скачать книгу бесплатно
– А ты откуда? – удивился он, – все ушли.
– Давно?
– Да уж с полчаса точно. Ты беги домой, парень, поздно.
Володя выполз на улицу. Показалось, что на свежем воздухе полегчало, но тут же снова подступила тошнота. Володя немного постоял, глубоко дыша, потом побрел дальше.
Нина ушла – с кем? Одна? Вдруг с ней что-то случилось, ведь сейчас столько случаев…
Он добрался до Нининого дома, спотыкаясь на каждой ступеньке, поднялся на второй этаж и постучал. Открыл Арсений Васильевич:
– Ты?
Он явно сердился, но Володе было не до того:
– Она дома?
– Дома. А ты…
– Я пойду, извините.
На нетвердых ногах он спустился и, не выдержав, сел в снег у подъезда. Запоздало пришло в голову, что лучше бы немного посидеть и передохнуть к них, может быть, попросить чаю. Идти домой в таком виде было совершенно невозможно.
– Владимир?
Володя поднял голову и похолодел. Отец нагнулся над ним:
– Что ты, сыночек? Что ты сидишь? Тебе плохо стало? Дай-ка я тебе помогу…
Володя старательно отворачивался, чтобы отец не почувствовал запах табака. Тот поднял его на ноги:
– Ну как же так… Ты же на вечере был? Что там случилось? Бегали? Устал ты? Слабенький ты у меня…
Володя почувствовал жгучий стыд. Захотелось тут же во всем признаться, но позыв рвоты заставил его оттолкнуть руки отца и броситься к углу дома. Когда стало немного полегче, он взял пригоршню снега, сунул в рот, прожевал, взял вторую и обтер лицо, затем повернулся к отцу.
– Что с тобой? – спросил отец.
Володя помотал головой:
– Папа, давай домой пойдем? Я лягу…
Отец обнял его за плечи и отвел домой. Мама, увидев их, перепугалась, но отец успокоил:
– Ничего… отравился чем-то. Сейчас немудрено.
У себя в комнате Володя без сил повалился на кровать. Отец подошел, обтер ему лицо мокрым полотенцем:
– Сейчас получше будет. Укрыть тебя? Давай ботинки сниму.
Стаскивая с сына обувь, он вздохнул:
– Господи, ботинки… одно название. Ноги мокрые… Дожили!
Володя поднял голову. Отец встревожился:
– Тебе, может, миску принести? Опять плохо?
– Папа… – с трудом выговорил Володя, – я курил.
Яков Моисеевич пристально посмотрел на сына:
– Матери не говори.
– Не буду. Папа, и курить я больше не буду.
– Зачем ты вообще пробовать стал?
– Не знаю, – устало сказал Володя, – Шурка предложил… говорит, голод заглушает.
Альберг прерывисто вздохнул:
– Скоро получше должно стать, сынок, ты потерпи…
– Да я ничего, папа. Просто – попробовать. Прости меня, пожалуйста!
– Спи, сынок.
С Ниной они встретились на следующий день.
– Ну и куда ты вчера девался? – спросила Нина.
Володя махнул рукой – рассказывать не хотелось.
– Да так. А ты как дошла?
– Ой, я весело. Мы с девочками шли, и еще Митя и Додик нас провожали. А потом с Додиком еще до Клинского дошли – такая погода была хорошая! Я его домой позвала, да он не пошел – к себе домой торопился. Ты знаешь, у него еще три брата! А отца нет, они очень нуждаются, но он говорит – мама его духом не падает, у них музыкальные вечера, вслух читают… Додька на скрипке играет, я в субботу слушать пойду.
– К Додику? – растерялся Володя.
– Ну да. Он рассказывал, как они с мамой разучили – он на скрипке, она на фортепиано. Сегодня придет тетя Лида – будет меня учить печь пирог необычный, хочу взять в гости.
Володя нахмурился. Докурился!
– А в воскресенье Додька к нам придет – папа тоже скрипку хочет послушать. Ты тоже приходи, хочешь?
– Не хочу! – сердито сказал Володя, – у меня дела.
– Ну дела так дела. Ты вчера алгебру сделал? Дай я у тебя перепишу. И вечером зайди – я у тебя на завтра перепишу, а то мне некогда.
– Почему некогда?
– Я ж тебе сказала – тетя Лида придет, будем маленький пирог печь, папа муку достал.
Володя рывком открыл сумку, вытащил тетрадку:
– На! Переписывай.
– Спасибо! – обрадовалась Нина.
