Серые глаза

Тёплая рука взяла мою, я не удержалась и заплакала. Засмеялась и зарыдала. Он не видел моих слез, он смеялся, глядя на людей, расходившихся в разные стороны. Ему было весело, я знала это и пыталась никак не омрачить чувства, которое возникает в нем не каждый день. Слёзы бежали и не хотели остановиться, но я не понимала, отчего плачу. Просто очень хотелось плакать.

Н октября, среда

Моё чутье меня не подвело. Утром я едва смогла открыть глаза, нос ужасно чесался, и опухли гланды. Слабость охватила всё тело, двигаться не хотелось, даже моргать было лень. Поэтому я закрыла глаза и вспомнила, что нам задали кучу работы на дом. Эти учителя совсем не думают о том, что у нас должно быть время на отдых. Или на лечение, в моём случае. Медленно открыв слезящиеся глаза, я посмотрела на часы и, единственное, что смогла сделать, отодвинуть часть одеяла. Тело ломило, начинало морозить. Заставляя себя двигаться, я села на кровати и вздохнула. Уже рассвело, за окном гуляли серые тучи, прикрывающие бледнеющее солнце, ветер качал темнеющие деревья. Голова слегка кружилась, взгляд не желал фокусироваться, глотать было больно и не приятно. Чёрт бы побрал меня тащиться вчера на концерт! Ах, да, концерт. Вечерний фейерверк. Как я могла забыть?

После всего мы пошли домой: Катя и Дэн вместе, а я с Ником. Смотреть на него я так и не решилась, а он всю дорогу провоцировал меня и смешил. Смех сквозь слёзы. Хотелось ударить его, но приподнятое настроение мешало даже думать об этом. Мы просто шли рядом, всё так же держась за руки. Он проводил меня до поезда, без лишних слов развернулся и ушёл домой.

А теперь мне совсем не хочется двигаться. Через силу я встала, потянулась, почувствовав боль во всем теле. Нужно лечиться, иначе я еще не скоро пойду в университет. Умылась, с отвращением глядя на своё сонно-бледное лицо, поставила чайник на плиту, принесла из кладовки пару тёплых одеял, бросила их на диван в гостиной, нашла в шкафу различного рода травы, таблетки от кашля и легла на диван, слушая тихое бульканье воды. Пришло время веселиться: пить пилюли, сиропы и прочую дрянь, выводящую меня. Чайник неторопливо закипал. Не хотелось выходить из теплого маленького домика, сооруженного из одеял. Я, потирая нос, выкарабкалась из комфорта в холодную комнату и чихнула. Да прибудет со мной ОРЗ. Раздался звонок, резанувший по уху, я наливала чай в кружку, и совсем не было желания бросать все, поэтому я доделала дела и медленно подошла к развивающемуся от звонков телефону.

– Ты, чего, спишь? – раздался обиженный голос подруги. – Я к тебе забегу на пару минут до пар?

– Хорошо, – ответила я нехотя.

– Ты заболела? – спросила она обеспокоенно, я прямо видела, как она хмурит брови. – Я просто обязана зайти к тебе.

Я положила трубку. Катю не переспоришь, препятствовать не имеет смысла. Вернувшись в гостиную, я накинула на плечи одеяло и, подбирая ткань, чтобы она не волочилась по полу, села за стол. Холодные пальцы коснулись горячей кружки, приятная волна мурашек побежала по спине, я приблизила лицо к чашке и вдохнула травяной запах. Глотнула обжигающего чая и едва не закричала: язык заболел мгновенно от ожога. Нет ничего лучше болеть посреди недели да еще и с опухшим языком.

