Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

Сергей почувствовал, что голоден, проглотил, не жуя, котлету и выпил жидкого, пахнущего сеном чаю.

На следующий день в палате появились Ленка и Лёха.

Ленка сразу пощупала Сергею лоб, проверила пульс, позвала сестру и потребовала убрать с тумбочки недоеденный завтрак. Ребята рассказали, что всех вызывали в милицию, допрашивали как свидетелей. Нож, которым Трофимов ударил Сергея, нашли рядом с площадкой в кустах.

– Интересный такой ножичек, – сказал Лёха, – пружинный и, представляешь, с фашистской свастикой. А знаешь, Серый, ведь это я виноват. Ведь я его у Трофима видел, когда обыскивал, но он сказал, что это пенал для ручки. Я, дурак, и поверил.

– Ничего ты не виноват, – сказал Сергей, – он мне его тоже как-то показывал. Ещё купить предлагал. Я тогда тоже не разобрал, что это такое, пока он на кнопку не нажал.

– Ну, тогда лады, – обрадовался Лёха.

Ленка подробно рассказала, как на первом допросе следователь угрожал, что откроет уголовное дело по статье тяжкие телесные и сговор.

– Представляешь, – возмутилась она, – он нас за шайку принял!

Но потом все обвинения пали на Трофимова, особенно после того, как кто-то вспомнил, что он пришёл позже, а до этого сказал, что ему надо зачем-то домой.

– И что теперь, его посадят? – безразличным тоном спросил Сергей.

– Я бы посадил, и надолго, – мрачно сказал Лёха, – чтобы не гадил, не насиловал женщин и не портил коллектив.

– И я «за», – неожиданно горячо поддержала его Ленка. – Только не будет этого.

– А ты откуда знаешь?

– Фёдор Иванович вчера моей маме сказал, когда пришёл на обследование в поликлинику. У него от нас тахикардия развилась. В общем, родители Юрика наняли адвоката, а тот убедил всех, что он сам не знал, что у него в кармане лежит. И защищаясь, схватил, что первое под руку попалось, и ударил. А там кнопка потайная, – Сергей, ты же сам говоришь, – ну, лезвие и выскочило.

Сергей слушал ребят, лёжа на подушке и глядя в потолок. На самом деле он не хотел, чтобы Юрика посадили в тюрьму или ещё кого наказали. Во всём был виноват только он сам. Это он пообещал Ирине Николаевне защищать её доброе имя и вызвал Трофимова на дуэль.

Он почувствовал, как вместе с новым приступом головной боли к нему приходит злость.

– А что Ирина Николаевна? – осторожно спросил он, чтобы не вызвать к себе никаких подозрений.

– Ирка-то? – сказал Лёха, и тут же получил подзатыльник от Елиной.

– Она до сих пор в отпуске, продолжила за Лёху Ленка. – Все слухи утихли, если ты об этом. Мирошкины предупреждены: если скажут ещё хоть слово, им будет объявлен бойкот.

– А я бы и их посадил, за подстрекательство, – вставил Лёха.

– Ну и напрасно, одна из них в тебя влюблена, – съехидничала Ленка.

– Значит, в отпуске, – вздохнул Сергей и отвернулся к стене, чтобы скрыть подступившие от обиды слёзы.

Ребята подождали немного, ожидая, что он снова заговорит с ними, но Сергей, пару раз всхрапнул, делая вид, что засыпает, после чего Ленка взяла Лёху за руку и силком вывела из палаты.

Услышав, как закрылась дверь, Сергей дал волю едва сдерживаемым до этого момента всхлипам.

Через две недели его выписали. В заключении врача было сказано, что он не должен активно двигаться, не поднимать тяжестей, и что самое ужасное – читать и писать категорически запрещалось в течение месяца. Таким образом ему незачем было ходить в школу и он не сможет сдать зачёты и писать контрольные, чтобы перейти в следующий, девятый, класс.

Приближающиеся каникулы растягивались для него аж до следующего сентября.

***

Мама страшно расстроилась, а Сергей замкнулся в себе, ни с кем из друзей не захотел встречаться. Хорошо, что брат этот пока не приехал…, но пришла тётя Маруся, сестра мамы.

Через неплотно прикрытую на кухню дверь Сергей слышал, как они о чём-то долго говорили с матерью, вздыхали и охали. О чём, о чём – о нём, конечно, и о пропащем отце.

Сергей так и не вышел к ним.