В классе она сразу же бросилась к Додику:
– Я поговорила с папой, он не против, чтобы я пошла к гости, и очень ждет тебя в воскресенье!
Додик, невысокий, щупленький, в очках, смущенно улыбнулся:
– Спасибо. Моя мама тоже очень хочет с тобой познакомиться.
Нину уже окружили девочки:
– Ты что, пойдешь к нему в гости? – пристали они.
– У вас роман?
Нина удивленно подняла брови:
– Вы несете чушь, девочки. Стыдно!
Володя наблюдал на ней со своей парты.
С первых же дней в новой школе Нина обросла друзьями, подругами, к ней тянулись, старались сесть с ней за одну парту, домой она шла, вечно окруженная подругами. Володя обычно возвращался с мальчишками или один, когда хотелось о чем-то подумать.
Но если что-то случалось, если было тревожно или страшно, или наоборот – хорошо и весело, Нина бросала подруг и бежала за ним:
– Володя, погоди, я с тобой пойду.
И шла рядом, слушала, утешала или безудержно хохотала.
Прошла нянечка с колокольчиком, Нина бросилась к парте, села, достала тетрадки:
– Переписать не успела!
Володя улыбнулся.
Тетрадки были только у них – Арсений Васильевич где-то достал четыре штуки. Володя их берег – задачи решал на обрывках бумаги, а в тетрадки переписывал только решения, и то как можно мельче. Нина, посмотрев на него, тоже стала держать тетради только для чистовиков – списывала у Володи.
Чернил не было, писали обломками карандашей.
В класс вошел заведующий школой, за ним пожилая женщина.
– Ребята, это ваша новая учительница по алгебре, – представил заведующий и ушел.
– Здравствуйте, – помолчав, сказала женщина, – меня зовут Анна Ивановна.
Она сжала руками кружевной платочек, потискала его, взяла классный журнал:
– Будем учиться. Вам задавали…
Володя открыл учебник, стал решать задачу. Остальные занимались кто чем хотел – рисовали, что-то читали, болтали. Нина вытащила какую-то книжку.
– Вы решили, господа?
Володя удивленно поднял голову. Так к ученикам никто не обращался.
– Мы вам не господа, – с угрозой в голове произнес Мишка.
– Простите, – скептически ухмыльнулась учительница, – я оговорилась.
Никакой дисциплины в школе больше не было. Поначалу это даже нравилось, за гимназические годы Володя устал бояться учителей, замечаний, записей в дневник. Теперь дневники были отменены, замечаний никто не писал, а если и писали, то до родителей эти замечания не доходили. Альберг как-то поинтересовался, каким же образом теперь сотрудничают школа и родители? Был какой-то комитет из родителей, но только на бумаге. Поначалу отец пытался проверять у Володи уроки, потом махнул рукой – программа все время менялась, занятия то были, то нет.
В середине зимы двадцатого года в школе ввели учком, ученический комитет. Предполагалось, что ученики теперь сами будут следить за успеваемостью себя и других, и поначалу так оно и было – рисовали какие-то графики, смешные плакаты, где продергивали отстающих. Володя рисовал лучше всех в классе, поэтому его привлекли для изготовления. С этим рисованием в классе вышла ссора.
Как-то Нина совсем бросила учиться – достала где-то приключенческие книжки, на уроках и дома занималась исключительно чтением. Учком решил ее продернуть, нарисовать стенгазету поручили Володе. Когда он узнал, кого надо рисовать, то наотрез отказался. Глава учкома – Мишка – тут же созвал общее собрание класса:
– Товарищи! У нас учком. Мы боремся за успеваемость, но есть те, кто саботирует. Мы боремся с ними, но, как оказалось, среди нас процветает кумовство!
– Да ты о чем? – удивилась Тамара, красивая девочка, дочка концертмейстера из Консерватории.
– Я говорю про Альберга. Он рисует лучше всех, учком поручает ему оформлять стенгазету, он никогда не отказывался. Сейчас необходимо продернуть Смирнову. И что же? Он отказался!
– Почему, Альберг?
Володя покачал головой:
– Потому что. Ничего объяснять не буду.
– Он в нее влюблен!
– До любви ли сейчас, товарищи?
– А что же?
– Сначала мировая революция!
Володя огляделся.
На собраниях было особенно видно, как разделился класс. Одни всей душой были за революцию, борьбу, новый мир, они кричали громче всех, чаще всего глупости, что-то отстаивали, за что-то сражались. Другие смотрели на происходящее со страхом или презрением, на собраниях отмалчивались.
– Ты будешь рисовать плакат, Альберг? – чеканя каждое слово, спросил Мишка.