Вспоминая о грядущих занятиях, я вздохнула, голова наконец-то начинала работать. Задавали очень много различной работы, с моим теперешним состоянием выполнить всё не удастся. Одна моя половина хотела, чтобы я бросила всю эту чепуху, напилась чаю и уснула; другая протестовала и взывала к солидарности. Отхлебнув чаю, я взглянула в окно и увидела увядающую природу. Ещё вчера всё было светло и цветуще, а за ночь кардинальное изменение: полуголые деревья, трясущиеся под силой ветра, тучи набегали, уходили за небосклон, прилетали другие, люди, одетые в тёплые куртки и брюки, закрывали лица и стремительно исчезали с улиц. Я, закутавшись в одеяле, пришла в гостиную, оставив на столе кружку. Приятное тепло растеклось внутри тела, пощипывая кончики пальцев. Накрылась пледом, зевнула, вспоминая о больных гландах, голова легла на подушку, я была готова уснуть.

Раздался долгий звонок в дверь. Я тут же подпрыгнула, словно меня ошпарили кипятком, встречаясь с холодным внешним миром, и подбежала к двери.

– Катя, ты? – спросила я охрипшим голосом.

– Я, я, – раздался раздраженный голос.

Открыв дверь, я увидела нахмуренную подругу и её парня, которого она наверняка заставила прийти сюда. Втолкнувшись в проход, она обняла меня, прижимая изо всех сил, и воскликнула:

– Чёрт, я так испугалась! Мигом примчалась сюда. Давай лечиться, горе ты моё луковое!

Я вяло отнекивалась, но Катя – трактор, сметающий всё на пути и не дающий шанса на собственное мнение. Она завернула меня в одеяло, усадила на диван, попутно приказывая Дэну, поставила на плиту чайник, достала из сумки коробки с чаями, прочитала составы, разложила их в нужном порядке и подошла ко мне.

– Ну вот что мне с тобой делать? Как ты собираешься на учёбу? – ругалась она, расставив руки в боки, словно мама.

– Ничего, полечусь и приду.

– Открой рот, – потребовала она.

Спрашивать зачем было бесполезно, повиновалась. Она нахмурилась, прищурилась и, цокнув, возмутилась:

– Посидишь дома эту неделю, и ни шагу за порог, – увидев моё удивленное лицо, она едва не крикнула: – Помню я, как однажды ты ускакала! Мне таких проблем не нужно.

– Но ведь всё обошлось…

– Молчи, пока я тебя не отшлепала!

Я покраснела от её слов. В гостиной стоял совершенно посторонний мне человек, он слышал наш разговор, однако на его лице не изобразилась никакая эмоция.

– Сегодня с тобой посидит Денис, – она понизилась голос, но я всё ещё слышала укор в её словах. – Мне сегодня некогда, а завтра весь день я с тобой. И не семей сопротивляться.

– Эй, я не маленькая! – надулась я.

Катин строгий взгляд поразил меня, я сжала губы и поправила одеяло, открывшее горло. Она повернулась ко мне спиной, прошла на кухню, взяла в руки прихватку и налила чай на троих. «Ведет себя, словно моя мать,» – подумала я не без злости. Поднялась, хватая за полы одеяла, приковыляла, села за стол, глядя печальными глазами на дымящуюся зеленоватую воду.

– Чего так смотришь? Пей давай, – бросила она, присаживаясь.

– Пью я, пью, – буркнула я под нос, вытаскивая руку из-под одеяла.

На кухне повисла тишина. Мне не хотелось даже поднимать глаза на Катю, её наглое поведение задело меня. С другой стороны, мне приятно, что за мной ухаживают. Но катина забота чересчур давящая, и кажется, что тебя принуждают принять её. Теперь я начинаю понимать печальные взгляды Дэна. У нее столько силы и власти, что она забывает о чувствах и мнениях других людей. Смирившись со своим положением, я тихо пила чай и начала замечать, что вместо зуд сменил ринит. Я начала шмыгать, вставать и искать платки было лень.

– Ты не могла бы сходить в ванную? – похоже она вложила всю свою злобу в эти несколько слов. Костяшки её пальцев побелели, когда она схватила кружку.

Я кивнула и вышла из-за стола, подбирая одеяло. За что мне это всё?

