скачать книгу бесплатно
Хранительницы света. Дева и Волк
Ирина Шувалова
Сотни лет Хранительницы света бережно передают друг другу знания и живут в постоянной готовности сразиться за то, что им дорого. Сотни лет Хранитель тьмы жаждет уничтожить их, чтобы получить мир и сердца людей в свое распоряжение.
Но так ли не похожи Свет и Тьма? Или они – половины одного целого, невозможные друг без друга?
Это предстоит узнать Алисе, потерявшей связь с семьей еще в детстве и забывшей, что она – Лунная Хранительница. Ей придется искать путь к внутренней силе, учиться открывать сердце другим и найти ответ на главный вопрос: можно ли хранить Свет, если Тьма – неотъемлемая часть тебя.
Ирина Шувалова
Хранительницы света. Дева и Волк
Пролог
Молодой человек нервничал, исподлобья разглядывая своего спутника. Он знал, что «хозяин» – так пренебрежительно он звал его, оставаясь наедине с собой, – это чувствует. Но вовсе не думал скрывать свое нетерпение. Скорее наоборот: ему хотелось, чтобы раздражение было замеченным.
Хотя даже если так и было, то ни единым движением стоявший по левую руку от него мужчина этого не показал. Он скользил взглядом по вечернему городу, там и тут вспыхивающему приветливыми теплыми огнями окон. За ними пробуждалась привычная вечерняя жизнь обычных людей, от которой он сам был бесконечно далек.
Со стороны они казались приятелями, решившими устроить прогулку вдали от шума центральных улиц. С той разницей, что даже то укромное место, где они сейчас стояли, было скрыто от человеческих глаз заговором Темной Слепоты. Только бежавшая мимо с деловым видом и костью наперевес собака, приблизившись к ним, ощетинилась, насторожилась – и как можно быстрее рванула дальше.
Тьма была для них родным домом, тканью мира их обитания и самим их существом. Потому что один из них был ее Хранителем, а другой – его помощником, слугой и самым искренним среди его ненавистников.
Хранитель дышал глубоко и с наслаждением. Такие прогулки были его маленькой слабостью и невинным удовольствием, способным вызвать редкую улыбку на всегда беспристрастном, моложавом, не тронутом временем лице. Зато с его взглядом время обошлось грубо и пренебрежительно: в их ледяной синеве покоилась мрачная громада всех прожитых им лет.
Неудивительно, что Хранитель безупречно знал все законы жизни, потому и наслаждался ее прекрасными в своей мимолетной зыбкости проявлениями. Он с восторгом наблюдал, как за горизонт скатывается солнце, как небо меняет цвет с бледно-голубого до пронзительно-фиолетового, а потом и черного. Он улыбнулся этому цвету, как старому знакомому, и прикрыл глаза. Он помнил, что даже могущественные темные не могут жить вечно, поэтому и смаковал эти маленькие радости, никуда не торопясь.
Его помощник же не мог дождаться, когда прекратится этот цирк, и они наконец-то перейдут к конкретным действиям.
– Как долго мы должны таиться? Сейчас лучший момент, чтобы к ним подобраться.
– Я осведомлен об этом лучше, чем кто бы то ни было. – Звучание голоса Хранителя было бархатистым, манящим настолько, что к нему хотелось прикоснуться. И его помощника это раздражало особенно сильно. Потому что такое желание появлялось и у него. В этом виделось что-то рабское, слишком услужливое даже для его должности. – Но пока еще слишком рано. Давай не будем лишать себя уникального шанса насладиться воссоединением семьи.
– Но если напасть на них сейчас, то все, чего вы так долго хотели, получите уже завтра! Не станет Лунной Хранительницы, две других не смогут вам противостоять! Что вас останавливает?
Хранитель медленно повернулся к нему, и парень почувствовал, как его начинает бить дрожь от взгляда, легко способного пробраться даже в самые потаенные уголки души. Хотя ему это не грозило попросту за неимением последней.
– Почему ты так уверен, что точно знаешь, чего я желаю? И как долго я желаю этого? Позволь мне все же самому принимать решения и определять, как будут развиваться события. Ты искусно умеешь воплощать все мои поручения. И мне бы хотелось, чтобы ты продолжал это делать. Если мне понадобится твой совет, то я обязательно сам за ним обращусь.
