Песни Птицы Гамаюн

– Веремя – слово очень похоже на время и на веретено тоже, правда? – спросила она туманно.

– Да, – не мог не согласиться он.

– Все связано, Данька. Люди, времена, события. Связано, переплетено нитями. Есть доля, есть недоля, человек своими поступками иль помыслами вытягивает себе, словно нити, то одно, то другое, и плетет узор жизни. Чем светлее душа, чем чище помыслы, тем будет полотно красивее и легче. У кого выходит кружевной платок, у кого дерюжка, а у кого только заготовка с кисточкой. Ты оказался здесь не по моей воле, тебя привела какая-то ниточка. А откуда и куда она тянется – мне неведомо. Я и сама не гадала, что встречу тебя, просто раскрутила веретено и увидала, как ты по небу летишь.

– Я уснул у себя дома, а перед тем грустил очень. Даже не знаю почему, без причины. Винил во всем Серого Гугу, потом, может быть, скажу кто это. Во сне оказался в вашем лесу, понял, что могу летать… – задумчиво ответил Данька и вспомнил про ее совет. – Послушай, ты была права по поводу Воина! Я его нашел почти там же, где видел, летая над лесом. Он вернулся к нам – сам пришел ко мне, но теперь мы его зовем по-другому, не Сержантом.

– Ты обещал рассказать, что это за имя такое.

– Да, точно! – А ведь Данька совершенно забыл данное им обещание, за что себя в очередной раз поругал. – Это звание в армии, как тебе сказать… В войске. Знаешь… вот сержант – как младший воевода.

Она кивнула и сразу погрустнела, по ее личику пронеслась тень страдания и какого-то тягостного воспоминания.

– А ведь, знаешь, Данька, ведь я живу у Доброслова, потому как сирота я. И не из этих мест. Родные мои сгинули: кто на поле брани, кто, защищая деревню – все полегли от вражеской руки. Я осталась жива чудом, совсем маленькой меня передали Йогинюшке, а уж от нее я попала сюда, в Кружки. Хоть и была мала, да рана до сих пор на сердце… Каждый из нас – воин, и должен беречь то, что любо и дорого, и быть готовым защитить это.

– Прости меня, Ясенка, – он приобнял ее, подумав, что она вот-вот расплачется. – Если не хочешь, не рассказывай.

Она тряхнула головой, словно прогоняя тяжелые воспоминания, так, что ее коса взвилась в воздух.

– Опосля расскажу, коль интересно. Да что же мы стоим?! Бежим скорее в круг!

Данька подумал о том, что они говорили уже довольно долго, гораздо дольше, чем обычно, и спросил:

– Ясенка, ты ведь говорила, что не можешь долго удерживать время?

– С тех пор, как ты явился сюда впервые, я многому научилась, умение мое растет. Если хочешь что-то сделать, надо браться за это крепко, негоже отлынивать…

– Так ты на мне тренируешься, что ли? – рассмеялся он, и девочка тоже робко улыбнулась. – Бежим!

И они понеслись по вечерней деревне в круг, где все было по-прежнему.

Ясна вернула время в его обычное течение. Данька задумался над тем, что бы такого он мог спросить у Гамаюн, что потом пригодится ему в жизни. Впервые у него закралась неприятная мысль о том, что его путешествия во сне рано или поздно закончатся. Как любой самый интересный фильм или захватывающая книга. Пока ему казалось, что все зависит от его сильного желания и определенной последовательности действий или что все это делала Ясна, было намного проще. Откуда и куда ведет его нить? И как долго он сможет навещать это волшебное место?

Он услышал певучий сказ Гамаюн, которая опять обращалась прямо к нему:

Отвори ум и сердце радости,

Да живи каждый миг в благости

Не ищи чужого, не стяжай

Иной доли для себя не желай!

Данькину душу как будто залило солнечным светом, он слушал, не отрываясь:

Погляди вокруг, подивись

Беззаветно возлюби жизнь

Нет судьбы, но есть путь

Так ты верен ему будь.

Он был очень доволен тем, что поведала ему Гамаюн. На этот раз он не торопился и не боялся, что не запомнит или не разберет слов. Осмелев, Данька стал вертеть головой, рассматривая окружавшую его обстановку и вглядываться в людей. Только теперь он заметил, какие красивые и открытые у всех лица.