Через минуту вернулась на кухню, за столом весело болтали трое. Как он умудряется быть таким тихим? Нос внезапно ужасно зачесался, и я чихнула. Все обернулись на меня. Серые глаза насмешливо смотрели на меня. Катя улыбалась, её злость словно растворилась, щеки слегка порозовели. Дэн нисколько не изменился: пустой, отсутствующий взгляд в чашку, и длинные пальцы, обхватившие керамику. Ник отодвинул ногой стул, на котором я сидела, и я, махнув одеялом, развернулась и ушла в спальню. Послышался удивленный возглас Кати, я не обернулась. Закрыла дверь, легла и заснула.

Проснулась я в третьем часу, ничего не помня и не соображая. Нетвердыми шагами я прошла на кухню, открыла холодильник, достала какое-то блюдо, приготовленное еще вчера на скорую руку, запихала его в микроволновку и села на стул, зевая. Раздались тихие шаги. Из ванной вышел Дэн, глядя на меня помутневшим взглядом.

– Я думала, ты ушел, – сказала я, прикрывая рот.

– Нет, Катя же заставила.

Я кивнула в знак понимания и сочувствия.

– Есть будешь?

– Нет, – ответил он резко, садясь за стол.

Микроволновка пикнула, я поднялась, достала тарелку и поставила её на стол. Идиотский день. Всё вверх дном. Я тянула макароны, вздыхая и хмурясь. Парень, казалось, улыбался, видя мой настрой прикончить обед. Он ловко выхватил из рук вилку и направил на меня, словно пытается накормить меня.

– Ешь, – проговорил он, хихикнув.

Я, удивленно глядя на него, осторожно открыла рот, вилка легко вошла над языком, будто я сама себя кормила. Неловкое чувство посетило меня, я, как маленькое дитя, капризное и непредсказуемое, требовало внимания и пищи, а он, как добрый отец, улыбается и выполняет мои прихоти. Краснея с каждым заходом, я боялась смотреть на него и лишь изредка поглядывала. Улыбка была неизменна, темные глаза следили за моими движениями щек, смеясь и искрясь. Я сама была готова засмеяться, но некий стыд мешал мне открыть себя. Вскоре тарелка была пуста. Дэн положил вилку и спросил:

– Вкусно? – будто сам готовил.

Я кивнула, вспыхивая. Быстро затолкала посуду в раковину, помыла и была уже готова уйти, как услышала:

– А кем тебе приходится Ник?

Я замерла. Никто, даже я, еще ни разу не спрашивал меня об этом. Ну, ведь и так понятно: Ник – это Ник, он – мой эксперимент, но не больше. Правда ведь?.. Хотя я до сих пор не понимаю, что это были за поцелуи. И не знаю, как теперь к нему относиться? Знакомый? Приятель? Друг? Парень?

– Друг, – сказала я, потупившись.

– И только? – я почувствовала недоверчивый взгляд на себе.

– Да, – ответила я дрогнувшим голосом.

Черт, я соврала, и он знает об этом. Какая разница, кто он для меня? Соврала? Значит, не друг?

– А что? – с вызовом спросила я, повернувшись к парню лицом.

– Со стороны это выглядит очень странно: ты смотришь на него, наблюдая за каждым движением, а он не проявляет никакого внимания. Вот мне и стало интересно.

Как странно. Я не ожидала услышать внятный, точный ответ, потому растерялась и снова покраснела. Ник бы пошутил и задал какой-нибудь вызывающий вопрос, а я бы захотела ударить его, прыснула и была бы готова к следующему нападению, но Дэн открыто смотрел на меня, а другого вопроса не последовало.

– Тогда я спрошу тебя, – озвучила я свои мысли. – Ты же не любишь Катю?

– Верно, – на лице появилась ухмылка, глаза закрылись, руки сложились на груди.

– И почему ты с ней?

– Я ей не парень, а брат, – бросил он.

