Тёмный дар

СиДжей Пайпер

Тёмный дар

Copyright @ 2024 by Piper CJ

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Иллюстрация на обложку – Smorodina

Дизайн обложки – пинч

* * *

История Забывчивой Ферн

Пересказано СиДжей Пайпер

ЛОХНЕССКОМУ ЧУДОВИЩУ

Я верну твои сокровища,

если ты извинишься

1

Между нами

Ты умеешь хранить секреты?

Я не умею, но вряд ли меня можно за это винить! Феи обожают шалости. Видишь ли, мы не плохие, хотя хорошими нас тоже не назовёшь. Всё сложно, как оно в жизни и бывает.

Если ты человек, а я надеюсь, что это так, то ты, может, выслушаешь эту историю и сохранишь её на будущее. Люди лучше справляются с этим, чем феи, так мне говорили. Но если ты не человек, а такое тоже может быть, то не сердись на меня за то, что я сейчас скажу. В конце концов, такова моя природа.

Некоторые дети рождаются, веря, что они люди, но затем обнаруживают, что глубоко внутри у них есть что-то волшебное. Двенадцать лет назад в совершенно человеческом городке Поинт-Плезант, в Западной Виргинии, у совершенно человеческой матери родилась совершенно человеческая девочка по имени Розмари Торп. Розмари была хорошей ученицей, хорошей дочерью и очень талантливой художницей. По словам её матери, она была слишком умна для своего возраста, что Розмари всегда воспринимала как комплимент.

У неё были каштановые волосы и большие карие глаза, и она предпочитала одеваться в серое. Она любила собирать камни и бродить в лесочке около своего дома. Она ненавидела гудение компьютеров, шум телевизоров и звон телефонов. Но пусть она и мыла волосы, помогала с домашними делами, очень редко обманывала и всегда была вежливой, Розмари с трудом заводила друзей. Видишь ли, очень немногие любят, когда им рассказывают о том, как они умрут.

Её впервые отругали в возрасте четырёх лет, когда она сообщила почтальону, что ему не стоит так быстро есть пирог, иначе он обречён подавиться им до смерти. В первом классе её оставили после уроков за то, что она сказала учителю не быть таким строгим с Тревором, так как он не доживёт до Рождества. В третьем классе её вызвали к директору за то, что она сообщила библиотекарю, что полки ненадёжны и женщина встретит скорую смерть, если их не починят. Её впервые отстранили от уроков в пятом классе, когда одноклассница упала в обморок – Розмари предупредила её, что молния ударит дважды, и оба раза – в голову. В шестом классе Розмари Торп была навсегда исключена из школы после того, как во время свободного урока, сидя в кругу, все её одноклассники получили мрачное предсказание и восемь родителей пожаловались.

На домашнем обучении было одиноко, но Розмари не возражала. Это дало ей время на чтение, ведение дневника и, что самое важное, работу над своим искусством.

Мать Розмари, Элеонора Торп, была очень доброй женщиной с очень обеспокоенным лицом. Хотя она была довольно молода для матери, на её лбу уже были четыре глубокие морщины, все вырезанные беспокойством. Она пекла удивительный пирог с ревенём, имела приятный мелодичный голос и всегда вовремя оплачивала счета, но её губы были опущены от постоянной хмурости. И когда Розмари оставила свой дневник на кухонном столе, брови Элеоноры сошлись вместе, добавив две новые морщины на её лице.

Розмари усвоила, что люди не хотят слышать о том, как будут раздавлены в лепёшку очень большим автобусом, или о том, как, дожив до восьмидесяти восьми лет, попытаются заняться дайвингом с тигровыми акулами. Поэтому она записывала это в дневник. Она была достаточно умна, чтобы не расстраивать людей, и находчива, чтобы понять, как выразить то, что она видит, чтобы сохранить счастье своей матери. Она часто рисовала картинки, сопровождая свои истории, и это значит, что она использовала ужасно много красных карандашей, затем цветных фломастеров, а потом акварель и краски. Иногда несчастье касалось людей, которых она знала. Часто это были люди, которых она не знала. Иногда она рисовала приятные вещи, например единорогов рядом с розовыми зданиями, толпу мальчиков на карнавале или друзей, исследующих лес, но такие проявления её воображения никогда не получали столько же внимания, сколько её мрачные мысли.

