скачать книгу бесплатно
– Что скажешь отцу?
Она пожала плечами, выбирая мармелад.
– Придумаю что-нибудь.
Мари всегда что-нибудь придумывала. Ее ум был гибким, и, благодаря своей смекалке, она легко находила выход из самой сложной ситуации. Ей как с гуся вода. Все равно вывернется.
– Ммм, какая вкуснотища! Обожаю мармелад, – сестра уплетала сладости, болтая ногами под столом.
Младший братишка доел свою кашу и отодвинул тарелку. Ему хотелось тоже сладенького, но ему было запрещено. Щеки краснели и чесались.
Едва он потянул руку к вазочке с мармеладом, как сестра шлепнула его по руке.
– Больно же!
– Не тронь. Из-за твоего диатеза мне снова прилетит от отца. На, лучше печенье съешь.
Но брат выбросил печенье на пол и насупился. Он терпеть его не мог. Сестра громко засмеялась.
В глубине дома послышался скрип половицы. Хлопнула дверь родительской спальни. На кухню вошел отец.
Волосы взъерошены, рубашка расстегнута. Он остановился у стола, поправляя воротник.
– Ну что, ребятня? – судя по тону, настроение у него было отменным, – уплетаете сладкое?
Он оглядел нас внимательным взглядом. На миг цепкий взгляд задержался на печенье, что валялось у стола на полу.
В другой раз отец закатил бы скандал. Поставил бы всех троих в ряд и стал бы допрашивать. Выяснять, кто так небрежно относится к еде. Но сейчас он не придал этому ни малейшего значения.
Подошел к плите и потрогал чайник. В шкафу выбрал большую красную кружку и налил себе чаю.
Он никогда не сидел за одним столом со своими детьми. Ждал, когда они поедят и покинут кухню. Отец любил сидеть за столом один, иногда с женой.
Мне кажется, ему нравилось, когда она ухаживала за ним. Подавала приборы, расставляла тарелки. В эти минуты он смотрел на нее теплым взглядом.
Вот и сейчас он стоял, подперев плечом дверной косяк, молча попивая чай. Я не смотрел на него. Боялся. Думал только о том, чтобы быстрее покинуть стол.
Доедая дольку мармелада, я не чувствовал его вкуса. Не ощущал температуры чая. Все мысли были только о том, чтобы поскорей уйти.
Тогда я не умел еще скрывать своих эмоций. Не умел играть роли и одевать маски равнодушия. Все эмоции были написаны на лице.
Его взгляд задержался на моем лице. Я весь сжался и застыл. Так было всегда, когда он смотрел в мою сторону.
О чем он думал в такие моменты, я не знал. Но мне всегда казалось, что он думает, как бы унизить и оскорбить.
Когда вот так молча смотрел на меня, я видел только его глаза. Голубые и холодные. Безжалостные. Нечеловеческие.
Отец допил свой чай. Медленно поставил пустую кружку на край стола и направился в комнату. Там у дивана стояла пустая коробка из-под пылесоса. Он склонился над ней и задумчиво поискал инструкцию. Она лежала рядом, на кресле.
– Кто трогал пылесос?
Сестра перестала болтать ногами и посмотрела на меня. Больше всего на свете в тот момент мне хотелось превратиться в невидимку и исчезнуть.
Но я не шелохнулся. Делать резкие движения, а тем более демонстрировать равнодушие к ситуации было подобно самоубийству.
Каждой клеточкой своего тела я чувствовал на себе его тяжелый взгляд. Отец отбросил в сторону коробку и потянулся за инструкцией. Перелистал несколько страниц и, наконец, углубился в чтение.
– Итак, я жду!
Я и не собирался ничего говорить. Молча поднялся со стола и направился к мойке вымыть свою кружку. Сам не знаю, на что рассчитывал. Наверное, на то, что сестра сама признается во всем содеянном, и меня никто не тронет.
Но Мари молчала. Взяла из вазочки очередную мармеладку и отправила в рот. Братишка тихонько толкнул сестру в бок, но она лишь отмахнулась.
В этот момент отец, откинув инструкцию, направился к пылесосу. На миг застыл на половине пути.
– Твою мать!
Сначала он не поверил своим глазам. Но затем, схватив пылесос, повертел в руке сломанную трубку, взревел:
– Я столько времени потратил на поиск этого сраного пылесоса. Торговался с дебилом-продавцом, сбивая стоимость. Затем тащил его едва ли не на себе, чтобы позже обнаружить, что кто-то из моих отпрысков с такой легкостью сломал его в первый же день.
Он развернулся на месте и посмотрел на всех нас. От блеска холодных глаз у меня сердце перестало биться. Очень хорошо я знал этот взгляд.
