Песни Птицы Гамаюн

В деревне все сидели на тех же местах, как будто Данька и не возвращался к себе домой, не встречал Тимку с родителями, не пил на веранде чай. Только все вокруг было неподвижно. Когда они с Ясенкой уселись на бревна, она достала из маленькой сумочки, висевшей на ее поясе, веретено с красной нитью и легонько раскрутила его, что-то тихонько приговаривая.

Тут же мир вокруг пришел в движение, вернулись запахи и звуки. Птица расправила свои волшебные крылья, и стало светло, как белым днем. К ведуну Доброслову поднесли гусли, и он несколько раз провел своими длинными пальцами по струнам, извлекая мелодичный, неожиданно мощный звук, который разнесся по всей округе. Старец стал наигрывать неспешную мелодию и, пока все с интересом взирали на Птицу-Гамаюн, медленно и со значением заговорил, словно рассказывая сказку:

Снизошла на Землю, прямо с облаков

Чудо-птица Гамаюн – дочь богов.

Сказ волшебный ворожит, потешит,

Каждого коснется, каждого утешит.

Собрался честной народ – вот так диво!

Птица бьет крылами и речёт ретиво.

Всяку тайну, всяк ответ птица знает,

Добрым людям в трудный час помогает.

Смотрит Птица-Гамаюн добрыми очами,

Малые да старые гостью привечают.

До пера дотронутся, тают, млеют души,

Кто грустил еще вчера, тот не тужит.

Данька смотрел во все глаза, и ему так и хотелось расспросить свою новую знакомую о том, что же тут происходит, но, едва повернув голову в ее сторону, увидел, как она отрицательно покачала головой, а потом кивнула в сторону круга. Ведун продолжал играть, а птица вдруг заговорила человеческим голосом, и слова получались тягучими, разносились эхом:

Русичи, вы, русичи – славный род земной!

Золотые песни я несу с собой!

Только я услышу ваш тревожный зов,

Как спускаюсь с неба волею богов.

Это было настолько невероятно, что сначала Данька даже не разобрал слов, будто Гамаюн вещала на каком-то незнакомом языке. Лишь по интонации он понял, что это приветствие. Птица-Гамаюн продолжала петь:

К божьим внучекам на подмогу,

Правды светлой указать путь-дорогу.

Жить в любови научить да по совести,

Ключевой водою смыть страхи-горести.

Данька немного пришел в себя и стал, наконец, понимать смысл слов. Значит, все правильно говорила Ясенка: люди грустили и страдали от неведомо откуда пришедшей тоски. Ему это было знакомо – еще вчера он и сам мучился от этой нахлынувшей на него напасти. И вот Доброслов собрал всех жителей деревни и стал звать на помощь Гамаюн, а он, Данька, стал всему очевидцем.

«Стоп! – подумал он. – Получается, что я попал сюда именно из-за того, что тоска в виде Серого Гуги напала и на меня в тот вечер. Мне нужна была помощь, и вот так я ее получил».

Он уже понял, что это не его сон, как он думал сначала, а просто какая-то другая жизнь, параллельная. Слишком уж много было вокруг деталей, которые просто невозможно придумать подсознанию и тем более не повторять это, словно вторую серию фильма.

«Ух-ты! Сказка? Но уж слишком реальная. А если это далекое-предалекое прошлое, то слишком сказочное. Надо все выпытать у Ясны!»

Он украдкой посмотрел на девочку, которая была полностью поглощена происходящим, и улыбнулся. Гамаюн продолжала свою песнь, взмахивая золотыми крыльями, и за ними вслед летели переливающиеся разноцветные искры:

Подарить на жизнь благую обереги,

Защитить от бед сейчас и во веки.

Морок пусть над вами да рассеется,

А сердца и души счастьем греются.

И тут Данька почувствовал уже знакомое чувство нараставшей тревоги и сразу понял, что надо просыпаться. Теперь он легко справился с желанием немедленно закричать и окликнул девочку.

– Не кручинься, встретимся завтра на том же месте. Там, где я стращала тебя крапивой, – очень спокойно, даже ободряюще сказала она. – Ничего не упустишь, ни словечка единого, обещаю.

– Кр-р-рапива! – завопил Данька и последнее, что увидел перед тем, как проснуться, было маленькое веретено с красными нитями, которое раскручивалось в руках у Ясенки.

