скачать книгу бесплатно
Костя открывает глаза. Колдун всего лишь провел открытой ладонью у него над головой, и брат очнулся. Смотрит на меня, пытается улыбнуться.
Не шевелись, Костян, потерпи немного. Скоро побежишь.
Я вывалилась из воспоминаний и некоторое время не могла отдышаться. Эмоции Сережи все еще довлели, затмевая мои собственные. Он так и продолжал держать меня в объятьях.
– Убей, – как сквозь вату я слышала голос Юрьева. – Хватит играть.
– Убей! Убей! Убей! – надрывались колдуны. – Порви на части!
– Давай, красавица, – прошептал Сережа. – Я готов.
А я готова?
Готова. Но сделаю не так, как хочет Хозяин, как жаждут зрители. Все произойдет быстро. Незачем тебе страдать еще больше.
Ткнулась носом ему в шею, прощаясь, и сомкнула клыки на незащищенном горле. Зажмурилась, чтобы только не видеть, как жизнь покидала мальчишку.
Счастливого пути.
– Дурная шавка! – На холку легла чужая ладонь, пальцы больно впились в шкуру, будто хотели проткнуть насквозь, а потом неведомая сила оторвала меня от тела Сережи и швырнула прочь. Я с грохотом врезалась в барную стойку.
– Все прочь! – Похлеще любого волка прорычал Юрьев. – Вон.
Зрители моментально испарились. Ушел даже Воротаев, ведь спорить с Хозяином, когда он в гневе, было чревато. Наступила блаженная тишина. Ощущая, как ноет все тело, я невольно улыбалась.
– Дурная ты шавка, Паулина, – повторил Юрьев, но в его голосе больше не слышалась злоба. Хозяин был доволен.
Непонимающе подняла глаза, так и есть – ухмыляется.
– Дурная шавка, за то и уважаю, – он коснулся моего лба. – Хорошо сработала, не подкопаться. Воротаев бабки перевел, а бабу не получил. Чудно.
То ли от удара, то ли пережитых эмоций, соображала я плохо.
– А теперь уматывай. Отлежись где-нибудь. Хоть в своей каморке, хоть до дома дуй. Завтра в девять утра жду. Ты мне нужна боеспособной.
И не успела я хоть как-то среагировать, даже мысленно крикнуть, куда он мог засунуть свое уважение, Максим Юрьев исчез.
Я осталась одна.
Глава 2. Александр
Неделю назад
День не задался с самого утра. В пять зазвонил телефон, и Тарасов не терпящим возражения голосом велел собираться. В отделении опять кавардак, и мне было велено навести порядок, пока не прибыл проверяющий из области. На справедливый вопрос о том, почему мне сообщили об этом только сейчас, майор вызверился, что мол и его порадовали час назад. Все бы ничего, да только и вчера, вернее, сегодня я вернулся домой лишь в половине первого, когда все нормальные отцы уже поцеловали на ночь детей и видели не первый сон.
Нормальным отцом я не был.
Чтобы приготовиться много времени не нужно: умылся, оделся, взял документы, ключи и вперед. Перед выходом зашел к дочери. По комнате прошла рота призывников: одежда вперемешку с тетрадями и учебниками на полу, под стулом батарея грязной посуды, стол завален всякой всячиной. Сама хозяйка берлоги мирно посапывала в кровати, снять наушники она опять позабыла.
Осторожно вытащил затычки – из динамиков неслось нечто похожее на рев оленя в период гона, положил их и смартфон на прикроватную тумбу. Дарья не проснулась, пробурчала что-то непонятное и отвернулась. Ну и хорошо, пусть спит. Жалко, что опять толком не увиделись, не поговорили.
В отделении царил беспредел. Майор вызвал всех, до кого смог дотянуться, а дотянулся он до многих. Заспанные зомбиподобные существа слонялись по коридорам, сталкивались друг с другом, роняли бумаги, вяло переругивались.
Рявкнул, большинство проснулось. Особо непробиваемых пришлось вызвать в кабинет. После беседы сна не было ни в одном глазу. Вот и славно. Пора за работу.
Проверка пожаловала с опозданием, хоть в этом повезло, поэтому отчеты успели доделать все и даже прибраться на своих рабочих местах. Зря я ворчал на дочь из-за беспорядка в комнате, до некоторых товарищей в этом плане ей было еще расти и расти.