На следующий день, сын тётки привёз и установил в предбаннике кухни маленький телевизор «КВН» с толстой водяной линзой перед малюсеньким экраном. Мать была в восторге и каждый раз звала сына посмотреть как выступает Иосиф Кобзон. Но Сергей почти всё время лежал у себя в комнате на диване, тупо уставившись в потолок.

Он перестал заниматься гимнастикой, мало и без удовольствия ел. В общем, потихоньку он стал превращаться из Сергея Ивановича обратно в Чапу, но длинного, худого и сутулого.

Неожиданно добилась аудиенции Светка Сазонова.

Она принесла Сергею аквариум с травой и пёстрыми рыбками – гуппи и меченосцами. Это немного развеселило Сергея. Он поставил аквариум на подоконник. Ему понравилось садиться у окна и подолгу смотреть на суетящихся рыбёшек.

Но однажды мать, придя с работы, включила телевизор и на фоне вспыхнувшего мутным светом экрана увидела резвящихся мальков, которых Сергей протолкнул в маленькое сливное отверстие линзы. Когда она спросила, зачем он это сделал, он не знал что ответить. Мать ударила его по щеке и попросила Светку забрать рыбок.

Когда матери не было дома Сергей не брал трубку телефона, каждый раз вздрагивая от неожиданных звонков. На все уговоры, что это она звонит, беспокоится, как он там, Сергей отшучивался или отвечал, что не слышал звонка. При этом он прекрасно осознавал, почему так делает: он боялся услышать в трубке голос Фурсова или генерала. И действительно, пару раз он слышал разговор матери с Фурсовым, тот интересовался, почему не приходит Сергей, но мать каждый раз ссылалась на плохое состояние здоровья сына.

Но в конце концов ей надоело смотреть, как он всё больше и больше превращается в бездельника. Она даже стала подозревать его в симуляции, и чтобы окончательно не разругаться, оба решили, что Сергею будет лучше поехать в деревню под Наро-Фоминском к её матери, бабушке Лизе.

***

Баба Лиза жила одна в пристройке к огромному доме её родного брата. Ей принадлежала половина яблоневого сада, за которым некому было ухаживать.

Мария Ивановна с мужем, пока жили в Наро-Фоминске, часто приезжали к ней, убирали сад, вскапывали огород, собирали яблоки. И Сергей помогал. Но вот уже года три они не были в деревне и бабкин участок пришёл в запустение.

Неожиданно для себя Сергей увлёкся этой работой. Быстро прибрал в саду, очистил грядки от сорняков, скосил, где надо, траву, поправил штакетник.

Около него постоянно увивались два малолетних племянника, Витька и Мишка. Для них он стал настоящим авторитетом, особенно после того, как взорвал на речке пару бутылок, набитых карбидом.

Однажды он устроил соревнование для пацанов. Поставил их перед входом в большие крытые сени с земляным полом и скомандовал бежать в противоположные стороны вокруг дома. Наградой тому, кто окажется на месте старта первым, должен был стать выструганный из доски меч, занявший второе место получал выпиленный из фанеры пистолет. Ребята рванули, а Сергей сел на продавленную пружинную кровать, где в свое время ночевали его родители, и закурил.

Он чуть не подавился непогашенной сигаретой, когда неожиданно из-за угла выскочил маленький Мишка, а на встречу ему, справа, вылетел на всех порах Витёк.

В тот же момент у него на глазах произошла катастрофа – мальчишки со всего маху врезались лбами, тут же разлетелись в разные стороны, отчаянно вопя и размазывая сопли по чумазым личикам. Сергей сначала громко расхохотался, по подняв одного из пострадавших увидел на его лбу огромную шишку.

Оба пацана были сыновьями дяди Вити, довольно сурового на вид мужика, который совсем недавно на глазах Сергея, зашёл в свинарник и вышел оттуда с окровавленным ножом и измазанными по колено в навозе штанами.

В тот момент он хмуро посмотрел на Сергея глазами, воспалёнными от вчерашней пьянки с братьями, и произнёс:

– Чего стоишь, зови деда («то есть его отца»), свежевать будем.

Семейство готовилось к свадьбе. Дед, тоже Сергей Иванович, выдавал замуж единственную в многочисленном потомстве младшую дочь.

А сейчас отпрыски дяди Вити валялись в пыли и выли от страха и боли.