А? Удивленная, я смотрела на него и не могла поверить собственным ушам и глазам. Они не были похожи: Катя – русая, Дэн – брюнет; у нее светлая кожа, у него – смуглая; её глаза цвета дерева, а его – чернеющая тьма. Что же тогда?

– Я – двоюродный брат, – уточнил он.

– А…аа, ясно, – отозвалась я.

Я, скрывая удивленное лицо, повернулась к нему спиной и зажгла плиту, чтобы поставить чайник. Черт, теперь моё положение вообще мне не нравится! Я одна в своей квартире с почти незнакомым парнем. Что мне делать? Убежать я не могу, кричать бесполезно, если только… Я посмотрела на окно соседнего дома и увидела задёрнутые шторы. Не, не вариант.

– Могу я прикорнуть у тебя? Всю ночь не спал, – жалостливо спросил он.

– М? Да, конечно, – невнятно ответила я.

Он лег на диван в гостиной, я закрыла его пледом, мгновенно послышалось сопение. Верхняя бритая губа слегка подрагивала, рука под щекой дергалась, словно его кто-то колол туда. Я сидела на кухне, попивая чай и глядя на него. Теперь уже не он смотрит за мной, а я за ним. Хмурящиеся темные брови, собирающаяся на лбу кожа, морщащийся нос, обнажающиеся блестящие клыки, вздрагивающие длинные ресницы – всё казалось мне милым и несколько детским. Я поймала себя на мысли, что Дэн – красивый. Меня как током дернуло, жар пробежал по телу, и я взглянула на соседний дом. Окно уже было открыто, и я видела полуобнаженного парня. Черт! Отводя взгляд, я снова взглянула на диван в гостиной. Блин, мои бедные глаза! Я зажмурилась и уткнулась носом в чашку.

– Чтоб вас всех… – буркнула я.

Н октября, понедельник

Проснувшись, я решила, что пора наконец идти в университет. Я пролежала все выходные, мне было так плохо, что не хотелось что-либо делать. Тело ломило, словно я таскала тяжеленые мешки с картошкой на девятый этаж пешком, меня то морозило, то пот катился с меня градом, есть не хотелось, но меня заставляли, пихали и просто мешали спокойно спать.

В четверг, как и обещала, со мной сидела Катя. Она все время спрашивала меня о моём состоянии, упрашивала пить горький чай с медом, толкала мази, дурнопахнущие, от которых у меня слезились глаза, укутывала в два одеяла, шантажировала, что прочтет мой дневник, если я не буду выполнять её распоряжения. Конечно, у меня не было от неё секретов, и я могла бы отдать ей эту тетрадь в синей обложке, но она не поймет всего того, что я чувствую и испытываю. Она не живет умом, а живет той частью тела, что ниже пояса.

В пятницу снова пришел Дэн, принес два огромных пакета с едой и чаем, от вида которого меня едва не вырвало, украдкой смотрел на моё бледное лицо и красные нос и глаза. Я, что говорится, зарделась, когда раскладывала продукты, столкнувшись с ним в проходе. Прямой взгляд в течении короткого мгновения изучал меня, парень отступил, и я прошла в гостиную, но ощущение, что за мной наблюдают, не исчезло. Такое же я испытывала, когда мало знала Ника, но сейчас это что-то другое, это чувство незлое и не таинственное, а обычное, не скрываемое любопытство. Но любопытство, заставляющее меня терять контроль над собой, словно внешняя сила расстраивала мои начинания. Долго блуждая в своих мыслях, я поняла, что начинаю сравнивать парней, но рассуждения были прерваны внезапным звонком. Ожидая услышать в трубке ровный, безэмоциональный голос тетушки, я подбежала к телефону, сняла трубку и была готова отражать атаки. Но прозвучал громкий, бодрый голос Ника:

– Привет! Я хотел заскочить к тебе, но неожиданно появились дела, и у меня нет возможности провести этот день с тобой, – появились ноты грусти, которые заставили меня нахмуриться. Я прижала платок к носу в готовности слушать дальше, но он сказал: – Ты не могла бы позвать Катю?