И Элеонора, будучи совершенно человеческой женщиной, не знала, как разобраться в даре Розмари, хотя и думала, что, возможно, некие люди в белых халатах могут помочь.

Дом был пропитан ароматом свежеиспечённого печенья 27 августа, в двенадцатый год Розмари, когда прибыли психолог по имени Джеффри и медсестра по имени Сьюзан – хотя их имена не стоят того, чтобы их запоминать. Её мать обещала, что она поедет в хорошее место, довольно престижную больницу для уникальных подростков и детей. В этом интернате, сказала Элеонора, были музыкальные занятия, апельсиновый сок и конюшня с терапевтическими лошадями. Розмари только нужно будет принимать лекарства три раза в день, по крайней мере, до тех пор, пока она не станет рисовать цветы, пейзажи и закаты. Цветы, добавила Элеонора, а не могильные венки.

Наша история начинается не с упакованных чемоданов Розмари, не с прощальных слёз её матери и не с того, как дом становится всё меньше и меньше, когда она смотрит на него через заднее окно машины Джеффри. Она начинается не с тихого джаза, играющего в приёмнике, не с магистрали и не с укачивания от того, что кое-кто слишком часто перестраивается.

История начинается примерно через три часа после начала поездки, когда врач и медсестра, которые, может, и не самые приятные люди, съехали с шоссе, чтобы купить чизбургеров на троих, ведёрко картофеля фри и клубничный молочный коктейль. Именно тогда Сьюзан обернулась и обнаружила, что на заднем сиденье совершенно пусто. И хотя они не останавливались и не было мест, куда девочка могла бы спрятаться, не было и сомнений, что Розмари Торп исчезла.

Лицо Розмари присоединилось к многочисленным плакатам с пропавшими без вести детьми, украшающими полицейские участки по всему миру. Джеффри-психолог и Сьюзан-медсестра, конечно, потеряли свои должности, ведь вы не можете сохранить работу, если теряете детей. А Элеонора, хотя и была очень милой женщиной, навсегда скрыла тот факт, что где-то в глубине души она испытывала облегчение от того, что ей больше не надо нести ответственность за девочку, которая так часто думает о смерти.

Видишь ли, Розмари Торп была только наполовину человеком. Но она была и наполовину кем-то другим.

И теперь ты знаешь, как мы оказались в Школе для Заблудших Магических существ.

Думаю, ты можешь называть меня Ферн, хотя это и не моё имя.

Остальное я забыла, так как эта история не обо мне. Но поскольку рассказываю её я, думаю, я назову эту школу-интернат Школой Ферн. Может, ты знаешь, а может, и нет – меняй все детали, если это секрет! Если хозяйка увидит, что я присвоила школу, которую она создала, я уверена, что она сильно огорчится. Но я верю, что я в безопасности. Если она захочет меня поправить, ей придётся объявить всему миру, что она ответственна за этот всеми забытый дом. А этого она никогда не сделает, ведь это секрет.

Или, по крайней мере, был до сих пор.

2

Исчезновение

Желудок Розмари заныл и забурчал, сообщая, что пора поесть.

– Не волнуйся. – Сьюзан посмотрела через плечо и улыбнулась Розмари. – Мы остановимся на следующей заправке и купим тебе что-нибудь.

Розмари знала, что было бы вежливо улыбнуться медсестре, но ей не очень-то хотелось улыбаться. Она продолжала смотреть в окно отрешённым взглядом, в то время как сосны Виргинии, подлесок и встречные машины расплывались вдоль шоссе. Ей было слишком больно, чтобы плакать, она была слишком зла, чтобы реагировать, и слишком умна, чтобы беспокоиться о том, кто это сделал и почему.

Потому что она знала почему. И это было несправедливо.

Было несправедливо, что ей потребовалось несколько лет, чтобы понять скрытые и явные тонкости людей и их ожиданий, но в итоге она решила держать язык за зубами и перестала объявлять о чьей-то смерти, и всё должно было наладиться. Однако мать всё равно решила отправить её прочь, несмотря на то, как хорошо она себя вела и как сильно старалась быть нормальной.

Поэтому она смотрела, как деревья превращаются в бесформенные цветные пятна за окном, и представляла, что она свободна, что она сильна и что она бежит очень, очень быстро рядом с машиной. Она бы проигнорировала Сьюзан, если бы женщина сказала что-то ещё.

