Зимняя бегония. Том 2

– Хм-хм… Шан-лаобань, а этот благородный юноша и в самом деле исключительной красоты!

Шан Сижуй ухватил его за руку и потащил за собой:

– Ну что ты опять говоришь! Идем скорее смотреть!

Благородный юноша Чжоу исполнял отрывок «Спуститься с гор» [32] из «Тоски по мирской суете» [33]. В этой сцене юная монахиня выпархивает из монастырской клетки и, спустившись с гор, врывается в совершенно новую жизнь. Она пересекает горы и переходит реки вброд, и от актера в этом отрывке требовалось и петь, и танцевать, а еще отточить жестикуляцию. Чэн Фэнтай раз пять видел, как Шан Сижуй играл этот отрывок, и по меньшей мере восемь слышал, как тот критикует других актеров в этой роли. Он не знал, то ли требования Шан Сижуя были столь высоки, что он придирался к каждому пустяку, или же опера куньцюй и в самом деле находилась в упадке, но, казалось, никто не мог удовлетворить вкусу Шан Сижуя, кроме него самого.

Зрители дневного представления состояли из полуслепых и полуглухих нищих стариков, нескольких пьяниц да носильщиков. Они кое-как рассыпались по всему залу, попивая чай да лузгая семечки, была заполнена лишь треть мест, каждый сидел развалившись, безразличный к тому, что происходит на сцене. Чэн Фэнтай и Шан Сижуй, блещущие красками и благородством, сидели в ложе второго яруса, мгновенно обращая на себя внимание, однако сидевшие внизу их не видели. Сяо Чжоуцзы легким шагом вышел на сцену, походкой он напоминал летящего дракона, его простое монашеское одеяние взметнулось, привнося в зал освежающий ветерок, и уныние зрителей тут же развеялось. Даже Чэн Фэнтай не удержался и сел прямо, серьезно глядя на него.

Чэн Фэнтай только начал разбираться в ариях китайской оперы, а о жестикуляции и искусстве игры он ничего и не знал. Однако, наблюдая за актером на сцене, он заметил, что у того гибкая талия, метелкой он махал так плавно, как облака плывут по небу или же течет вода, а в струящихся рукавах его платья таилось особое очарование – зрелище это и завораживало. Вдруг он услышал радостные возгласы Шан Сижуя:

– Ах! Как ловко он размахивает метелкой! Эти жесты он добавил сам!

– Эй! Он и в самом деле мастер лежащей рыбки [34]! Смотри, какая у него талия! Это все юность! Какая гибкость!

Чэн Фэнтай, глядя на Сяо Чжоуцзы, тоже им очаровался, но в то же время засомневался, какого же тот пола:

– И в самом деле не разглядеть, мальчик ли это.

К сожалению, несмотря на похвалы Шан Сижуя и Чэн Фэнтая, публика по-прежнему проводила свое время во хмелю, на сцену они и не смотрели. Лишь несколько стариков пытались что-то разглядеть помутившимися глазами, но, даже сощурившись, так ничего и не увидели. Чэн Фэнтай заметил, что Шан Сижуй сегодня ведет себя не как обычно. Он всегда восхищался лишь тремя актерами: Нин Цзюланом, Хоу Юйкуем и Юань Сяоди, у прочих же выискивал изъяны. Чэн Фэнтай не мог поверить, что Сяо Чжоуцзы, еще не закончивший обучаться мастерству мальчишка, сумел угодить придирчивому Шан Сижую. Вскоре Шан Сижуй мало-помалу умолк, он слегка нахмурился, а во взгляде его мелькнуло выражение досады, словно он хотел что-то сказать, да не решался. Чэн Фэнтай все ждал, когда тот начнет разносить представление, но так и не дождался от него критики. Наконец Шан Сижуй поджал губы и все же выдавил из себя:

