Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

– Это моя картотека, – важно сказал, усаживаясь в кресло, Фурсов.

Сергей застыл около раскрытой пасти медведя. Фурсов щёлкнул выключателем на проводе, и позади кресла, прямо над его головой, вспыхнул голубым светом шатёр торшера. Лицо Фурсова мгновенно пропало в густой тени.

– А я и не знал, что сын Марии Ивановны такой красивый юноша, – сказал он.

Сергей покраснел.

– Занимаетесь спортом, товарищ? Каким?

– Нет, я ещё думаю.

– Да? Странно. А я решил, что вы спортсмен. Присесть не предлагаю, извините. Я, знаете, привык тут… в одиночестве. Творчество не терпит многолюдия и суеты. Вы со мной согласны?

– Конечно. Это мешает сосредоточиться.

– Великолепно. Однако вы по молодости весьма рассеяны.

– Это почему?

– Где ваша сумка, позвольте спросить. Вам мама наверное сказала, что мне доверено, – он усмехнулся и вдруг зло произнёс, – нет, позволено, подготовить к изданию пятитомное собрание сочинений великого русского поэта Сергея Есенина. Кстати, вашего тёзки. Какое неожиданное и хм… многообещающее совпадение.

– Я видел вашу книгу. Очень интересно.

– Только видели? – ухмыльнулся Фурсов. – А вы честный мальчик. Это хорошо. Так вот – пятитомник. Это, знаете ли больше тысячи страниц или пятьдесят печатных листов. У нас с вами очень напряжённый график. Через два года страна будет праздновать 175-летие товарища Есенина. А нам надо успеть сдать книгу в этом году. И как вы себе представляете сделать это, если вы без сумки тут ходите.

– Простите, я не подумал.

– Думать надо всегда, молодой человек.

Фурсов легко на руках вытянул себя из кресла.

– Ладно. Время не ждёт. Вы тут пока поси… постойте, а я пойду подготовлю посылку.

Он вышел. Сергей ещё какое-то время постоял, прислушался, подошёл к одному из шкафов.

Он с удивлением обнаружил, что ящики были разных размеров. Стенки одних были квадратными, другие прямоугольные, встречались узкие и широкие, в размер шкафа, как задвинутые полки. Сергей осторожно выдвинул одну из них. Показался край сплошь покрытой блестящим металлом доски. Потянул ещё. В узорной дыре, проделанной в металле, открылось тёмное человеческое лицо.

«Это же икона!»—сообразил Сергей.

Выдвинул ящичек сверху и ахнул. На дне в беспорядке поблёскивали в слабом свете кольца, цепочки, какие-то камешки.

«Ничего себе картотека!»

Сергей взял приглянувшееся ему колечко с небольшим камушком и подошёл к торшеру, чтобы получше рассмотреть.

– Вы готовы, юноша, – донесся до него голос Фурсова из соседней комнаты. Послышались шаги.

В панике Сергей бросился к шкафу, быстро бесшумно задвинул полку и ящичек и вернулся к голове медведя.

Фурсов вошел, бросил быстрый взгляд сначала на застывшего от страха парня, затем внимательно оглядел шкафы. И тут у Сергея чуть ноги не подкосились – он вдруг обнаружил, что до сих пор держит в руке колечко. В спешке он совсем забыл про него.

Фурсов протянул пластиковый пакет с изображением ковбоя и надписью «Camel». Увидев, бледное лицо Сергея, рассмеялся.

– Успокойтесь, молодой человек. После Международного молодёжного фестиваля с такими пакетами можно смело шагать по Москве, и вас не арестуют как американского шпиона. Вы его ещё и продать сможете за хорошие деньги. Это вам бонус. Вы мне понравились.

Сергей был готов провалиться сквозь землю. Он быстро соображал, как вернуть кольцо. Взял сумку дрожащей рукой.