– Что? – Розмари собиралась спросить. Она открыла рот, чтобы сформулировать вопрос, но не издала ни звука, когда девочка увидела, что она, Джеффри и Сьюзан больше не были втроём в машине.

Она услышала женский голос, но Сьюзан не повернулась. На самом деле медсестра вообще не говорила. Деревья больше не были коричневыми и зелёными пятнами, они стали высокими, с чётко различаемыми стволами с совершенно неподвижными листьями. Машины на шоссе остановились, застыв. Рядом с ней сидел кто-то совершенно новый, тот, кого вообще не должно было быть.

– Классный трюк, да? – сказала девушка.

Или, по крайней мере, Розмари подумала, что это была женщина. Ей было, наверно, двадцать лет, а может, и тринадцать. В её лице было что-то такое, что делало невозможным определить, является ли она взрослой или ребёнком. Её огненно-рыжие волосы были заплетены в невероятные косы, на её носу и щеках была россыпь веснушек. И хотя стоял абсолютно сухой, солнечный день, вся машина вдруг запахла свежей, влажной землёй, как бывает сразу после дождя.

– Ты остановила время, – прошептала Розмари еле слышно и не дыша.

Незнакомка широко улыбнулась, довольная собой.

– Или… я заснула. Вот что произошло, верно?

– О, – уголки губ девушки сразу же опустились. Она обиженно посмотрела на Розмари. – Боюсь, это нечто куда более грандиозное.

В лёгких Розмари совсем не было воздуха, когда она спросила:

– Кто вы?

Лицо женщины смягчилось.

– Ты можешь звать меня Ферн. И у меня есть важный вопрос.

Ферн, вероятно, ждала реакции, но взгляд Розмари метался от одного застывшего предмета к другому, пока она пыталась осмыслить происходящее. Джеффри так и не пошевелился. Машины оставались на своих местах. Казалось, только они вдвоём во всём мире могли говорить, двигаться и…

– Что происходит?

– Твой выбор, – сказала Ферн, подмигнув. Она постучала указательным пальцем по своему подбородку, а затем указала на Розмари. – Я здесь, чтобы спросить, хочешь ли ты пойти с… Кто они там? А, точно, ты направляешься в больницу. Не знаю, хорошо это или плохо.

Розмари так быстро покачала головой, что у неё закружилась голова.

– Нет, – настаивала она.

– Так, дай мне закончить, – сказала Ферн. – У нас у всех есть выбор.

– Нет, – повторила Розмари. Она подумала о больницах, об их ярком свете, разноцветных таблетках, взрослых в белых халатах с серьёзными лицами. Она подумала о матери, машущей ей на прощание на крыльце. Она подумала о том, что ждёт её впереди, и одно знала наверняка. – Я не пойду с ними.

Ферн нахмурилась, глядя то на врача, то на медсестру, то на девочку.

– Точно-точно?

– Точно-точно.

3

Волшебный вихрь

Исчезли поздняя августовская жара, машина, доктор Джеффри и медсестра Сьюзан.

На их месте появился сильный вихрь, у которого не было ни верха, ни низа.

Было такое чувство, будто кто-то схватил Розмари за шиворот рубашки и протащил по земле. Она закрыла глаза, когда всё закружилось. Её желудок проделал не одно сальто. Она вскрикнула, когда маленькие камешки впились в её ладони и колени. Она приподнялась, как только почувствовала твёрдую землю под собой. Розмари с трудом перевела дух. Свежий воздух причинял боль, как вдох морозного зимнего воздуха посреди лета. Она схватилась за грудь и испуганно оглянулась.

Мох. Корни. Почва. Ноги. Не зима. Но и не лето тоже. Подождите, чьи это ноги?

Она вытянула шею и увидела скучающего мужчину, чьи пухлые, юношеские щёки не давали понять, сколько ему лет. Совсем как рыжеволосой женщине с косичками в машине, этому незнакомцу могло быть пятнадцать или сорок пять лет, это всё, что знала Розмари. Мужчина сунул руки в карманы и вопросительно изогнул бровь в ожидании. В отличие от белого халата и небритой шеи врача, у этого человека была загорелая кожа и зачёсанные назад тёмные волосы, на нём была фланелевая рубашка в клетку, которая больше подходила для рубки дров, чем для доставки детей в больницу.