– Жаль…

Жаль-то жаль, но о чем именно Шан Сижуй сожалел, он так и не высказался. Выступление Сяо Чжоуцзы с отрывком из «Спуститься с гор» в пустынном китайском театре было изумительным. Прекрасные цветы распускаются вдали от людских глаз. Кроме Шан Сижуя, серьезной публики там не было. Но там, где есть Шан Сижуй, к чему другие? Только Сяо Чжоуцзы сошел со сцены, как Шан Сижуй тотчас сорвался со своего места, бросил Чэн Фэнтая и без оглядки бросился за кулисы. Чэн Фэнтай, засунув руки в карманы брюк, с ленивым видом проследовал за ним, то и дело зевая. Дойдя до закулисья, он оперся о дверной косяк, закурил сигарету и принялся бросать на этих двоих актеров презрительные взгляды, как будто желая отгородиться от них. Шан Сижуй в подробностях разбирал два отрывка из представления, как вдруг Сяо Чжоуцзы в полном монашеском облачении зарыдал и рухнул перед ним на колени, прижав к себе метелку. Лбом он прижался к полу, точь-в-точь как монахи поклоняются богине Гуаньинь [35]. Шан Сижуй слегка изумился, но быстро овладел собой. А вот Чэн Фэнтай остолбенел, забыв даже про затяжку, и пепел с его сигареты уже начал осыпаться на пол.

Сяо Чжоуцзы без остановки бился лбом об пол, никто его не останавливал, и в непрерывных поклонах он едва не разбил себе лоб. Наконец он заговорил, всхлипывая:

– Шан-лаобань, помогите мне! Спасите меня! Шан-лаобань!

Чэн Фэнтай сразу же все понял. Этому ребенку некуда метнуться и неоткуда ждать помощи, и тут небеса послали ему Шан Сижуя. У того были слава и талант, хоть какое, но доброе сердце. Мальчик полнился решимостью ухватиться за него. Однако в артистических кругах существовало непреложное правило: всякий молодой актер, кто подпишет контракт с учителем, тут же лишался свободы, каждый ноготь, каждый волос на его голове принадлежал теперь наставнику, и перейти в другую труппу было невозможно. Пусть даже Шан Сижуй – истинный бог театра, он не мог нарушить это правило, к тому же, несмотря на все свои новаторские постановки, в некоторых вопросах он упорно держался за старое.

Шан Сижуй сказал:

– Вставай!

Сяо Чжоуцзы не шелохнулся. Шан Сижуй не знал, что и делать:

– Я не могу взять тебя к себе.

– Почему?

– Я не могу нарушать правила. Все должны соблюдать законы профессии.

– Выкупите меня! Я смогу зарабатывать для вас! Шан-лаобань! Только с вами я могу продолжать выступать!

В этот миг Шан Сижуй глядел на Сяо Чжоуцзы таким сочувствующим и любящим взглядом, словно обратился Буддой. Никто во всем мире не мог понять душу актеров лучше, чем он. Они мечтают быть на голову выше других, мечтают привлечь всеобщее внимание, мечтают голосом выплеснуть все обиды, что скопились у них на сердце за первую половину жизни, чтобы те обратились золой. Слава или смерть – третьего пути у них нет. Шан Сижуй, разумеется, прославился, в детстве его наставник Шан Цзюйчжэнь хоть и бил его, но любил больше родного сына, каждую трапезу кормил мясом [36]. Около десяти лет о нем заботилась Сяо Лай, согревая его своим вниманием. Он никогда не испытывал тех страданий, что пережил Сяо Чжоуцзы, вот почему тот еще отчаяннее стремился к успеху, стремился так жадно, что цена для него ничего не значила. Шан Сижуй всячески желал помочь ему, он проговорил со вздохом:

– Если ты можешь петь только со мной, то не сможешь петь никогда. Если ты не можешь опереться на себя, как же ты будешь играть на сцене, под таким давлением? Вставай.

Заливаясь плачем, Сяо Чжоуцзы поднялся. Шан Сижуй взял его за руку и сказал:

– Обычно если я не дома, то в театре «Цинфэн». Дорогу ты знаешь. Впредь если захочешь, найди возможность улизнуть и отыщи меня, я объясню тебе, как играть.

Тем самым он согласился принять его в ученики, пусть и не дал официального статуса. Сяо Чжоуцзы ликовал, от волнения он вновь собрался кланяться ему. Но Шан Сижуй заключил его в объятия, не позволяя упасть на колени. Близость между ними была такой трогательной, что от нее сводило зубы. Много-много лет спустя отношения между Шан-лаобанем и Чжоу-лаобанем так и оставались запутанными, полными тайн, и люди безостановочно спорили, были ли они учителем и учеником. Слухи и кривотолки ходили самые разные, темные и неоднозначные. Однако сами они молчали, публике прийти к определенному решению так и не удалось, и эта история стала одной из бесчисленных загадок в жизни Шан Сижуя.