– Да не волнуйтесь вы так, – решил помочь ему Фурсов, – это же не деньги или драгоценность какая. Впрочем, вы правы, для меня эта рукопись – а здесь только сто страниц – больше чем деньги. В ней вся моя жизнь, – закончил он с пафосом. – Прощайте. Жду вас через два дня. Выход сами найдёте, а я тут…

Сергей с облегчением вздохнул: он просто оставит кольцо на трюмо в коридоре – и всё. Хозяин конечно удивится, найдя там кольцо, – в квартире царил абсолютный порядок, но он человек уже в возрасте, мог бы и забыть… До трюмо оставался один шаг, когда громкий голос позвал его обратно. «Чёрт!» Сергей быстро положил кольцо в карман.

Фурсов держал в руках обвязанный бечевой небольшой свёрток.

– Я тут подумал, – сказал Фурсов, – вы ведь в «тридцатом» живёте?

– Ну да. Тридцать, дробь, тридцать два.

– Значит «двадцать шестой» минуете. А там у меня друг живёт – генерал, знаете ли. У него скоро юбилей, а мне, как назло, в Константиново, на родине поэта побывать надо. Так вы передайте от меня генералу подарок. Только вот это уже вещь очень ценная. А вы парень честный и крепкий, на случай чего. Договорились. Заодно и познакомитесь, вдруг пригодиться. Высокого полёта птица… «летит, летит степная кобылица…», – Фурсов неожиданно расхохотался,—Вот классики! На всякий случай цитата найдётся.

Придерживая за талию, он довёл Сергея до двери. «Теперь всё пропало! – подумал Сергей, – Его замысел провалился!»

Но на выходе из подъезда настроение снова поднялось: через два дня он снова окажется в этой квартире и сможет вернуть кольцо, может быть даже удастся положить его на прежнее место. Стоп! А адрес? Фурсов не сказал ему квартиру. Может всё-таки он избавится от кольца прямо сейчас.

Он взлетел наверх и позвонил. Дверь тут же открылась.

– Да, да, да, – с порога сказал Фурсов, не приглашая Сергея войти. – Адрес. Совсем плохой стал. Так вот, подъезд 11, 6-й этаж, квартира 960, Щёлкин Николай Мелентьевич. Запомнили. А я уже позвонил. Вас там ждут. А дочка у него красавица.

Сергей не помнил, как спускался по лестнице, как пересёк проспект в неположенном месте, не слыша возмущённых гудков машин. Очнулся только когда больно ударился рукой с подарком о железную ручку двери лифта, остановившемся на шестом этаже. Сама судьба привела его туда, где сейчас в полном расстройстве чувств, уткнувшись головой в подушку, рыдает от отвергнутой любви и грубого посягательства подлеца Трофимова его любимая женщина.

Он совсем забыл про кольцо.

Сергей позвонил. Дверь тут же открылась. На пороге стояла Ирина Николаевна.

Сразу после завтрака, сославшись на головную боль, Ирина ушла к себе и, лёжа в кровати, какой уже раз прокручивала в голове события только что прошедших дней. Когда раздался звонок, она как раз вспоминала Павла. А вдруг это он…?

– Сергей? – сказала она и приветливая улыбка сползла с её красивых губ. – Ты зачем здесь? – Она порывисто вздохнула и быстро оглянулась. – Тебе сюда нельзя.

– Можно, можно, – раздался за её спиной голос, – это ко мне, дочка.

Ира отступила пропуская Сергея.

– Ты что, знаешь этого молодого человека? – спросил отец, протягивая Сергею руку. – Ну, так познакомь нас.

– Папа, – слегка запинаясь сказала Ира, – это Чаплыгин Сергей… Иванович. Ученик восьмого…, ой девятого класса «Б» моей школы. Сергей, – это мой папа – Николай Мелентьевич, заместитель министра внутренних…

– Ну при чём здесь это, дочка, – перебил её Николай Мелентьевич, – я вижу ты действительно нездорова. Пойди-ка к себе, а мы тут с Сергеем Ивановичем погутарим немного.

Он провёл Сергея к себе в кабинет.

– Так что там у нас?