«Зачем?» – хотела спросить я, но лишь сказала:

– Сегодня со мной сидит Денис

– А… – он на секунду пропал, и тут же вернулся: Тогда дай ему трубку.

С удивлением на лице я позвала его. Сдвинув брови, он прошел в коридор.

– Да? – донеслось до меня, когда я вернулась в гостиную.

С минуту они разговаривали, я сидела на диване, закутавшись в одеялах и мрачно глядя на пожелтевшую от чая кружку. Денис показался с приподнятыми бровями и слегка открытым ртом. Он присел рядом, повернулся ко мне, словно хотел что-то сказать, опустил глаза, сжал губы, и я удивилась его перемене. Никогда не видела его столь озадаченным.

– Завтра с тобой сидит Никита. Скажи об этом Кате, думаю, ей будет интересно это услышать.

Я не могла поверить собственным ушам. Набрала подругу, но толком ничего не сказала, поэтому Дэну пришлось взять инициативу на себя. Они говорили. До этого Катя втирала мне, что завтра пойдет в университет только лишь за тем, чтобы объяснить завкафедрой ситуацию моей болезни, вернется ко мне и будет отпаивать меня. Узнав о том, что в субботу Ник не учится и может провести весь день со мной, она замолчала, но, видимо, взяла себя в руки, чтобы не накричать на меня, и попросила дать мне трубку. Осторожно я спросила, что же Катя решила, медленно, держа себя в руках, скрипя зубами, она сказала, что согласна, и добавила, что сама не хочет много пропускать из-за моей болезни. Быстро же она приняла решение! Но мне было бы неловко остаться с ним наедине. Не спускающиеся взгляды прозрачных глаз, вечная ухмылка и ирония в голосе. Мое вечное желание провалиться сквозь землю, страх посмотреть в глаза, краснеющие щеки и путающиеся слова. Слушая отговорки подуги, я ждала, что она изменит свое решение, но жесткий, категорический отказ дал мне понять, что у меня нет никакого шанса уговорить её. Пришлось смириться.

Остаток дня я без возмущений подчинялась приказаниям Дениса. Под вечер он стал более задумчивым, а когда собирался домой, почти не говорил со мной. Я проводила её, напилась горького чаю и легла в спальне. Горло зудело, нос плохо дышал, забиваясь густотой, я начинала кашлять и думала, что в университет в понедельник не пойду. И при мысли о том, что меня ждет целый день под прицелом, я вздохнула и чихнула.

Утром болела голова, не хотелось подниматься, через силу заварила чай, засыпая на ходу, расползлась по поверхности стола, и глаза сами закрылись. Вздрогнула от звонка, увидела гудящий чайник, подскочила, словно и не болею, выключила, положив ладонь на горячий лоб, услышала настойчивый звонок и подбежала к двери. Охрипшим голосом спросила:

– Кто там?

– Ник, – ответил он твёрдо.

Я открыла и, глядя туманным взглядом, прижалась к стене, пропуская гостя. Ник снял портфель с плеча, скинул обувь и посмотрел на меня.

– Что-то ты раскисла. Идем, буду тебя лечить, – сказал он, хватая меня за руку.

Я опешила. Ладонь теплая, моя – с холодными пальцами. Он усадил меня, коснулся горячего чайника, обжегся, цыкнул и едва не выругался, взял две кружки, налил воды, бросил пакетик с травой и сел напротив меня. Тыльная сторона ладони подперла подбородок, сверкающие глаза смотрели на меня прямо, легкая волна улыбки на губах казалась мне измывающейся надо мной. Я поднесла кружку к губам, слегка подула, продолжая глядеть на парня, и отпила, опуская язык словно кошка. Ник ухмыльнулся и поднял чашку к лицу. Я боялась что-либо говорить или спрашивать, почему-то появился страх перед ним, однако я думала, что перестала трястись от его взглядов. Но нет, он смотрел, и я не могла произнести ни слова, лишь щеки то краснели, то бледнели.