Он отвернулся, ясно давая понять, что на этом диалог закончен. Помощник поджал губы, развернулся и растворился в воздухе.
Хранитель глубоко вздохнул, взывая к собственному терпению и смирению. Несмотря на горячий характер, его помощник был исполнительным, верным и сообразительным. Его нынешнее негодование вполне можно было понять, но сейчас Хранитель не хотел уделять этому особого внимания.
Он поднял взгляд и залюбовался Луной, к тому моменту уже уютно расположившейся на своем месте. В этот ясный вечер она была особенно притягательна. Полная, умытая прошедшим дождем, она отдавала городу все свое мягкое ласковое свечение, стремясь обнять каждого, кто к нему прикоснется.
На этот молочный свет едва слышным звоном отозвался небольшой кулон в виде полумесяца, надежно спрятанный от чужих глаз под одеждой Хранителя. Он бережно накрыл его ладонью и прошептал:
– Наконец-то я тебя нашел. Совсем скоро мы встретимся, моя дорогая. Пусть все силы тьмы будут на моей стороне, и ты найдешь в себе смелость меня выслушать. Заранее прошу прощения, ведь для этого мне придется воспользоваться твоей слабостью. Но уверен, ты меня поймешь.
Он еще раз окинул город взглядом и слился с темнотой.
Глава 1
В широкие, расположенные под самым потолком окна вливался медовый свет все еще яркого, но уже спокойного сентябрьского солнца. Он подсвечивал стоявшую в воздухе пыль, которой, наверное, было столько же лет, сколько и самой аудитории. Где сейчас 90 первокурсников старательно записывали все, что озвучивал им преподаватель по высшей математике.
Алиса была одной из них. И в данный момент ее терзала головная боль такой силы, словно девушку в лоб каждую секунду ударяли чем-то тупым и тяжелым, не забывая заодно пройтись и по затылку. Одной рукой она записывала лекцию – хотя куда медленнее, чем ее однокурсники, а другой беспрерывно терла висок, надеясь, что это хоть как-то поможет.
Много лет в ее аккуратном серебристом рюкзачке неизменно лежали спасительные таблетки: мигренями Алиса страдала лет с 12. Врачи и обследования объяснения этому не находили, поэтому она смирилась с необходимостью иметь при себе пару белых невзрачных пилюль. Но сейчас их с собой не было: перед началом учебы в универе Алиса купила сумку посерьезнее, с ней и ходила на пары. На прогулки неизменно брала с собой удобный рюкзачок, который, пусть и был потрепанным на вид, но для нее имел личное, очень важное значение. И, конечно же, она время от времени забывала перекладывать вещи. Вот и сегодня второпях не положила маленький контейнер в сумку.
Поэтому она пыталась хоть как-то облегчить свое состояние – но, увы, лучше ей не становилось. Постепенно к боли стала прибавляться еще и тошнота, а вместе с этим звуки вокруг стали терять громкость и резкость, погружаясь в пелену недомогания, превращаясь в назойливый гул. Алиса на секунду оторвала глаза от тетради и посмотрела на лестницу аудитории, на которой там и тут были разлиты солнечные лужи. Тут же скривилась, настолько больно ей было смотреть на свет. Одновременно с ей вспомнились слова мамы: не морщись как куриная жопа, устанешь потом от морщин избавляться. От воспоминания о матери боль только усилилась, и Алиса глубокого задышала, надеясь унять хотя бы тошноту.
Она была бы рада уйти с занятия, но пару лекций назад, когда только начинался первый семестр ответственного, как их заверили, первого курса, седой, наполовину лысый и очень серьезный преподаватель по высшей математике заявил: «Единственное оправдание для вашего отсутствия – если умерли вы или ваш родственник». Алиса уже на полном серьезе думала выдумать смерть какой-нибудь никогда не существовавшей троюродной бабушки двоюродного дяди, лишь бы выйти на свежий воздух.
Воспринимать то, что говорит лектор, было физически невозможно. Из последних сил она сидела и механически записывала лекцию, пытаясь справиться еще и с шумом в ушах. И как только она смирилась с таким небывалым богатством неприятных ощущений, в шуме, звучавшем у нее в голове, она различила отчетливое «Василиса, ты нужна вам. Василиса, найдись, прошу тебя».