Сергей схватил малышей в охапку и занёс за стену сеней, в надежде, что здесь их никто не увидит и не услышит. Туго соображая, как прекратить истерику, он достал отцовский нож и ловко метнул его в бревенчатую стену. Мальчишки мгновенно перестали орать и, раскрыв рты, с восторгом уставились на него.

Обрадованный успехом, Сергей мелом нарисовал на стене мишень, отошёл на пять шагов и снова точно послал нож в цель. Ребята завопили от счастья и окончательно забыли про свои шишки. Сергей принёс из погреба две холодных банки с огурцами и заставил каждого прижать ко лбу. Через некоторое время на звук вонзающегося в дерево ножа через соседний забор к ним перелезли ещё два малыша. Сергей достал и перенёс оттуда же их совсем крошечную сестрёнку. Он успел посмотреть «Великолепную семёрку» и теперь выступал в роли легендарного Криса.

Так Сергей стал кумиром всей окрестной деревенской детворы, и это хоть как-то помогало ему избавится от навязчивых мыслей. Он снова почувствовал себя прежним, но немного мультяшным Сергеем Ивановичем.

***

Когда перед самым сентябрём Сергей вернулся в Москву, мать его опять не узнала.

Он ещё больше похудел, нос вытянулся, губы стали тоньше и бледнее. Серые глаза потемнели, спрятались глубоко в глазницах, иногда в них возникал сполох внезапно возникавшей и подавляемой усилием воли боли. Речь Сергея стала немного замедленной, иногда он начинал заикаться при сильном волнении.

Сергей надеялся, что ему разрешат пересдать зачёты и экзамены, чтобы остаться в родном классе и стать девятиклассником. Но Фёдор Иванович в разговоре с ним почему-то всё время смотрел куда-то в сторону и то и дело ссылался на заключение врачей. Единственное, что он мог предложить Сергею, – это остаться в восьмом «Б».

Со многими ребятами из седьмого, а теперь восьмого «Б» он так или иначе пересекался в школе. Для себя выделил троицу: Илью Шторца, Яшу Мещерского и Женьку Ляпустина.

Они как три героя из сказки ходили всегда вместе и полностью соответствовали типажам известной картины Васнецова. Илья был ростом выше среднего парень, с круглым лицом, серо-зелёными глазами, крупным носом и алыми пухлыми губами. Он хорошо играл в футбол и волейбол, и старшие мальчишки часто принимали его в свои команды.

Мещерин, с длинной головой и прямыми длинными чёрными волосами, с быстрыми и мелкими движениями маленьких белых рук и резкими поворотами головы напоминал ему галчонка.

Женька Ляпустин прыгал вокруг друзей как мячик. Во дворе он редко появлялся с друзьями, так как всё свободное время занимался в гимнастической секции.

Чапино первое близкое знакомство с этой троицей состоялось в начале года, когда Сергей застал пацанов на чердаке дома, корчившихся от позывов жуткой рвоты. Оказывается, эти чудики решили стать взрослыми и выкурили на троих кубинскую сигару «Гаванна». Он принёс ребятам воды и восстановил боеспособность отряда, и тут же, как старший товарищ, преподал урок курения в затяжку папирос.

Эти пацаны помогли ему быстро перезнакомиться со всеми учениками нового класса. Зная его историю, Сергея уважали, но своим он для большинства мальчиков и девочек так и не стал.

Да он не особо и старался и спокойно принял вновь вернувшуюся к нему кличку «Чапа».

По началу на переменах Чапа искал встреч со своими бывшими одноклассниками, и они не избегали его. Но теперь гуманитарии стали «ашниками», математики остались «бэшниками», а Лёха Агафонов, Карета и Светка Сазонова превратились в «вэшников». И собраться всем вместе не было никакой возможности.

Чапа не особо утруждал себя повторением пройденного, часто пропускал уроки, а учителя, по негласному распоряжению директора, не возмущались и послушно ставили ему тройки в четверти практически по всем предметам.

Всю первую четверть Сергей прождал, когда выйдет из затянувшегося отпуска Ирина Щёлкина, и он сможет поговорить с ней. Но она всё не появлялась.

Тогда он устроил наблюдательный пост возле её подъезда. Опять неудача.

Когда в школе появилась новая пионервожатая, он всё понял. Здесь ему окончательно стало нечего делать и он устроился учеником на помощника машиниста на винзавод в Очаково. Стал получать стипендию, чем несказанно обрадовал мать, которая продолжала снабжать отца деньгами и рабски трудилась на Фурсова.