– Сама стоять можешь? – спросил он. – Или мне позвать кого-нибудь?

Она не могла понять, является ли вторая часть сказанного угрозой или вопросом.

Это был сон. Конечно, сон. Очевидно, Розмари заснула в ожидании своего чизбургера и провалилась в мир сновидений, который не имел логики, смысла или объяснения.

Она медленно выпрямилась, встав сначала на колени, а затем вытянула шею, чтобы оглядеться и изучить окружающую обстановку. Каждое дерево было узловатым, скрученным и изогнутым под странными углами, их ветви тянулись к небу. Некоторые были покрыты мхом, другие – пятнами лишайника. В просветах между стволами не было ничего на мили во всех направлениях, и это было жутко. Но кое-что замелькало рядом…

Точки красно-белых грибов расцвели перед ней. Один, затем три, пять, десять… Она медленно повернулась, осознавая, что их слишком много вокруг них, чтобы посчитать, она и безымянный мужчина были в самой середине.

– Кто вы? – хрипло спросила Розмари, моргая от удивления, насколько хрипло звучал её голос. Уже дважды она задала этот вопрос за последние десять минут. – Что происходит? И где другая? Ферн?

– Я Данте, – сказал мужчина. Он протянул руку. Розмари скользнула пальцами по мозолистой ладони незнакомца, когда он помог ей встать на ноги.

Данте сказал:

– И ты больше не увидишь Ферн. По крайней мере, я надеюсь, если только не будет незапланированных доставок. – Затем, скорее для себя, он проворчал: – Мы не должны были получать тебя. Мир разваливается по швам, и она должна бы знать, что это худшее из всех времён, чтобы добавлять нового ученика.

У Розмари не было слов. Вся её жизнь была перевёрнута с ног на голову и разбросана по лесному настилу. Сначала она родилась в доме, где все заставляли её чувствовать себя не на своём месте. Затем её мать отправила её прочь. Потом огненно-рыжая женщина остановила время и запустила её в вихре в лес. А теперь загадочный и довольно ворчливый мужчина говорит ей, что её не должно быть здесь. Она набрала в грудь воздух, чтобы возразить, но не знала, что и сказать. Может быть, она случайно влипла во что-то, во что не должна была. Может быть, этот незнакомец надеялся, что она развернётся и найдёт дорогу обратно к шоссе в Западной Виргинии.

Но она не шутила, когда отвечала женщине в машине Джеффри. Она не собиралась в больницу. Ни при каких обстоятельствах.

Мужчина по имени Данте скрестил руки на груди. В этом жесте было что-то знакомое и успокаивающее. Это было сложно объяснить, но в его ворчливости было какое-то утешение, как будто она встретила чьего-то ворчливого деда до того, как он успел поседеть и сморщиться.

Он заявил:

– Нас ждёт довольно долгая дорога, и я не хочу оставаться в Потерянном лесу дольше необходимого. Ты идёшь?

Розмари не решалась:

– Но я же тебя даже не знаю.

Мужчина нетерпеливо вздохнул:

– Ты можешь позволить мне проводить тебя в школу или ты можешь испытать свою удачу в этом лесу, а я пойду один. Идёшь или нет?

Он двинулся в путь, не дожидаясь ответа. Розмари быстро обдумала свои варианты. С незнакомцами в неизвестные места ходить нельзя. Наедине оставаться с не менее незнакомыми взрослыми тоже нельзя. Видеть мёртвых тоже нельзя. Ей также, вероятно, нельзя было соглашаться на предложение странной рыжеволосой женщины сбежать, но жизнь была полна «нельзя».

Она побежала, чтобы догнать Данте, только потому, что у неё не было другого выбора. Он бросил равнодушный взгляд через плечо, чтобы убедиться, что она следует за ним. Она спросила:

– А мои вещи?

Он кивнул в сторону, куда они шли:

– Никель уже убежал с ними. Подозреваю, они уже в твоей комнате. Он не трогал их, если только у тебя с собой нет спиртного. Хотя… – Данте хихикнул себе под нос. – Ты же ребёнок. Вся из себя правильная и не нарушаешь законы, да?

Розмари сглотнула.

– Я никогда в жизни не нарушала закон, – заявила она. Девочка вспомнила, что это не совсем правда. Однажды она вышла из магазина, стащив жвачку, о которой её мать не знала. Мама также как-то сказала ей, что включать ночью свет в машине незаконно, а Розмари делала это пару раз, пытаясь почитать после заката.