Алиса вздрогнула, замерла, вскинула голову и, превозмогая боль, начала вертеться по сторонам, пытаясь понять, кто из однокурсников так над ней пошутил. За что сразу же получила замечание от преподавателя, который саркастически поинтересовался, что в аудитории оказалось интереснее его слов. Алиса смутилась, тихо ответила «ничего», получила щедрую порцию смеха со всех сторон и вжала голову в плечи.
Но это «Василиса» теперь не давало ей соображать еще сильнее, чем головная боль. Кто среди сидящих вместе с ней за партами мог знать ее настоящее имя? Она ведь сменила его всего пару месяцев назад. Всю свою жизнь она мечтала об этом моменте, и только когда выпорхнула из-под опеки матери (которая и была-то на самом деле одним названием), добралась до паспортного стола и исполнила мечту. Вместе с данным при рождении именем она стремилась оставить где-то позади вообще все, что было связано с рождением, взрослением и жизнью в родном городке. Да и само «Василиса» казалось ей дурацким, старомодным, неуместным. А ведь было достаточно всего лишь оторвать несколько букв – и больше не кривиться каждый раз, когда к ней обращаются по имени.
Еле дождавшись конца лекции, она собралась так быстро, как могла, боясь сделать лишнее движение, чтобы не усилить боль. С огромной радостью вышла из здания университета. Здесь боль начала отступать. Алиса не могла вспомнить, когда у нее последний раз был приступ такой силы. Мигренями она мучилась часто, особенно рьяно они донимали ее, когда Луна была похожа не на круглый космический сыр, а на острый серп.
В последний год перед поступлением Алиса свои мигрени уже и не замечала: ей хотелось как можно быстрее уехать из своего небольшого городка, убраться подальше от старых друзей, которых не интересовало ничего, кроме сплетен и возможности выпить чего-то горячительного на лавочке возле подъезда. Поэтому любое недомогание отодвигалось в сторону. Прекрасно понимая, что семья не сможет обеспечить ей платное образование, Алиса делала все, чтобы поступить бесплатно – и добилась своей цели. Равнодушно поцеловала мать на вокзале, схватила свой маленький чемоданчик, пообещав сказать новый телефон и адрес, куда можно будет отправить зимние вещи, и с большим облегчением уехала к своей мечте. И вот сейчас, когда она наконец живет вдали от дома, ее прошлая жизнь каким-то фантастическим образом ее догнала.
Алиса постояла на улице еще 10 минут, вдыхая терпкий осенний воздух. В нем смешались влажность дождя, аромат прелых листьев, доживающих свой век на прохладной земле, и кисловатый запах растворимого кофе из студенческой кофейни на первом этаже. Алисе даже показалось, что в воздухе пахнет гвоздикой и сушеными соцветиями укропа. Стоя с закрытыми глазами, она улыбнулась: так, наверное, сейчас пахнет у бабушки на даче, пока она закатывает любимые огурчики Алисы на зиму.
Это воспоминание и свежий воздух смогли облегчить ее состояние. Не настолько, чтобы она почувствовала себя полноценным человеком, но до той степени, чтобы ей хватило сил добраться домой и до лекарств с кроватью.
Алиса направилась в сторону метро, стараясь двигаться как можно более плавно. Обошла здание, завернула за угол и тут же наткнулась на черную собаку. Хотя она и держалась на достаточном расстоянии, Алиса смогла оценить ее размеры: псина доходила ей как минимум до пояса, почему-то напоминала волка и производила впечатление не самого дружелюбного животного. Алиса отвела взгляд, вспомнив бабушкино наставление не смотреть в глаза собакам, если страшно, и как можно более уверенным шагом продолжила путь до станции. Спустя сотню метров повернулась и с неприятным удивлением обнаружила, что собака увязалась за ней. Не бежала, не проявляла агрессии. Но Алисе показалось, что она обдуманно и целенаправленно идет за ней по пятам. Девушка старалась отогнать ее и шыканьем, и говорила ей «А ну-ка уйди», но собака не реагировала. Алисе стало не по себе, и она ускорила шаг.
Псина шла за ней до самого входа в метро и только там остановилась, не сделав больше ни шага, вероятно, испугавшись шума. Напоследок Алиса обернулась удостовериться, что собака отстала. Но встала как вкопанная: ей померещилось, что собачьи зрачки загорелись красным. Она крепко зажмурилась и снова открыла глаза: животного уже не было.