Сергей почувствовал какую-то настороженность в его голосе и почему-то начал с оправдания:

– Я не открывал и не знаю, что там. Но товарищ Фурсов, Леонид…

– Петрович, – помог ему генерал.

На кресле висел светлый китель с большой звездой на погонах.

– …Леонид Петрович. Он просил поздравить вас, товарищ генерал, с юбилеем и передал вот этот подарок.

– Ну вот и отлично. Всё сказал? Подарок давай сюда, а сам на кухню, быстро. Валерия, – громко крикнул он в открытую дверь, – принимай гостя и налей ему чаю.

В дверях появилась высокая дама, лет тридцати (самому Щёлкину было, на вид, под шестьдесят). Шёлковый халат с попугаями туго затянут на талии пояском. На полной белой шее необыкновенной красоты колье. Ремешки греческих сандалий охватывали полные икры до середины голени. И вся она была как красивая – вся в шелку и рюшах – хорошо взбитая, но уже лежалая подушка, мягкая и немного неряшливая.

– Валерия, это Сергей, – не глядя на жену сказал генерал.

Было видно, что ему не терпится развернуть свёрток.

Сергей осторожно опустился на шелковую обивку стула. Валерия поставила перед ним чашку, но не притронулась к чайнику. Встала у окна.

Свет с улицы пробил тонкую ткань халата, и Сергей в смущении опустил глаза. Валерия взяла баночку с пахучим кремом и стала накладывать его себе на лицо.

Генерал плотно прикрыл дверь, повернул ключ в замке, разрезал верёвку, двумя пальцами осторожно отогнул бумагу. На грязно-коричневом фоне во всей красе перед ним предстало пасхальное яйцо работы Фаберже. Генерал ахнул и схватился за трубку телефона. Но тут же отдёрнул руку.

Поднес яйцо поближе к глазам.

– А может, ты и прав, гражданин Фурсов. Этот мальчик – отличное прикрытие. Ну кому придёт в голову, что он несёт такую красотищу. А я-то хотел тебе голову проломить за разгильдяйство.

Положил яйцо в сейф.

Прошло минут десять и в кухню вошёл сияющий генерал.

– Ну, как чаёк? – спросил он, потирая руки.

– Спасибо, очень вкусно, – ответил Сергей, по прежнему боясь взглянуть на Валерию.

Генерал посмотрел на стол, затем на жену и всё понял.

– Так значит, – весело сказал он, – саботаж в танковых частях. Ну ничего, мы старые бойцы, мы как-нибудь сами.

Достал из буфета бутылку коньяка и две рюмки. Помедлил и добавил ещё две.

– Жена, – в его голосе послышались стальные нотки, – позови дочь. Быстро.

Валерия испарилась, не успев закрыть баночку с драгоценным зельем.

– И пусть не кочевряжится там! – крикнул генерал вдогонку. – У меня сегодня праздник. А мы, Серёжа, пока тяпнем по одной. Тебе сколько лет?

– В августе будет шестнадцать.

– Самый раз. Ну, за знакомство!

Через полчаса, за столом стало тепло и уютно.

Угрюмо молчавшая Ирина после второй рюмки раскраснелась и в первый раз улыбнулась, встретившись глазами с Сергеем.

Генерал сыпал анекдотами и добился того, чтобы Валерия позволила поцеловать ей руку.

Сергей тоже захмелел и только начал рассказывать о походе, как почувствовал предостерегающий удар по ноге, и тут же осёкся на моменте форсирования речки.

Дальше Ирина Николаевна с максимальной весёлостью во второй раз изложила собственную версию бесславного рейда.

– Гнать его надо! – вдруг рявкнул генерал.

– Кого, папа? – испуганно спросила Ирина.

– Шпагина этого, – он надкусил солёный огурец и добавил: – и этого, как его, Трофимова. Это он у вас в классе всех баламутит?

Он уперся тяжёлым взглядом в Сергея. Тот начал соображать, чтобы такое ответить. И был же соблазн! Но генерал не дал ему стать доносчиком.

