Затянувшаяся рыбалка

Впрочем, оберегал готовящеюся стать матерью пришелицу не только супруг. Поселившиеся на Холме, росские женщины не позволяли ей делать ни какой тяжелой работы и выказывали постоянную готовность выполнить любую просьбу. Девушку это крайне смущало, а порой и откровенно возмущало.

– Да что вы со мной как с какой-то столбовой дворянкой носитесь? – высказывала она Оксане. – Вы что тут ко мне в служанки нанялись, что ли? Я сама все прекрасно знаю и понимаю! Мало у вас забот, что ли?

Забот у женщин действительно хватало, и работали они наравне с мужчинами от зари до зари. Кроме приготовления еды, варки антисептического раствора из серебристой водоросли и покрытия им древесины, росские женщины заготавливали лещину и плели из нее опалубку под засыпку стен будущего жилья. На них же лежала добыча серебристой водоросли, заготовка камыша и ветвей гибкого кустарника для армирования каменной кладки, И ко всему прочему женщины охотились на лесную дичь. Да, этим, казалось бы, исключительно мужским делом, занимались женщины. Все они ловко стреляли из лука и имели богатый охотничий опыт. А иных организовывать поселение на Холме и не отправили бы. Потому-то теперь, когда мужчины были заняты тяжелым трудом, обеспечение общины мясом легло на не такие уж и хрупкие плечи росских женщин. А тут и огородный период подоспел. Земля еще достаточно не прогрелась, но подготавливать грядки для будущей посадки, перекапывая землю и тщательно выбирая ненужные корешки, откладывать не следовало.

Тем временем лед на озере почти растаял, освободив достаточное свободное пространство для заброса рыбацких снастей. И вот, после очередного трудового дня, Михаил, Сергей, близнецы Ефрем и Славий, и еще полдюжины заразившихся рыбацким азартом росов спустились по вырубленным в обрыве ступенькам на узенькую полоску песка, оставшуюся под самой кручей. Талые воды, стекающие в озеро, в том числе и по золотоносному оврагу, значительно повысили его уровень. От возможности рыбалки на резиновых лодках парни давно отказались. Рисковать ценным плавсредством в случае, если на блесну попадется гигантская щука, они не хотели. А такой зубастый монстр, высушенной головой которого гордились Ефрем и Славий, и вовсе разорвет резиновые суденышки в лохмотья особо не напрягаясь.

В общем, хоть и неудобно забрасывать блесну, стоя прямо под стеной обрыва, но если не бояться замочить и так разбухшую от жидкой грязи обувь и шагнуть по щиколотку в воду, то заброс получался вполне приличный. В принципе со своими спиннингами попаданцы могли забрасывать и с обрыва. Но им предстояло научить неопытных адептов рыбацкого ремесла делать дальние забросы с самодельных удилищ без помощи катушек. Дальность такого заброса значительно меньше, а значит, и стоять рыбаку следовало ближе к воде. Сам заброс был делом не хитрым и лишь требовал определенного опыта. Гораздо большей сноровке требовалось последующее сматывание лески на специальные крючки на удилище. Но тут, пожалуй, следует остановиться на устройстве удилища для блеснения без использования катушки.