Сам Сергей, даже видя, как «зашивается» мать, стуча по ночам на машинке, по-прежнему, прикрываясь теперь принципиальными соображениями, наотрез отказывался ходить к литератору.

Пока ничего не решено с кольцом, делать ему там нечего, твёрдо решил он.

***

За два дня до того, как на «москваше» упал экскаватор, помощник машиниста маневрового локомотива Сергей Чаплыгин получил первую зарплату и искал своих бывших одноклассников, чтобы похвалиться и отметить это дело.

Когда на «запретке» их обнаружил Сиротин, Сергей испугался, наверное, больше всех. Как ни странно, но на винзаводе к пьянству относились очень строго.

Вечером, отправив Илью Шторца к деду, Сергей, вдруг вспомнил про несчастных рыбок и решил заглянуть к Светке Сазоновой.

Здесь, в большой четырёхкомнатной «хазе» стоял «дым столбом». Родители Светки уехали в отпуск и народ гулял…

С первого взгляда Чапа определил, что кроме Светки в квартире нет никого из знакомых. Здесь гудели «вэшники».

Сергей быстро сбегал в гастроном и вернулся с тремя пузырями портвейна и бутылкой коньяка. Наметившееся было затишье по причине усталости и опустошённых запасов выпивки сменилось девятым валом всеобщего веселья.

Откуда ни возьмись возник Юрик Трофимов. Пьяные, они обнялись, и Юрик, как всегда, сделал загадочное лицо и отвёл Сергея в сторону. На кухне он высыпал из кармана на подоконник какую-то пахучую труху.

– Покурим? – предложил он и заговорщицки подмигнул.

– А что это? – спросил Сергей, растирая пальцами крупно нарезанную траву.

– Марихуана, парень! У отца на антресоли нашёл.

Сергей слышал про ходившую среди «продвинутой» молодёжи дурь и осторожно сделал первую затяжку из ловко свёрнутой Юриком самокрутки.

После третьей они с бывшим своим врагом начали безумно хохотать и носиться по квартире.

***

Было третье июня, час ночи. Наступили школьные каникулы 1967 года.

Сергей открыл глаза и обнаружил себя лежащим в костюме в ванне с водой. Вода остыла и его била крупная дрожь. Неимоверно болела голова.

Рядом с ванной на раковине чудом уместился большой, с какой-то бесформенно расплывшейся фигурой, человек. Лица его Сергей не мог разглядеть из-за бившего в лицо яркого света настенной лампы. Толстяк свесил с раковины свои короткие ножки и беззаботно болтал ими, иногда подфутболивая свисавшую со стояка длинную мочалку.

Мочалка упала. Человек огорчённо засопел и такими же как ноги необыкновенно короткими пухлыми ручками попытался подтянуть жирную складку живота, чтобы определить, куда пропала игрушка.

– Одну минуточку, светлейший, – услышал Сергей мягкий грудной голос над головой, – вам нельзя так напрягаться.

Сбоку в поле зрения Сергея появилась белая, похожая на женскую, но покрытая густым рыжим волосом рука. Она высовывалась до локтя из рукава шёлкового халата, такой же точно расцветки, что на халате Светки Сазоновой, в котором она сегодня, а может вчера, встретила его на пороге.

Рука вернула мочалку на место.

– Свет, – спросил Чапа, жмурясь от яркого света, – ты что ли? – Не получив ответа, он перевёл взгляд на толстяка. – А это… кто?

Он схватился за края ванны, попытался подняться.

Толстяк вздрогнул и неожиданно ручки и ножки его втянулись в тело, как щупальца осьминога.

– Клиент очнулся, сияние луны, можно начинать,—снова раздался какой-то девчоночий, но приятный голос справа.

– Давно уж пора. Аратрон и Хи-хаак уже работают, а вот мы, дорогой Йехааб-ях, что-то задержались, – издал толстяк звук, сродни шуму струи воды из колонки, наполняющей жестяное ведро.

Алов – метаморфоза

В тот же день в семь часов утра главврач военного госпиталя вытянулся в струнку при виде вошедшего в кабинет человека.

В чёрном дорогом костюме «с иголочки», высоколобый, с зачёсанными назад седыми волосами, очки с чёрными роговыми дужками вровень с густыми бровями на крупном с горбинкой носу, мягкий большой, немного женственный рот. Если бы не похожие на дула пистолета жёсткие глаза вошедшего, можно было бы подумать что перед ним стоит профессор академии Внешторга или МГИМО.

