Полная версия:
Сделай громче
Глава 8. Раненый эмотив
– Сидишь… и всем своим видом как будто говоришь, что ты вся такая жертва, сама ничего не хотела, сама ни при чем… Но если он заговорит со мной, тем более, что сам вроде бы симпатичный и где-то даже эмпатичный…
– Не надо приписывать мне чужих мыслей, не думала я такого!
– Врешь! По глазам вижу, что думала. Просто стеснялась даже самой себе в этом признаться. Но влечет тебя именно к таким мужикам: сильным, напористым, грубым, где-то даже с садистскими наклонностями, которые сами придут, заберут, подчинят…
Как вы уже заметили, мы снова вернулись к началу. К самому первому мысленному диалогу, который происходил в вагоне московской подземки. Я читал окружающих меня людей, не отдавая отчета о последствиях. А одна чувствительная барышня восприняла мою многолетнюю профессиональную привычку слишком близко к сердцу. И как истинный эмотив… обиделась! Да и черт бы с ней. Попереживала бы, поплакала, вернувшись домой и забыла. Но я уже перешел на личности:
– …Как твой отец твою мать, капитан первого ранга нашего доблестного ВМФ или кто он там по званию?
– Откуда вы знаете?! Второго ранга… Не дожил до следующего повышения… А вы как будто специально меня выследили и все обо мне разузнали!
Внешне она продолжала молчать. Но внутри уже все бурлило:
– Вы все еще похожи на маньяка, который выслеживал меня, и, возможно даже, не один день!
– Маньяк… Ну, пусть будет маньяк… Нашла маньяка… Но дело твое… Тебе с этим жить, не мне… Я посмеюсь и выйду на следующей станции. А ты будешь вспоминать этот незначительный эпизод всю свою жалкую оставшуюся жизнь.
Аривидерчи!
– Идите к черту…
– Ух… Как мы заговорили… Но живи пока… С этим… С тем, что я сказал… А мне действительно пора на выход… Итак заболтался с тобой… Пусть ты того и не стоишь…
Мы протряслись в одном вагоне московской подземки от силы полчаса. И для меня это были рядовые тридцать минут – как половина стандартного приема в кабинете психолога. Но не для моей новой знакомой. Для нее это было еще одно важное звено в цепочке событий, которые, как ей казалось, происходили помимо ее воли, однако касались бедолагу самым непосредственным образом…
Поэтому когда я, уставший после очередного рабочего дня, издерганный личными проблемами и изнывающий от духоты в метро, вышел на станции и десять минут блевал мимо урны… Она тоже поднялась вслед за мной наверх. И наблюдала все это безобразие, прячась за углом соседнего здания и борясь с эмотивным желанием подойти и предложить мне какую-нибудь помощь.
Хотя что она могла мне предложить? Засунуть свои два пальца в мою глотку? Но эмотивы о таком не думают, они не практики. Просто чувствуют боль совершенно чуждых для них людей. Им просто кажется, что всем нужна их поддержка. А кто эти все – возможно даже последние негодяи, убийцы и насильники – эмотивов в такие моменты не волнует:
– Боже, как же ему плохо! – могла бы подумать она про меня. – Я должна немедленно что-то предпринять, как-то ему помочь!
Но уже в следующий момент включилась бы тревожность однажды уже покалеченного эмотива. Если ближайшие «родственники» эпилептоидов – паранойялы, то «кузены» эмотивов – именно тревожники:
– Ты что, дура?! А вдруг он – маньяк? Как все остальные мужики…
– Почему сразу маньяк? Внешне выглядит вполне благопристойно.
– Точно дура! Ты часом не влюбилась?
– Да с чего ты взяла? Я просто констатирую…
– Констатируй про себя! Но это маньяк! А у маньяков на лице не написано, что они маньяки. Поняла?!
– Да поняла я, поняла…
– Тогда почему ты все еще здесь?
– Ну, постою еще немного, а там видно будет… Хотя нет, лучше пойду…
Так бы, наверное, она и ушла. Но я в тот день действительно находился в серьезном раздрае. И настолько утомился держать марку и служить примером для клиентов, друзей и домашних, что впервые за много лет дал волю чувствам и неожиданно для самого себя зарыдал в голос.