– А ты знаешь, что мои ребята видели его на развале, он там какими-то книжками приторговывал. То-то и оно, дорогой Сергей Иванович, не смотря на сложную политическую обстановку…

– Но папа, умоляю.

– Николя, не заводись, пожалуйста, – шутливо замахнулась на мужа Валерия.

– А что я, – сказал генерал, на глазах превращаясь в обыкновенного домашнего Николая Мелентьевича, – я просто хотел сказать, что органы не спят, а бдят.

Ирина улучшила минутку и позвала Сергея к себе в комнату, якобы показать фотографии. Валерия на вопросительный взгляд Сергея вдруг подмигнула ему, махнула рукой и одними губами показала: «Уходите. Быстро».

В комнате Ирина взяла Сергея за руку и усадила рядом на кровать.

– Сергей Иванович, я знаю, ты очень хороший и добрый человек, – начала она с самого важного, что мучило её все эти дни, – и ты никому ничего не должен рассказывать.

– О чём вы Ирина Николаевна? – притворился непонимающим Сергей.

– Ты сам знаешь. Не дури, – вдруг разозлилась Ирина. – Ой, прости, прости. Я не то хотел сказать. Пойми, между мной и Павлом ничего такого не было. Это ты должен сказать.

– А зачем что-то говорить? Вы сами только что…

– Ты не понимаешь. Эти Мирошкины и ещё кое-кто. Мы же там все совсем рядом были. В общем, могут пойти слухи. Пашу я знаю, – вдруг горько усмехнулась она, – он вывернется. И потом, я уверена, что он сам подаст на увольнение. Федору Ивановичу уже известно, что мы заблудились.

– Ты сказала – огорчённо воскликнул Сергей.

– Да нет. Ему из РайОНО позвонили. Да и из других школ доброжелатели нашлись.

– А что у тебя с Трофимовым произошло?

– А что ты видел?

– Видел как он упал, а ты мимо меня пробежала и плакала.

– Серёжа, очень прошу тебя. Ничего не было. Он подскользнулся, и я не плакала.

– И ты танцевала с ним вот так… – Сергей обнял себя руками.

Ирина надолго замолчала. Потом решительно взмахнула рукой, поправляя волосы.

– Сергей, – сказала она и коснулась рукой его губ, – если ты в меня…, если ты меня любишь, помоги. Если мой папа что-то заподозрит…

Сергей замер от счастья. Её рука, его губы!

– Я всё сделаю хорошо, – наконец сказал он. – Не волнуйся. А теперь мне пора идти.

– Иди.

– Я не буду прощаться с твоим отцом. Слушай, а кто эта Валерия. Она же… Тебе сколько лет?

– Не важно, – улыбнулась Ирина. – А Валерия – моя мачеха. Мама год назад ушла от нас, – добавила она печально. Презрительно скривила губы. – Из-за этой… Я её ненавижу. А отец как с ума сошёл. Суетится вокруг неё словно мальчик. Валерия то, Валерия сё! Мама работала каждый день, так он ей даже на день рождения цветы забывал дарить. А эта…! Сидит квашнёй раскрашенной целыми днями, за мной шпионит и только по магазинам бегает. Ты видел на ней колье? Это она в «Берёзке» купила. И такого добра у неё навалом! Отец ей всё позволяет, а мне хоть бы осенние сапоги купил.

Сергей, стоя у двери, смотрел на смахивающую с лица слёзы Ирину Николаевну, и сердце его разрывалось от сочувствия к ней и ненависти к её отцу и его треклятой Валерии.

– Закрой глаза, – вдруг сказал он.

– Что? – взрыднула Ирина от неожиданности.

– Закрой и протяни руку.

Она улыбнулась и подставила ладонь. Сергей достал из кармана колечко, на секунду задумался, затем положил его на ладонь девушки и согнул ей пальцы.

– Обещай, что не будешь смотреть, пока я не уйду.

Ирина кивнула.

