Охота на Тигра 7. Монгольские степи. Халхин-Гол

– Сначала нижних, – заглянув в помещение, вынырнул из этого смрада назад в коридор Иван Ефимович.

– А кого вязать? – Тоже шёпотом одними губами поинтересовался Тихонов.

Вот, чёрт их знает, ну, тоже пожилых желательно, опытных. Но нижних придётся гасить всех, а по здравому размышлению, именно на нижних нарах и должны спать пожилые и опытные.

– Отставить. Сначала колем всех верхних. Тихо! Свободные стоят в проходах и контролируют нижних, при малейшей попытке повернуться, шило в глаз. Ясно? Пошли.

Пошли-то пошли, но всё пошло прямо сразу наперекосяк.

Глава 4

Событие десятое

– Люся, тсс… Аккуратно раздевайся и проходи. Только очень тихо, все спят.

– А точно все спят?

– Да точно! Что я, свою казарму не знаю, что ли?

Пока занимались лётчиками, диспозиция поменялась, кому-то из механиков или охранников приспичило, открыли дверь, а на пороге мелкий японец в подштанниках. Мелкий-то мелкий, но юркий. Узрев перед собой целый взвод европейцев длинноносых в непонятной форме с ножами в руках, юркий, хоть и был под действием саке, заверещал на языке Харуки Мураками чего-то и юркнул под первые же нары. Там он долбанулся головой, деревянной с похмелья, о деревянную стенку с характерным стуком и заверещал ещё громче.

Спланированная, хоть и наспех, но спланированная, операция шла коту под хвост.

– Вперёд! – гаркнул майор и придержал Тиханова, – Один хоть живой нужен. Помогай.

В комнате уже шла резня. Светлов огляделся. Японцы вскакивали с нар и тут же валились назад, получив укол в сердце или в глаз острым четырёхгранным клинком. Хуже было с теми, кто на верхних нарах, те, кто проснулся, узрели бойню, и вниз спускаться не спешили. Оружия у них не было, у них вообще не было оружия, оно, видимо, где-то в штабе, в каптёрке какой-нибудь, закрыто, даже ножей перочинных не было, не говоря о всяких катанах и танто. Это же низшие чины, а не самураи. Обычные бывшие крестьяне. Потому, японцы с верхних нар лягались ногами, били руками и все орали. Штаб всё же далеко и двери с окнами закрыты, но могут и услышать, нужно было заканчивать с этими плясками и ногодрыжеством, как можно быстрее. Да и кровь может на полу оказаться, отмывай её потом. По выработанному с Брехтом плану, на аэродроме должен остаться идеальный порядок. Были люди и самолёты и исчезли – демоны забрали. Или боги. Например, бог подземного царства Сусаноо – но – Микато или «Порывистый молодец», если дословно перевести. Младший братишка богини Аматэрасу.

Сила солому ломит. Двадцать восемь диверсантов обученных бою на ограниченном пространстве с оружием и сорок восемь (как выяснилось позже) безоружных и пьяных техников, поваров и недавно призванных в армию крестьян – силы несопоставимые. И трёх минут не прошло, как все, за исключением одного пожилого дядьки, что скрутил Тиханов, и того самого юркого товарища, который спутал Светлову все карты, успокоили.

Пленников повязали по рукам и ногам заготовленными верёвками и, сунув в рот разорванное полотенце, замотали в простыни. Светлов принёс из офицерской части казармы дополнительно две керосиновые лампы и осмотрелся. Следы крови были. Как ни старались спецназовцы работать прямо в сердце, но японцы защищались, и лишних порезов избежать не удалось.