– Может, даже слишком правильная, – пробормотал Данте, не оборачиваясь.

Ноги утопали во мху. Они шли, не издавая ни звука. Она не знала, как долго шла за мужчиной, когда осознала, что не слышала ни чириканья птиц, ни шелеста листьев, ни даже жужжания насекомых. Волосы на затылке встали дыбом от жуткой пустоты между деревьями. Ни звука, ни шороха. Ничего.

– Извините, – сказала Розмари. Это был не первый раз, когда взрослый заставлял её чувствовать себя обузой, хотя это чувство не стало легче со временем. Она пожевала свои извинения ещё немного, прежде чем спросить: – Если это сон, разве не должно что-нибудь да случиться?

Мужчина внезапно остановился, Розмари едва не врезалась в него. Нетерпение в его голосе переходило в раздражение:

– Слушай. У меня было девятьсот пятьдесят два подопечных. Из них всего четверо умерли, а большинство других умудрились не попасть в тюрьму. Думаю, я отлично справляюсь. Но для меня это работа, и работа эта начинается сейчас.

Розмари побледнела. Она отступила назад.

– Какая работа?

Данте нахмурил брови и спросил:

– Что тебе сказал твой отец?

– У меня нет отца, – сказала Розмари. Никто не спрашивал её об отце уже несколько лет. Она раньше спрашивала мать о папе, но Элеонора находила этот вопрос настолько расстраивающим, настаивая, что единственная семья, которая им нужна была, это только они двое, что Розмари быстро научилась не спрашивать. Однако это не мешало ей самой задаваться этим вопросом.

Мужчина хотел было закатить глаза, но лишь вздохнул. Он довольно сухо посмотрел на Розмари.

– Хорошо, возможно, твой отец не раскрыл себя. Мне про это ничего не говорили. Но твои видения – твои сны – в них что-то было? Что-нибудь от него?

Этот человек – Данте – спрашивал, снились ли ей сны о папе, которого она никогда не встречала? Нет, не было никаких снов, только мечты. Она представляла его тайным агентом ФБР, чья личность была слишком секретной, чтобы поделиться ею, знаменитым музыкантом в дороге или героем, который погиб в трагическом пожаре, спасая щенков, или сирот, или президентов. У неё не было ни малейшего представления о том, кем на самом деле был её отец. Сейчас, глядя на Данте, у неё не нашлось ответа, или шутки, или даже лжи, которые бы могли нарушить неловкое молчание.

– У тебя должно же быть хоть какое-то представление о том, что ты такое, – настаивал он.

Розмари слегка разомкнула губы. Тишина леса стала удушающей.

– Хорошо. Итак. Девятьсот пятьдесят два подопечных, и шестеро из них были совершенно чистыми листами. Теперь семеро. И я ненавидел каждого из них.

Розмари открыла было рот, хотела выразить свой протест в любом словесном возражении, но не получила такого шанса.

Данте постучал костяшками пальцев по ближайшему дереву, затем обхватил грубую ручку с тёмной трещиной посередине.

Голос, такой же старый, как само время, что-то проскрипел, что, может, даже не было настоящим языком. Но Розмари вычленила только одно слово в этом шелесте:

– Пароль?

С той же скучающей уверенностью, которую он демонстрировал на протяжении всей их встречи, Данте сказал:

– Коллиуоблс.

И когда дерево ответило, открылся не ствол дерева.

Распахнулся сам мир вокруг них.

4

Добро пожаловать домой

Кдвенадцати годам Розмари уже знала некоторые вещи, а некоторые – нет. Она не умела плавать, но прекрасно избегала воду. Она не знала многие виды обезьян, как приготовить торт c нуля или как играть на музыкальных инструментах. Зато она отлично знала, когда ложиться спать, чтобы не просыпаться слишком уставшей по утрам. Она знала, как сделать небольшие барьеры в своей еде, чтобы соусы и подливки не касались мяса и гарниров. И она знала, что деревья не открывают проходы в новые миры.