– Что это с ним? – могла бы продолжить говорить сама с собой свидетельница моего позора.
– Не знаю!
– Давай уже пойдем отсюда, а?
– Но как же мы его бросим?
– А вдруг маньяк?
– Даже если и маньяк. Ты не видишь – ему плохо?!
– Вижу, ну, плохо…
– Тогда помолчи уже, хоть немного!
– Ладно-ладно, дождемся, что будет дальше…
А я рыдал и какое-то время даже не мог остановиться. Если бы меня спросили тогда, почему я плачу… Я бы… ничего не ответил. Только послал вас далеко и надолго! Или выместил на случайном собеседнике злость на весь мир, которая скопилась во мне за все предыдущие годы. А, может, и убил бы! В свои мысли в тот момент по-прежнему не стану никого посвящать. Пусть они когда-нибудь умрут вместе со мной…
– Кажется, прошло, – могла бы констатировать неизвестная.
– Угу, умолк.
– Может, возобновится еще?
– Может. Но нам лучше пойти!
– Да успеем еще…
– Куда ты успеешь?! Успеет она… Двигай, давай.
– Подожди.
– Чего ждать?
– Может, проследим его путь до дома?
– А это еще зачем?!
– Ну, чтобы узнать, где живет маньяк…
– Ты – совсем дура!
– Может быть… Но так мы обезопасим себя и других…
– Это каким же образом?
– Ну, если с нами что-то случится, мы наверняка будем знать, кто виноват и где он живет!
– Если что-то с нами случится, мы уже ничего знать не будем!
На подобных вероятных мыслях невидимой свидетельницы моего позора я, наконец, взял себя в руки. До дома было минут двадцать спокойного шага. Но я преодолел нужное расстояние вдвое быстрее. Свежий ветер основательно продул мне мозги и вернул поехавшую было крышу на место. Домой я входил уже при полном параде. Психолог не может позволить себе публично проявлять слабость…
Однако новая знакомая не оставила попыток проследить за мной и запомнила мой адрес: Москва, улица Академика Ильюшина, дом №…, квартира №… И все последующие дни, когда я буднично ходил на работу и возвращался вечером домой, эта милая эмотивная женщина вполне могла копать под меня…
– …Ильюшина, дом №…, квартира №… – могу представить, как она украдкой от всех вглядывалась в экран мобильного телефона.
– Ну и кто он? Убийца, насильник, извращенец?
– Ты дошутишься…
– Давай уже, не томи, ты там два десятка вкладок открыла!
– Погоди.
– Мне тебя каждый раз за язык тянуть?
– В общем, в слитой базе жителей этого дома в нужной нам квартире зарегистрированы Лаврухин И. В., Гущина А. А. и Лаврухин М. И.
– Такс… С кого начнем? Рискну предположить, что Гущина – либо жена, либо мать, но скорее, конечно, первое!
– А Лаврухин М. И. может приходиться сыном Лаврухину И. В.
– Молодец, купи себе шоколадку с мясом!
– Мне тоже нравится это выражение.
– А кому оно не нравится?.. Но что это нам дает?
– А то, что в соседней инженерно-технической школе в седьмом «А» классе учится Матвей Игоревич Лаврухин, зарегистрированный по уже известному нам адресу.
– И снова молодец! Стало быть, отец мальчика – Игорь?
– С большой вероятностью, да.
– И на этого Игоря Лаврухина нет ничего в сети?
– Есть минимум три Игоря Лаврухина, подходящих под описание…
– И?!
– Один – генеральный директор ООО, которое занимается грузоперевозками.
– Фотографии нет?
– Фотографии нет.
– Второй?
– Инвалид-колясочник, стоящий на учете в районном управлении социальной защиты, и тоже без фотографии.
– Точно не наш кандидат!
– Ну а третий… руководитель психологического центра.
– Тааак… И фотография есть?
– И фотография есть. Правда, там он еще молод…
– Неужели других нет?
– Нет. Но на эту очень похож.
– Значит, сто процентов – он! И он – психооолог!
– Не на сто, но, скорее всего, он…
– А психологов-то мы и не любим… Ладно, какой следующий шаг?
– Думаю, сходить в школу…
– Это зачем еще?
