые ножки, начала сходить по ступеням.

Ларэ решила последовать ее совету. Однако и за щедро накрытым столом ее поджидала неприятность. Между временем основной еды и десертом, занятая обсуждениями о предстоящем праздновании дня рождения Эразия Бульбы, Ларэ не заметила подавальщицу, склонившуюся по правый бок от нее и наливающую ей в чашку травяной чай. В итоге в то время, как Мая зачитывала отцу список гостей и рассуждала о деталях организации приема, а Масэна и Канара – последняя сидела рядом с гувернанткой, присоединившись к ним в середине завтрака, но почему- то ни к чему не прикоснулась из находящейся на столе еды- то и дело вставляли что- то о реальном положении дел, Ларэ как раз и потянулась было за своей чашкой. Но вместо этого подставила ее под струю кипятка. Лекарь сидевший на следующем стуле, видя это, к сожалению, не успел ее остановить, а только округлил глаза и раскрыл рот до того, как все уже было сделано.

Ошпаренная, Ларэ вскочила со своего стула, держась за запястье и еле сдержала рвущиеся наружу слезы, вместо этого она плотно сжала губы и сморщила лоб и нос.

Прямо день неудач какой- то!

Лекарь аккуратно дотронулся до кожи Ларэ, перенимая ее больную руку в свою, чтобы осмотреть урон.

На против еле слышно охнула Мая, прижав к нежно сиреневому ситцу своего платья пергамент с перечнем имен.

– Все в порядке, но нужно поспешить. Идемте со мной в лечебницу. Очаг поражения необходимо промыть и забинтовать. И есть у меня одна действенная мазь на этот случай, – сказал лекарь.