скачать книгу бесплатно
– Они кого-нибудь подозревают?
– Нет.
– Не думаете ли вы, что это дело может оказаться политическим?
– Наверняка нет.
– Тогда любовная история?
– Не думаю.
– У него ведь ничего не взяли, правда?
– Нет.
– Ну так что же?
– Ничего, господа. Расследование только началось; когда будут результаты, я вам сообщу.
– Вы видели дочку?
– Какую дочку?
– Мину, дочку Батийля. Ее, кажется, хорошо знают в определенных кругах.
– Нет, я ее не видел.
– Она водится со всякими шалопаями…
– Спасибо, что сказали, но речь идет не о ней.
– Как знать, не правда ли?
Раздвинув журналистов, комиссар толкнул дверь в кабинет и закрыл ее за собой. Постоял у окна, набил трубку и открыл дверь в инспекторскую. Собрались еще не все. Одни звонили, другие печатали донесения.
– Занят, Жанвье?
– Допечатаю еще две строчки, и все, шеф.
– Потом зайди ко мне.
В ожидании Жанвье Мегрэ позвонил судебно-медицинскому эксперту, сменившему его старого друга доктора Поля.
– Вам привезут его днем. Это срочно, да, и не столько потому, что я жду результатов вскрытия, сколько из-за нетерпения его родителей. По возможности не очень его уродуйте. Да… Вот именно… Вы все правильно понимаете. Перед гробом пройдет почти целый справочник «Весь Париж». У меня в коридоре уже толкутся журналисты.
Прежде всего нужно съездить на улицу Попинкур. Накануне Джино Пальяти успел рассказать немного, а его жене и рта не удалось раскрыть. Потом есть некий Жюль и трое других картежников. Кроме того, Мегрэ вспомнил старушку, силуэт которой заметил в окне.
– В чем дело, шеф? – спросил Жанвье, входя в кабинет.
– Есть во дворе свободная машина?
– Надеюсь.
– Отвезешь меня на улицу Попинкур. Это недалеко от улицы Шмен-Вер. Я покажу.
Жена была права – Мегрэ заметил это, ожидая во дворе машину: холодно, как в декабре.
Глава 2
Мегрэ понимал: Жанвье несколько удивлен, что комиссар придает этому делу такое значение. Каждую ночь в Париже регистрировались случаи поножовщины, в основном в густонаселенных кварталах, и при обычных обстоятельствах газеты посвятили бы трагедии на улице Попинкур лишь несколько строк в рубрике «Происшествия».
«Вооруженное нападение. Вчера около половины одиннадцатого вечера, проходя по улице Попинкур, Антуан Б., студент, 21 года, получил несколько ножевых ранений. Похоже, речь идет о попытке ограбления; следовавшая мимо чета торговцев, проживающих в этом квартале, помешала грабителю. Антуан Б. скончался вскоре после того, как его привезли в больницу Сент-Антуан».
Только вот фамилия Антуана Б. была Батийль, и жил он на набережной Анжу. Отец его был известной личностью, упоминался во «Всем Париже», а духи «Милена» знали практически все.
Маленькая черная машина сыскной полиции пересекла площадь Республики, и Мегрэ очутился у себя в квартале – лабиринте узких густонаселенных улочек между бульварами Вольтер с одной стороны и Ришар-Ленуар – с другой. Они с госпожой Мегрэ шагали по этим улочкам всякий раз, когда отправлялись обедать к Пардонам, а на улицу Шмен-Вер госпожа Мегрэ часто ходила за покупками. Именно у Джино, как они запросто его называли, она покупала не только пироги, но и болонскую колбасу, миланский окорок и оливковое масло в больших золотистых жестяных банках. Лавки в квартале были тесные, узкие, полутемные. В этот день над городом нависли тучи, и везде горело электричество; в его свете лица казались восковыми.
Множество старух. Множество немолодых одиноких мужчин с корзинами для провизии в руках. В выражении лиц покорность судьбе. Кое-кто иногда останавливается и подносит руку к сердцу, ожидая, когда пройдет спазм. Женщины всех национальностей: на руках младенец, за платье держится мальчик или девочка.
– Останови здесь и пойдем.
Они начали с Пальяти. Лючия обслуживала троих покупателей.
– Муж в задней комнате. Вон в ту дверь.
Джино готовил равиоли на длинной мраморной доске, посыпанной мукой.
– А, комиссар! Я так и думал, что вы зайдете. – Голос у него звонкий, на лице – непринужденная улыбка. – Это правда, что бедняга умер?
В газетах об этом еще ничего не было.
– Кто вам сказал?
– Один журналист, что был здесь минут десять назад. Он меня сфотографировал; в газете поместят мой портрет.
– Повторите, пожалуйста, все, что говорили вчера вечером, только более подробно. Вы возвращались от шурина…
– Да, они ждут ребенка. Это на улице Шарон. У нас на двоих был один зонтик – все равно, когда мы идем по улице, Лючия всегда берет меня под руку. Вы помните, какой был дождь? Прямо буря. Несколько раз мне казалось, что зонтик вот-вот вырвется из рук, и я держал его перед собой, как щит. Потому я и не заметил его раньше.
– Кого?
– Убийцу. Он, видимо, шел несколько впереди нас, но у меня была одна забота: дождь и лужи… А может, он прятался в каком-нибудь подъезде…
– И вы его заметили…
– Уже дальше, за кафе; там еще горел свет.
– Разглядели, как он был одет?
