скачать книгу бесплатно
– Знаете, если б всё было так просто, как у режиссёра Балабанова, мы бы не потеряли двадцать миллионов в последней войне.
– Нет, ну а всё-таки?
Везли с пожара.
Ожоги.
Большой процент.
Юный возраст.
Тормознули на перекрёстке – проезд кортежа.
Снеслись с ответственным, тот подтвердил: стойте!
Семнадцать минут ждали.
– Это какой корпус?
– Не знаю.
– Но вы ж из него только что вышли!
Куда ни приедь.
Номеров нет. Ни на домах, ни на квартирах.
Не пишут.
Но полагают, что мы – назубок.
И разбухают во гневе.
Порвал с корешем.
Тяжёлые сутки, переработка часа на три, ехал домой – мужик в трамвае засудорожил, в лифте сосед к жене попросил. Стянул кроссовки, упал поперёк кровати – звонок:
– Слу-у-ушай, ты мне нужен как доктор…
– Пошёл на х…й!
Обиделся насмерть.
Поймёт едва ли.
«Левел ап» – когда начинаешь просыпаться за минуту до вызова.
Сам.
Ночью.
Мистика!
Очевидное-невероятное.
Диспетчера опытны.
– Нет такого дома по этой улице.
Взрыв.
– Да вы… Да я…
– Паспорт откройте.
Пауза.
– Ой, да…
Не часто, честно скажу. Но извиниться – это ещё реже.
Начал обычно: чем болеете… последнее обострение… что принимали?
А в спину сказали:
– Чё х…ню спрашиваешь – лечи давай!
Когда изобретут таблетку от «плохо», во врачах нужда отпадёт.
Совсем плохо – переломил об колено.
Чуть-чуть – поскрёб ложечкой.
И в рот.
– Дорогая моя, вам шестьдесят лет! Вы прожили такую долгую жизнь – неужели не найти слов, чтоб описать собственное состояние?
Не найти.
– Тупой какой-то… Ну плохо – что непонятного?
Принадлежность к прокуратуре объявляют ещё в прихожей.
И недоумевают, не встретив подобострастия.
Что странно – многим сочувствуешь.
Против воли порой.
Большинство негодует – каллиграфий, похоже, ждали, на бумаге на ароматной. Иные пеняют на негатив: толкуют «жесть!» и жаждут приколов – неистово, ненасытно. А по мне, так забавно: отрешился, бесстрастный, и смотришь, как утверждаются – кто во что…
«Яд каплет сквозь его кору…»
Наше всё
В кафе – только ночью. Днём куражатся: жрёте, мол, а там люди мрут! Или, наоборот, уважухой задостают. Один вот недавно от полноты чувств предложил шаверму за ним доесть.
Исцелили, раскланялись, жена пошла провожать, а он вдруг из комнаты:
– НЕ ДАВАЙ ИМ НИЧЕГО!!!
Фельдшер – девочка из училища – аж расплакалась с непривычки.
Храм.
Пасха.
Эпилептик.
Судороги нон-стоп – глубокий статус.
Кончилась служба, пошёл народ. По нам, по больному, по батюшке… а тот, наивный, всё подождать их просил да помолиться во здравие.
Первая минута на «Скорой»: ржут над коллегой – капали ночью, приступ был. Тычут пальцами в ЭКГ, рыдая от хохота, мне же, обескураженному, говорят:
– И у тебя так будет. Лет через десять.
Хмыкнул гордо, а зря.
Как в воду глядели.
Градоначальник узнала об очередях в поликлиниках.
Грозила публичными казнями.
– Ух, ты! – сказали все. – Круто! Ну-ну.
Очереди исчезли.
Дня на два.
…и бесконечные тридцатилетние сучки с головными болями.
Допуск к наркотическим препаратам оформляют два месяца.
Как минимум.
Через полюса на собаках запрос везут.
А больницы теперь в честь христианских святых.
Хотя некоторым имена нацистских преступников подойдут.
Имени Кальтенбруннера, например.
И, скажем, Адольфа Эйхмана.
Варум нихт?
Впихнули в карман полтинник.
Как швейцару.
С такой, знаете, превосходцей: на тебе, братец, на сигареты!
А был с получки – достал тысячу, сунул меж пузом и трениками: а это вам, милейший, на погребение!
Пришла жалоба: такой-разэтакий и даже говном бросался…
Лишили премии на год.
Диспетчер говорит – донимал минут двадцать. Давление ему, гниде полупьяной, измерить. Пузырь шмурдяка в лапе – хлебнёт, затянется и снова в дверь: дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-зыннннь!
И ни души на станции, как на грех.
А ночью, падла, телефон обрывал: три литра на харю, ум болит, язык ребром – инс-с-су-сульт у него. Г-гермо… гермор-р-рагический.
Госнаркоконтроль бдит.
Онкобольных обязали глотать сильнодействующие в присутствии «Скорой».
Приезжаем, смотрим, расписываемся: дескать, были, видели, правда.
Так и катаемся.
А обращаются к нам: ребята.
– Любезный!
Мы.
Не.
Ребята.
Давно уже!
– Ой!