Но в тот миг, за кулисами захудалого ветхого театра, Чэн Фэнтай имел счастье лицезреть зарождение дружбы двух величайших актеров китайского театра своего времени. Впрочем, отнесся он к этому с совершеннейшим безразличием. Когда Сяо Чжоуцзы закончил изливать душу Шан Сижую, Чэн Фэнтай кивнул ему, и Сяо Чжоуцзы, съежившись и всхлипывая, подошел. Чэн Фэнтай грубо схватил его за руку, задрал юбку и оттянул штаны. Бросив быстрый взгляд, он стремительно отпустил его и разочарованно протянул:

– И все-таки мальчик…

Впервые за всю свою жизнь в театре Сяо Чжоуцзы столкнулся с подобным хамством, он не знал, что и ответить. Отпрянув, он спрятался за Шан Сижуя. Губы его дрожали, лицо побледнело – выглядел он ужасно жалко, при одном взгляде на него сжималось сердце. Шан Сижуй так разозлился, что и не знал, как выругаться, вся прежняя трогательная атмосфера развеялась без остатка. Если бы кто-то попытался запечатлеть всю историю «грушевого театра», описание этого эпизода, несомненно, заставило бы его попотеть.

Глава 6

В те дни Чэн Фэнтай и Шан Сижуй частенько засиживались до полуночи в доме Шана, болтая о всяких пустяках в главном зале. Вдруг во дворе с приглушенным стуком что-то рухнуло на землю и послышался тихий болезненный вздох. Шан Сижуй тут же помчался во двор. Сяо Лай, услышав шум, тоже вышла посмотреть, что произошло. Сяо Чжоуцзы стоял, потирая колени и глупо хихикая:

– Шан-лаобань, хе-хе… У вас такие высокие стены, и правда высокие… – Он стоял на месте в растерянности, ничего больше не говоря.

Однако Сяо Лай, кажется, очень полюбился этот паренек. Она подошла к нему, оправила ему одежду и проговорила с улыбкой:

– Я же говорила тебе, не лазай по стенам, просто постучи в ворота. Труппа ваша далеко отсюда, чего бояться? – А затем засмеялась: – Погоди, мы тут оставили тебе кое-что вкусненькое!

Чэн Фэнтай никогда не удостаивался от Сяо Лай подобной доброжелательности и в этот миг даже немного приревновал.

Сяо Чжоуцзы хлопнул себя по лбу:

– Ой! Сестрица Сяо Лай! Я забыл снаружи кое-что! – с этими словами он отодвинул засов и выбежал со двора, а затем внес корзину фруктов, то ли крупных яблок, то ли слив, понять было сложно. Удивительно, как он, с его хрупким телосложением, смог протащить огромную корзину по улицам и переулкам, ему явно пришлось тяжело:

– Шан-лаобань, это вам. Сорвал их утром на горе, пока распевался, они свежие!

Чэн Фэнтай выбрал из корзины не самое зеленое яблоко и откусил, оно оказалось сочным и кислым, как раз пришлось бы по вкусу Шан Сижую, который уже полгода болел. И он тут же запихнул яблоко в рот молодому актеру. Шан Сижуй попробовал яблочного сока и сморщился от его кислоты, в конце концов не стерпев, он сплюнул, попав прямиком на европейский костюм Чэн Фэнтая. Чэн Фэнтай как ни в чем не бывало стряхнул с одежды слюну, подумав про себя, что, если бы этот мальчишка-актер с безобразным поведением противной обезьянки оказался бы у них дома, вторая госпожа каждый день наказывала бы его по-разному.

Увидев, что Шан Сижуй сплюнул с таким трудом собранные им фрукты, Сяо Чжоуцзы сделал столь жалкое лицо, словно он и хотел заплакать, да не мог. Однако Шан Сижуй никогда не замечал чужих переживаний, выхватив из рук Сяо Лай чашку, он прополоскал рот и указал подбородком на двор:

– Начинай.

Сяо Лай держала в руках чайный поднос, она хотела было предложить Сяо Чжоуцзы что-нибудь перекусить, но, раз Шан Сижуй уже приказал ему приступать, он, разумеется, не смел возразить и через силу кивнул испуганно. Однако Чэн Фэнтай вспомнил, что сам Шан Сижуй, прежде чем выйти на сцену, обычно съедал хотя бы кусочек мяса.