Женщины старые и молодые были одеты в длинные одежды, длинные волосы у всех были заплетены в косы или спрятаны под головными уборами. Чем старше женщина, тем причудливее они были, тем темнее были их одежды. Мужчины сплошь настоящие богатыри с окладистыми бородами и гордой осанкой. Они стояли за спинами женщин, их трудно было разглядеть более подробно.

На деревню неумолимо опускалась ночь, круг теперь только освещался светом от костра и сиянием оперения Гамаюн.

– Ясенка, эй! – позвал тихонько он. – А долго ли еще будет все это продолжаться?

– Неведомо, Данька. На моем веку такого никогда не было. Доброслов сказывал, что даже если и вопросов никаких не водится, все равно нужные знания тебе от Гамаюн придут и душа очистится. Это словно живой Исток, пей из него чистейшую водицу. А сколь ей быть с людьми, только она и ведает!

– А ты о чем спрашиваешь, интересно? – хитро поинтересовался он.

– Много о чем, – в тон ему ответила она. – Да не твоего ума-разума дело.

Они весело рассмеялись. Люди в кругу были так заняты происходящим, что на них никто не обратил внимания.

– Не волнуйся, – она верно истолковала его взгляд и кивнула в сторону круга, – сейчас все разумение там. Да и мало чем ты отличаешься от здешних ребятишек, подпоясаться бы только. Но это можно и поправить. Хочешь прогуляться? Покажу тебе деревню.

– Конечно, – Данька ликовал.

Глава 10

Они незаметно соскользнули со своих мест и не спеша отправились гулять по селению. Дома в вечерней фиолетовой дымке выглядели еще более загадочными.

– Вот, Данька, наши терема́, у каждой семьи свой. Тут и детки малые, и старики. Ребятишек много. Живем мы просто, но дружно и согласно, все вместе.

– А почему в каждом доме два входа? И будто четыре крыши? И что за рога такие?

– Не в доме, а в те́реме, – улыбнулась Ясна, едва успевая отвечать. – Каждая сторона жилища – четыре крыши, как ты верно подметил – должна смотреть на одну из сторон света. Окошки смотрят на север и юг, а там, где крылечки да двери – на восток и запад. Выходить с утра следует на восток, там, откуда встает солнышко – тогда силы у человека будут и здоровье крепкое. Вечером выходи из той двери, что смотрит на Запад, провожая светило, и благодари за день за тепло и свет.

– Говоришь совсем как моя мама, она постоянно вещи передвигает по дому, говорит то так лучше, то эдак.

– Это каждая ведающая мать знает, как оно лучше, – подтвердила она, – да и учат нас этому сызмальства. А рога нас от злых сил берегут.

– Понятно, Ясенка! Ну а вообще, как и чем живете?

– Враг к нам давно не захаживает, Чур бережёт, держит обережный круг, – отвечала она. – Урожай скоро собирать будем.

– А у нас тоже говорят «Чур меня!», если от чего-то хотят отгородиться. От проблемы или плохого человека, события.

– Все ладно у вас сказывают! Чур – сила дюжая, древняя! А «Чур меня» – это часть обережного заговора. Научу тебя ему, в лихую минуту или если испугаешься, говори: «Чур-Чурило, стар-перестар! Ты сиди-сиди, посиживай. Ты ходи-ходи, похаживай. Ты води-води, поваживай. А от меня, Даньки, всю беду отваживай! Чур мя, Чур мя, Чур мя!»

– Запомню! Вы что же, одни в этом лесу? – уточнил Данька.

– С той стороны, откуда ты пришел – лес и озера, а с другой – река и поля. Еще деревни тоже есть, но они далеко.

– Расскажи, чему ты учишься у Доброслова? Это школа?

– Я не знаю слова такого диковинного, Данька…

– Ладно – в обучении. Чему обучаешься?

– Волошбе, Данька, обучаюсь. Буду потом Доброслову с обрядами помогать, людей врачевать, дождик звать, воду заговаривать.

– Волшебницей, стало быть, будешь? – Данька уважительно и изумленно покачал головой.

– Пусть будет по-твоему! Волошебницей.

– Ты говорила, что не из этих мест и что попала к Доброслову от кого-то? – продолжал расспрашивать он.

– Ну что ж, слушай… Уже тебе ведомо, что осталась я одна в малом возрасте. И старцы те, что остались в живых после разорения деревни нашей, воспитать меня не смогли бы. Послали весточку Йогинюшке, дабы пришла она и забрала на воспитание.