Само удилище изготавливалось из гибкого крепкого дерева. Росы для него выбрали прямые кленовые ветки длиной до пяти метров. Достаточно ровные ветки можно было найти в лесной чащобе, где деревья тянулись вверх. Имеющие в основании толщину с локоть взрослого мужчины удилища получались, тяжеловаты, но росов сей факт ничуть не смущал. Примерно в метре- полтора от основания в удилище забивались два загнутых в противоположные стороны крюка, на которые наматывалась леска. Леску росам выделили попаданцы из своих приличных запасов. Михаил и сам не мог сказать, за какой надобностью у него имелось две непочатые катушки миллиметровки. При том, что он никогда ранее на особо крупную рыбу не охотился. Между крюками просверливалось отверстие под вороток для сматывания. Далее леска проходила через два кольца, изготовленных из кованых гвоздей, привезенных с собой из Росской равнины. Одно кольцо приматывалось в середине удилища, другое на конце. Называть конец кленовой жердины кончиком никто бы не стал, ибо диаметром концы росских удилищ были минимум в два сантиметра. Сам способ заброса такой снасти известен многим рыбакам. Левой рукой леска берется над серединным кольцом и тянется вниз. Одновременно правой рукой она сматывается с катушки или в данном случае с крюков. Когда левая рука опускается до уровня правой, то подтягиваемая ею леска накидывается на средний палец правой руки. Так получается петля примерно в два метра. Таким же образом создается еще одна петля. При необходимости действие повторяется несколько раз. Для заброса с конца удилища должно свисать свободной снасти не менее метра. Когда нужное количество петель создано, рыбак делает замах и вместе с забросом снасти сбрасывает петли с пальца. При необходимой сноровке снасть улетает на всю длину смотанной в петли лески. Далее, если заброс получился удачным, удилище втыкается заостренным основанием в грунт под ногами. Если закинута донная снасть, то рыбаку остается только ждать поклевки. Если же идет блеснение, то в отверстие между крючками втыкается вороток с зацепом под леску, и вращением воротка леска набрасывается на крючки. Сматывание получается рывками, и блесна играет, привлекая рыбу. Если же блесна упала на дно, то рывки заставляют ее прыгать, что тоже не оставляет хищников равнодушными. Вороток крутится правой рукой, а левой рыбак держит воткнутое в землю удилище как флагшток.

Все эти премудрости росские рыбаки изучили в теории, и даже сделали по несколько пробных забросов в снег. Теперь им предстояло проверить полученные от пришельцев знания на практике. На удивление все они оказались способными учениками. И даже неудобство из-за близкого обрыва не помешало сразу сделать удачные забросы.

Однако первая рыбалка оказалась безрезультатной. Толи рыба куда-то ушла, то ли из-за вытекающей из оврага мутной воды не замечала сверкания блесен, но рыбаки в этот вечер так ни одной маломальской рыбки не поймали. Близнецы даже предположили, что поблизости опять поселилась исполинская щука, которая распугала всю озерную живность. Теперь их умы были заняты обдумыванием конструкции ворота, с помощью которого можно вытаскивать столь огромных рыбин.

На следующий вечер попаданцы надели на удочки учеников донные снасти, нацепив на крючки в качестве наживки, слегка подкопченные на костре куски рыбы. Сами же продолжили блеснить.

– Оп-па! Мнится мне, что-то подцепилось, – вдруг сообщил Макар, с натугой удерживая гнущуюся к воде жердину.

Взгляды рыбаков и собравшихся на обрыве зрителей скрестились на рыжебородом. Тот с видимым усилием выровнял удилище в вертикальное положение, подпирая ногой воткнутое в песок основание. После чего, помня науку пришельцев, принялся снова клонить его к воде, давая легкую слабину и одновременно набрасывая воротом леску на петли. Наклонив жердину, насколько позволила вытянуться удерживающая ее левая рука, он снова подтянул ее в вертикальное положение. Этот процесс рыбаку пришлось повторить несколько раз, прежде чем вода забурлила, и зрителям удалось рассмотреть попавшееся на крючок чудище.

– Мальчики, это же тот щупальценогий рак! – закричала с обрыва Зоя, вспомнив такое теперь уже далекое начало их злополучной рыбалки.

– Макар! Выбрасывай его на берег! Он тебе щас леску перекусит к едреной фене! – заорал Михаил.

Рыжебородый как раз снова наклонил удилище, подматывая леску. Повинуясь команде попаданца, он резко дернул снасть на себя, выбрасывая в воздух озерного монстра. Почти метровый рак, размахивая клешнями и щупальцами, на лету отцепился от крючка и шмякнулся прямо в толпу росов на обрыве, сбив с ног какого-то невезучего мужика. Благо у мужика оказалась отменная реакция, и он своевременно перехватил щелкнувшие прямо перед носом огромные клешни. Подоспевшие товарищи, хохоча и подтрунивая над невезучим соплеменником, помогли оторвать обвившие его тело щупальца.