Глава 5

Данька проснулся отдохнувшим и счастливым. Солнце светило уже очень высоко, настойчиво заглядывая в окно, и было очевидно, что он здорово проспал. Папа что-то говорил, кажется, про рыбалку, что все вместе отправятся на озера и выход в семь часов. Он бросил взгляд на свой будильник – так и есть, проспал безнадежно! Было уже больше десяти часов утра. Тут он увидел записку, написанную рукой мамы, ее красивым уверенным почерком:

«Сынок, доброе утро!

Мы знаем, что у тебя какой-то важный эксперимент и не решились будить тебя. Через пять минут мы все вместе с Тимуром и Любавой выходим на ближнее озеро. Удочку на тебя взяли, на кухне малиновый кисель и каша. Приходи, как сможешь, мы ждем тебя!»

Завершала записку иллюстрация того, как они идут с удочками и рюкзаками, а Данька спит чуть в отдалении с высунутой из-под одеяла пяткой. Рисовал явно папа, в свойственной ему ироничной и схематичной манере – «палка-палка, огуречик». Наскоро умывшись и позавтракав, Данька вышел во двор, оседлал свой велосипед и помчал по направлению к лесу.

Проехав по поселку, он устремился к лесной тропинке, с наслаждением чувствуя на лице свежий утренний ветерок и вдыхая чуть уловимый сладкий, смолянистый лесной запах. В это время года, когда деревья в садах и на кромках колосистых полей уже кое-где готовились к осеннему листопаду, и с некоторых из них уже облетала первая листва, хвойный лес смотрелся по-прежнему свежо и величественно. Осень будто не показывала сюда своего лица, не испытывала на нем свои чары, не усыпляла перед долгой зимой. А может быть, сосновый лес – это могучее, стойкое войско, противостоящее осени, сражающееся с неизбежным? Его храбрые деревья-воины стойко выносили и лютые морозы, и летний жар.

Ах, какой же в этом году выдался жаркий август! Все дожди пролились в середине лета, Данька перечитал целую уйму книг, пока на улице было решительно нечем заняться. А еще ходил в гости к друзьям, которых мама в шутку звала «летней ватагой», приглашал их к себе, и они целыми днями играли в какие-нибудь настольные игры, устраивали пиратские сражения, разрабатывали проект дома на дереве, мастерили из картона его макет, спорили, ползали по полу с линейками и карандашами. А еще угощались домашними пирожками и смотрели диафильмы. Аппарат был старый, купленный еще его дедом и бабушкой.

Когда познакомились Данькины родители, выяснилось, что у папы был точно такой же, однако потерялся в череде переездов. Но вот пленки и диафильмы к нему он все равно продолжал бережно хранить. Этому обстоятельству они подивились и от души повеселились, перебирая ленты с мультфильмами, историческими хрониками, пособиями по труду, иностранным языкам… Удивительное дело, не было ни одного совпадения. Пришлось все кропотливо рассортировать и пронумеровать, чтобы не запутаться и привести архив в полный порядок, который так любит Данькин папа.

С тех пор эта семейная сокровищница пополнялась новыми экземплярами, это превратилось в добрую традицию. Добыча словно сама шла в руки: она находилась на блошиных рынках, у соседей, на магазинных полках, привозилась многочисленными друзьями в подарок. Сам диапроектор представлял собой небольшую металлическую коробочку с мощной лампой, которая переносила изображения на импровизированный экран, и с оптикой, увеличивающей картинки.

Прибор разменял третий десяток и, несмотря на бережное к нему отношение, отчаянно перегревался, но смотреть его было в тысячу раз интересней, чем любой современный мультик. Сначала нужно было натянуть на стену белую простынь, надежно закрепив ее и разгладив, чтобы получился экран. Потом вся «ватага» долго выбирала мультфильм или документальный фильм, выбранную пленку устанавливали на ось с колесиком, которым задавалась скорость смены кадров. В комнате выключался свет, и один из Данькиных друзей становился киномехаником и рассказчиком одновременно, а остальные, прихватив подушки, рассаживались прямо на полу. Обычно роль киномеханика выпадала Мишке, поскольку он был по всеобщему признанию был мозгом компании. Пахло жженой пылью от нагретой лампы, колесико издавало при движении характерный стрекочущий звук…