– Посмотреть на Матвея Игоревича…
– Чтобы что?!
– Скажи мне, кто твой сын, и я скажу – кто ты…
Так, пока я, ни о чем не подозревая, принимал очередных клиентов, за моей спиной вполне возможно зрел заговор! Эмотивная женщина отчего-то решила бросить вызов почти незнакомому эпилептоиду, которого впервые за многие годы угораздило проявить слабость…
Глава 9. Бывшая будущая клиентка
Александр Аркадьевич Северов (забыли про него уже? – тогда вспоминайте!) вновь развалился на своей кровати. В прошлый раз мы не договорили. А вы забыли меня спросить о том, зачем я в принципе хожу к супервизору, который может меня высмеять и уесть, и кому я опасаюсь рассказывать о целом ряде вещей.
Все просто. Потому и не рассказывал всего, что высмеет или уест. Однако Северов в своем роде уникален. И, несмотря на все издержки, он был идеальным психологом конкретно для меня. Будучи гипертимом, странным шизоидом, манипулятором-истероидом и преследователем-эпилептоидом, этот человек-конструктор всегда безошибочно определял, где правда, а где ложь, давал максимально точные оценки ситуациям и делал удивительные выводы, которые больше не сделал бы никто. Другими словами, он гораздо лучше меня умеет читать ваши мысли. Но я тоже тянусь и учусь. Во всяком случае, тянулся и учился у него до последнего времени…
– …То есть, она решила заявиться в школу и проследить за Матвеем? – задумчиво повторил за мной Александр Аркадьевич.
– Терпеть не могу привычку, когда повторяют чужой вопрос, пока обдумывают свой ответ! – подумал я.
– Ничего, потерпишь, старость надо уважать.
Ну а я все еще молчал, дожидаясь, пока учитель скажет, наконец, что-нибудь и по существу.
– Хммм… Что было дальше? – Северов принялся демонстрировать еще одну безумно раздражающую меня привычку. Периодически он щелкал пальцами.
– Ааа!
– Ничего-ничего, как говорят, Бог терпел и нам велел. Мне тоже не нравится, что ты не закрываешь дверь в ванную, когда моешь руки.
– Я сделал так всего один раз!
– Технически, может, и один, просто второй раз я сам не дал этому совершиться, успев сделать тебе соответствующее внушение.
– Бесишь!
Но вернемся к моей эмотивной клиентке. Вскоре после нашей встречи в метро она претворила в жизнь свою мысленную угрозу и действительно притащилась в школу к моему сыну. И аккурат в тот день, когда Матвея вызвали к директору – напыщенному, как индюк от сознания собственной гениальности и невероятно безголовому в обычной жизни шизо-истероидному математику Абраму Семеновичу Виторгану. Этот тип даром что не щелкал пальцами – хотя я свечку не держал, может, и щелкал – однако обладал целым букетом других, не менее раздражающих «достоинств» своего ведущего типа: гривой непокорных, вкривь и вкось торчащих волос, сильнейшей близорукостью и тучным неповоротливым телом, которое постоянно что-нибудь или кого-нибудь сшибало – от вазы с цветами до учеников и их родителей.
Вдобавок, г-н Виторган недавно прошел ускоренный курс «Психология на все случаи жизни» от одного из диванных коучей, которого язык не повернется назвать коллегой. И последние полгода обучения Матвея в школе ее директор отчего-то возомнил себя равным мне. В наши редкие встречи он уже даже похлопывал меня по плечу и, переходя на доверительный шепот, говорил «что-то на психологическом», а точнее нес всякую околесицу, которая, по его мнению, должна была быть мне понятна и даже в какой-то мере нас объединяла…
Дошло до того, что директор начал давать мне профессиональные советы! Мол, видел он одну хорошую статейку, которую уж я-то, наверняка, прочитать еще не успел, так там о каком-то синдроме говорится проще и яснее, чем я даже могу себе вообразить. Короче говоря, этот товарищ стал меня сильно подбешивать. А поскольку с женой мы договорились, что она занимается ведением всего домашнего хозяйства, а я беру на себя хотя бы образование нашего единственного сына, в школу нечасто, но приходилось ходить именно мне.
