скачать книгу бесплатно
– Ну, Джек. – Вероника впервые назвала его по имени. – Не забывай, с кем ты говоришь.
– Я не забываю. Ты – первая.
Вероника изумленно тряхнула головой:
– Давно ты женат?
– Восемь лет.
– И все это время ничего не было?
– Ничего, – ответил Джек. – До тебя.
– А потом, всего через полтора часа после того, как мы познакомились?..
– Да.
Из темноты вынырнул старик, ехавший на велосипеде по краю дороги; Джек аккуратно объехал его, сбросив скорость. Он не попытался объяснить ни Веронике, ни даже себе, что случилось с ним на девятом году брака дождливым днем после ленча с Деспьером и мисс Хенкен. Все происшедшее казалось естественным, правильным, необходимым; события развивались помимо его воли, он не предвидел их.
– Всего через полтора часа после того, как мы познакомились, – повторил Джек.
Он не мог сейчас обсуждать отношения с женой – свою неспособность отдавать себя полностью, тягостное чувство вины, обусловленное тем, что он недостаточно сильно любил ее, скуку, нередко посещавшую его, ощущение несвободы, опутанности сетями домашнего уюта, которые она ловко набрасывала на него. Джек не собирался рассказывать девушке об облегчении, которое испытал, расставшись с Элен в аэропорту, о том, что в последние две недели перед отъездом в нем ни разу не вспыхнул огонек желания, о других подобных серых периодах в их жизни. Он смутно сознавал, что эти факты сами по себе свидетельствовали не в его пользу; заговори Джек о них сейчас, он упал бы не только в глазах Вероники, но и в своих собственных.
– Ты расскажешь обо мне своей жене, когда вернешься в Париж?
– Вряд ли, – ответил Джек.
– Теперь ты уже не столь благороден, как в молодости?
В голосе Вероники звучала ирония.
– Да, – согласился Джек. – Это не единственное изменение, которое произошло со мной с тех пор.
– Твоя жена ушла бы от тебя, если бы узнала?
– Не думаю. – Джек усмехнулся. – Не забывай, она француженка.
Вероника помолчала несколько секунд.
– Наверно, было бы замечательно, – с нежностью в голосе сказала она, – встретиться с тобой молодым.
– Не уверен, – произнес Джек. – Я страдал высокомерием, самоуверенностью и так старался быть честным с самим собой, что с легкостью причинял людям боль…
– Ты хочешь сказать, что был похож на Роберта? – Вероника сухо рассмеялась.
– Возможно. Чем-то. Правда, я никогда не угрожал никого убить. И никогда не пытался покончить с собой.
Вероника придвинулась к Джеку, внимательно разглядывая его лицо, ненадолго освещенное фарами встречного автомобиля.
– Я хотела бы понять, что с тобой произошло.
– Я сам часто спрашиваю себя об этом.
– Ты разочаровался в себе? – поинтересовалась она.
– Нет, – ответил он, помедлив. – Не думаю.
– Если бы ты смог снова стать молодым, ты прожил бы жизнь иначе?
Он засмеялся:
– Что за вопрос. Да, конечно. Как и любой другой человек, верно?
– Ты думаешь, она сложилась бы удачнее?
– Нет. Наверно, нет.
– Но ты круто изменил свою жизнь, – заметила она. – Начал как актер, а теперь ты – нечто совсем иное… чиновник, политик…
– Сегодня один пьяный актер, – Джек вспомнил Стайлза, – назвал меня клерком.
– Кем бы ты ни был сейчас, – настаивала Вероника, – ты отказался от своей первой профессии, которая приносила тебе успех, известность…
– Это не совсем верно, что я отказался. Скорее она отказалась от меня. После ранения, которое я получил на войне, у меня испортилось лицо. Оно стало асимметричным. Во всяком случае, таким оно выглядело на экране. И я долгое время не снимался. Зрители почти забыли меня.
– И все же, – заметила она, – со временем для тебя нашлись бы роли… Я в этом уверена.