И если после встречи с неожиданной спутницей Алиса чувствовала странный дискомфорт, то в этот момент внутри нее мотком колючей проволоки разворачивался леденящий ужас. На пару мгновений ей показалось, что и погожий сентябрьский день стал ощутимо холоднее. Она передернула плечами, поежилась и, как могла, быстро, окунулась в теплый воздух станции метро.
Уже внизу, сфокусировав взгляд на табло, которое отсчитывало время до прибытия нужного ей поезда – а еще чтобы не раззадорить с новой силой вернувшуюся боль, – Алиса попыталась рационально объяснить то, что увидела. Она всегда старалась мыслить фактами и логикой. Во многом из-за того, что в ней жили гены слишком романтичной и оторванной от реальности женщины. Сейчас она искала более приземленное, чем мистика посреди большого города, объяснение собаке с красными глазами. В итоге списала все на мигрень. Чего только не привидится, когда столько времени твоя голова пытается расколоться на части.
Спустя три станции, 500 метров, три этажа и парочку входных дверей она наконец-то оказалась в своей съемной квартире. С невольной улыбкой вспомнила любимую бабушку. Восстановила в памяти момент, когда та, будто стесняясь, перед отъездом вручила ей пухлый конверт, прошептав: «Пока не встанешь на ноги». Этот конверт ей очень пригодился: пусть и небольшая, но своя квартирка была всяко лучше студенческого общежития, где комнату пришлось бы делить с парой малознакомых девушек. Алиса всегда была замкнутой, а теперь, когда силы и энергия нужны были ей, чтобы «прорасти», закрепиться в новом городе, подобное общение ей было и вовсе не нужно. Поэтому приехав на учебу, она по объявлению нашла действительно хорошую жилплощадь и внесла предоплату на полгода вперед. Оставалось лишь привыкнуть к студенческому расписанию, наладить быт и найти подработку, которую можно было бы совмещать с учебой.
Как раз сегодня она хотела заняться поиском работы, но головная боль пустила все планы коту под хвост. Сейчас Алисе больше всего на свете хотелось избавиться от нее и уже потом заниматься по-настоящему важными делами.
С трудом передвигаясь по квартире, которая показалась ей в несколько раз больше, чем была на самом деле, Алиса переоделась, подошла к письменному столу, нашарила в верхнем ящике обезболивающее, дошла до кухоньки, запила таблетки водой прямо из-под крана. Вернулась в комнату, задернула шторы, с облегчением легла на кровать и провалилась в сон.
Когда несколькими часами позже она проснулась, то не смогла понять, сколько конкретно времени прошло и сколько времени вообще сейчас. Есть совершенно не хотелось, голова, к счастью, уже не болела. Зато губы пересохли, и организм отчаянно требовал воды. Алиса встала и, прежде чем пойти на кухню, решила раздвинуть шторы. В окно приветливо заглядывал тонкий, как серп, месяц, свет которого тут же тонким ручейком растекся по комнате.
Алиса смотрела на него, чувствуя, как он успокаивает, будто погружая в гипноз. Волной нахлынула безмятежность. Повинуясь непонятному желанию, она наступила босой ногой на лунный свет. В тот же момент под ней поплыл пол, а мир начал проваливаться в глухую темноту. Алиса успела схватиться за спинку стула, а потом потеряла сознание, надолго погрузившись то ли в сон, то ли в видение.
Василья смотрела на старшую сестру и не могла перестать ей любоваться. Ясоня, как всегда, распустила на ночь свою богатую косу и теперь медленно, тщательно прочесывала локоны. Золотистой дымкой они рассыпались по ее плечам, и Василье казалось, что они тихонько шелестят, будто пшеничные колосья, пока их перебирают ласковые руки летнего ветра. А как волосы Ясони шли ее изумрудным глазам! Вот уж действительно, настоящая женская сила. Как-то так говорили местные бабушки, завидев Ясоню.
Хотя свои волосы Василья тоже любила, потому что таких не было больше ни у кого из деревенских девочек. Светлые, с необыкновенным оттенком золотисто-розовых сумерек.
Василья перевернулась на кровати, закинула ноги на стену и повисла вниз головой, выжидательно глядя на сестру. Та постаралась посмотреть серьезно, но потом, как всегда, расхохоталась.