Именно этому впечатлению каждый раз поддавался главврач при встрече с самым большим человеком советских спецорганов. Вот и сейчас, несмотря на строгий взгляд Акопова, он заулыбался и широко развёл руки.

– Юлиан Семёнович, вот уж не ожидал. По плану вы у нас записаны на гемодиализ только на сентябрь. А сейчас на аппарате товарищ Хмелёв.

– Хмелёв? Гм, не знал.

– Вы шутите, – хихикнул главврач. – Вы – и не знали!

– А зачем ему это? – сохраняя серьёзность, спросил Акопов. – По его должности главного идеолога страны, чем больше уксуса и тяжёлых солей в крови, тем лучше. А вы, я смотрю тоже всё шутите. Не ожидал он! Впрочем, вам должны были звонить.

Главврач смахнул с лица улыбку.

– Ну как он, пришёл в себя? – спросил Акопов. – Мне сказали…

– Нет, – огорчённо сказал главврач и всплеснул руками – вас неправильно проинформировали.

– Но я уже здесь, вы понимаете?

– А я что могу поделать, товарищ Председатель. Полгода в коме, на искусственных лёгких, сердце и почках.

– Всё равно, проведите меня.

***

В начале года старший следователь КГБ по особо важным делам Алов Артур Вадимович повёл расследование жестокого убийства майора КГБ Афонина.

31 декабря прошлого года, заместителю начальника секретариата Комитета майору Афонину стукнуло сорок лет. Отметив это событие на даче у друзей под Малоярославцем, около девяти часов вечера он сел в электричку. В портфеле майор вёз полученный к празднику продуктовый новогодний заказ. По ошибке он сел в поезд, идущий в Москву с пересадкой на станции Нара. Пригрелся на угловой лавке с жаркой печкой под сиденьем.

В последний раз его видели сотрудники депо в половине двенадцатого. Они не смогли разбудить пассажира и позвонили в милицию. На следующий день его обезображенный трупп нашли у посёлка Пехорка, рядом с дачным посёлком КГБ.

Опытный следак Алов с помощью экспертов сразу определил, что убийство было совершено в другом месте. Там, где нашли труп, было слишком мало крови.

Судя по всему, убийца или убийцы наносили страшные, рвущие кожу и крушащие кости удары по уже безжизненному телу. На обочине дороги были обнаружены следы протектора легковой машины, скорее всего «Волги».

Дальнейший осмотр тела подтвердил предположения следователя. Прежде чем привести сюда, майора долго и жестоко избивали.

Алов нашёл свидетеля, который видел, как жертву убийства выводил из вагона наряд милиции. Покопавшись в архиве, он обнаружил, что на этом участке дороги уже было несколько случаев ограбления пассажиров, но дела оставались нераскрытыми.

Дежурившие в ту ночь на линии милиционеры дружно и слаженно отрицали даже наличие какого-то майора на их территории. Эту их сплочённость иначе как наглостью назвать было нельзя. А начальник отделения майор Борщёв у себя в кабинете со стенами, занавешенными почетными грамотами от высокого начальства, так и вовсе прозрачно намекнул Алову, чтобы тот не совался в это дело.

Следователь понял намёк иначе и очень скоро обнаружил, что сразу после праздников из гаража отделения была списана «Волга», якобы попавшая в аварию. На этой машине имел обыкновение разъезжать сам начальник. В тот же день, ночью, Алов опломбировал на подмосковной спецсвалке не успевшую попасть под пресс машину и утром собирался направить туда экспертов.

Но в тот же день, поздним вечером, прямо около дома его сбил неизвестный грузовой автомобиль.

Теперь Алов вот уже почти год лежал на больничной койке, опутанный проводами и шлангами, заставлявшими биться его не подконтрольное мозгу сердце.

Звонок в приёмную Председателя сделал неотлучно находившийся в палате офицер, переодетый в санитара. Ему показалось, что больной пошевелился и согласно инструкции он набрал номер.

При первом взгляде на серое лицо Алова, на его безжизненные веки Председатель понял, что офицер ошибся.

Председатель постоял над больным, мысленно отдавая последние почести герою, повернулся к двери. Тот, кто такое сотворил с одним из лучших офицеров грозного ведомства, вот уже семь лет возглавляемого Председателем, кого он давно записал во враги отечества, снова уходил от карающего меча социалистической законности.