Единственное, что удивило росов в озерном чудище, так это его гигантские размеры. Такие щупальценогие раки водились в равнинных озерах и речках, но величина их была едва ли крупнее обычных земных раков. Впрочем, это были не совсем раки, а симбиоз двух моллюсков. В местной природе водились вполне обычные ракообразные. Вот только когда они вырастали до взрослых размеров, в них вселялся паразит, являющийся вылупившейся из кладки головоногого моллюска личинкой. Личинки-паразиты вселялись не только в ракообразных, но и в крупных улиток. Частично пожрав тело хозяина, личинка вступала с ним в симбиотическую связь и продолжала развиваться единым организмом. Таким образом, местная Фауна порождала не виданных на Земле монстров. Впрочем, росы весьма уважали мясо, как обычных раков, так и щупальценогих, а также не брезговали и щупальценогими улитками, вырастающими иной раз крупнее речных раков. Потому улову Макара обрадовались гораздо больше, чем уже приевшейся рыбе. А рыжебородый стал героем дня, даже, несмотря на то, что вслед за ним еще двоим его товарищам удалось вытащить таких же монстров. Один из них пришелся на долю Славия. А вот Ефрему не повезло. Подцепившийся на его снасть четвертый рак сошел, уже показавшись из воды. Расстроенный парень продолжал рыбачить, пока из-за темноты уже почти ничего не стало видно. Да и тогда его почти насильно утащили отец с братом.

Хорька

Прямой путь беглецам был заказан. Слишком уж заметны они были из-за лосенка, вдвое возвышающегося над низкорослыми казимирскими карванами. Поэтому двигаться по населенным местам не следовало. Да и наверняка организованная в то же утро погоня быстро настигла бы беглецов на прямом пути. Потому Хорька сразу повел маленький отряд к предгорьям. Здесь весной с гор текло множество ручьев и речек, которые могли помочь скрыть следы даже от глаз опытных следопытов. Но был в таком крюке и существенный минус – путь удлинялся почти втрое. А ведь главной целью побега было загодя предупредить товарищей Маши, а заодно и росов, о нападении казимиров.

Хорьку в свои планы девушки не посвящали. Но Тоська в ультимативной форме потребовала от него, чтобы он вывел их на нужную тропу раньше, чем на ней окажется казимирское войско. Смерд заверил, что обремененное обозом войско по любому будет двигаться медленнее их. Потому главной задачей было уйти от погони, снаряженной непосредственно за девушками.

Сам бывший охотник с каждым днем преображался, словно осознание свободы постепенно изгоняло из него рабскую сущность. Спина Хорьки выпрямилась, плечи перестали сутулиться. А однажды ночью он даже ухитрился подстричь неопрятную клочковатую бороду и усы. Увидев утром преображенного смерда, Тоська с интересом осмотрела его с ног до головы, словно сомневаясь, тот ли это Хорька, или подменили. Мужчина смущенно отвернулся от хозяйки и принялся свежевать подстреленного с утра пораньше и подвешенного на ветке зайца.

Как-то само собой Тоська перестала называть Хорьку смердом и теперь обращалась только по имени. Но по-прежнему с повелительными интонациями. Впрочем, особо и повелевать то было нечего. Мужчина уверенно вел беглянок по горным тропам, на ходу охотился на дичь, обеспечивая провизией. Еду готовили в основном вечером. Полуденных привалов не делали. Вопреки опасениям, Маша легко переносила верховую езду на широкой спине Няшика. А тот, истосковавшись по воле, бежал, не зная устали. Но и маленькие длинноухие карваны легко поспевали за ним. Пока беглецы огибали населенные места по предгорьям, на ветках деревьев появились молодые листики, радующие глаз свежей зеленью. На склонах расцвело множество весенних цветов. Над некоторыми уже жужжали первые насекомые. А гомон мелких птах порой достигал такого уровня, что сквозь него путникам трудно было общаться. Хорька замечал множество звериных следов, в том числе и крупных хищников. Всякий раз, увидев очередной крупный след, бывший охотник уважительно поглядывал на Няшика, ибо только присутствием теленка исполинского лося можно было объяснить тот факт, что за все время ни один хищник не попытался преградить беглецам дорогу или напасть на них ночью.

Первые дни, опасаясь погони, Хорька оставлял девушек следовать к выбранному далекому ориентиру, а сам взбирался на какую-нибудь скалу или иную подходящую возвышенность, с которой хорошо был виден пройденный путь, и по несколько часов наблюдал, не появятся ли преследователи. Но погоня если и была, то, скорее всего, сбилась со следа.