– Васнецов, – обратился бывший хорунжий к молодому лейтенанту – командиру взвода, – десяток выдели для захвата штаба. Остальным навести здесь идеальный порядок. Японцев завернуть в простыни и начать выносить к трём большим бомбардировщикам. Старайтесь в траве тропинок лишних не натоптать. Ходить разными маршрутами. Здесь кровь замыть. Если впиталась в дерево застругать ножом, заскоблить. Свежий этот след потом грязью затереть. В общем, как и планировали. Следов борьбы быть не должно. Как с этим помещением закончите, так сразу переходите на офицерскую половину. Там всё то же самое. У них работы меньше, на полу крови не должно быть. Но всё тщательно проверить. Вещи собрать. Трупы завернуть в простыни и тоже к бомбардировщикам. Тихонов с десятком со мной. Зачистим штаб. Полковник нужен обязательно живым.

В штабе продолжалась игра, выкрикивали цифры, радовались красным драконам, проклинали белого дракона. Азарт. Даже и не заметили высшие офицеры и корреспондент, что командовать и брать интервью на этом аэродроме больше не над кем и не у кого.

– Приготовились. – Окна были в доме раскрыты, не все, в той комнате, в которой игроки собрались. Светлов встал чуть сбоку от окна и, придерживаясь за раму, приподнялся и заглянул в помещение. И не жарко людям? Сидели все в мундирах, а корреспондент в строгом чёрном костюме европейском. Эдакий лондонский денди, даже шляпа имелась. Не на голове, висела на спинке стула, на котором денди с тонкими усиками восседал.

Никита Нечаев в Испании получил пулю в голову, удачно, кожу на щеке разорвала. Получился приличный шрам и теперь казалось, что парень всё время улыбается. Тут же прозвище приклеилось – «Весельчак».

– Весельчак, с тремя ребятами заходите в дом. И ждёте справа от дверей. Вдруг промахнусь. По сигналу врываетесь в комнату и вяжете полковника, на остальных внимание не обращаете. Не ваша забота. Сигнал понятен – я выстрелю из ТТ. – Майор повернулся к Тиханову. – Приготовьтесь. Организуйте две пары. Одна под этим окном, вторая вон под тем – рядом. Как я выстрелю. Один подбрасывает второго и тот запрыгивает в комнату. Сидоркин, на тебе сидящий прямо под окном толстяк. Илья Дуборезов, на тебе тот, что справа от полковника, с очками на носу. Я стреляю в корреспондента. Готовность минута. Пошли.

Светлов взвёл курок на пистолете, уцепился левой рукой за раму и приподнялся, снова оглядев помещение. Ничего не поменялось.

Бах. И в это время, точнее парой мгновеньями раньше, корреспондент локтём шляпу толкнул и она начала падать, а хозяин заметил это и дёрнулся её поднимать. Светлов выцелил его в глаз, тоже ведь, лучше крови поменьше и гарантированная смерть, но типчик дёрнулся, и пуля отстрелила корреспонденту самой престижной газеты Японии «Асахи Симбун» мочку уха на склонённой голове. Невезуха сплошная, но на второй выстрел времени нет. В дверь и в окна уже влетали спецназовцы. Выматерившись и дав ребятам минуту, майор подпрыгнул, сделал выход силой от подоконника и спрыгнул в этот притон, раньше именуемый штабом 60-го сентай (авиационного полка).

Корреспондент корчился на полу и зажимая ухо верещал, как девица, тонким писклявым голосом. Чего уж теперь не убивать же, может это судьба и он чего полезного нашим может рассказать. Газетчики они самые информированные люди.

– Илья, трупы вынести, завернуть в простыни и к самолётам. Да, я с этого толстячка награды снимите, вроде у комбрига этой медали в коллекции нет, и к самолётам. Начинайте загружать.

Светлов сел за стол с разбросанными костяшками запрещённой китайской игры. Полковника Тиханов и Сидоркин держали сидящим под локти.

– Агарияме (あがりやめ), господин полковник.[1]

Событие одиннадцатое

Вспомнила романтик-стори из детского лагеря, как ко мне подошёл мальчик, мол, ты че сидишь, пошли танцевать. Я радостная встала, а он сел на моё место.