– Кто это, Ясенка? – Данька знал, как тяжело было девочке бередить горькие воспоминания, и старательно обходил тему гибели ее родителей.

– Йогиня-Матушка, защитница всех сироток. Как случится беда – ее кликнут, она и прилетит на своей ступе, заберет к себе детушек.

– Погоди-ка! Да ты же про Бабу-Ягу мне рассказываешь, не иначе! В сказках часто про нее пишут. И имя схоже. Яга и Йогиня.

– Может быть, Данька, – сказала она мягко. – Величать-то могут и по-иному, а суть, знай, одна!

– Да как же ты выбралась от нее? – он не на шутку разволновался.

– Сама отпустила, как время пришло!

– И даже съесть не пыталась? – не верил своим ушам Данька.

Ясенка так покатилась со смеху, что из глаз слезы брызнули.

– Да ты что, Данька!? Кто же тебе поведал такое? Ой, какая напраслина! – еле выговорила девочка, справляясь с взрывами смеха.

– В моем мире, Ясенка, есть книги. В том числе и многочисленные сказки. Характер у Бабы-Яги, если хочешь знать… – он старался говорить серьезно и даже строго, но веселье передавалось ему помимо воли, – …тот еще. Она страшная и противная, да просто опасная и вредная старушенция. Живет эта Баба-Яга в дремучем лесу в избушке на курьих ножках, поджидает путников, чтобы заманить к себе обманом и съесть! А уже детей как она любит… И даже иногда специально за ними охотится, из домов выманивает и к себе в жуткую избушку забирает.

Ясне сразу стало не до смеха, она зябко поёжилась. Заметив это, Данька продолжал, специально придавая своему голосу немного ужаса и сильно жестикулируя.

– Дом ее стоит в самой лесной чаще, неряшлив, вокруг растут мухоморы, прыгают лягушки, ухают филины. Сама она старая, сгорбленная, одна нога костяная, нос длиннющий, на нем бородавка. Волосы седые растрепаны, а одежды рваны, с паутиной. И глазищи злые-презлые.

– Как же можешь ты сравнивать сию нечисть с Йогиней-Матушкой? Йогиня – словно солнце ясное, лик ее прекрасен, волосы золотые, в косе светятся, одежды из шелка узорами диковинными вышитые, она всегда молодая, и сердце у нее такое доброе, что любви ее хватает на всех! – горячо возразила Ясна.

– А вот сама посуди, – не унимался Данька, описывая героиню сказок, – летает эта дамочка в ступе и метлой себе помогает. Ступа у нее старая, дырявая… А еще наша Баба-Яга похищает деток и приносит их к себе, чтобы съесть. В избушке своей заворачивает их в тесто, сажает на лопату и в печь! – сказал он и стал ждать, что девочка на это ему ответит.

– Как странно и страшно… – мрачно промолвила Ясенка. – Ведь очень похоже, а смысл весь перепутан. Словно в воду смотришь, а там все вверх дном. Летает Матушка по небу в резной деревянной ступе, узорами искусными украшенной, а в руках у нее весло из чистого золота, коим она правит! Йогиня забирает детей-сирот из разоренных мест, где их некому воспитать. Оттуда, где сиротка со сродниками или соседями, никогда их не забирала, ибо воспитают и возлюбят словно собственных. Терем у Йогини особенный, ни увидеть его вражескому глазу, ни найти в лесах густых, полях широких. Ежели чадо малое здорово было, то само входило в жилище, если ребеночек болел, то заворачивала его Йогинюшка в тесто и сажала в печь до нужного жара прогретую, ровно на одну ночь. И выходило чадо после того здоровым и румяным, как пирожок.

– Значит, заболевшего только грели таким образом? – уточнил Данька.

– Истинно так, – подтвердила она. – Пред собой ты зришь чадо, спасенное Йогиней от верной погибели.

– Что ж, допустим. А дальше? – ему натерпелось дослушать увлекательный рассказ.

– Такие детки, Данька, остаются у Йогини-Матушки на много лет и зим. Учатся понимать все сущее, говорить с природой, учатся тому, что все едино в этом мире, все связано между собой. Мир – как огромный купол, сотканный так, что каждая мелочь имеет свое место и накрепко связывается с другими мелочами, а те с третьими и так бесконечно. Дабы понять все это, нужно время и полный покой, тишина. А когда приходит время, все детки расходятся по тем местам, где они нужны.

– Как было у тебя? – спросил Данька.