Театрально закатив глаза, моя сестренка, наконец, стала говорить:
– Понимаешь ли, папочка, тут такое дело приключилось. Когда ты ушел в свою комнату, я решила попить чайку с братишками. Первым делом поставила чайник на плиту.
Никто представить себе не мог моего облегчения. Отец переключил свое внимание на Мари, и я, наконец, мог вздохнуть свободно.
Сестра развернулась на стуле и посмотрела на отца:
– Так вот, пока я разливала чай по кружкам, мой брат, – и она указала пальцем на меня, – взял коробку и достал пылесос. Я даже не успела ничего понять, как он включил его в розетку и стал хозяйничать в комнате. Не знаю, о чем он думал в тот момент, но пылесос сломал именно он.
Я смотрел на нее во все глаза и не мог поверить в происходящее. Сестра свалила все на меня. Причем сделала это с такой легкостью. В какой-то момент я даже сам ей поверил. Мари врала весьма правдоподобно.
Пока я растерянно смотрел на нее, отец отбросил пылесос и в один прыжок подлетел ко мне. На глазах у остальных детей он стал избивать меня.
Схватив рукой за шею, стал бить меня головой об стену. Вернее лбом.
– Недоносок, дебил, тварь!
Я ничего не соображал и даже перестал что-либо ощущать. Тогда он приподнял меня одной рукой как котенка и отшвырнул в комнату. Прямо на пылесос. От удара я сломал передние зубы. Они просто вылетели у меня на пол. Рот наполнился кровью. Капля попала на рукав.
– Что это? Кровь? На, утрись!
Он швырнул в меня кухонное полотенце.
– Не хватало еще, чтобы ты залил кровью весь палас!
Его ребенок лежал посреди комнаты, в крови. Может быть даже со сломанными ребрами, а он думал о паласе.
Мои брат и сестра в миг испарились с кухни. Я остался с отцом один на один. И самое удивительное, я тогда думал ни о том, что у меня больше не было передних зубов, ни о невыносимой головной боли, а о злосчастном пылесосе. Я обнимал его, чтобы не доломался. Чтобы не было хуже.
Пылесос я не доломал. Это успокоило меня. Отползая в сторону, думал о том, что больше не хочу быть избитым.
Слезы, кровь – все перемешалось на моем лице. Но я продолжал ползти. Наивный. Отец и не думал меня отпускать. Схватив меня загривок, он стал шлепать меня по заднице. Резкая боль пронзила все тело, и я потерял сознание.
Пришел в себя, когда лежал на полу. Мне казалось, что я очнулся ото сна. Кровь на лице и губах запеклась. Ресницы склеились. Ощущал я себя еще хуже, чем выглядел. Отец в этот момент клеил трубку пылесоса, сидя на табуретке в кухне. Мать молча жарила картошку на плите. Все забыли обо мне.
Но я все еще был жив. Что может быть хуже?
30 сентября 1988 года
Это был дождливый осенний вечер. За окном шел проливной дождь. Мой младший братишка уже давно мирно спал в своей постельке. Сестра в своей кровати заплетала волосы в косу, чтобы не мешали спать. Ну, а я лежал под одеялом и смотрел на мать.
Как всегда в это время она входила в нашу комнату с книгой в руках. Волнистые волосы были собраны в пучок шпильками. Длинный махровый халат, от которого приятно пахло лавандой.
Она села в мягкое кресло и положила книгу на колени. На Мари она совсем не обратила внимания. Сейчас она смотрела на меня, точнее на шрам на нижней губе.
– Тебе больно?
– Нет, только щиплет иногда.
– Мне очень жаль, что так вчера получилось. Папа был не прав, наказывая тебя подобным образом.
Мне совсем не хотелось с ней об этом говорить. Ведь она не знала, что у меня нет больше души. Что я уже давно не верю в чудеса и счастливые спасенья. Никто и никогда не сможет меня вытащить из ада на земле.
Я молчал. Я злился. Она продолжала:
– Ты не бойся, новые зубы скоро вырастут. Беленькие, ровненькие зубки, лучше прежних.
– Мам, я не хочу об этом говорить.
– Почитай сказку, про старуху-ведьму, – заканючила сестра.
Мать перевела взгляд на Мари. Я рад был смене разговора. Повернувшись на бок, приготовился слушать страшную сказку, которую так любила моя сестра.
Мама снова посмотрела на меня, а я закрыл глаза. Тогда она открыла книгу и перелистнула страницы.
Она явно хотела мне что-то сказать, но так и не решилась. Так было всегда. Мама никогда не могла довести мысль до конца. Я не понимал этого и не понимаю до сих пор.
31 октября 1988 года
Самый любимый праздник всех детей в нашей деревне, это Хэллоуин. Каждый ребенок ждал этой ночи с большим нетерпением. Ведь взрослые всегда тщательно готовились к этому празднику.