Самолёты Брехт услышал, гул стоял такой, что спал бы и то услышал. Прямо над военным городком на посадку в сторону озера Ханка заходили металлические птицы. Хотелось вскочить и броситься к окну, узнать, чем операция под кодовым названием: «Это не мы» закончилась. Останавливали две вещи: рядом сидела Катя-Куй и смотрела, чтобы он котлету с пюрешкой тщательно жевал, а не заглатывал большими кусками и может, всё равно бы дёрнулся, но окно смотрело на север, а там был больничный парк с подрастающими кедрами корейскими и прочими клумбами, а озеро Ханка было в противоположной стороне. Всё одно бы не остановило, только не было другого звука, не палил из всех своих «Браунингов» и «Эрликонов» Якимушкин, а значит, опасности нет, и угнанные у японцев самолёты никто не преследовал.

Специально эту часть операции прорабатывали. Диверсанты взяли с собой несколько банок белой краски, что артель Дворжецкого выпускала. На нижней поверхности крыльев должны быть нанесены белые американские звёзды. Все остальные самолёты, если они летят в том же направлении, нужно было сбивать, выходило тогда, что не всё пошло гладко и Светлова преследуют. Но Якимушкин молчал, есть белые звёзды на всех самолётах.

Брехт всё же попробовал быстрее запихать в себя котлету, не терпелось узнать подробности, но капитан медицинской службы отвесила ему лёгкую затрещину и полотенцем протёрла нос, ткнувшийся в подливу.

– Ешь, спокойно, придут и сами всё расскажут.

– Железная логика. – Пришлось опять тщательно пережёвывать. Каждый кусок двадцать три раза. Эти корейцы они педанты, станется, подсчитывать начнёт жена, сколько он раз жевнул. Обещал ведь лежать и спокойно болеть три дня. Так сегодня только-только третий начался. Кончилось и пюре, и котлета, и даже компот из каких-то прошлогодних ещё сухофруктов. Больше Иван Яковлевич терпеть не мог, подошёл к окну. Знал, что за ним нет ничего такого, чего уже не видел, и что точно в это окно приземлившиеся самолёты увидеть нельзя. По отсыпанным красной крошкой дорожкам ходили больные, не много – пяток человек. В беседке-ротонде с мраморной балюстрадой рубились за круглым столом в козла четверо выздоравливающих.

– Ну, и что там? – не удержалась от сарказма жена.

– Там? Там Солнышко солнышко. Птички поют. – Тяжко вздохнул Иван Яковлевич.

– Не суетись, Ваня, ляг, сейчас Светлов придёт и всё расскажет. Стой, ты мне вот что скажи, этот детский сад, что ты привёз, что с ними со всеми делать? Это ужас. Вечно ругаются между собой. Но это ладно, хуже, когда не ругаются, тогда они начинают планы строить построения коммунизма. Лучше бы уж дрались и ругались.

Нда, с детьми надо было что-то решать. Нет, так-то он всем роли придумал и даже с каждым обговорил. Но до осени нужно дожить, когда Малгожата и Валентина уедут во Владивосток поступать в медицинский институт. Ну, и Федьку нужно срочно женить на кореянке, дать ему её фамилию и устроить в колхозную роту. Построить им дом пусть живут и благоденствуют. А вот сейчас что делать слишком мал оказался его огромный дом для десятка почти детей.

– Может, пока их в пионерлагерь хотя бы на месяц отправить? – предложила Катя.

– Может. Потерпи до завтра, выйду отсюда и парочку точно пристрою.

В дверь стукнули и на пороге появился бывший хорунжий. Что-то явно пошло не так. Майор был всклокоченный с помятой фуражкой и прихрамывал. Но операция была и чего во время боя не бывает. Но дело не в бое. Вид у майора был смущённый, и глазки бегали.

– Иван Ефимович?