И вот, в один злополучный день Матвея вызвали к директору. Повод действительно был. Сын оказался среди учеников, которые подшутили над учителем алгебры и геометрии – очень тревожной женщиной, которая как будто сама напрашивалась на то, чтобы ее постоянные страхи превратились, наконец, в реальность. В итоге публичное унижение, которого она так ждала, действительно свершилось. Ну а в моем сыне вдобавок ко всем моим проблемам разглядели лидера компании хулиганов, что, в общем, не удивительно, учитывая, чей он наследник: эпилептоид «по папе» и шизоид «по маме». Нет ничего токсичнее этой гремучей смеси, которая «органично» сочетается только внутри психопатов. Ну и выбор у Моти в сущности был один – либо быть забитым ботаником, как когда-то его мать, либо альфа-особью, как… ну вы поняли! А потому сын выбрал второе.
Я не знал, какими последствиями мне будут грозить описываемые события. Но любой вызов в школу априори означал не самый полезный разговор с не самым приятным собеседником. Потому в ответ на настойчивые приглашения директора, в хаотичном порядке разосланные мне во всех видах мессенджеров и социальных сетей, я ограничился дежурным ответом:
– Извините, я занят. Передайте все запиской с Матвеем. Спасибо.
Однако свидетельницей довольно громкого разбора полетов в школе, как выяснилось, стала наша эмотивная незнакомка. Она стояла под дверьми директорского кабинета, а потом еще выслушивала отповедь Матвею и в коридоре. Что самое интересное – критика была направлена не столько даже против моего сына, сколько против меня! От человека, который по-черному завидовал моему профессиональному успеху и прилюдно самоутверждался за счет малолетнего хулигана.
– Ишь ты какой! Папа – известный психолог, значит, все можно, да? Если есть деньги и связи, откупитесь от любого? Нет, милый мой, в моей школе это вам с рук не сойдет! Если хватает дури замучить учительницу, значит, и дома не все в порядке! Значит, не все так славно в славном доме Лаврухиных, как о том трубит психолог-отец! – брызгал слюной Виторган.
– Я, кстати, не трублю. Этим объясняется и почти полное отсутствие моих фотографий в сети, на секундочку.
– Где правильное воспитание, я спрашиваю? – продолжал шизоидный педагог. – Где положительные примеры из книжек? Почему мой Славка сидит сейчас на уроке, а сын светоча психологической науки…
– Опять же это не мое определение.
– …Лаврухина – в моем кабинете?!
Виторган еще долго распинался, употребляя всевозможные клише, которые так любят обыватели. К примеру, о том, что профессиональная и даже личная жизнь таких, как я, обязана быть образцово-показательной, иначе какие мы психологи или психотерапевты? Как можем давать советы другим и тем более кого-то лечить? Мы не имеем права страдать никакими расстройствами и выходить из себя, мы не можем развестись, потому что обязаны уметь наладить отношения со своими вторыми половинами, а наши дети – сплошь отличники и будущие передовики производства…
Только в реальной жизни все иначе. Людей, описанных выше, в природе нет! Это подтверждает даже Виторган, кроящий нашего брата на чем свет стоит. Одно странно – зачем тогда сам подался изучать психологию и всеми силами стремится превзойти меня в этом занятии?
А другим и немного неожиданным для не-специалиста следствием этих разборок стало то, что наша эмотивная незнакомка даже прониклась ко мне некоторой жалостью, если не сказать, симпатией. Все-таки ругал меня «психолог» Виторган слишком вдохновенно, не по делу и за глаза.
– Какой идиот…
– Кто?
– Да директор этот!
– А, этот… Согласна… Я думала, ты про Лаврухина.
– Нет, Лаврухин был умный.
– Он же – маньяк?
– Умный маньяк…
– Тебе от этого легче?
– Немного.
– Ну ок… И какой же наш следующий шаг?
– Ты знаешь…
И вы знаете. Следом эмотивная заявилась ко мне в офис. Специально выбрала время перед самым закрытием, когда почти никого там нет. А на вопрос моей тревожной помощницы, как зовут клиентку и с какой проблемой та пришла, она с порога заявила:
– Меня зовут Настя. Я внебрачная дочь Игоря Лаврухина…
Бред какой, правда?! Сказать, что бедная Анна Василюк потеряла дар речи – это ничего не сказать. А Настя и дальше не давала помощнице опомниться:
– Я все знаю про его семью. Сын Матвей учится в седьмом «А» классе инженерно-технической школы на улице Академика Ильюшина, жена Алла – домохозяйка. Но мне ничего не надо, только повидаться с отцом!