– Ну потерпи немного, Васенька. Все я тебе расскажу.
– Ты не только рассказать обещала. Ты говорила, что научишь меня, как можно Чернослава учуять.
– Так-так и говорила?
– Да! Я все запомнила! Вот на 10-й лунный день и обещала. Сегодня он как раз.
– Ну значит, надо исполнять. – Девушка отложила гребень и пересела к младшей сестренке. Та сразу вся подобралась, словно кошка перед прыжком. – Слушай меня, Василья, внимательно. Чтобы защититься от Чернослава, тебе мало только смотреть. Учись слушать и нюхать.
– А это зачем? – Василья слегка поморщилась, представив, как ей нужно будет втыкаться носом в малознакомого дядьку.
– Потому что Чернослава всегда можно почуять. Даже если не слышно ни шагов, ни шороха, не видно теней.
– Ты говорила, что он может обращаться в волка. Значит, он пахнет шерстью и лесом?
– Нет, серебринка моя. Он пахнет вербеной. Прячет она и земляной запах его шерсти, и его тяжелого плаща, насквозь пропитанного ночными морочными снами, видениями из нави, всеми людскими страхами. Чернослав ждет самых темных ночей, чтобы собрать цветки вербены, пока не видят дневные хранители.
– Но я же ночная, я же могу его видеть?
– А вспомни-ка, месяц каждую ночь на небо выходит?
Василья сдвинула брови, сосредоточенно что-то посчитала на пальцах, глубоко вздохнула и разочарованно протянула:
– Нет, Ясонечка. Не каждую.
– Вот то-то и оно. А вербена в такие ночи достигает полной силы.
– Что он потом с ней делает?
– Отдает дочери своей, Маржане. Та еще мастерица с болезнями да беспокойством управляться. Заодно и с зельями и отварами. Вроде того, что Чернослав использует.
Василья опустила глаза, потеребила свое ночное платьице, а потом тихо-тихо спросила:
– Ясоня, а если он вернется…Мы сможем его победить? Как тогда наши сестрицы?
– Конечно, сможем, Васильюшка. Если будем вместе. Будем делать все так, как нас учили. Но ты не думай пока об этом. Учись всему, что должна ведать Хранительница. Чернослав давно уж не объявлялся. Скрылся он после той битвы, когда все силы положил на свою черную цель, а тьму везде поселить так и не смог. Может, он и не появится больше никогда. Или силы копит. Пока о нем нет никаких вестей, но нам надо быть всегда готовыми с ним встретиться.
– Ясонечка, а расскажи мне о той битве.
– И какой это по счету раз будет? – она укоризненно взглянула на сестру, но та смотрела в ответ так открыто и наивно, что Ясоня сдалась, даже не сопротивляясь. – Ладно, но при одном условии. Ты сейчас поудобнее уляжешься и приготовишься засыпать. А если не заснешь, то я тебя защекочу!
Ясоня потянулась к нежной пяточке сестры, и Василья в ответ сразу же громко и заливисто рассмеялась. В их комнатке будто зазвенели тонкой трелью сотни маленьких серебристых колокольчиков. Звук растекся по дому, заполз в каждую щелочку, наполнил ее лунным светом – и, конечно, не прошел мимо самой старшей из сестер сестры. Которая тут же появилась в дверном проеме.
– Так, вы чего здесь устроили! А ну-ка быстро спать обеим! Сами знаете, что нам завтра с утра во дворе родителям помогать, забот перед зимой полно. Или вы тут опять сказки рассказываете?
Девочки в ответ попытались придать своим лицам самое виноватое выражение и в один голос сказали:
– Зоря, мы уже ложимся, не ругайся.
– Смотрите мне! Кроме сказок своих ни о чем думать не хотите! И свечку не гасите, а то с вас станется.
Зоря вышла, а девочки спрятались под одеяло и начали тихонько хихикать.
– Давай, Ясонечка. Ты же знаешь, наша Зоренька сама бы послушала твои красивые истории. Но она уже сильно взрослая, да серьезная. Видишь, как грозно нас ругать пыталась.
– Знаю, Васенька. Зоря сама раньше очень красивые сказки рассказывала, да любила их до дрожи. Но сейчас она вся в хлопотах. К свадьбе вон готовится, сама видела, Митяй к ней наш посватался.