Оказалось, расслабился я рановато. Веселье только начиналось.
С проверяющими прибыл и подполковник Скворцов Григорий Иванович, мой старый преданный враг. Еще в учебке после армии столкнулись, даже не помню, что тогда не поделили, с тех пор судьба постоянно сталкивала нас лбами. По карьерной лестнице он забрался выше, что несколько перевешивало удачу в его сторону. Ну и ладно.
Заметив меня, Скворцов недобро улыбнулся и велел пригласить первым.
Что ж, друзья-товарищи, не поминайте лихом.
Настроившись получить очередную порцию люлей, вошел в кабинет к Тарасову, там, как обычно, разместились проверяющие. Сделал морду кирпичом, подал папку с отчетами и дела. Майор сигнализировал что-то от шкафа – я притворился тупым. Еще перед Скворцовым не прогибался. Не в этот раз.
Подполковник едва взглянул на бумаги и отложил на край стола. Оглядел меня с ног до головы и скучающим голосом проговорил:
– Нарушаем, товарищ капитан?
Мысленно вспомнив все свои проступки, небрежнее, чем следовало, ответил:
– Никак нет, товарищ подполковник.
Тот нахмурился. Хотел что-то добавить, да не успел. Зазвонил телефон, причем не один из наших сотовых, а стационарный, стоящий на столе.
– Слушаю, – проигнорировав дернувшегося Тарасова, он по-хозяйски поднял трубку.
Его невидимый собеседник затараторил со скоростью пулеметной очереди, не давая вставить и слова. Интересно, у кого-то это отсутствовал инстинкт самосохранения?
Дослушав, Скворцов покосился на меня и подал трубку.
– Это вас, Волков.
С трудом сдержав удивление, принял трубку.
– Волков, говорите.
– Здравствуйте, Александр Кириллович, это Глеб Павлович. Мириченко. Директор школы, в которой учится ваша дочь Дарья.
– Да-да, Глеб Павлович, я помню, – ответил я, судорожно ища сотовый в карманах брюк. Нашел, выключенный. Включил, увидел уйму пропущенных звонков: от Дашки, от Софьи Ильиничны, классной руководительницы, ну и Мириченко. Что стряслось?
– Что-то случилось?
– Случилось, Александр Кириллович. Безобразие. На вашем месте я бы…
– Дочь в порядке? – перебил я.
Директор подавился фразой, сбился, поэтому ответил не сразу, заставив понервничать.
– Да, Дарья цела, но у нее большие неприятности. Она зверски избила одноклассницу, Машу Реутову. Я прошу, нет, требую, Александр Кириллович, чтобы вы немедленно приехали в школу.
Все, амба. Вашу мать.
– Буду, без меня ничего не предпринимайте, – бросил в трубку и отключился.
Все взгляды в кабинете были направлены на меня.
– Дочь? – спросил майор.
– Она.
– Иди давай. Быстрей уйдешь, быстрей вернешься. Григорий Иванович, не возражаете?
Я приготовился бодаться со Скворцовым до пены изо рта, в конце концов, я единственный опекун дочери, и обычно мне давали некоторые поблажки, но тот неожиданно махнул рукой.
– Проваливай, Волков.
– Я быстро, – пробормотал вполголоса, абсолютно уверенный, что быстро разобраться с этим делом не получится, и вышел за дверь.
Звонить Дашке не стал, лучше встретиться и переговорить с глазу на глаз. Надеяться на лучшее тоже не было смысла, уж если дочь пустила в ход кулаки, дело дрянь. И это только моя вина.
Мать Дарьи умерла слишком рано, оставив меня одного с шестилетней девочкой на руках. На приходящих нянь, гувернанток и прочих загадочных существ банально не хватало денег, а работа забирала почти все время, поэтому дочь часто оставалась одна. Соседка изредка присматривала, но без особого рвения. Винить за это ее я не мог, у старушки на попечении было шестеро внуков.
Посовещавшись, мы с Дашкой поняли, что паниковать рано, нужно решать проблемы по мере их поступления. Первым делом техника безопасности. К семи годам дочь знала о большинстве чрезвычайных ситуациях дома, на улице и способах, как с минимальными потерями выйти из них. К восьми без труда могла приготовить поесть, при этом не спалив квартиры дотла.