– Рядом с теремом Матушки есть пещера с озером, где вода чиста, как роса, и вкусна, как нектар. Настоящая живая водица! Как-то раз я туда и пошла, чтобы набрать ее. А вокруг красота: и горы, и реки, и леса – как на ладони. Присела на белый валун и любовалась, даже не заметила старца, который подошел и рядом сел. Это и был Доброслов, ведун, которого ты видел в кругу. Он-то мне и сказал, что если я того желаю, то могу покинуть Йогинюшку и отправиться с ним в деревню Кружки́ продолжать обучение у него.

– И та согласилась, как я вижу? – сказал Данька.

– Да, сразу я поняла, что тут мне хорошо будет. Матушка тоже сказывала, что как придет мой черед уходить, так я сердцем это почую и ни с чем не спутаю. Так и вышло.

Данька был под впечатлением от рассказа Ясны и шел задумчивый, опустив глаза. И увидел то, что не ожидал увидеть никак, даже на месте подпрыгнул.

– Ясенка, ты смотри! – и он устремился к небольшому кусту малины, росшему рядом с дорогой. – Это же мой диаскоп! И слайды! А я думал, не получилось! Вот так чудо!

Он не мог понять, как получилось так, что он как-то пронес в сон предмет из своего мира, но радость и удивление были такими сильными, что он решил об этом просто не думать.

– Ну что ж, удивила ты меня своим рассказом порядком, пришла и моя очередь, – он широко улыбнулся и поманил ее к себе. – Вот посмотри. Это – диаскоп, прибор, на котором можно смотреть фотографии. А это – фотографии, такие картинки, которые в точности повторяют окружающий мир, когда ты делаешь снимок. В моем мире есть такой прибор специальный, который на пленку может запечатлеть что угодно.

Ясна смотрела на него ошарашено и непонимающе.

– Понял, надо наглядно! Но для того, чтобы посмотреть, нам бы найти источник света.

– Огонь подойдет? – спросила она.

– Вполне!

Она забежала в один из домов – двери, на его удивление Даньки, оказались не заперты – и принесла горящую лучину. Данька вставил в диаскоп первый слайд и посмотрел в глазок, направив матовое стеклянное окошко на огонек.

– А теперь ты, Ясенка! – и он дал прибор ей в руку. – Смотри, так выглядит город, в котором я живу. Дома, высокие, как башни, а внизу по дорогам едут машины. Они есть у очень многих людей. По вечерам, если смотреть с высоты, то зажжённые на них огоньки превращаются в один поток. Кажется живым, словно светящаяся река.

– Надо же! И идут они самоходом? Я слыхала, что очень-очень давно у здешних людей тоже были такие и даже летающие по небу. Только потом они утратили умение управлять ими…

– Почему?

– Даже не знаю, Данька, просто так случилось. Чтобы управлять такими машинами, как ты говоришь, надо уметь говорить с ними. Но безмолвно, одной только мыслью. Одну такую машину Доброслов видал своими глазами далеко в тайге спрятанную. Так и стоит там, управлять ей люди не могут.

– Нашими машинами могут управлять все, – улыбнулся Данька. – А передвигаются они с помощью топлива. Но ты – девочка, тебе долго объяснять.

– Ладно, Данька, как считаешь нужным, – легко согласилась она, чем немало удивила его, потому что привык, что все его знакомые девчонки всегда зазнаются и спорят по любым пустякам.

– Так, давай смотреть следующий слайд! – от вытащил обрамленный в светлую пластиковую рамочку снимок. – Это моя мама, когда она была маленькой и училась в школе. Я обещал рассказать: школа – это место, где учатся дети от семи и до семнадцати лет. По-твоему где-то с восьмидесяти до двухсот месяцев.

– Долго, – сказала Ясна, – у нас все проходит шибче.

Она приложила глаз к отверстию и принялась внимательно рассматривать снимок, пока Данька пространно рассуждал.

– Да я, в общем-то, тоже считаю, что можно было бы и побыстрее, но ничего не поделаешь, так сложилось. Сперва школа начальная – там малыши учатся писать, читать, считать. Потом средняя – там уже геометрия, биология, химия…

– Ничего не понятно, Данька, что ты говоришь, – рассмеялась она. – А мама твоя очень красивая. Только скажи, почему одежды такие странные, короткие… Тканей на всех не хватает?