Под руководством Шан Сижуя Сяо Чжоуцзы, измотанный и разваливающийся на части, приступил к тренировке. Кулаки и ноги слепы, и потому Чэн Фэнтай отошел под крышу, опасаясь, как бы Сяо Чжоуцзы его не задел. Шан Сижуй, как и всегда, наставлял с неохотой, несмотря на то что этого ученика он позвал к себе сам. Скрестив руки на груди, он с ленивым видом привалился к плечу Чэн Фэнтая и наблюдал за происходящим из-под полуопущенных ресниц, изредка произнося:

– Сделай-ка еще разок летающую рыбку, когда прогибаешься назад, не мешкай! – Или: – Руки и ноги работают вместе. Помедлишь хоть немного, будет уже плохо смотреться.

Взгляд Шан Сижуя был самой строгой проверкой – ни одна мельчайшая неточность не ускользала от него. Сяо Чжоуцзы готов был к самым изнурительным тренировкам, вид у него был смиренный и послушный. Иногда он не понимал указаний Шан Сижуя, переспрашивал, и тот нетерпеливым тоном повторял все то же самое, не давая никаких дополнительных разъяснений. Если Сяо Чжоуцзы все равно не понимал, он лишь недоуменно кивал, не смея спросить еще раз. Когда же он повторял ту же ошибку, Шан Сижуй принимался его высмеивать:

– Сколько раз говорил тебе, что это делается не так! И правда дурной.

Он любил таланты, но, когда доходило до дела, энтузиазм его длился два-три дня, пока терпение не иссякало. Даже юных учеников из своей труппы он не очень-то охотно обучал, и можно сказать, что он уже весьма польстил Сяо Чжоуцзы, раз давал тому частные уроки.

Чэн Фэнтай с улыбкой наблюдал за обучением Сяо Чжоуцзы, потом обернулся к Шан Сижую и тихо проговорил:

– Шан-лаобань, я никогда еще не видел такого учителя, как ты. Разве так можно хоть чему-то выучиться? Ты лишь выискиваешь недостатки.

Шан Сижуй ответил:

– В Сяо Чжоуцзы уже есть дух оперы. У него есть все задатки! Когда талантливый ученик идет к наставнику, он учится только так. В свое время и я учился у Нин Цзюлана таким же образом.

Чэн Фэнтаю и в самом деле стало жаль Сяо Чжоуцзы:

– Разве кто-то может с тобой сравниться?! Ты же прирожденный актер, самоучка, опера у тебя в крови, газеты только об этом и кричат. А ты берешь и сравниваешь себя с этим мальчиком. Ты собираешься вообще его учить?

Сяо Чжоу давно уже выбился из сил под руководством Шан Сижуя. Он плохо питался, выполнял много черной работы и исхудал так, что остались одни только обтянутые кожей кости. Теперь же было уже за полночь, он старался изо всех сил, желая одним махом все освоить и снискать похвалу Шан Сижуя. От волнения он не находил себе места, а когда Шан Сижуй указывал ему на промахи, начинал беспокоиться еще сильнее. Вдруг ноги его подкосились, и он рухнул на землю. Сяо Лай бросилась его поднимать, но от смертельной усталости ноги мальчишки лишились силы, даже с помощью он не мог подняться и в отчаяньи прислонился к старому сливовому дереву.

Шан Сижуй взглянул на него с высоты своего роста и вздохнул:

– Иди съешь что-нибудь.

Сяо Чжоуцзы покачал головой и с тоскливым видом остался сидеть на месте, тяжело дыша.

Шан Сижуй был особенно придирчив к Сяо Чжоуцзы, потому как разглядел его нетерпеливый нрав, и сейчас принялся выговаривать ему с видом умудренного жизнью наставника:

– Ты куда так торопишься? Я с пяти лет упражнялся от зари до зари и лишь в тринадцать впервые вышел на сцену, представляешь, какая это была жизнь? Ты потратил прежде столько времени впустую, и куда это привело? Ты скажи, вот зачем ты торопишься?

Стоявшая в сторонке Сяо Лай, памятуя о трудном детстве Шан Сижуя, сочувственно закивала, пытаясь подбодрить Сяо Чжоуцзы. Тот взглянул на Шан Сижуя, затем на Сяо Лай, и, держась за старую сливу, медленно поднялся и отправился вместе с ними в комнаты поесть.