Но не стоило обольщаться. На ту сторону хребта существовало всего два пути. Один через ущелье лесных духов. А кровожадные обезьяны столь ранней весной еще не перешли на растительную пищу. И уж они- то нападут, не смущаясь присутствием лосенка. Вторая и самая удобная тропа вела через перевал, который как раз в это время должен был освободиться от снега. Именно через него казимиры собирались вести свое войско. И именно здесь вероятнее всего можно было ожидать засаду на беглецов. Впрочем, у делегатов достаточно возможности и власти, чтобы организовать пикеты на всех вероятных путях сбежавших девушек. Оставалась лишь слабая надежда, что беглецы опередят посланных в засады казимиров. В общем-то, существовали и еще различные известные охотникам тропы, но все они значительно удлиняли путь, а потому не подходили.

Так как пройти через ущелье лесных духов у маленького отряда шансов не было, то оставался только один путь. Когда приблизились к нужной тропе, Хорька оставил девушек и ушел пешком на разведку. Несмотря на хромоту, он мог двигаться совершенно бесшумно. Ни одна ветка не ломалась с хрустом под его ногами, ни один камень не срывался от неосторожного движения, ни один куст не выдавал шевелением присутствие бывшего смерда.

Вернулся разведчик хмурый и сообщил о засаде из десятка человек. Благо, вели засадники себя шумно, не таились, и потому он их обнаружил, услышав еще издалека.

Немного отдохнув, Хорька ушел разведать известный ему обходной путь, вел тот путь через короткое узкое ущелье, опасное частыми обвалами. А весной по ущелью обычно тек довольно бурный поток талой воды. Но никакого другого пути беглецам не оставалось. Вернулся охотник уже в темноте и весь мокрый. Поведал, что если к утру поток не усилится, то пройти, ведя животных на поводу, возможно.

Чуть свет беглецы отправились в ущелье. Бурный поток хоть и не доставал выше колен, но сильное течение едва не сбивало с ног. Удавалось устоять только благодаря тому, что путники держались за поводья. Однако и животные то и дело поскальзывались на перекатывающихся под водой гладких камнях. К тому же ледяная вода обжигала ноги. Маша с ужасом думала, как подобный экстрим отразится на ее ребенке. Но пути назад не было.

Казалось, ледяному потоку не будет конца. Путники уже не чувствовали ног, а брызги от бурлящей воды полностью промочили их одежду. Карваны то и дело поскальзывались, и у людей были серьезные опасения, что те могут сломать ноги. Няшик хоть и поскальзывался реже, но все более настойчиво выражал недовольство жалобным мычанием.

Но вот стены ущелья расступились, и оно неожиданно закончилось отвесным обрывом, с которого поток падал в глубокую пропасть. Путники наконец-то получили возможность выйти на небольшой каменистый участок под скалой. Отсюда вправо уходил довольно широкий карниз. Этот карниз как раз и выводил к нужной тропе.

Пока девушки, сев на слегка нагретые утренним солнцем камни, растирали друг другу онемевшие от холода ноги, Хорька снова отправился на разведку. Несмотря на то, что ущелье вывело беглецов довольно далеко вниз по склону, то место, где карниз выводил на тропу, хорошо просматривалось с перевала. Разумеется, сидевшие в засаде казимиры ждали беглецов с другой стороны. Но если кто-то из них повернет голову, то наверняка увидит спускающихся по склону людей. А спускаться по открытому пространству предстояло довольно долго, не менее часа. Слева был довольно крутой обрыв. А уходить вправо – только растягивать пребывание на открытом пространстве. Об этом и сообщил вернувшийся разведчик.

Беглецам предстоял выбор из двух вариантов. Они могли остаться на месте до вечера и преодолеть открытый склон в темноте. Но ждать целый день в мокрой одежде возле брызгающегося ледяными каплями потока, не имея возможность даже развести костер, значило наверняка серьезно заболеть. Тем более, солнце, успевшее слегка нагреть камни, двигалось по небосводу довольно шустро, накрывая каменистый островок тенью от скалы. А в тени веявшая от ледяного потока прохлада становилась невыносимой для промокших людей. Хорошо хоть выбравшиеся из потока карваны и лосенок удовлетворенно жевали доставшиеся им из неприкосновенных запасов прессованные травяные лепешки.

Кое-как, разогревшись растираниями, девушки единогласно высказались за вариант немедленного выдвижения. Пусть их наверняка заметят, но имея приличную фору в расстоянии, есть неплохой шанс уйти от преследования. И всяко лучше рискнуть, чем подхватить смертельную простуду, оставаясь на месте.