Она подождала, пока не закрылась входная дверь и открыла глаза. Увидела в зеркале напротив на лице какую-то мечтательную наивную улыбку и горько рассмеялась. Раскрыла ладонь. Это было тоненькое колечко из жёлтого металла с небольшим чёрным камушком в простой оправе.

Она огорчённо вздохнула: «Боже мой, какие эти подростки наивные!».

Немного подумала и положила его в тумбочку.

***

Ирина Николаевна оказалась права.

Сразу после праздников Шпагин уволился, а по школе поползли слухи. Руководством школы было принято решение держать всё в тайне и официально признать поход успешным. На стенде вывесили почётную грамоту, добытую Шпагиным ценой невероятных усилий в течение бесчисленного числа танцев удерживать хорошо поддавшую замзава от завала.

Но именно из-за этой секретности слухи обрели самый невероятный характер. В туалете, сидя в кабинке на унитазе, Сергей даже услышал версию, что новый физрук пытался изнасиловать старшую пионервожатую. А Мирошкины, наоборот, громким шёпотом в набитой битком девичьей раздевалке рассказывали друг другу подробности совращения Щёлкиной неопытного и красивого Шпагина.

Получить ответ от самой развратницы не представлялось возможным – она взяла отпуск за свой счёт. Ясно, что её отправил туда мудрый Фёдор Иванович, чтобы успокоить отца – генерала. Якобы он договорился лично, что его дочь примут в аспирантуру, если она хорошо подготовится.

В конце концов принципиальная Лена Елина не выдержала и предложила всем собраться на «москваше» и обсудить ситуацию.

Сначала допросили Сергея. Из его слов вытекало, что вообще ничего не было. И потом, что он мог видеть, если всё время был занят неотложными делами по хозяйству.

Юрик, уличённый в носительстве рюкзака Щёлкиной, в долгом сидении в палатке Шпагина с её же участием и, самое главное, в тесном телесном контакте с ней на танцплощадке под западную музыку, только нагло улыбался. Конечно, он не идиот, чтобы честно рассказать всему миру, что он приревновал её сначала к этому Шпагину, а затем к Чаплыгину, что напился и полез под юбку Щёлкиной, что всячески преследовал её и в то же время постоянно унижался перед этой стервой.

В заключение, распалясь от собственных переживаний, Юрик выпалил, что может ничего и не было, но всё это могло быть с этой проституткой.

– Как ты её назвал? – вскипел Сергей, всё это время еле сдерживавший себя. – Она чистая, светлая, она ничего не сделала, а если и сделала, то это ты всё сделал!

Сказал, низко склонил голову и замолчал. Сейчас ему хотелось умереть. Все удивлённо уставились на него.

– Он сделал, она сделала. Я ничего не понял. А кто ясно мыслит, тот ясно излагает, – услышал он насмешливый голос Лёхи.

– Предлагаю влепить по комсомольской линии обоим по выговору, – внезапно проснулась всегда молчавшая на таких сходках Сазонова.

– А мне-то за что! – притворно возмутился Юрик.

– Будешь возражать, строгий получишь.

Все дружно замолчали.

– Я вызываю тебя на дуэль! – вдруг выкрикнул Сергей, подошёл к продолжавшему нагло усмехаться Трофимову и ударил его по щеке.

– Стреляться, с шести шагов, свинцовыми разрывными пулями, – как всегда кривляясь и подпрыгивая, к Сергею подскочил Лёха. – Я твоим секундантом буду Серёга. Не ссы, прорвёмся. Достал всех этот Трофимов.

Неожиданно идея дуэли всем понравилась. Тут же все загомонили, стали обсуждать где и как это должно произойти.

Сергей стоял в стороне понурившись. Подошла Ленка Елина.

– Что ты наделал, Сергей, – сказала она, – он же тебя убьёт.

Сергей только буркнул что-то нечленораздельное. Его душила ярость.