– Я чего? Я ничего. Не лётчик я. – Совсем сник Герой Советского Союза.

– Иван, Ефимович, говори уж, что случилось? Только хуже делаешь, и так весь на нервах.

– Говорить? – тяжко вздохнул спецназовец. – Говорить. А я скажу. Каждый должен своим делом заниматься.

– Майор!

– Ну, слушай.

Событие двенадцатое

Маленький мальчик летел в самолёте,

Мальчику стало вдруг плохо в полёте,

Оперативна была стюардесса -

Вышел на воздух малец над Одессой.

– Самолётов оказалось больше, чем мы планировали. Перед самой операцией прилетел гражданский самолёт в сопровождении трёх истребителей. В самолёте был только один пассажир – это корреспондент известной в Японии газеты «Асахи Симбун». Так что всего самолётов получилось восемнадцать. И у нас просто не было столько пилотов. Пришлось и мне и Тиханову и Васнецову и Илье Дуборезову за штурвал садиться. Взлететь взлетели и долетели даже без приключений, а вот с посадкой получился полный … швах, – Светлов махнул рукой. Видно было, что и более приемлемое бы слово произнёс, но присутствие Кати-Куй сдержало.

– И что погиб кто-то? Ранен? – Вскочила принцесса.

– Ну, Дуборезов руку сломал. Им занимаются. Ещё Скоробогатов с огромной шишкой, может и сотрясение у него. Тоже уже сюда несут.

– А я говорила, что эта авантюра добром не кончится, – погрозила пальцем комбригу жена и убежала вниз, застучала каблучками по ступенькам.

– Не томи, Иван Ефимович, что произошло? – Брехт почти облегчённо вздохнул, откинулся на подушку. Главное, что все живы, а ушибы с шишками и даже сломанную руку вылечат. У них тут лучший в Приморье госпиталь. Выздоравливают все как мухи. Да!

– Я напортачил, слишком рано сбросил скорость и мой лёгкий армейский бомбардировщик «Мицубиси» Ки-30 клюнул носом и врезался в землю. Шасси оба сломаны и крыло оторвано. Ну и трупы разорвало на куски. Ужас. Как ты говоришь: «Армагеддон» полный.

– Да, чёрт с ними с трупами. А самолёт один … Стой, а Скоробогатов, лучший лётчик страны, что тоже носом клюнул? – Брехт такого и представить себе не мог.

– Нет. Сашка-то нормально свой армейский тяжёлый бомбардировщик «Мицубиси» Ки-21 посадил, это Дуборезов, который пилотировал истребитель-биплан Kawasaki Ki-10, наоборот скорость погасить не сумел, и его занесло и закрутило. Потом подпрыгнул ещё и сверху рухнул на только приземлившегося Скоробогатова. Его самолёт с переломанными крыльями, а тяжёлый бомбардировщик тоже шасси лишился, колпака и одного крыла, ну, и Сашке досталось по голове. – Светлов, подсел к кровати, набулькал себе из графина воды в стакан и жадно осушил. – Чувствовал, что добром не кончится. Какие из нас пилоты! Переломали вон кучу самолётов. Как теперь людям в глаза смотреть? Учили ведь.

Иван Яковлевич задумался. Ну, люди живы, это главное. А самолёты? Стоять. Бояться.

– Иван Ефимович, как думаешь, вот сообщу я завтра о трофеях Блюхеру Василию Константиновичу, что он с ними сделает? – Брехт встал, дошёл до шкафчика и из кителя, висевшего там, на плечиках, достал расчёску, – Причешись, не майор, а алкаш после недельного запоя. И подстригись се… ладно, завтра. Всё, не Испания. Приехали домой. Тут товарищ Мехлис обязательно пожалует. Либо ордена выдавать, либо смертный приговор выносить.

– Что сделает, – пропустил тираду про смертный приговор мимо ушей бывший хорунжий. – Да, чего сделает, понятно, в Москву отправят. Наверное, своим ходом. И наших всех лётчиков и отправят перегонять трофеи, у них уже опыт есть.