– Вчера вечером мы говорили об этом с женой. Нам обоим показалось, что на нем был светлый непромокаемый плащ с поясом. Он шел легкой походкой, очень быстро.
– Преследовал молодого человека в куртке?
– Нет, шел быстрее, словно хотел нагнать или обогнать его.
– На каком расстоянии от них вы находились?
– Может, метрах в ста… Я могу показать.
– Тот, что шел первым, не оборачивался?
– Нет. Другой его догнал. Я увидел, как он поднял руку и опустил… Ножа я не заметил… Он ударил несколько раз, и парень в куртке упал ничком на тротуар. Убийца зашагал по направлению к улице Шмен-Вер, но потом вернулся. Он, наверное, нас видел – мы были уже метрах в шестидесяти. Но все же наклонился и нанес еще несколько ударов.
– Вы не погнались за ним?
– Знаете, я довольно полный, к тому же у меня эмфизема. Мне трудно бегать, – смутился и покраснел Джино. – Мы пошли быстрее, а он тем временем завернул за угол.
– Шума отъезжающей машины не слышали?
– Пожалуй, нет… Не обратил внимания.
Жанвье машинально, без всяких указаний Мегрэ, стенографировал.
– Вы подошли к раненому и…
– Вы видели то же, что и я. Куртка в нескольких местах была разорвана, на ней выступила кровь. Я тут же вспомнил о докторе и бросился к господину Пардону, а Лючии велел оставаться на месте.
– Почему?
– Не знаю. Мне показалось, что оставлять его одного нельзя.
– Жена рассказала что-нибудь, когда вы вернулись?
– Пока я бегал, мимо, как нарочно, никто не проходил.
– Раненый что-нибудь говорил?
– Нет. Дышал с трудом, в груди что-то булькало. Лючия может подтвердить, но сейчас она очень занята.
– Больше ничего не припомните?
– Ничего. Я рассказал все, что знаю.
– Благодарю вас, Джино.
– Как поживает госпожа Мегрэ?
– Спасибо, хорошо.
Сбоку от лавки узкий проход вел во двор; там в застекленной мастерской работал паяльщик. В квартале было много таких дворов и тупиков, где трудились мелкие ремесленники.
Они пересекли улицу, прошли немного, и Мегрэ открыл дверь кафе «У Жюля». Днем там было почти так же темно, как вечером, и горел молочный плафон. У стойки, облокотившись, стоял неуклюжий мужчина, между брюками и жилетом виднелась выбившаяся рубашка. У него был яркий цвет лица, жирный загривок и двойной подбородок, похожий на зоб.
– Что прикажете, господин Мегрэ? Стаканчик сан-серского? Его прислал мне двоюродный брат, который…
– Два, – ответил Мегрэ, в свой черед облокачиваясь о стойку.
– Сегодня вы уже не первый.
– Был газетчик, знаю.
– Он снял меня, как сейчас, с бутылкой в руке… Познакомьтесь, это Лебон. Тридцать лет проработал в дорожной службе. Потом попал в аварию и сейчас получает пенсию да еще немного за поврежденный глаз. Вчера вечером он был здесь.
– Вы вчетвером играли в карты, верно?
– Да, в манилью. Как каждый вечер, кроме воскресений. В воскресенье кафе закрыто.
– Вы женаты?
– Хозяйка наверху, больна.
– В котором часу пришел молодой человек?
– Часов в десять…
Мегрэ взглянул на стенные часы.
– Не обращайте внимания. Они на двадцать минут вперед… Он сначала приоткрыл дверь сантиметров на двадцать, словно хотел посмотреть, что это за заведение. Игра была шумной. Мясник выигрывал, а он, когда выигрывает, начинает всех задевать, твердит, что никто, кроме него, играть не умеет…
– Молодой человек вошел. А потом?
– Я со своего места спросил, что он будет пить; он, помедлив, осведомился: «У вас есть коньяк?» Я разыграл четыре карты, которые оставались у меня на руках, и прошел за стойку. Наливая коньяк, я заметил, что у него на животе висит черная треугольная коробочка, и подумал, что это, должно быть, фотоаппарат. Иногда сюда забредают туристы, правда редко… Я вернулся за стол. Сдавал Бабеф. Молодой человек, казалось, не спешил. Игра его тоже не интересовала.
– Он был чем-то озабочен?
– Нет.
– Не посматривал на дверь, как если бы ждал кого-то?
– Не заметил.
– Или словно боялся, что кто-нибудь появится?
– Нет. Стоял, облокотясь о стойку, и время от времени пригубливал коньяк.
– Какое он произвел на вас впечатление?
– Он показался мне размазней. Знаете, нынче часто встречаются такие – длинноволосые, в куртках… Мы продолжали играть, не обращая на него внимания; Бабеф взвинчивался все больше и больше – ему пошла карта. «Пойди-ка лучше погляди, чем занимается твоя жена», – пошутил Лебон. «За своей присматривай: она у тебя молоденькая и…» Мне на секунду показалось, что они сцепятся, но, как всегда, обошлось. Бабеф выиграл. «Что ты на это скажешь?» – обрадовался он. Тут Лебон, который сидел на скамейке рядом со мной, толкнул меня локтем и глазами указал на клиента, стоящего у стойки. Я посмотрел и ничего не понял. Казалось, он смеялся про себя. Правда, Франсуа? Мне было интересно, что ты хотел мне показать. Ты прошептал: «Он только что…»