– Какая-то странная у тебя болезнь: проявляется лишь при моём присутствии, – он положил ладонь на мой лоб и, вытянув губы трубочкой, спросил: – Чай без варежек пила?

– Что? – не поняла я.

Он засмеялся, увидев удивление на лице. Пальцы легко обхватили ручку кружки и поднесли к губам. Я потупила взгляд. Он, что, снова играет? Быстрый глоток чая, и снова ухмылка вернулась на его лицо. Как-то это необычно: словно волны, на меня накатывала сила его ауры, прямой, как взгляд, непроницаемой, как прозрачные глаза. Вот оно что! Всё дело в силе духа: она настолько мощная, что я чувствую её влияние на меня. Будто моё тело припечатывают к поверхности близлежащих предметов, и я не в состоянии ответить или даже сопротивляться. Я беспомощна против его силы, хоть и внутренней.

– Почему ты вызвался сидеть со мной? – спросила я упавшим голосом.

– У ребят наверняка есть свои дела, – его слова показались мне благородными. – Пусть и они отдохнут немного, – пальцы сложились в замок.

– Ничего, я не маленькая, одна бы посидела, – фыркнула я, поднимаясь.

Взяла кружку, подошла к раковине, быстро вымыла её и решила пойти в спальню делать задания. Ник спокойно сидел на месте, когда я прошла мимо, даже ресница не дрогнула, губы так и остались слегка вытянутыми в ожидании чая. Я зашла в комнату, закрыла дверь, скинула пижаму, накинула банный халат, забежала в ванную, не глядя на парня, и выдохнула, очутившись напротив зеркала. Черт, прям напрягает, даже на расстоянии я чувствую его силу.

Сбросив халат, я нырнула в горячую ванную и, чувствуя, как тепло растекается по телу, прокашлялась. Не хотела, чтобы он знал всю печаль моего положения, потому старалась быть бодрее и внимательнее. На самом же деле меня клонило в сон, тело ломило, грудь распирало от кашля, голова ныла, и нос постоянно чесался. Положение становится безвыходным: кажется, он знает, что я его обманываю, но делает вид, что не замечает этого. Снова играет. И играет с явным лукавством.

Легкое покалывание в пальцах ног, приятное расслабление тела, мерное испарение воды, и медленное течение капелек по зеркалу. Глаза закрывались, я едва контролировала себя, но старалась не заснуть. Внезапный громкий стук вернул меня в реальность:

– Ты уснула? – услышала я приглушенный голос. – Ответь, или я войду.

– Нет, – вскрикнула я, шлепнув ладонью по поверхности воды. – Я сейчас выйду, – ответила я, понижая голос.

Тихие шаги удалились, я, вздохнув, поднялась, встречаясь с холодеющим воздухом в ванной, что очень удивило меня, ведь я включала горячую воду. Закутавшись в халат и накинув полотенце, я вышла из ванной. У стены, сложив руки на груди, стоял Ник. Строгий взгляд заставил меня стыдиться чего-то, словно отец отчитывал меня за проказы. Я, слегка краснея, прошла мимо него и захлопнула дверь в спальню.

Размотав полотенце на волосах, я расчесалась, глядя в зеркало, прямо в глаза отражению, и сдернув халат, накинула большую черную футболку, которую я надевала лишь в дни депрессий или болезни. Натянула темные ласины и села за стол, обложившись тетрадями. Пробежав глазами список важных заданий, раскрыла учебник по английскому языку и, склонив над ним голову, начала читать. Послышался звук открывающейся двери, тихий, почти бесшумный. Я, нахмурившись, откинулась на спинку стула и посмотрела на порог. Ник стоял, держа одну руку в кармане, прямо глядя на меня.