– Ткани есть, а это школьная форма, – объяснил он. – Такую все носили, когда мои родители были маленькие. Сейчас все не так, девочки могут в брюках ходить…

– Ты меня нарочно веселишь, Данька! – воскликнула Ясна пораженно. – Это ж стыд-то какой в мужских портках ходить! А власы… Почему такие короткие? Я вижу, здесь много люда собралось, у этой… у школы. И космы мало у кого есть.

– Ты права, сейчас еще короче стригут. Мода!

– Мо-да, мир и добро получается, а все обратно наперекосяк! Данька, длинные власы у женщин – оберег! Ежели кто худое слово в лицо скажет иль не так посмотрит, позавидует, то глаза оберег, а в спину если, то коса длинная защитит, не даст дурному глазу лиха наслать. Да и связь это с тем чудесным куполом, о котором я тебе говорила. Чем длиннее волос, тем лучше человек природу слышит, знаки тайные понимает.

– Интересная версия, Ясенка! Скажу, чтоб Любаву не стригли. А у мужчин что оберег? Борода? – Даньке стало ужасно интересно, он вообще любил, когда у явлений было логическое объяснение.

– У мужей боярых, возмужавших борода суть знак чести, силы и доблести. А оберег для них – незримый круг, который над ними жена его держит, она ему Берегиня. И в трудах, и в бою, и на роздыхе, всегда рядом незримо, окружает заботой и словами добрыми накрывает, словно крыльями. Горе тому, у кого обережного круга нет, вот беда настоящая…

– То есть выходит, что женщина получает знания и силу из окружающего мира, из купола этого, и с ее помощью мужа оберегает?

– Помнишь, я говорила тебе, все в мире связано меж собой? – сказала Ясна и передала ему диаскоп со слайдами.

– Да… Много ты знаешь, здорово! А что же ты спрашивала у Птицы Гамаюн, Ясенка? – наконец, он опять задал вопрос, который его так интересовал.

– Вот я росла не в семье, когда знания эти передают от сердца к сердцу, и очи твои каждый день видят как должно быть, – в этот раз девочка решила открыться ему. – А я знаю все со слов. Так просила Гамаюн поведать мне суть, вдохнуть в меня веру, и был мне ответ:

Береги семьи очаг от напастей,

Сила он твоя, смысл и счастье,

Чтоб любви огонь выжить смог

Не пускай обиды тень на порог.

Обожай детей, ставь на путь,

Не злословь, жалей, честным будь.

Научи весь день быть в трудах,

Уважать людей во любых летах.

– Спасибо, – сказал Данька завороженно и благодарно – ему было очень приятно, что она, наконец, решила открыть свою тайну.

Она улыбнулась в ответ.

– А теперь я тебе покажу кое-что интересное! Идем.

Она увлекла его на самый край деревни к одному из домов. От предвкушения какого-то чудесного открытия у Даньки запело внутри, как будто кто-то перебирал струны гуслей. Перед тем как войти Ясенка сделала жест левой рукой, словно разрезала пространство перед собой – сверху вниз, а потом справа налево – и слегка поклонилась. Данька интуитивно последовал ее примеру, и она одобрительно кивнула.

– Добро пожаловать, Данька, милости прошу в мой те́рем, – сказала она, – Тут живем только я да маленькая Зарянка. Она мне как сестричка, сорок месяцов ей еще, родители сейчас в далекой стране, вот я и присматриваю.

Проходя по жилищу в компании хозяйки, Данька с интересом разглядывал все вокруг. Терем был довольно маленьким по сравнению с другими: одна комната служила гостиной, столовой и кухней одновременно, а вторая оказалась спальней. Там стояла маленькая кроватка, а другое спальное место располагалось за веселенькой занавесочной на печи, разделявшей эти две комнаты. Убранство терема было очень скромным, но обстановка уютная, теплая, пахло смолистым деревом и веяло ароматным печным духом. На окнах висели короткие льняные занавеси с вышивкой по низу, везде лежали коврики, половички и дорожки, сплетённые из цветных тряпочек, а возле кровати маленькой соседки Ясны стоял аккуратный рядок самодельных игрушек. Девочка подвела его в самый дальний угол маленькой комнаты и показала на небольшой кованый сундучок. Там оказались резные деревянные ложки, гусельки, дивной красоты фигурки, сделанные из соломы – кони, птицы, де́вица с коромыслом; россыпи янтаря, бирюзы, крупных кристаллов горного хрусталя и даже каплевидной формы крупный лунный камень. Ну ни дать ни взять – сокровищница!