Погрузившись в воспоминания, Данька ловко преодолевал овражки и корни, пересекавшие знакомую тропинку, хотя иногда и приходилось спешиваться, чтобы миновать особо сложные препятствия. И очень скоро оказался у озера, которые все назвали Ближним. Оно было самым маленьким из трех водоемов, расположившихся посреди леса. Тимур и Любава резвились в воде, на берегу расположились взрослые. Данька присоединился к ним, перекусил захваченными из дома кукурузными лепешками с сыром, похрустел длиннющим пером зеленого лука, выкупался и приготовился рыбачить. Через три часа все были готовы двинуться в обратный путь. В корзину и на багажник Данькиного велосипеда положили улов и кое-какие вещи. Собраны были одеяла, на которых все грелись на солнышке, рюкзаки, посуда. И тут раздался пронзительный плачь Любавы:

– Сейзант! Сейзант! – девочка рыдала. – Ой, пайпал!

– Любавушка, детка, кто упал? – спросил папа, беря дочь на руки, слезы катились из ее глаз по щечкам, как горошины.

Но она была неутешна и не могла ничего объяснить. Как старшему, пришлось признаваться Тимке. Оказывается, сорванцы взяли с собой в лес кота Сержанта, попросту запихнув его в рюкзак. Любава была уверена, что кот поможет им ловить рыбу и сам ею полакомится, поэтому и уговорила Тимура на эту авантюру. Кот же, воспользовавшись случаем, сбежал. Покликав его и поискав по округе, поняли, что поиски бесполезны. Теперь захныкал и Тимур до этого хранивший самообладание. Данька тоже очень расстроился, что проспал, в результате чего упустил тот момент, когда дети забрали с собой несчастного Сержанта. Настроение было безнадежно испорчено, уговоры не помогали, кота очень любили и переживали за его судьбу.

Вернувшись домой, наскоро перекусили и решили отдохнуть, разойдясь по прохладным комнатам. Мама утешила Любаву, убаюкала и отправилась в кухню заниматься уловом – она была уверена, что их любимец вернется.

– Мамочка, – тихо начал Данька, – как же так? Мы найдем его, как думаешь?

– Данька, конечно, он вернется, – она потрепала его по макушке, – Знаешь, жил-был такой кот Семён, которого семья взяла с собой на отдых, а когда уезжали, забыли его случайно. И он вернулся, представляешь? Он прошел две тысячи километров, у него ушло на это целых шесть лет. Но он пришел домой. Так что наш Сержантик обязательно вернется!

– Хорошо бы, мама, – сказал Данька грустно. Он не разделял ее оптимизма. – Хорошо бы…

– Поможешь мне почистить рыбу? – спросила мама.

– И приготовить тоже!

Он немного повеселел от мысли, что можно отвлечься, помочь маме с готовкой. Они вышли во двор и за неспешной беседой почистили весь улов.

Ужин накрыли на террасе, все хвалили запеченных в сметане карасей и пытались отвлечь детишек от мрачных дум. По предложению Даньки решено было устроить просмотр диафильмов, а перед сном мама, взяв на руки дочь, сказала тревожно:

– Любавушка заболела, у нее жар!

Глава 6

С тем и разошлись спать. Несмотря на досаду и вообще какой-то неудачный день, Данька решил не отказываться от возможности снова совершить ночное путешествие в Кружки. Он заранее подготовил «ключи» – так он назвал предметы, помогавшие попасть в нужный сон, улегся под одеяло и мгновенно заснул. В следующий миг он стоял под одной из сосен, где его уже ждала Ясна.

– Ну вот, – сказала она, – я же обещала, что скоро свидимся!

– Здравствуй, Ясенка! Что-то случилось? – спросил он, заметив, как она внимательно рассматривает его.

– И тебе не хворать, Данька! Отчего ты такой грустный? Когда сюда попал, чело было тоже дюже печальное, но сейчас, чувствую, беда стряслась.

– Да, – признался он, – сестра моя младшая, Любава, заболела, и кот убежал сегодня в лес.

– А ты помнишь, что я тебе сказывала? Задавай вопросы Птице-Гамаюн, каждый слышит ответ на свой вопрос. А теперь бежим скорее!

Когда они снова оказались в кругу, девочка раскрутила веретено, и сказочный мир моментально ожил. Данька стал твердить вопрос, волновавший его больше всего: «Можно ли скорее вылечить Любаву?» Гамаюн улыбнулась и, повернув свое прекрасное лицо к мальчику, запела:

Коли одолела хворь, стар иль молод,

Применяй отвары трав, мед да голод,

Помни, что приходит хворь к грусти,

И кручинушку-тоску не упустит.