Решение было принято, и через четверть часа маленький отряд обогнул по карнизу скалу и выехал на открытый склон. Теперь со всей возможной скоростью намеревались двинуться вниз. Тут-то и обнаружилось, что Няшик при движении по ущелью повредил заднюю правую ногу, вероятно напоровшись на острый осколок камня. Маша заметила, что ее как-то странно подкидывает в седле еще, когда ехала по карнизу, но решила, что это из-за каменистой дороги. Теперь же, погоняя питомца, поняла, что с ним что-то не так. Заметили хромоту лосенка и остальные. Остановились, обследовали его ногу и обнаружили кровоточащую рану. Хорька наложил на рану листья известной ему целебной травы и перевязал тряпицей. Но хромать Няшик естественно не перестал.

– Нас заметили, – как-то слишком спокойно сообщил охотник, в очередной раз, оглянувшись назад.

Маша посмотрела вверх по склону и лишь с трудом рассмотрела в самом верху группу движущихся вниз точек. Такое большое расстояние не внушило ей тревогу. Однако через пару часов точки превратились в хорошо различимых всадников. А Няшик хромал все сильнее. Пожалев бедного лосенка, девушка спешилась и заявила, что пойдет пешком. Такому ее решению воспротивились и Тоська, и Хорька. В конце концов, как два самых легких седока Маша и Хорька поехали на одном карване. Выносливое животное покорно несло их обоих, но скорости отряду это не прибавило, ибо приходилось поджидать хромающего лосенка. Мысли бросить его не возникало даже у бывшего охотника. Ведь присутствие Няшика защищало их от нападения смертельно опасных хищников, а впереди был долгий путь по горным лесным чащобам.

К вечеру совершенно измотанные беглецы достигли выхода к небольшой горной долине, где можно было бы затеряться, не будь погоня уже так близка, что доносились голоса преследователей.

– Я останусь здесь и задержу погоню, – решительно заявил Хорька, спешиваясь и подхватывая охотничий лук и колчан со стрелами. На немой вопрос Тоськи он пояснил: – Здесь хорошее место. Мне будет удобно стрелять из-за скалы. А ночью я уйду и найду вас. У нас нет другого выхода.

Он был прав. Если преследователи не догонят их до темноты, то точно догонят утром. И место здесь действительно было удобное для засады. Широкий склон перешел в тропу в десяток шагов шириной между отвесной скалой и таким же отвесным обрывом.

– Мы будем ждать тебя, – Тоська посмотрела в глаза преобразившемуся до неузнаваемости бывшему смерду.

Тот отрицательно покрутил головой, улыбнулся и тихо произнес:

Спасибо, что взяла меня с собой…

Девушка резко отвернулась, пряча наполнившие глаза слезы, и не оборачиваясь, погнала карвана к близкому уже лесу.

Осознав, что что-то ускользнуло от нее во взаимоотношениях между этих двух людей, Маша бросила последний взгляд на Хорьку и поспешила за подругой.

Силуэты беглянок еще не скрылись за деревьями, когда показались первые всадники. Хорька подпустил их на расстояние гарантированного поражения из лука, шагнул из-за скалы, одну за другой выпустил несколько стрел и вернулся в укрытие. Двое карванов покатились кубарем, подминая под себя всадников. Еще один карван закричал почти по-человечески и поднялся на дыбы, сбрасывая седока, у которого из шеи торчала охотничья стрела. На него тут же наткнулся следующий всадник и тоже вылетел из седла споткнувшегося животного.

Оставшиеся в седлах придержали карванов, заметались, понимая, что находятся на открытом месте, но быстро опомнились и схватились за луки. Теперь Хорьке не удавалось выстрелить прицельно. Как только он высовывался из-за скалы, в него тут же летел град стрел. Впрочем, особо часто стрелять ему было нечем. Запас стрел подходил к концу, и охотник тратил их экономно, стреляя только тогда, когда преследователи делали попытку прорваться через узкий участок.