Они больше не были окружены бесконечными деревьями и мхом. Глаза Розмари широко распахнулись, чтобы вобрать в себя любопытный дизайн здания, которое казалось одновременно и странным, и гостеприимным. Оно было примерно в три этажа высотой и, казалось, имело на себе что-то вроде шляпы – округлую башню с высоким, заострённым конусом, которая добавляла четвёртый, пятый и шестой этажи. Здание было так плотно покрыто цветущими лозами, что Розмари не могла понять, из чего оно было сделано: из дерева, камня или чего-то ещё.

– Мы на территории школы, – сказал Данте. Он направился к зданию, а подбородок Розмари всё ещё смотрел в небо. Там, где мгновение назад в лесу были мрачные и серые облака, теперь светило солнце, воздух был тёплым, а небо ярко-голубым и чистым. Когда она не последовала за ним, Данте крикнул:

– Не отставай!

Розмари побежала, чтобы догнать мужчину, но была совершенно сбита с толку окружающим миром. Слева от неё было двухэтажное здание, окружённое розовыми и фиолетовыми кустами, которое, казалось, излучало собственное сияние. Она ахнула и инстинктивно потянулась к руке Данте, когда её взгляд поймал что-то очень большое и белое. Она совсем не знала этого человека, и, конечно, было невежливо и неразумно хватать незнакомцев, но Розмари была слишком удивлена, чтобы быть вежливой. Она слегка дёрнула его и молча указала пальцем, Данте остановился и последовал за её взглядом.

– А, это, – сохранив тот же равнодушный тон, сказал Данте. – Единорог – не единственное существо на территории. Вон там – убежище для животных. Некоторые были спасены из человеческого мира, а другие сбежали от своих хозяев в мире фей, но все они нашли свой путь сюда. Берто и Пип – смотрители зоопарка, но ты вряд ли будешь их видеть часто. Здесь, у Ферн, мы собираем бродяг.

Розмари моргнула.

– Ты сказал «феи»?

Данте проигнорировал её вопрос. Он привлёк внимание Розмари к противоположной стороне территории, указывая на странное здание, которое поднималось из травы как перевёрнутая пирамида. Первый этаж был довольно обычным и квадратным, погружённым в постоянную тень. Второй этаж громоздко нависал над первым. Эта мозаичная сборка из неподходящих друг другу этажей выглядела так, будто некий безумный архитектор бросал один этаж на другой.

– Вот школа, – сказал Данте, продолжая шагать вперёд, – где ученики встречаются со своими наставниками.

Он подошёл к высокой деревянной двери, окрашенной в такой же изумрудно-зелёный цвет, как и мшистый лес, из которого Розмари только что прибыла. На двери были красивые полосы из жёлтой меди и замысловатый круглый молоточек вместо ручки. В отличие от прямоугольных дверей, которые Розмари привыкла видеть, эта огромная дверь была изогнута аркой и заострена в одной точке, как ель. Данте постучал три раза медной ручкой, сунул руки обратно в карманы и стал ждать, пока в круглом смотровом окошечке не показался один глаз. Глаз исчез, окошечко захлопнулось. Через мгновение дверь открылась, и появилась женщина с… одним глазом.

От шеи и ниже женщина выглядела совершенно обыкновенно. На ней были блузка в цветочек и зелёные бархатные брюки. Розовый румянец на её тёмно-коричневой коже заставлял поверить, будто тёплый летний день ожил. Она сложила руки вместе, каждый ноготь был окрашен в красивый розовый цвет сакуры. Объёмные кудри создавали почти идеальный круг вокруг её лица, её глаз казался центром глобуса. Розмари знала слово для такого существа. Она была циклопом.

– Уна, – обратился Данте с вежливым кивком, – это Розмари Торп. Она сегодня заселяется.

Розмари знала, что невежливо пялиться. Она протянула руку для рукопожатия, и Уна ответила ей материнской добротой.

У Розмари перехватило дыхание, когда ей явилось видение об этой одноглазой женщине с волосами белыми как снег, свернувшейся в постели, окружённой друзьями и семьёй. Лепесток розы одного из многочисленных букетов, наполнявших комнату, упал, когда кто-то – дочь, внук, друг – сжал руку Уны в последний раз.

Розмари вернулась в реальность, вспомнив, что её рука сжимает ладонь молодой, здоровой Уны. Если бы прикосновения всегда вызывали у Розмари видения, она давно упростила бы свою жизнь, купив хорошие перчатки. Вместо этого её уносило против воли, когда случайные видения будущего захватывали её.