– Точно. Так всё и будет. А с этими тремя разбитыми, как думаешь, что сделают?

– С четырьмя. Ещё один истребитель Ки-27 угробили. Тоже шасси подломилось, и крыло одно отлетело. – Налил второй стакан майор.

– С четырьмя? – Брехт аккуратно, чтобы плечо не разбередить улёгся на кровать снова.

– Думаешь? – хмыкнул Светлов.

– Сто процентов.

– И?

– Нужно ещё пяток самолётов сломать. Но так чтобы по одному из образцов осталось в идеальном состоянии. Сколько там разновидностей получилось?

– Два разных бомбардировщика – большой и малый, то есть, лёгкий армейский бомбардировщик «Мицубиси» Ки-30 и армейский тяжёлый бомбардировщик «Мицубиси» Ки-21, два истребителя ещё. Это: моноплан новый – Ки-27 и старенький биплан – Ки-10. Ну, и этот гражданский. А, я же не рассказал. Помнишь, в Сарагосе нашли журнал английский в библиотеке? Про рекордный перелёт из Японии в Лондон. Вот, этот самолёт с корреспондентом и прилетел. «Камикадзе» называется. Красивый. Корреспондента, кстати, живым привезли. Переводится – «Божественный ветер». Его целым и невредимым пригнали. Так, что ещё? А, и ещё две птички – это армейский разведчик «Мицубиси» Ки-15. Всего, значит, шесть разновидностей получается. Ну, правда «Камикадзе» – это просто гражданская версия разведчика Ки-15. Хотя отличия небольшие есть. И двигатели разные.

– И, чёрт с ним, ладно, пусть рекордный самолёт в Москву забирают. А нам надо сломать ещё несколько самолётов, аккуратно, чтобы потом легко починить было, и себе оставить. – Брехт прямо представил, как из его маленького авиаотрядика получится нормальная эскадрилья, после того как «японцев» отремонтируют и введут в строй. Правда, «Эскадрилья» – это когда пару десятков однотипных самолётов, а у него все разнотипные. Зато и лётчики будут уметь летать на всём, что вообще летает, чтобы на Халхин-Голе не опозориться, как в реальной истории. А что Халхин-Гол будет, даже сомневаться не приходилось. Это представят через год во всех газетах, а потом и в Советских учебниках, как агрессию Японии по отношению к Монголии. Границу захотят самураи на двадцать пять километров передвинуть. И СССР, верный союзническому долгу, придёт на помощь. И только уже после перестройки всплыло, что все там было с точностью до наоборот.

Глава 5

Событие тринадцатое

– Так, дорогой, что это за «Настя шалава» у тебя в телефоне?

– Да просто, обычная шалава, иногда звоню ей.

– Не ври! Это твой начальник! Ты работаешь по выходным, долбаный трудоголик!

Телефон был чёрный. А каким должен быть? Сейчас все телефоны чёрные. Цветных пластмасс ещё не изобрели. Вообще пластмасс не изобрели. И ускорить в этой области прогресс Иван Яковлевич не мог. Знал только общие названия «Полиэтилен» и «Полипропилен», а формулу и, как их изготавливают, не знал. В юности, во время практики, после какого-то курса института, был Брехт вместо места по специальности трудоустроен временно на эти два месяца в цех товаров народного потребления, и там делали из алюминия орешницы. Хрень такую, для получения из теста половинок грецкого ореха. Бог с ними с пирожинками этими, или как эта хрень называется. Были эти формочки с пластмассовыми ручками. Приходил вот, наверное, полиэтилен в виде полупрозрачных шариков – гранул. Его потом загружали в печь, да в общем тоже не важно. Речь о том, что из готовых шариков Брехт бы мог отлить с использованием пресс-формы корпус телефонного аппарата, но вот как получить эти шарики даже близко не представлял, не на того учился. «Этилен», что-то со спиртом связано. Из спирта, что ли, делают пластмассы?