Решили. Сегодня вечером в девять часов. На спортивной площадке двадцать шестого дома. Девчонки настояли, чтобы без кулаков – только борьба. Оружие и ремни не применять. Перед боем обыскать соперников. Бой продолжается до первого падения соперника на спину. И при любом исходе идти к директору и подтвердить, что ничего не было, и если надо – написать письмо в РайОНО. Крамолу, уже имеющую хождение в других классах, задушить всеми доступными средствами.

До решающего момента оставалось не более часа.

Юрик сказал, что ему надо зачем-то забежать домой. Друг Лёха в роли секунданта заставил Сергея сделать короткую пробежку и двадцать раз отжаться.

В срок все собрались около площадки. Здесь горел только один фонарь, да и то—в углу, и его скрывали ветви деревьев. Кто-то предложил светить фонариками, но все решили, что это может привлечь внимание случайных прохожих, и отказались от этой затеи. Ленка сказала, что света из окон вполне хватает, чтобы всё подробно разглядеть. Для наглядности она вышла на середину площадки и сделала несколько вальсирующих па. Все зааплодировали. Ребята были страшно возбуждены и пытались скрыть своё волнение, отпуская разные шуточки и кривляясь.

Сергей не мог больше находится среди возбуждённой толпы и молча вышел на середину площадки.

В девять Трофимов не явился. Все устали ждать. Светка Сазонова не выдержала и ушла домой. За ней исчезли сёстры Мирошкины. Остались четыре девчонки и восемь парней. Громадина Каретин достал из карманы два огромных бутерброда. Их мгновенно разъяли на мелкие части и съели.

Сергей уже полчаса топтался на месте, отфутболивал мелкие камешки, потом прицельно стал пулять ими по фонарю. Трофимов появился неожиданно.

При входе на площадку к нему бросился Лёха.

– Руки вверх! – шутливо крикнул он.

Юрик без слов подчинился. Лёха быстро провел руками по куртке, по штанам.

– А это что такое?

Он вытащил из заднего кармана Юрика плоский пенал.

– А чёрт, – выругался тот, – это пенал для ручки, забыл выложить.

– Это не оружие. Проходи, – констатировал Лёха и, опережая быстро идущего Юрика, бросился к центру, чтобы дать отмашку началу схватки.

Но Юрик, не обращая на Лёху никакого внимания, направился к продолжавшему пинать камешки Сергею и не останавливаясь, без предупреждения, обрушил на него серию ударов.

От неожиданности Сергей еле устоял на ногах. Он попытался схватить врага за куртку, но тот каждый раз уворачивался и продолжал наносить удары. Сергей решил, что ему остаётся один выход. Он повернулся спиной к противнику и побежал.

Юрик ринулся вслед. В тот же момент Сергей развернулся и практически не глядя выбросил в лицо летящего на него преследователя кулак. Он почувствовал сотрясение всего тела. Юрик зашатался и рухнул у его ног.

– Победа! – заорал Лёха.

Сергей потирая ушибленные костяшки пальцев задумчиво посмотрел на Юрика, потом повернулся и пошёл к калитке. Ребята загудели и ринулись вдоль ограды площадки в обход, чтобы встретить победителя.

Никто не заметил, как Юрик поднялся, подбежал к Сергею сзади, замахнулся правой рукой, ударил по голове и тут же выбежал с площадки.

Сергей резко согнулся, в таком положении сделал несколько шагов вперёд и тяжело упал на бок.

Ещё сохраняя радостную улыбку на лице, Лёха бросился к нему. Он думал, что «товарищ шутит», но коснувшись головы Сергея, в ужасе отшатнулся.

– У него кровь, ребята! – крикнул он.

Первой подбежала Ленка. Она осторожно перевернула Сергея на спину. Он был в сознании, но не мог говорить и только мычал, держась за голову. Кто-то сообразил, что здесь рядом аптека.

Долго стучали, пока дверь не открыла сонная лаборантка. Через секунду она прикладывала к голове Сергея быстро набухавшие кровью тампоны.