– Но… я… – Аня, как истинная тревожница, лишь хватала ртом воздух. – Я не знаю…
– Зато я знаю! Наберите начальника по телефону, скажите, что к нему пришли, но не говорите, кто именно, пусть это будет сюрприз!
– Но… я… вы…
Так могло продолжаться еще долго. Ведь девиз тревожного типа – семь раз отмерь и ни разу не отрежь. Поэтому ситуацию снова взяла в свои руки эмотивно-шизоидная Настя:
– Или мы будем разговаривать совсем по-другому! – гостья неожиданно переменилась в лице и для доказательства серьезности намерений выставила вперед руку, которую до того по какой-то причине прятала за спиной.
После чего перед глазами Василюк сверкнул нож. Закричать она испугалась и повторно потеряла дар речи. А когда потянулась было к телефону, посетительница раздумчиво покачала головой – теперь уже не надо никому звонить…
Дальше, со слов самой Анны, она совершенно не плакала и не кричала, а переживала не столько за себя, сколько за меня, боясь, что подведет своего начальника. Хотя лично я предпочел бы, чтобы вместо этого она занялась делом и подала сигнал тревоги, хоть бы даже и заорав во всю глотку!
Но история не терпит сослагательного наклонения. И после затянувшейся паузы я поинтересовался по связи «директор – секретарь»:
– Анна, есть там еще кто?
Помощница ненадолго обрела дар речи:
– Да, Игорь Викторович, еще одна женщина…
– Еще одна женщина?.. Скажи ей, что до закрытия офиса осталось сорок девять минут. Среднее время приема у нас – пятьдесят. Она все равно не успеет излить мне свою душу!
– Говорит, ей нужно буквально пять минут! – все-таки закричала Василюк.
– Какая категория? – недовольно осведомился я.
– Четвертая… эээ… пятая…
– Так четвертая или пятая?!
– Четвертая… ннет… пятая…
– Ты издеваешься?
– Тогда идите, сами посмотрите…
В то время, как эмотивная женщина, каких у нас считают самыми добрыми и отзывчивыми, положила ладонь своей руки на соседний с Анной стол и принялась негромко, но методично простукивать острым лезвием ножа между своих пальцев…
Тревожная помощница впервые заплакала. А потом… даже нашла в себе силы взбрыкнуть! Не в психологии даже, но в философии есть понятие «прыжок веры» – рискованное действие, которое совершается на основе не разума, но только лишь иррациональной надежды на благополучный исход. Такой и была единственная слабая попытка Василюк выбежать из кабинета.
Однако наша гостья оказалась проворнее. Схватила мою помощницу за руку. И быстро привязала к стулу заранее приготовленной полиэтиленовой веревкой. Апофеозом этого сумасшествия стал кляп – тут хулиганка действовала уже более спонтанно, схватив со стола тряпку, которой Аня обычно вытирала пыль.
После чего, открыв дверь соседнего кабинета, я и обнаружил Анну Владимировну связанной. Рядом стояла «еще одна женщина». А я смутно припоминал, где мог ее видеть:
– Где я мог тебя видеть?
– Догадайтесь с трех раз…
– Почем я знаю?!
– …
– В борделе.
– И это говорит женатый человек!
– Не знаю, в театре, кино, магазине, школе моего сына…
– Тепло!
– А, вспомнил! Ты уже была здесь, ты моя бывшая клиентка?
– Хммм… Жарко!
– Обоснуй!
– Я твоя… бывшая будущая клиентка…
– И что, черт тебя дери, это значит?!
– Когда я только пришла сюда, то еще не была твоей клиенткой, поэтому – будущая. Но сейчас тот сеанс ты уже вспоминаешь в своих мыслях – поэтому уже бывшая. Получается, бывшая будущая клиентка…
– Господи, бред какой!