Данька все старательно ловил и запоминал каждое слово. Гамаюн продолжала, четко разделяя слова, песнь ее стала ритмичной, теперь в ней слышалась небывалая сила и уверенность:

Посему открой окно нараспашку,

Да гони худые мысли за овражки,

За болота, за леса, за степные дали,

Только вороны чтоб их и видали.

Гамаюн как будто видела перед собой хворь, и тут ее увидел и Данька. Очертания колючего, как кактус, шара, едва уловимого глазу на фоне воздуха.

На край света пусть идут, окаянные,

И под камень лягут там, нежеланные,

Ветер пусть развеет их на просторе,

В пепел свет оборотит, примет море.

По мере нарастания темпа и силы пения, под словами, которыми Птица ругала и прогоняла шар, он становился все меньше и меньше и, став совсем крошечным, взметнулся в небо и исчез за горизонтом в мгновение ока. И в тот же миг до Даньки дошло, как помочь сестре!

– Ясенка, крути свою штуковину, – скомандовал он сидевшей рядом девочке.

– До́бре! – и она крутанула свое веретёнко.

– Я знаю, как помочь Любавке! – вымолвил он, пока время при помощи чар ненадолго замерло – Но так и не понял, где искать Сержанта, нашего кота. Да и забыл я спросить-то…

– Чудное имя.

– Я тебе когда-нибудь расскажу, что оно значит. Пока для тебя пусть он будет Воин.

– Знаешь, может статься, твоему Воину не надо возвращаться… Коли его путь разошелся с вашим…

– Не знаю, Ясенка, возможно, – Данька немного погрустнел, но вынужден был признать ее правоту.

– Ты сказал, потеряли вы его в лесу, у озер. Но ведь ты же умеешь летать, я сама видела!

– Да один-то раз всего и получилось, – отмахнулся он с досадой.

– Верь в себя, Данька, попробуй сейчас же слетать да поискать Воина на Земле-Матушке. И будь покоен – ты его найдешь. А уж время я еще как-то подержу, мне тоже не помешает умения приумножить.

– Да как же я прямо отсюда и полечу, ведь все увидят? – спросил он.

– Не волнуйся, тебя вижу только я, – призналась Ясна.

С этими словами Данька мысленно обрисовал для себя задачу и неожиданно легко и плавно взмыл в вечернее небо. Он довольно долго кружил над лесом, прежде чем увидел каким-то соколиным зрением маленький черно-белый комочек возле второго по величине озера. Данька опустился рядом с ним и погладил по шерстке, кот недовольно зафыркал.

– Ну что ты, Сержант? – заговорил Данька. – Хочешь домой? Киса ты бедная…

Сержант продолжал вести себя недружелюбно. «Права Ясенка, он не хочет домой».

– А Любава расстроится, эх ты… Воин, Воин!

В этот момент кот выгнул спину и потерся о Данькину ногу, замурлыкал.

– Вот оно что! Ты не Сержант вовсе, ты – Воин! Ну что ж, пойдешь со мной, Воин?

Но кот лишь на прощание уткнулся холодным носом в его щеку и скрылся в ближайших зарослях. Даньке ничего не оставалось делать, как вернуться к Ясне.

– Я нашел его, Ясенка. И ты, кажется, права, он не хочет к нам. А откликается он на имя Воин.

– Не забывай, ты сейчас здесь, и то, что ты видел, лишь возможное отражение действительности. Ты же сам его призвал. Он жив-здоров?

– Вполне здоров и точно жив! – уже повеселее ответил Данька.

– Значит, Данька, доверься Року. Он воро́тится, или даже ты его найдешь – как знать. Одно реку твердо – надо попробовать, но не усердствовать, если не вышло. Не иди против Рока, следуй ему.

– Спасибо тебе, Ясенка, – сказал он тепло, – я отправлюсь к себе.

– Скоро свидимся!

– Добре, Ясенка, до скорой встречи. Кр-р-р-утиии!