– Наверно, – согласился Джек и добавил более твердо: – Да. Я мог остаться актером при желании. Но оно пропало. Божественный голливудский огонь погас, – с иронией произнес он. – После войны, двух лет, проведенных в госпиталях, после Карлотты…
Он пожал плечами.
– Война пробудила во мне новые интересы. Прежде я никогда не был в Европе; после победы меня потянуло туда… И вообще, тут нет ничего необычного. В молодости мы все отчасти актеры. Позже многие актеры понимают, что игра для них – всего лишь дар молодости, вроде способности быстро бегать или бодрствовать семь ночей подряд, и расстаются с профессией.
– Без сожаления? – спросила Вероника.
– За всю жизнь я не совершил почти ни одного поступка, – задумчиво произнес Джек, – о котором ни разу бы не пожалел. Ты устроена иначе?
– Да, наверно.
– Ты не жалеешь, например, о разрыве с Робертом? Или знакомстве с ним? Не будешь позже жалеть о встрече со мной?
– Нет. Не в том смысле, в каком это понимаешь ты. – Вероника провела острием ногтя по его руке. – Ты жалеешь о том, что встретил свою первую жену?
– Конечно. По сотне причин.
– А о Карлотте?
– Несомненно.
– Тоже по сотне причин?
– По тысяче.
– А о встречах с другими женщинами? Сколько их у тебя было?
Джек засмеялся:
– Бесчисленное множество.
– Ты был испорченным мальчишкой в свое время, да?
Девушка вытянула губы, напомнив ему о том неприятном впечатлении, которое произвела на него при знакомстве.
– Когда-то я был очень испорченным мальчишкой, – подтвердил он, – но об этом я тебе не расскажу.
– Ты не сердишься на меня?
– Нет, конечно.
– Знаешь, почему я задала тебе все эти вопросы? – еле слышно спросила Вероника.
– Почему?
– Чем больше я узнаю о тебе, – серьезно сказала она, – тем дольше ты сохранишься в моей памяти. Станешь для меня более реальным, и все это превратится в сон гораздо позже… Это плохая причина?
– Нет, моя дорогая, – ласково сказал Джек. – Очень хорошая.
– Я не стану сердиться, если ты тоже будешь задавать мне вопросы. Даже обрадуюсь. Я бы хотела остаться в твоей памяти надолго. Спрашивай о чем угодно.
Вероника замерла в ожидании; он понял, что по содержанию вопросов она будет оценивать его отношение к себе. Джека охватило чувство вины, поскольку до настоящего времени он не воспринимал ее как личность и не испытывал потребности узнать о ней нечто сверх того, что она сама рассказывала о себе без каких-либо просьб с его стороны. Знание порождает эмоциональную вовлеченность, привязанность. Вероника, очевидно, догадывалась об этом, движимая вечной женской тягой к осложнению отношений, она хотела, чтобы он узнал ее получше.
– Вчера за ленчем, – сказал Джек, – у меня появилось желание задать тебе один вопрос.
– Какой?
– Ты сказала, что, когда тебе было два года, ты находилась в Сан-Себастьяне, в Испании…
– А, да.
Ее голос прозвучал тускло, разочарованно. Она явно ждала иного вопроса.
– Я догадываюсь, что это было во время гражданской войны.
– Да, – нетерпеливо, без интереса произнесла она.
– Как ты оказалась там во время гражданской войны?
– Мой отец был кадровым военным, – небрежно пояснила она.
– Он служил в испанской армии? – недоумевающе спросил Джек.
Вероника засмеялась:
– Ты что, не читал в 1937 году американских газет? В итальянской армии. Она помогала Франко. Ты не забыл об этом?
– Конечно, нет, – ответил Джек. – Просто мне не приходило в голову, что можно воевать, не расставаясь с семьей.
– Мой папа был очень домашним человеком. Он обожал свою семью. Он был полковником, и нас доставили к нему в Испанию.