– Ой, Ясонечка, а Хранительницам разве можно замуж?
– Еще как можно! Правда, есть один важный секрет. Но об этом я тебе потом все расскажу, рановато тебе пока про замуж да про любовь думать. Давай, моя милая, устраивайся поудобнее, засыпай, пока я рассказывать буду.
– Все, Ясонечка, я улеглась. Давай же, рассказывай.
– Ну слушай. Очень давно это было. Тогда еще и вера в наших землях была другая, да и люди другие.
– Какие другие? С хвостами? Ой, а может даже с крыльями?
– Василья!
– Молчу-молчу.
– Другие – значит, ко всему относились иначе. Духов почитали, задобрить их старались, природу уважали и берегли. Каждое место, с которым была связана жизнь человека, считалось сакральным.
– Это как?
– Священным значит.
– Для нас теперь разве не так? Мы разве не бережем?
– Бережем, Васенька. Но даже мы, хотя и храним связь с природой, циклы ее чтим, все равно уже не так близки с ней, как те, кто до нас был. Теряем мы с ней связь, да и она это чувствует, говорит с нами меньше. Совсем мало осталось тех, кто ее слышит. Природе нравится с нами разговаривать, шептать добрые напутствия. Но делает она это только тогда, когда ее слушают с трепетом и должным почитанием. Тогда, когда все это случилось, природа и разговаривала, и умела о бедах предупреждать. Но в тот день она уже предупредить не могла, засыпала перед зимой. Важный был день, праздник Обжинки. Когда все благодарят мать-землю за урожай, а она наконец впадает в дрему, чтобы весной расцвести с новой силой. Там и сестры наши были.
– Почему мы зовем их сестрами?
– Так повелось с ранних времен. Все мы друг другу как сестры. От одной девушки к другой передается сила, знания, древние обычаи, рецепты. И умение хранить свет.
Услышав про свет, с хитрой улыбкой Василья махнула в сторону окна своей маленькой ладошкой, и тонкий месяц, глядевший в их окно, приветливо качнулся из стороны в сторону.
– Умничка. Только с этим осторожно, хорошо? Не трать силы так необдуманно и не беспокой Месяц попусту. Давай, ложись ко мне поближе. Ну и вот, был это день Обжинки. Наши сестры вместе со всеми танцевали, праздновали. Жители деревеньки, где гулянье было, радовались и гордились собой. День был пусть и пасмурный, но счастливый. Пока на деревню не налетели облака темные, а на празднике не показался Чернослав со своей свитой. Стоило ему один раз своим крюковатым посохом ударить, как крестьяне все попадали, уснули под его злобный хохот. Ему до того дня покоя не было – так он хотел, чтобы все вокруг во тьму погрузилось. Чтобы люди больше никогда ни света не увидели, ни тепла. Конечно, он знал, что на празднике наши сестрицы будут. Но им-то его морок ни по чем был. И началась тогда та самая битва.
– Бились на мечах? Как богатыри?
– Нет, Васильюшка. Силой заветных слов, что с самого детства учили. Силой света, который они в себе хранили и берегли, мощь которого наполняла каждую минуту их жизней. Умением свои силы сплетать воедино. Ведь только так тьму и можно победить, объединяя добро и свет.
– Ну а дальше, дальше что было?
– Долго битва та длилась. 3 дня и 3 ночи. Ни Месяц, ни Солнце, ни Звезды в это время не показывались. Но и тьма не могла землю накрыть в полную мощь. Все будто в полумрак погрузилось. Час за часом он начал слабеть. Ведь на стороне Чернослава были души неупокоенные, да темное войско. У них каждый сам за себя. Не победить ему сестер было. Поняв, что не сбылось то, чего он так страстно желал, Чернослав посмотрел на Хранительниц злобно и сказал: «Думаете, не справлюсь я с вами? Еще как справлюсь! Дождусь, пока судьба вас разведет-раскидает, и не будет вашей силы общей». Обернулся черной собакой и сбежал, а войско его растаяло. С тех пор и пообещали друг другу наши сестрицы, что всегда будут вместе. Даже заклинание оставили на тот случай, если потеряются в этом мире. Стоит его одной сестре произнести, как другая его почувствует, в какой бы стороне света сейчас не была.
– Ясонечка,у нас тоже такое заклинание есть?