– Ну, что тебе больше всего понравилось? – спросила Ясенка, когда экскурсия по теремку подошла к концу.

– Твои коврики! Сама делала?

Они и правда были такие яркие и необычные, что ему непременно захотелось такой и себе. Девочка сильно удивилась – была уверена, что Данька выберет себе что-то из сундучка.

– Сама плела, это просто и думается хорошо. Но главное, чтобы мысли за этой работой были светлыми, добрыми. Тогда и принесет такая вещь тепло и добро. Я тебе дарю любой, Данька, выбирай!

– Ух-ты! Мысли мои прочитала. – Данька так обрадовался, что крутанулся вокруг своей оси, хлопнув в ладоши, и принялся расхаживать по светелкам, выбирая себе коврик.

Остановил свой выбор на небольшом круглом коврике с бело-желтым рисунком, словно раскручивающимся из центра вихрем, и ярко-зелёным с синими вкраплениями кантиком.

– Вот он, – уверенно сказал Данька и тут же расстроился. – Да как же я его с собой заберу? Это же сон…

– А как ты в свой сон диа… дивоскоп с картинками взял? – резонно спросила она.

– Твоя правда, не знаю как… – И он громко и четко сказал: – Я принимаю этот дар и беру его с собой.

– Молодец, Данька! – похвалила она, но за что – он так и не понял, а переспрашивать не стал.

– Вот тогда тебе, Ясенка, мой подарок, – торжественно заключил он, протянув ей диаскоп. – Только снимки я тебе постараюсь достать другие. А пока оставь себе этот, с улицей и машинами.

Ясенка чуть поклонилась, как она всегда делала, когда здоровалась или благодарила за что-то и, приняв подарок, убрала его в сундучок к другим своим сокровищам. Довольные, они выбежали из терема и пошли к лесу – так решил Данька, чувствуя, что скоро проснется.

– Ну что, мил друг, до встречи? – Ясенка достала из поясной сумочки веретено.

– До встречи.

И уже привычно дружно грянули на всю округу:

– Кр-р-рапива!

Глава 11

Проснулся он раньше обычного, сладко потянулся и сразу же бросился осматривать свою комнату в поисках подаренного Ясной коврика. Увы, его нигде не было, как и диаскопа. Данька решил, что переместить вещь из сна не удалось, и спустился в кухню, где уже пили чай его родители.

– Доброе утро! – он поцеловал их по очереди и заглянул в мамину чашку. – Я тоже буду чай.

– Конечно, Данька, – ответила мама и налила в его чашку горячий и ароматный напиток. – Как ты спал? И, может быть, ты уже расскажешь нам про свой эксперимент?

– Обязательно, но позже, пока не время. А спал я просто замечательно, – улыбнулся он. – Что у нас в планах на день? Как Любавино здоровьице?

Слово «здоровьице» слышать от сына было необычно, и родители украдкой переглянулись, пряча улыбки.

– Она полностью здорова, – сказал папа, – и поэтому мы сможем все вместе съездить за покупками на рынок и погулять по городу. Можем еще что-то придумать интересное, если погода позволит.

– Я за! – тут же согласился Данька.

***

Большой пестрый рынок располагался в самом центре провинциального города и был крайне оживленным местом. Здесь можно найти все что угодно, начиная от тяжеленых чугунных казанов до россыпей лесных орехов. В крытой его части есть даже большой мраморный фонтан, в котором снуют туда-сюда разноцветные рыбки. Рядом – удобные деревянные лавочки, на которых и разместились Любава, Тимур и их папы, а мамы отправились за продуктами. С торца здания всегда стояли местные жители и продавали всякую всячину. Данька любил походить вдоль этих рядов, разглядывая разные безделушки, инструменты, старинную посуду или книги. Как ни странно, именно в такие моменты он отдыхал, погружаясь в себя, а мысли текли неспешно и приятно, можно было поразмышлять, о чем угодно или предаться воспоминаниям и помечтать.

Вот маленькие статуэточки из фарфора – два ангела с крылышками, пристроились на облаке и хохочут. Даньке живо представилось, как эти проказники по ночам взлетают со своего блестящего облака и взмывают под потолок старинной квартиры. Потом качаются на золотистых шторах, раскачивают хрустальную люстру, дразнят спящую добродушную собаку, поправляют своей хозяйке одеяло. И смеются, смеются, словно колокольчики…