Ленка позвонила в «скорую помощь». Вместе со «скорой» приехала милиция. Скорая с воем сирены рванула куда-то в сторону Кунцево.

Командир наряда, сержант Сиротин, составил протокол, переписал у всех адреса и телефоны и отпустил ребят.

***

Для прочистки раны врачам пришлось расширить узкое входное отверстие. Тогда Сергей впервые сквозь наркотическую дрёму услышал страшное слово «трепанация».

Два дня его продержали в отделении реанимации и затем определили в палату нейрохирургии. Рана оказалась глубокой и очень болезненной. Сергея мучили головные боли. Удавалось на короткое время заснуть или забыться только тогда, когда сестра делала укол. Наконец у койки установили капельницу, и жить стало веселее.

На пятый день пришла мама. Она всё время плакала и уговаривала сына съесть яблочко. Отец пока не появился, но попросил выслать ещё тридцать рулей. Снова приходили приставы, грозили забрать диван и чайник.

Сергей подумал, что в голове мамы от этих невзгод всё перемешалось, – и диван, и чайник… почему не кастрюли с вилками и ножами? – когда она назвала его Володей.

Он надкусил поднесённое ко рту дрожащей рукой матери яблоко, только чтобы успокоить её и прервать досадные причитания. Голова раскалывалась.

– А кто этот Володя? – через силу спросил он.

– Володя? Я сказала, Володя?

– Да, только что ты зазвала меня этим именем.

– Ах это! – потупилась мать. – Я совсем и забыла. Знаешь, Серёжа, это твой двоюродный брат – сын сестры Виктора, тёти Шуры. Ну той, что в Мурманске. Я тебе про неё говорила. Он служит в армии, там же, на севере. Шура жаловалась: что-то там с ним не хорошо. Ну, я, чтобы она лучше помогала Виктору, подумала и предложила, пусть он, Володька-то, когда демобилизуется, приезжает в Москву. Поживёт у нас, пока на работу не устроится. Можно?

– Мама, что за вопрос. Конечно. Только если ничего трогать не будет.

– Конечно, конечно, сынок. А работу он быстро найдёт, – вдруг как-то зло сказала она, – не то что твой отец. Ну и ладно. Ты только не волнуйся. А я первую денежку за работу получила. Тебя нет, так я сама к Леониду Петровичу добралась. Он мне двадцать пять рублей дал, а я новую стопку бумаг забрала.

От внезапной острой боли в затылке Сергей сильно побледнел и застонал. Мама закричала. Зашла сестра, сделала укол.

Сергей очнулся, когда за окном начинало темнеть. Мамы не было. Ожидая нового приступа боли, он осторожно скосил глаза, – на столике стояла тарелка с остывшей куриной котлетой и стакан с чем-то, тоже холодным. Внезапно подступила тошнота. С трудом сел на кровати, свесив ноги, тяжело и долго дышал.

Почему он решил, что надо куда-то идти? Ах ну да! Фурсов, литератор. Надо незаметно вернуть кольцо. Проклятье! Но кольцо у Ирины. Это тупик какой-то. Надо попросить её вернуть вещицу! Пусть это будет смешно выглядеть – он приходит и говорит: «Ирина Николаевна, верните, пожалуйста, кольцо. Я вовсе не хотел его вам дарить, а дал просто поносить». Бред какой-то! Мальчишество. Ну и пусть, что смешно! Но иначе и её могут заподозрить в воровстве. Папа-то у неё генерал милиции и Валерия шпионит. Найдёт кольцо, побежит докладывать муженьку своему. Нет, к Ирине домой он теперь ни ногой. Да что там думать, она же знает, что он её любит, и может быть сама влюбилась. Ну не влюбилась, но всё время думает о нём. Конечно она уже узнала, что с ним произошло, а может быть и почему всё случилось. Она обязательно придёт его навестить, и когда он попросит её вернуть кольцо, она при виде раненного и больного её защитника, ничего не спросит, в просто снимет его с пальца и отдаст Сергею. Значит никуда бежать не надо, а просто ждать.