Глава 7

Проснувшись, Данька первым делом спустился в кухню и заварил травяного чая, а когда тот остыл, добавил в него пару ложек липового меда. Аккуратно накрыл чашку блюдцем и пошел проведать сестру. Мама дремала здесь же, в кресле, небрежно накрывшись пледом – очевидно, что ночь прошла тяжело, и она совершенно без сил. Любава тоже только проснулась, лежала в своей кроватке и смотрела на мир с тоской и мольбой о помощи. Такая маленькая и хрупкая, что у Даньки сжалось сердце. Данька присел на краешек кровати, поцеловал сестру и сделал ей знак говорить тихо, чтобы не разбудить маму.

– Любава, – серьезно сказал он, – нельзя печалиться, ты потому и заболела. Понимаешь?

– Даня, Сельзант от нас усёл насовсем!

– Я буду его искать и найду, обещаю тебе! А вот ты должна скорее поправиться. Я дам тебе чай с медом, а потом надо открыть окошко, чтоб ты дышала свежим воздухом.

– Ладно.

Любава поморщилась и, приподнявшись на подушке, стала пить принесенный Данькой чай маленькими глоточками. Он встал, чтобы приоткрыть окно, свежий прохладный ветерок ворвался в комнату. Данька вернулся на край кровати, погладил ее по золотистым волосам, наклонился поближе, почти касаясь лба. И внезапно, повинуясь какому-то порыву, не стараясь дословно вспомнить слова, которыми Гамаюн наставляла прогонять хвори, с чувством зашептал, как чувствовал, своими словами:

– Уходи болезнь, лихорадка злая от Любавы! Прыгай в окно, лети через лес, через поле, через море, через океан, найди там остров пустынный, на нем камень. Ложись под него, хворь окаянная, да там и оставайся, никому не доставайся, никого не трогай, а превратись в зеленую траву. Пусть солнце тебя греет, дождик поливает, ветер песни поет. Век к веку, год к году, как в океане нет броду, к добрым людям тебе нет ходу!

Он закончил говорить, потрясенный тем, что только что произошло. Не было сомнения – он говорил с болезнью, почти осязая колючий полупрозрачный шар, совсем как тот, что он видел в своем сне. Любава отдала ему чашку и поудобней устроилась под одеялом. Лицо ее стало спокойней, на губах появилась легкая улыбка. Данька обернулся к креслу и увидел, что мама с изумлением смотрит на него.

– Доброе утро, Данька, – сказала она, выбираясь из-под пледа. – Какой ты молодец, что открыл окно и напоил Любаву чаем! И здорово прогонял болезнь, теперь ей точно станет лучше.

Они расцеловались, мама стала осматривать Любаву, мерять ей температуру, а Даньку ждало еще одно важное дело. Прихватив кусочки оставшегося ужина и одевшись в удобную теплую одежду – было прохладно, и накрапывал дождик – он пошел до места у второго озера, которое видел во время полета.

***

Через четыре часа поднялся на террасу. Тут были и Сергей с Викой и Тимкой, и даже Любава. Все, особенно родители, были очень встревожены.

– Я даже не буду спрашивать, где ты был, – строго сказал папа. – У меня другой вопрос: почему ты ничего нам не сказал? Мы волнуемся!

– Мам, пап… – Данька только сейчас осознал, что заставил родных переживать, и чувство вины накрыло его с головой. – Простите меня, я очень спешил! Смотрите!

На этих словах он достал из-за пазухи пригревшегося Сержанта. Кот спрыгнул с его рук, потянулся, сладко зевнул и сразу же устремился в кухню за своим обедом. Целые сутки он провел в лесу.

– Оказывается, его зовут вовсе не Сержант, а Воин! Я вам все-все сейчас расскажу. Нашел его в лесу возле дальнего озера… – Данька чувствовал себя страшно виноватым и норовил отвести всеобщее внимание на более безопасную тему.

– Никогда, слышишь, никогда так больше не делай! – уже спокойно, но с нажимом сказал отец, подойдя к нему. – Какой бы ни был твой интерес, подумай о своих родных и не заставляй их волноваться понапрасну. Напиши записку или скажи кому-нибудь из нас.

Данька залился краской и горячо пообещал больше так не делать. Мама приобняла его за плечи, увлекая за собой в кухню, чтобы покормить. Все выдохнули и стали рассаживаться для чаепития. Данька в красках рассказал, как бродил вокруг озер и искал кота, умолчав о том, как именно узнал, где прятался Сержант.

– Любаве намного лучше, спасибо тебе! – сказала мама, наливая в его тарелку ароматный грибной суп. – Думаю, что она не разболеется на этот раз.