– Товарищ Председатель, – остановил его голос главрача, – есть только один способ…

Председатель мрачно взглянул ему в глаза.

– Мне нужно услышать от больного только одно слово, – жёстко сказал он, понимая, что подписывает смертный приговор ещё живому майору.

Главврач вышел и тут же вернулся, держа сжатую в кулак руку в кармане халата. Он ещё раз вопросительно посмотрел на Председателя. Тот кивнул.

Доктор задрал рукав рубахи майора, вытащил из вены толстую иглу от капельницы, достал из кармана шприц и почти в тот же прокол опустошил наполненный прозрачной, чуть зеленоватой жидкостью цилиндр.

– Вы можете идти, – сказал Акопов застывшему в ожидании и с выражением профессионального интереса на лице доктору.

Тот испарился. Щёлкнул дверной замок.

Председатель посмотрел на часы, наклонился ближе к лицу больного и спросил:

– Кто?

Майор как будто ждал этого вопроса. Он вздрогнул всем телом, губы его, разрывая присохшие корки, разошлись, глаза широко открылись.

– Щёлкин, – услышал Председатель, будто ветер шевельнул осеннюю листву где-то за спиной, – генерал,—на остатке дыхания добавил майор. Вдруг грудь его высоко поднялась, он сделал глубокий вдох.

В палате неожиданно стало темно. Пол под ногами Председателя задрожал, сильная судорога прошла по телу больного, оно выгнулось и тут же как-то осторожно опустилось в прежнее положение.

Когда доктор зашёл в палату, Председатель сидел на стуле закрыв глаза. Доктор тронул его за плечо, тот вздрогнул, ошарашено посмотрел на него и, не прощаясь, быстро вышел.

Доктор пощупал пульс больного, посветил фонариком в зрачки, спрятал в карман шприц, оставленный на столике. Затем вздохнул и провёл большой ладонью по лицу майора, навсегда закрывая покойному веки.

Зашёл дежурный офицер, сел на стул и развернул газету. Приказа оставить пост пока не поступило.

Наступила ночь. Опасливо поглядывая на покойника, офицер улёгся на соседнюю пустующую кровать и, без всякой надежды заснуть в присутствии такого соседа, закрыл глаза.

Очнулся он на следующий день только в два часа дня и то лишь после того, как отчаявшийся добудиться до него и уже решивший, что получил нового коматозного гэбиста, главврач вылил ему на голову ведро воды с хлоркой, принесённое сестричкой для уборки помещения.

Тело следователя по особо важным делам Алова Артура Вадимовича исчезло.

Холин – метаморфоза

В ночь со второго на третье из спецзоны для особо опасных преступников, неподалёку от посёлка Приморье в семидесяти километрах от Архангельска на восток, сбежал заключённый под номером 1317, в миру Холин Иван Виленович, 43-го года рождения, бывший житель Москвы, бывший лейтенант запаса советской армии, недоучившийся студент МГИМО, бывший спортсмен и бывший единственный в СССР чемпион мира среди профессионалов по боксу.

Следствие показало, что преступник тайно соорудил на основе бензопилы «Дружба» вертолёт и перемахнул через колючую проволоку. Там его ждал грузовик, возможно, с неизвестным напарником за рулём.

***

Иван с трудом открыл залипшую на морозе дверь машины и запрыгнул в нагретую печкой нутрь.

– Гони, – крикнул он Ваське Шелестову. Тот с облегчением ослабил затёкшую от напряжения левую ногу, которой сдерживал педаль сцепления с того момента, как только увидел в сотне метров от него взмывшего над колючей проволокой человека, с трудом удерживавшего над головой бензопилу с бешено вращающимися лопастями, – и вдавил педаль газа.

Машина рванула и понеслась навстречу всполохам северного сияния на низком небосклоне.

По расчётам Ивана они должны были добраться по Приморска через полчаса. Там его ждали нарды в оленьей упряжке, чтобы «унесу тебя я в тундру» на трёхмесячную лёжку, пока всё не уляжется. Потом Москва и… месть.

Он отхлебнул из протянутой Васькой фляги со спиртом и закрыл глаза.

Иван, Ядвига и Лёха

Иван Холин родился в деревне Крестьянка под Боровском. С самого детства занялся боксом. Перед призывом в армию стал чемпионом по области в полутяже и получил звание мастера спорта. Три года отслужил в спортроте ЦСКА, не раз побеждал на всесоюзных соревнованиях.