Глава 10. Профдеформация
Профессиональная деформация (от латинского «deformatio» – искажение) – это когнитивное искажение или психологическая дезориентация личности, формирующаяся из-за постоянного давления как внешних, так и внутренних факторов профессиональной деятельности и приводящая к формированию специфически-профессионального типа личности.
Кто-то наверняка обвинит меня в излишнем умствовании… Но что поделать – профдеформация! И я посчитал важным хотя бы время от времени насыщать этот текст подобными вставками. Те, кто в теме – итак все знают, ну а те, для кого это в новинку, смогут постепенно прокачать в себе пусть не специалиста по психологии, но хотя бы продвинутого пользователя.
Ну а мы немного отклонимся от основной темы и разберем популярное обывательское мнение, что психологи – сами психи и даже, что все психологи – психи… Хотите совсем по-простому? Давайте на примере. Вот вы, не знаю – учитель, полицейский или, скажем, директор магазина. Ваша профессиональная, а, по большому счету, и вся остальная жизнь так или иначе крутится вокруг дела, которым вы занимаетесь. Мы можем поспорить по поводу того, нужно ли приносить работу домой, но в любом случае учитель будет вспоминать о своих учениках и обдумывать план следующих уроков – иначе это плохой учитель, полицейский еще долго будет прокручивать в голове громкое задержание и проводить внутреннюю работу над ошибками – иначе это не полицейский, а директор супермаркета обязан 24/7 думать об улучшении выкладки товара и увеличении объема продаж. Пока нет возражений? Тогда идем дальше.
В какой-то момент лучшие из лучших начинают понимать, что для успеха в своем деле тот же учитель должен посмотреть на материал глазами своих учеников, полицейский – думать, как преступник, а продавец – влезть в шкуру покупателя. Иначе не вырасти в профессии и не стать компетентным специалистом.
Наконец, каждый из нас в идеале должен выбирать работу по себе. То же учительство может позиционироваться как высокое призвание, миссия по воспитанию подрастающего поколения – особенно такой подход привлекает сердобольных, склонных к благотворительности эмотивов. В полицейские чаще идут жесткие и сильные эпилептоиды – тем более, что и ловить им предстоит представителей того же типа, а значит, никто лучше не считает мотивы преступника. Ну а в торговле есть место и аккуратным, просчитывающим все риски тревожникам – особенно на кассе или в бухгалтерии, и ярким истероидам – по ним плачет отдел маркетинга и рекламы, и даже странненьким шизоидам – именно эти ребята вкупе с паранойяльной составляющей в характере со временем открывают собственное дело и руководят уже даже не одним магазином, а целыми сетями, из них чаще всего вырастают олигархи.
Тогда что мы имеем? Хороший психолог должен выбирать профессию сообразно с внутренними предпосылками, уметь смотреть на мир глазами клиентов-пациентов и быть вовлеченным в свое дело 24/7. Думаю и вы после сказанного посмотрите на расхожую фразу о психологах – психах под новым углом. А количество тараканов у нас в голове в какой-то степени будет даже показателем высокого профессионализма.
Да, есть и в нашем стаде паршивые овцы. Это так называемые психологи-манипуляторы – те, кто идет в профессию ради выгоды, власти и желания самоутвердиться. И что любопытно, но именно эти ребята – самые нормальные! Хотя это худшие специалисты на свете.
Зато те, кто когда-то сам прошел через детские травмы и большие взрослые утраты, становился жертвой эмоционального или физического насилия и до сих пор время от времени просыпается посреди ночи из-за болезненных воспоминаний, способен стать вашим главным и незаменимым помощником. Потому что работая с вами, на самом деле мы лечим себя, и не придумано более эффективной мотивации, чем эта!
…Я лежал в поту. Вчера весь день прокручивал в голове встречу с эмотивной пассажиркой метро и последующую дикую сцену в моем офисе. Думал, хотя бы ночью об этом забуду, но не тут-то было. Все это время только и делал, что вспоминал, выискивал дополнительные детали, пытался прочесть ее мысли и по-разному представить исход нашего противостояния. Так, после многих мысленных повторений и появилась «бывшая будущая клиентка», которая не могла родиться в мозгу нормального человека, но при этом вполне органично существовала в голове психотерапевта.