За этим поздним ужином Сяо Чжоуцзы сбросил груз с души, он поглощал еду так жадно, словно обратился тигром, у него и рук не хватало. Чэн Фэнтай, глядя на него и выдыхая дым, с улыбкой обратился к Шан Сижую:

– Уж не знаю, как он поет, но манеры за столом у него точно твои.

Сяо Чжоуцзы стало неловко, и он опустил палочки. Шан Сижуй ударил Чэн Фэнтая по руке и сказал Сяо Чжоуцзы:

– Ты ешь, его не слушай.

Набив полный рот еды, Сяо Чжоуцзы стал есть помедленнее, не зная, сколько ему придется голодать после этого ужина. Он с жадностью и упорством принимал и еду, и заботу Шан Сижуя, подобная милость трогала его до слез.

При свете лампы Шан Сижуй внимательно оглядел руки Сяо Чжоуцзы, его длинные и выразительные пальцы, на которых, впрочем, уже появились мозоли, они начали грубеть. В какой театральной труппе актеров сяодань не баловали, позволяя им жить изнеженной жизнью! Подобное отношение Сыси-эра казалось не просто недовольством, а желанием разрушить будущее Сяо Чжоуцзы. Однако Сыси-эр любил деньги больше жизни, какой ему прок с того, что он погубит столь многообещающий талант из своей труппы?

Шан Сижуй воспользовался удобным случаем и спросил Сяо Чжоуцзы:

– Почему твой учитель обращается с тобой так дурно? В чем ты перед ним провинился?

Над этим вопросом Сяо Чжоуцзы и сам сломал голову:

– Не знаю, я ничего такого не делал.

Тут вмешался Чэн Фэнтай:

– Сыси-эр, наставник благородного юноши Чжоу, это не тот ли старый актеришка, которому уже за пятьдесят, а он все пудрится, мажет волосы маслом османтуса, а манера говорить у него то ли старой сводницы, то ли евнуха?

Описание Чэн Фэнтая было сказано столь бойко и точно, что даже Сяо Лай не удержалась от смеха.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Лаобань (кит. 老板) – устаревшее обращение к актерам столичной оперы на «Вы».

2

Подобные кресла были распространены при династии Цин.

3

«Любимая подруга» (кит. 怜香伴) – одна из самых известных пьес прославленного драматурга конца династии Мин – начала династии Цин Ли Юя (второе его имя – Ли Ливэн). Написана в 1651 году и повествует о чувствах двух девушек, Цуй Цзяньюнь и Цао Юйхуа. Познакомившись благодаря поэзии, героини обменялись клятвами перед статуей Будды и в конце пьесы, пройдя сквозь череду препятствий, смогли воссоединиться и стали двумя женами одного мужа.

4

Куньцюй (кит. 昆曲) – или куньшаньская опера – самый почитаемый вид музыкальной драмы с середины династии Мин до начала династии Цин, возникла в уезде Куньшань провинции Цзянсу в конце эпохи Юань (1271–1368). В противовес прочим, «пестрым» видам театрального искусства куньцюй считалась «изящной» драмой – во многом благодаря особо плавным напевам, гибкости и утонченному мелодическому рисунку. Однако сложное устройство и изысканность куньцюй и сыграло с ней злую шутку: она была непонятна простолюдинам, в результате чего ее вытеснили «пестрые» драмы, в том числе и пекинская опера. Впрочем, пекинская опера переняла от куньцюй как сюжеты, так и музыку, костюмы с гримом и движения. Основная разница между ними заключается в используемых напевах.

5

Сяодань (кит. 小旦) – амплуа молоденьких девушек в пекинской опере.

6

«Грушевый сад» (кит. 梨园) – изначально название придворной музыкальной труппы, основанной по приказу императора династии Тан Сюань-цзуном. В эпоху Цин актеры создали общество «грушевого сада» для организации внутреннего порядка и защиты своих интересов. Так иносказательно «грушевый сад» стал обозначать театр.

7

«Нефритовая шпилька» (кит. 玉簪记) – опера в жанре куньцюй, созданная драматургом династии Мин Гао Ляном.

8

«Пучины греха» (кит. 孽海记) – пьеса в жанре куньцюй, созданная во времена поздней династии Мин. Изначально она была написана под иянскую мелодию (то есть исполнялась соло под аккомпанемент гонга и барабана). Частично история взята из пьесы южной музыкальной драмы «Монахиня спускается с горы». Оригинальное либретто «Пучин греха» утеряно.