Последняя стрела поразила вражеского карвана, когда на землю уже опускались сумерки. Взглянув на лес, Хорька с удовлетворением отметил, что под деревьями уже царила непроглядная тьма, отбросил ненужный лук, оголил саблю и вышел навстречу гарцующим выше по склону соотечественникам. Те вызов бывшего смерда не приняли, вскинули луки, и он упал, пронзенный сразу несколькими стрелами. Когда казимиры подъехали к поверженному, их поразила застывшая на его лице удовлетворенная улыбка.

Итогом Хорькиной засады стали трое убитых и двое раненых казимиров, а так же пятеро убитых карванов.

Утром оставшиеся пятеро всадников продолжили преследования беглянок. Все они были хорошими следопытами и легко находили направление, по которому двигались девушки. Отправляться в горные леса столь маленькой группой было делом рискованным из-за обитающих в горах хищников. Но казимиры надеялись, что быстро догонят беглянок. Однако надежды на быстрый результат не оправдались. Слишком далеко те успели оторваться, пока бывший смерд сдерживал погоню. Миновав лесистую долину, к полудню всадники выехали к подъему в очередное ущелье. Тут-то их и поджидал неприятный сюрприз в виде трех горных львов

Вообще-то, в отличие от обитателей земных саванн, горные львы вели одиночный образ жизни. Но весной в брачный период самец мог сосуществовать с двумя-тремя самками. Для людей встречи с такими группами редко заканчивались благополучно. Три-четыре свирепых хищника могли напасть даже на довольно большую группу охотников. И жертв было обычно минимум по одному человеку на льва.

Понятно, что вылетев на полном скаку за стену высокого кустарника и увидев в двухстах метрах впереди трех огромных львов, всадники в ужасе осадили карванов.

Звери тоже заметили людей, но вопреки обыкновению не бросились сразу на выскочившую, на них легкую добычу, а лишь грозно прорычали, обратив к людям окровавленные морды. Причина, по которой казимирам повезло не стать наполнителем желудков одних из самых опасных горных хищников, была представлена наглядно в виде разбросанных по поляне окровавленных кусков плоти, седельных сумок, седел и какого-то непонятного тряпья. Да и животы у львов были раздуты так, словно все трое, включая самца, были на последних днях беременности. С такими перегруженными желудками они, пожалуй, не смогли бы догнать даже пешего человека.

Мгновенно оценив ситуацию, казимиры не стали испытывать судьбу, развернули пятящихся в ужасе карванов и понеслись прочь, неся весть о досадной гибели двух взбалмошных девиц, вздумавших сунуться в горы, где и опытному охотнику в одиночку долго не выжить. Да и что с них взять, одна москалька, другая дочь бывшего москаля. Только зря погубили троих товарище и пятерых карванов….

Холм. Жестокая реальность

А весна продолжала наращивать темп. Зазеленели первые листочки на кустах. В ветвях во множестве сновали беспрестанно щебечущие птахи. Над цветочными полянами загудели мохнатые шмели. В небе потянулись косяки перелетных птиц. Над далекими скалами вновь замелькали белые точки заселивших их чаек. Вот и близ Холма появились утки. Они громким кряканьем выражали людям негодование по поводу изрядно уменьшившихся зарослей прошлогоднего камыша.

Но кроме мелкой живности вместе с теплом в окрестностях Холма появилось множество и более крупного зверья. Попаданцам лишь оставалось удивляться и строить предположения, почему в прошлом году они не наблюдали такого оживления. Главной являлась подсказанная росами версия, заключавшаяся в том, что все местные твари чуяли запах тирана и потому обходили холм десятой дорогой. Пусть Малыш и был всего лишь детенышем первогодком, но возможно обычно детеныши тирана никогда не живут отдельно от свирепых родителей, а потому его присутствие автоматически означало и присутствие рядом взрослых особей.

И пусть снующее по окрестностям и даже забредающее на Холм непуганое зверье значительно облегчало добычу мяса, но при таком раскладе следовало ожидать появления и более крупных тварей, которым выпущенные из охотничьих луков стрелы нипочем, а люди являются лакомой добычей. Да те же мохнатые ящеры, мясо которых было столь нежным на вкус, могли запросто напасть на одинокого роса. И одно такое нападение уже случилось при заготовке лещины. К счастью женщина, на которую прыгнул ящер, оказалась бывалой охотницей и смогла окоротить монстра. Недовольно шипя и орошая землю кровью из разрубленной топориком ноздри, тот поспешно ретировался.