На маленькой площади расставляли деревянные палатки со сладостями и лимонадом. Пекарь выпекал вкуснейшие баранки, рогалики, штрудели и всевозможные пироги. Молочник изготавливал коктейли с вишней и черникой. Но самые популярные были сахарные петушки на палочке. Их делала старуха Элл.
Только она знала старинный рецепт карамели. Его придумала ее прабабка, которая передала его своей дочери, а та, в свою очередь, своей.
Карамель в виде разноцветной змейки, обвивающей деревянную палочку. Ярко-красная карамель в виде перстня, который можно было надеть на палец. Сахарный петушок размером с детскую ладошку. И мое любимое – это карамель в виде маленького паучка. Внутри паучка был цельный фундук. Невероятно вкусно.
Старуха Элл жила недалеко от нас. У нее был маленький домик с высокой соломенной крышей. Невысокий забор отделял часть раскидистого сада от тропинки в лес.
Внутри двора – маленькие клумбы ярких цветов. Я часто видел, как она ходила с лейкой, поливая их.
Все жители деревни относились к ней доброжелательно. При виде ее мужчины приподнимали свои шапки, а женщины приветствовали кивком головы. Однако никто близко с ней не общался. Считали ее немного странной.
Ее родная дочь давно покинула деревню. Уехала в город, где быстро вышла замуж и обзавелась детьми.
Но этим летом, в конце августа, к старухе Элл приехала ее внучка. Берта. Она была старше меня на один год. Высокая, яркая, с копной белокурых волос, она всегда улыбалась. Я влюбился в нее в одну секунду.
Конечно, мы были детьми и не знали, что такое любовь. Но я знал. Это была точно она. Любовь.
Летом я не подходил к ней, очень стеснялся и боялся не понравиться. Наблюдал украдкой, как она поливает цветы, как вдыхает их аромат.
Издалека не видно было цвета ее глаз, но я знал, чувствовал, что они серые. Добрые и искренние.
Но сегодня, в День всех святых, она приехала к нам в деревню погостить на пару дней. Мальчишки сбежались к домику старухи Элл. Они, как и я, были влюблены.
Громкими криками они позвали ее на праздник. Берта вышла к ним, угощая петушками.
На ней было длинное белое платье и венок из луговых трав на голове. Все вместе они побежали на площадь отмечать праздник.
Я тоже пошел туда, но чуть позже. Мои брат и сестра клянчили конфеты у соседей, не дожидаясь ночи. Облачившись в черные балахоны, бегали по дворам с корзинками. Мне было велено следить за ними, чтобы их никто не обидел. Как будто в случае опасности я мог им чем-то помочь.
На Хэллоуин я не стал одевать костюм. Моя одежда и так выглядела весьма карнавально. Маленькие штанишки, из которых я вырос еще в прошлом году, и белая рубашка без пуговиц. Не хватало только повязки на глаз и попугая на плече. Походил бы на пирата.
Но мне было совсем не до шуток. Ведь передних зубов не было, чего я очень стеснялся. Поэтому говорил мало и только по делу.
Так вот, когда мои брат и сестра вернулись домой, я побежал за ограду в сторону площади.
Праздник только начался. Солнце клонилось к закату, но уличные фонари уже зажгли. Музыканты играли веселую музыку. Мужчины распивали эль, а женщины торговали сладостями.
В толпе у красочных палаток я поискал глазами Берту. Вместе с другими детьми она поедала сладкую вату.
Чтобы удобней было наблюдать, я встал у поленницы, за кустом орешника. Она не видела меня, впрочем, как и остальные.
Как ни странно, я не дружил с другими детьми. Совсем не общался. И не потому, что было не о чем говорить, а потому, что я боялся выдать себя, свою трусость и даже взрослость.
Дети не простили бы мне, если бы узнали, какой на самом деле я жалкий. Мне было проще держать их на расстоянии от себя. Иногда я им хамил и даже дерзил, но постоять за себя всегда мог. Нет, не дрался, но в словесном поединке мне не было равных.
Берта была невероятно привлекательной. Я просто не мог оторвать от нее глаз. Конечно, я не думал о дружбе с ней. Не думал, что стану интересней остальных мальчишек. Никаких планов на будущее. Я жил одним днем. Никаких завтра. Только здесь и сейчас.
Я знал, что она уедет в город через пару дней, однако не стремился познакомиться за это время. Этих дней было вполне достаточно, чтобы запомнить ее лицо, привычки, образ.
Да, я сильно был влюблен. До сих пор люблю.
В толпе появился один из мальчиков постарше. Смазливое лицо, темные волосы, высокий. Кажется, его звали Ион.