Сейчас телефонные аппараты делают из эбонита. И для простоты они чёрные, сам бы эбонит получился грязно-бурым, но в него добавляют сажу, как краситель и получают благородный чёрный цвет. При добавлении других красителей, возможно, наверное, и другой цвет получить, но Дворжецкий только начал экспериментировать на предприятии по производству в том числе и телефонов с получением цветных эбонитов и потому телефон – чёрный.

Брехт снял трубку и задумался, нет, не о том, как цветной эбонит[2] получать. И даже не о том, как расширить ассортимент вещей, что на фабрике делают из него. И так приличная номенклатура. На фабрике из эбонитов изготавливали гребни, рукоятки ножей, мундштуки для сигарет и курительных трубок, корпуса перьевых ручек, для артели, что производит патефонные пластинки, выпускает сами заготовки грампластинок. Ещё для музыкантов делают – мундштуки для кларнетов, саксофонов и фаготов.

Задумался, как помягче сообщить Блюхеру, что он в очередной раз войну Японии объявил. Да, инциденты на границе почти каждый день и даже сотни убитых и раненых, но из Москвы есть приказ на провокации не реагировать и на территорию Маньчжоу-го военные действия не переносить. За эти два года, что прошли с того, как он напал на японцев у озера Хасан мало что изменилось. Японцы теперь воюют с Китаем, и СССР поддерживает Чан Кайши (Цзян Цзеши – «непоколебимый как утёс») и оружием и советниками, даже просто лётчиков и танкистов воевать отправляет, но это там, в Китае, можно, бить самураев. А здесь почему-то нельзя. Боятся в Москве спровоцировать японцев на полномасштабную войну, считают, что сильны сыны Ямато. Ошибаются. Сейчас, как раз СССР на Дальнем Востоке сильнее японцев. Но в Кремле решили не поддаваться на провокации, а Брехт не то что поддался, а прямо напал на военный аэродром. И убил весь персонал, кроме шести человек. И угнал в СССР восемнадцать самолётов. Пипец. Но докладывать надо, а то другие доложат, и это будет в разы хуже. Блюхер пока в фаворе у Сталина. И Хасана может и не возникнет в этой истории. А как он Сталину преподнесёт историю, так и получится.

Трубка чёрная бибикнула о себе напоминая.

– Анна Ивановна, – проговорил комбриг в трубку, – соедините меня с маршалом Блюхером. Ну, если совещание … Скажите, что важная информация. Да, буду здесь ждать.

Здесь это в штабе. Иван Яковлевич выселять Баграмяна из кабинета бывшего своего не стал. Подвинул начальника штаба, временно его переселив. Сел на уголок дивана и стал ждать. Очевидно, что всё же попал на совещание, или Блюхер вообще не в штабе. Блин, ещё ведь его могут и Москву отозвать и там в кандалы … Нет, не должны … Если только Мехлис. Но ведь они с Михаилом Петровичем Фриновским – начальником Главного управления государственной безопасности НКВД СССР и в реальной истории приезжали в Приморье, а Блюхера не тронули. А если маршал и уехал в Москву, то он ведь избран депутатом Совета Союза Верховного Совета СССР 1-го созыва по Ворошиловскому избирательному округу Дальневосточного края. И чуть позже в январе 1938 года на первой сессии избран членом Президиума Верховного Совета СССР. Могли вызвать в Москву на сессию. В больнице Брехту делать особо нечего было, и он три дня читал в основном подшивки местных газет за полгода. Там и узнал, что маршал его обогнал по орденам опять. 28–31 мая 1938 года в Москве проходили заседания Главного военного совета. Блюхер выступил на нём с большим докладом. 7 июня ему вручён второй орден Ленина (награждён Указом от 22 февраля в числе командного и начальствующего состава РККА в связи с XX годовщиной Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота). Иван Яковлевич в это время полз со своими танками и машинами по необъятным просторам. Что значит самолёт. Маршал успел и с докладом выступить и орден получить, и вернуться, а они всё ехали и ехали.