– Как это все происходило? Ты что-нибудь помнишь?
– Все знакомые американцы, когда я говорю им, что мой отец сражался на стороне Франко, проявляют большой интерес. Я думала, люди забыли те времена. С тех пор столько людей убито…
– Это была очень интересная война для американцев, – сухо сказал Джек. – Если хочешь знать правду, она до сих пор мучает нас.
– Странно, – удивилась Вероника. – А нас – нет.
– Возможно, тот, кто сам участвует в войне, быстрее ее забывает. И все же, какой она была?
Вероника пожала плечами:
– Я мало что помню. Помню пляж. Прекрасный детский пляж. В центре залива – остров. Меня привозили туда на лодке. И дыни. Дыни были восхитительные. Сейчас, когда я ем в ресторане дыню, я вдруг снова становлюсь маленькой девочкой, живущей в Испании.
Война ассоциируется у нее с дынями, подумал Джек; у него же с теми годами были связаны горестные воспоминания об одноклассниках, погибших в Испании. Убитых, возможно, отцом Вероники, этим домашним человеком.
– Где сейчас твой отец? – спросил он.
– Он погиб, – упавшим голосом произнесла Вероника.
«Наша маленькая победа», – подумал Джек. Почему-то образ полковника, с комфортом ведущего войну на прибрежной вилле в Сан-Себастьяне (Он качал тебя на колене в промежутках между перестрелками?), уничтожил жалость, которую Джек испытывал ко всем погибшим, на чьей бы стороне они ни воевали.
– Его убили в Испании?
– Нет, – ответила Вероника. – Там отца ранили, но не слишком тяжело. Второе ранение он получил в Эфиопии. Он всегда был на переднем крае. Многие люди рассказывали мне о его мужестве. Отец был одним из первых итальянцев, убитых во время Второй мировой войны. Мы находились вместе в Триполи. Его генерал только что вернулся от Муссолини, дуче поклялся ему в том, что Италия не вступит в войну. Это происходило тем летом, когда пала Франция. Моя мама устроила прием в саду по поводу того, что мы не будем участвовать в войне. Надев розовое платье и белые перчатки, я обносила гостей пирожными и напитками. Затем, конечно, начались боевые действия, и через неделю отца не стало. Он летел осматривать позиции англичан на самолете, который не имел вооружения и был сбит.
Три войны, цинично подумал Джек, и тройное невезение. Отец Вероники явно занимался не своим делом. Чрезмерное увлечение приемами в саду.
– Мой отец ненавидел Муссолини, – продолжала Вероника. – Конечно, он никогда не говорил об этом ни мне, ни моей сестре. Мы были слишком малы. Но он вел дневник. Позже я прочитала его.
Ведение дневников – болезнь полковников, подумал Джек.
– В ту пору генерал отправился к Муссолини, чтобы сообщить ему о том, что в Северной Африке итальянцы не располагают достаточным для отражения англичан количеством техники и живой силы. Они с отцом вместе составляли рапорт. Все это описано в дневнике отца. Характерная для итальянской армии история, – с горечью заметила она. – Нехватку техники восполнили людьми, и они погибли. В вашей армии такого не бывает.
– Ну, – возразил Джек, – наша армия тоже понесла кое-какие потери.
– Ты меня понял. Мы увлекались демагогией и пропагандой, эффектной формой, парадами, речами; Муссолини вдохновенно лгал и лицемерил. А позже выяснилось, что снаряды не подходят к орудиям, танки стоят без бензина; офицеры вместо того, чтобы учиться чтению карт, устраивали танцы. В Африке англичане убили и моего брата. Ему было восемнадцать. Он тоже был на приеме, который мать устроила в саду после того, как Муссолини пообещал командиру моего отца, что Италия не вступит в войну.
Вероника вытащила сигарету из сумочки, чиркнула спичкой о коробок и закурила. Джек бросил взгляд на руки девушки и заметил, что они дрожат, хотя голос ее звучал тихо, ровно, спокойно.