Перед Дашкиным девятилетием я решил, что пора заняться ее физическим воспитанием, заодно показать несколько приемов самообороны. Через пару месяц понял, что либо останусь в роли любящего отца, либо требовательного инструктора. Выбрал первое. Пришлось обратиться к старому сослуживцу, который не особо долго проработал в органах, но приятельские отношения у нас сохранились. Сейчас Васек занимался тренерской работой.
Дарью он взял со скрежетом, но через полгода души в ней не чаял. У дочери обнаружился талант.
– Знаешь, Санька, – сказал он мне недели две назад. – Как зовут нашу крошку мои парни?
– Неа, откуда.
– Анаконда. Прикинь!
– Странно. Почему это? – я даже немного оскорбился. Какому отцу понравится, когда его дочь сравнивают с ползучим гадом.
– А потому что быстрая, умная, резкая, фиг оступится, пока на лопатки не уложит. Из себя вылезет, но победит.
– Хм.
– Я к ней в пару ставлю самых провинившихся, чтобы, значит, урок усвоили.
– Ну ты даешь, Васек.
Приятель махнул рукой.
– Я это к чему, Сань, Дашка уже сейчас, в пятнадцать, способна взрослого мужика уделать, а дальше сила и умения только возрастут. Ты это, профилактические беседы с ней проводи, чтобы знания только в крайнем случае применяла. А то знаю их: возраст, гормоны, все дела, только руку подняли, а противник с разломленной черепушкой на полу. В общем, ты меня понял. Я со своей стороны тоже поспособствую.
– Конечно, как скажешь, – пообещал я, а через день забыл. Как же, моя дочь умница, она подобное не допустит. Ни за что.
Сейчас тот разговор возник в памяти сам собой. Тут же в животе сжались кишки в один комок. Не к добру. Ядрена вошь! Не к добру.
Припарковался через двор до школы. Можно было и ближе, но мне требовалось пройтись, привести мысли в порядок. Не входить же в директорский кабинет с дрожащими руками и глазами навыкате. Никто б не оценил, особенно Дашка. Уж если ее железный батя похож на истеричку, все, амба, можно заказывать катафалку.
Ничего, мы еще потрепыхаемся.
В директорской, кроме Дарьи, ее классной, ну и директора, никого не было. Хорошо, значит, Мириченко сдержал слово, без меня никаких бесед, читай допросов, не проводили. За одно это можно его уважать.
– Александр Кириллович! – всплеснула руками Софья Ильинична. – Вы появились как раз вовремя. Нас уже осаждают.
Выглядела женщина напуганной. Обычно гладкий пучок седых волос растрепан, под глазами неопрятные комочки туши, пальцы подрагивают.
– Кто может осаждать директорский кабинет? Никого не видел.
– Репортеры, – буркнул хозяин осаждаемой территории. Сам Мириченко напоминал осунувшегося больного старика. – Налетели, ироды.
Репортеры? Все страннее и страннее. Не знаю, радоваться возросшей популярности дочери и огорчаться.
Перевел взгляд на Дарью. Она сидела на стуле, прямая, как палка, напряженная, как струна. В глазах вызов, подбородок задран, на лице гримаса отвращения. Вот только пальцы сжали сиденье, да на щеках румянец.
Переживает.
Силой воли отвел от нее взгляд и, добавив голосу рычащих ноток, сказал:
– Рассказывайте. По порядку.
– Да что рассказывать! – вскочил директор. – Все рассказал по телефону.
– Мне нужны подробности.
– Давайте я, Глеб Павлович, – влезла Софья Ильинична. – А вы лучше присядьте, таблеточку выпейте.
Мириченко кивнул и упал обратно в кресло. Выглядел он неважно.
– Во время перемены после второго урока у Дарьи и Маши Реутовой случилась ссора. Девочки поругались, а потом Дарья сильно избила Машу.
– Неправда! – вскинулась дочь, наткнулась на мой взгляд и закрыла рот.
Умница, лучше пока помолчи.
Классная продолжила.
– Маша дошла до дома, там ее увидели мать и отчим. Испугались, понятное дело. Тут же отправились в больницу. А там и до заявления в полицию рукой подать. Сами понимаете, Даша, можно сказать, профессионал. Бить она умеет.
– Понятно. При чем здесь журналисты?