– Ноги сами понесли меня, просто не успел сообразить. – Данька быстро управился со своим обедом. – Так вкусно, я проголодался. Прости меня, мамочка!

– Конечно, милый, – сказала она мягко. – Кушай на здоровье, потом поможешь мне собрать что-нибудь к чаю и расскажешь, почему нашего Сержанта теперь зовут Воин.

Глава 8

Оставшийся день и вечер прошли мирно и вполне спокойно. По случаю прохладной погоды решено было расположиться в гостиной и даже разжечь камин. Данька опять в подробностях рассказывал, как ходил искать сбежавшего кота, как выманивал его из-за густых зарослей кустарника захваченной из дома рыбой, как звал его. Как он вышел к нему и откликнулся только на имя Воин. Повеселевшие Любава с Тимкой играли с котом, которого теперь все решили звать новым именем, раз оно так нравится ему.

Данька пригрелся на большом диване, где разместились взрослые, и с интересом рассматривал старые черно-белые снимки, на которых его отец – еще мальчишка – гоняет мяч во дворе, позирует с большой пластмассовой уткой на колесиках и серьезно смотрит в объектив на школьной линейке первого сентября, держа наперевес букет длиннющих гладиолусов. А вот мама на фотографиях совсем не похожа на себя. Тоже первоклашка, маленький испуганный воробышек с огромным белым бантом на самой макушке, стоит за ручку с белокурой пигалицей и смотрят они в разные стороны – отвернулись, как будто им друг до друга нет никакого дела, но рук не разнимают. Они самые маленькие в классе, мама рассказывала, что с этой девочкой они крепко дружили и сидели за одной партой до окончания школы. А сейчас она живет в другой стране, но они все равно с удовольствием общаются, созваниваются по телефону.

Данька вспомнил своих одноклассников и улыбнулся тому, что скоро все они встретятся в школе, что два его лучших друга, живущих по соседству, провели с ним чудесное лето в составе «летней ватаги». Жаль, конечно, что они поздно начали строить домик на дереве и пока его не достроили…

В его неспешные размышления Даньки ворвалась еще одна радостная мысль: ведь теперь у него на одного друга больше! В загадочном мире, куда он попадал вот уже третью ночь подряд, его ждала Ясенка! Там, где чудесная Птица Гамаюн помогала им справиться с тоской и напастями. И ему, Даньке, так помогла! Как бы ему хотелось познакомить свою далекую подругу со своим миром, показать фотографии, книги…

На этот раз перед сном Данька не стал брать с собой предметы, которые он считал ключами к своему путешествию. Теперь он знал, что попадает в нужное время прямо к краю леса благодаря тому, что Ясенка раскручивает свое веретено. Он подумал, что именно движение фигурной деревяшки в ее руках и запускает время вспять, заставляя его преломляться и переносить Даньку неведомым образом, пока тот спит. Он готовился ко сну, и перед тем, как нырнуть под одеяло, достал с одной из полок коробочку с множеством слайдов в пластиковой оправе. Так можно было смотреть фотографии на самодельном экране, используя тот же диапроектор или диаскоп – прибор, похожий на маленький бинокль, в специальную прорезь которого вставлялся слайд. Направив его на источник света, можно любоваться кадром. У Данькиных родителей сохранились с детских лет и диаскоп, и множество слайдов с запечатленными на них моментами жизни: семейными праздниками, портретами бабушек и дедушек, прогулками, путешествиями, сплавами по величественной и опасной уральской реке Юрюзань. И те самые школьные фотографии, что они сегодняшним вечером разглядывали. Выудив несколько слайдов и постаравшись отобрать те, на которых есть современные дома, машины, прихватив диаскоп, он лег в свою кровать и почти сразу крепко уснул.

Глава 9

Оказавшись в привычном месте в лесу, Данька сразу увидел Ясну, которая уже ждала его и даже в нетерпении махала рукой.

– Здравствуй! – выдохнул он, как только добрался до нее.

– Не хворай, Данька, и ты! – девочка слегка поклонилась.

– Все хочу спросить, – Данька сразу затараторил, торопясь задать разом все интересующие его вопросы. – Уже догадался, что это ты каким-то образом переносишь меня в это место. Оно ужасно похоже на то, где я живу, но деревни такой, конечно же, нет. Как ты это делаешь? Своим веретеном переносишь сквозь время?