Из размышлизмов вырвал длинный гудок телефона. Ну, значит, межгород.

– Ало, Иван Яковлевич, соединяю вас с товарищем Блюхером, – пискнула трубка женским голосом и сразу без перерыва разразилась рыком. Мужским.

– Ты, что там о себе возомнил, Ванька!? Вообще страх потерял? Всё с Испанией проститься не можешь? Так, пора! Тут я командир пока, важное у него дело. У меня совещание с товарищем Мехлисом. Ладно, говори, чего тебе надо. Есть хочу и курить. Важный у него разговор. Смотри мне, не дай бог ерунда какая окажется. Ну, чего молчишь. Говори! – там что-то сгрохотало. – Блин мать вашу, вы тут суки ох… что ли? Почему стул со сломанной ножкой. Распустились бл…! Ванька, мать твою. Говори, чего хотел!!!

Нда. Так под горячую руку и не вовремя, наверное, о локальной победе над Страной Восходящего Солнца докладывать.

– Товарищ маршал Советского Союза это не телефонный разговор.

– Да, ты, Брехт, в конце концов, вообще, там, в Испании, с ума сошёл! Если не телефонный разговор, то зачем по телефону звонишь?! Куда мир катится!?

– Товарищ маршал. Василий Константинович, скажите, как в последние три дня ведёт себя Япония? – переждав гнев, всё же начал комбриг.

– Япония?! Нет, Ваня, с тобой сам свихнёшься.

– Это важно, товарищ маршал Советского Союза, – нажал Брехт.

– Даже так? Ну, нормально ведёт. Там у озера Хасан был вчера инцидент. Пытались высадиться на нашу территорию на двух катерах десяток человек, но неудачно, наткнулись на засаду с пулемётчиком. Завязалась перестрелка. Трое наших ранено, один убит. Все японцы уничтожены. Один тяжелораненый в госпитале. Это хотел услышать?

– Нет. Василий Константинович, а ближе ко мне, в Уссурийске?

– В Уссурийске? Там сейчас Фриновский. При встрече с агентом на территории Маньчжоу-го убит комиссара государственной безопасности 3-го ранга Люшков. Но это не наше дело. Пусть НКВД этим занимается. Это тебе надо было? – голос напрягся у маршала.

– Нет. Василий Константинович. На самом деле это дело НКВД и пограничников. Пусть Фриновский и занимается. Как японцы себе ведут возле Уссурийска?

– Никак не ведут. Вань, я жрать хочу, давай говори, что нужно конкретно, – теперь уже снова почти рык.

– Товарищ маршал Советского Союза, это не телефонный разговор. Думаю, что вам с товарищем Мехлисом нужно приехать ко мне в часть. Ну, не ко мне. В Спасск-Дальней.

– Нужно? С Мехлисом. Ты, Брехт, берега-то видеть не разучился. С ума точно сошёл в Испании. Ты что-то про госпиталь говорил тебя в дурдоме держат?

– Вам с товарищем Мехлисом нужно кое-что увидеть в мое… на территории отдельного автобронетанкового полка.

– Ты серьёзно, Иван Яковлевич, – уже деловым тоном спросил Блюхер.

– Очень серьёзно, товарищ маршал Со…

– Да, хватит маршалить. Что-то серьёзное случилось? Это японцы…

– Это не телефонный разговор.

– Ох-хо. Брехт, мать твою, во что ты опять влез?

– Это не телефонный разговор.

– Мать… Ладно. Приедем, Я, конечно, заместителю народного комиссара обороны и начальнику Главного политуправления Красной армии приказать к тебе ехать не могу, но попытаюсь заинтриговать. Стоит оно того?