9

«Пионовая беседка» (кит. 牡丹亭) – самая известная пьеса драматурга времен поздней династии Мин Тан Сяньцзу, относится к драме чуаньци. Повествует о любви Ду Линян, дочери правителя области Наньань, и ученого Лю Мэнмэя. Ду Линян увидела Лю Мэнмэя во сне и умерла от любовной тоски по нему. Однако, переродившись, она смогла воссоединиться с возлюбленным. Пьеса соответствует тогдашней моде на искреннее выражение любовных переживаний.

10

«Западный флигель» (кит. 西厢记) – пьеса Ван Шифу, жившего при юаньском императоре Чэн-цзуне (правил с 1295 по 1307 г. под двумя разными девизами). Первоисточник пьесы – произведение писателя танской эпохи Юань Чжэня. Студент Чжан Шэн сперва обольщает Цуй Инъин, а затем бросает ее. Главная идея «Западного флигеля» – брак по любви. Девица Цуй Инъин, рожденная в состоятельной семье, нарушает моральные устои феодального общества, дабы воссоединиться со своим возлюбленным.

11

Цзинцзюй (кит. 京剧) – пекинская опера.

12

Хунаньская кухня (кит. 湖南菜) – одна из восьми региональных кухонь Китая, известна своим острым пряным вкусом.

13

В китайской музыкальной драме в противовес пению присутствует также декламация.

14

Цзаолопао (кит. 皂罗袍) – один из напевов в опере куньцюй, на него исполняется самая известная ария в «Пионовой беседке».

15

Цзюйжэнь (кит. 举人) – кандидат на сдачу экзамена на степень цзюйчжэнь, второй из трех степеней императорского экзамена.

16

Труппа «Юньси» (кит. 云喜楼) – досл. труппа «Облака радости».

17

Байхуа (кит. 白话) – разговорный, повседневный язык, противопоставляется классическому письменному языку вэньяню (кит. 文言), который вплоть до начала XX века использовался для записи литературных произведений, деловой переписки и официальных документов.

18

Кит. 眠花宿柳 – обр. «проводить ночи в публичных домах».

19

Кит. 乐不思蜀 – обр. «забыть о родных местах». Произошло это выражение из истории последнего царя рода Хань, которого настолько увлек город Лоян с его удовольствиями, что он позабыл о своем родном царстве Шу.

20

Дахуалянь (кит. 大花脸) – полностью загримированное лицо актера, а также большое раскрашенное лицо, амплуа положительного героя.

21

Пипа (кит. 琵琶) – китайский музыкальный инструмент, разновидность лютни.

22

Ямэнь (кит. 衙门) – присутственное место, государственное учреждение.

23

Имеются в виду ученые степени, которые давали право поступить на должность, – до 1905 года в Китае существовала система государственных экзаменов кэцзюй (кит.科举).

24

Ши, цы, гэ и фу (кит. 诗词歌赋) – четыре вида стихотворных произведений, которые составляют основные формы китайской поэзии.

25

Шимэй (кит. 师妹) – младшая соученица.

26

Шисюн (кит. 师兄) – старший по возрасту соученик, брат-наставник.

27

Шиди (кит. 师弟) – младший по возрасту соученик, братец-наставник.

28

Сыси-эр (кит. 四喜儿) – досл. «Четыре радости».

29

Цзяннань (кит. 江南) – заречье, правобережье реки Янцзы, распалагается в южной части Китая.

30

Хутун Наньлогу (кит. 南锣鼓巷) – один из старейших пекинских хутунов.

31

Метелка (кит. 拂尘) – имеется в виду метелка, преимущественно из конского волоса и с деревянной ручкой, которую носили с собой даосы. Она символизировала очищение мыслей как самого хозяина, так и окружающих его людей, а также служила защитным амулетом.

32

Спуститься с гор (кит. 下山) – также используется в значении «вернуться к общественной жизни».

33

Тоска по мирской суете (кит. 思凡) – отрывок из произведения «Пучины греха». В нем повествуется о юной монахине, которую родители отправили в женский монастырь на излечение.

34

Лежащая рыбка (кит. 卧鱼儿) – один из приемов старой китайской оперы, когда артист опирается правой рукой о пол сцены, придавая туловищу горизонтальное положение.

35

Богиня Гуаньинь (кит. 观音) – богиня (бодхисаттва) милосердия в китайском буддизме.