– Чего тебе? Мне нужно заниматься, – бросила я зло. Не люблю, когда отвлекают.

– Когда ты освободишься?

– Зачем тебе? – я подняла глаза на стену и задумчиво ответила: – Через два часа.

Он кивнул и скрылся. До сих пор не могу привыкнуть к его странности и табунам мыслей, которые скачут в его голове, но не приручаются мной. Уткнувшись носом в учебник, я продолжила читать. Нудные параграфы, легкие задания, и вечное желание спать. На одной из книжек была прикреплена записка: "Доклад!" Я охнула, увидев её, и спешно открыла ноутбук. Раздался быстрый стук. Я вздрогнула и взглянула в проход.

– Два часа прошли, – сказал он спокойно.

– И? Я занята, отстань, – грубо отрезала я, наклонившись над клавиатурой, закрыв уши ладонями.

Дверь тихо закрылась, не щелкнув замком. Пальцы, отвыкшие от работы, медленно застучали по кнопкам в поиске информации. Доклад шел долго и мучительно, никак я не могла сосредоточиться, всё мешало мне, отвлекало, и внезапно то начинала что-то писать в тетрадь, то искала, то читала статьи о человеческих болезнях, то чихала и бесперебойно кашляла, то влезала на сайты, где пропагандировалась черная магия. Я делала что угодно, но только не то, что нужно.

Через час парень снова постучался и, услышав мой раздраженный рык, отошел. Присутствие Ника напрягало меня, чувствовалось, что ему не терпится поболтать со мной, поглазеть на меня, но я не хотела бросать начатое на половине дороги. А моя грубость и бестактность – лишь выражение этого желания. Поставив точку на последней странице реферата, я быстро вывела его, сложила в файл, кашляя, словно закурила первый раз и от неожиданности сильно затянулась. Облегченно вздохнув, я была бы рада упасть на кровать, завернуться в одеяло, притворившись калачом, прижав к груди мягкую игрушку, и почувствовать, как сон медленно погружает меня в свою темную пучину. Но очередной стук взбесил меня, и я едва не разорвала только что напечатанный доклад. Широкими шагами дошла до двери, распахнула её в готовности накричать и встретилась с прозрачными, чистыми глазами. Вся злость исчезла моментально, два огромных кристалла блестели напротив меня, холодные, очаровывающие, заставляющие забыть обо всем. Грудь расперло глубоким вздохом и резким кашлем. Я бы вечно могла стоять и смотреть в эти омуты, если бы не моё бедственное положение. Свет осеннего, умирающего солнца слегка отражался в его глазах, отчего думалось, что это зеркала, в которые смотришься и видишь всё настолько правдивым, каким никогда и ничто не видел. Угол губ поднялся, создавая ухмылку, и глаза блеснули зловеще. Я была готова закричать, но что-то сдавило грудь, и я поперхнулась собственными словами. В то мгновение он напомнил мне антагонистов из фильмов ужасов: всегда красивые, с холодной прелестью в лице, строгим взглядом, а внутри – ужасные твари с гниющей душой. Лишь эта ухмылка портит всё. Она переворачивает всё представление о нем.

– Чего уставился? – рявкнула я, раздувая щеки.

– Хотел позвать тебя пить чай, – губы снова приобрели спокойное состояние, глаза не казались опасными.

– Сам и пей свой чай. Меня уже тошнит от него, – сказала я грубо, обходя его и направляясь в ванную.

– Катя оторвет тебе голову, если я расскажу ей про твоё поведение, – проговорил он, словно старший брат, наставляющий младшую сестру.

"Гад, вот гад," – подумала я, цыкнула от ненависти и прошла в гостиную.

Он хочет задеть меня, чтобы я почувствовала его превосходство? Но зачем? Я села за стол в ожидании чая, завернулась в плед и поджала губы. Парень, не взглянув на меня, прошел на кухню, взял кружки, поставил их на стол, рядом с моей положил таблетки и, подмигнув, сказал: