скачать книгу бесплатно
– Одеться?
Милн переспросил так, будто стал глухим. – Ты убегаешь из ресторана, не сказав ни слова, неизвестно где проводишь ночь, появляешься утром и говоришь, что тебе «нужно одеться»?! Я объехал весь город, пока искал тебя!
– Выйди!
Эл бросила на него блестящий взгляд, отвернулась, сорвала с плечиков блузку и брезгливо посмотрев на нее, швырнула на кровать. Старательно размяв сигарету в пепельнице, оставленной на тумбочке с той стороны кровати, где он спал, Милн, быстро взглянув на Элис, подошел к ней и грубо схватил за руку, разворачивая лицом к себе.
– Какого черта, Эл?!
От неожиданности ее повело в сторону, и она наконец-то посмотрела на Милна, хотя в этом взгляде было больше растерянности и удивления от грубого жеста, чем злости. Элис поморщилась от боли, и нервно сглотнула, спрашивая хриплым, сорвавшимся голосом:
– Ты спал с Ханной, когда мы были женаты?
Хватка на руке ослабла, Эдвард беспомощно и нелепо оглянулся по сторонам, опустил голову вниз, потом вдруг резко поднял ее, и посмотрел на Эл.
– Да.
– Когда?
– Ли?са, не надо.
– Когда?
Она вплотную приблизилась к нему, схватила за рубашку, и потянула вниз.
– Это ничего не значит!
– Когда?
Милн шумно вздохнул и медленно произнес:
– В тот вечер, когда ты потеряла ребенка.
Повисла долгая пауза.
Милн видел, как в глазах Элис собираются слезы, – словно мелкие волны у моря, с каждым мгновением они становились все больше и больше, а потом вышли за край, – прозрачные, соленые и горячие.
– Прости меня! – зашептал Эдвард, проводя дрожащими пальцами по ее щеке.
– Не смей называть меня «Ли?са», так звал меня только Стив!
Встряхнув Милна, – как ей показалось, сильнее, – Элис другой рукой схватилась за полотенце, которое уже сползло вниз, обнажая ее маленькую, красивую грудь. Взгляд Эдварда загорелся, и он застыл на месте, завороженно глядя на Эл. Глаза его с великой, печальной нежностью медленно скользили по фигуре и груди Элис, по ее светлой, нежной коже. Не смея коснуться, Милн приблизил руку к плавному плечу девушки, но когда она, смутившись, поправила полотенце, он отвел глаза в сторону. Элис отпустила Эдварда, и его рубашка теперь выглядела так, будто из нее хотели надуть воздушный шарик, но ткань оказалась слишком тяжелой для этого, и, зря скомкав, ее бросили и убежали дальше, в поисках более подходящего материала.
***
Эдвард надеялся, что они смогут поговорить на следующий день, когда первая злость Элис утихнет. И не то, чтобы он сильно ошибся, – скорее, не слишком хорошо предугадал ее действия, потому что в следующие несколько дней, – к его немалому удивлению, – она выстроила свой распорядок дня так, чтобы как можно меньше встречаться с ним. Теперь он завтракал без нее, и на все его вопросы Кайла отвечала одним или двумя-тремя словами: «уехала», «будет поздно», «ничего не сказала». Конечно, о том, куда она уезжает с утра пораньше, он мог спросить и саму Эл, но для этого ему сначала нужно было ее увидеть, что теперь, учитывая недавний разговор, стало большой редкостью.
В один из таких дней Эл приехала домой раньше обычного. Радостная и возбужденная, она тихо напевала какую-то песенку, когда столкнулась в коридоре с Эдвардом. Улыбнувшись чему-то, она оглянулась, остановила взгляд на газете, зажатой в его руке, и хмыкнула, словно спрашивая: «Как тебе не надоело таскаться с этой нацистской чушью?». Проследив за взглядом, он тоже посмотрел на газету с жирными готическими заголовками, положил ее на столик и пошел следом за Элис, которая уже настраивала радиоприемник на волну, где передавали музыкальные концерты.
Время шло, а концерт все не начинался. Вместо этого Кельнеры долго слушали, как где-то далеко, надрываясь в механических радиоволнах, Йозеф Гиббельс выступал с новыми воззваниями.
Повернувшись, Эл взглянула на закрытую дверь, заметила Эдварда и пожала плечом. В правой руке у нее был зажат листок с какими-то записями. Она перечитала написанное, зажгла спичку, и положив листок в глубокую пепельницу, медленно подожгла его с двух сторон. Язычки пламени, переходя из синего в желтый, резво побежали по плотной бумаге, и скоро от написанного ничего не осталось. Высыпав пепел в камин, Элис присела перед ним, перемешивая пепел. Потом поднялась, расправила широкую юбку и шагнула вперед, где Милн, словно часовой на посту, стоял без движения.
– Я видел записку. О какой поездке в Лондон идет речь?
Элис подняла на него глаза и весело рассмеялась:
– Харри, ты говоришь как телеграфный столб.
Она улыбнулась.
– Я уезжаю в Лондон, герр Кельнер. И так как возвращаться сюда не планирую, то…
Эшби помолчала.
– … Была рада познакомиться. Не могу сказать, что работать с вами мне понравилось, но было довольно занимательно. Обещаю, – голос Эл зазвучал торжественно, словно было Рождество, и она обращалась к гражданам Соединенного Королевства вместо королевы-матери, – что никому ничего не скажу!
Эдвард скрестил руки на груди и прислонился к двери.
– Не припомню в сообщениях ничего подобного.
– И не нужно, Кельнер. Я вернусь в Лондон, скажу, что не хочу больше служить на благо отечества, и вы снова будете работать в гордом одиночестве. Надеюсь, останетесь здесь и разделите свою жизнь с Ханной Ланг. Глаза Элис заблестели, она даже попыталась сделать книксен, но запуталась в своих двух ногах и эффектно упала на пол, громко хохоча.
Милн наклонился над ней, пытаясь поднять, но она оттолкнула его руки, и осталась лежать на ковре, устраиваясь поудобнее.
– Жаль, что ты мне не веришь, Харри. Я же не могу врать тебе, – старшему, такому большому агенту!
Элис подняла руки и попыталась изобразить в воздухе необъятную, – судя по изображенным очертаниям, – фигуру Эдварда, но снова рассмеялась, раскинув руки в стороны.
– Сама фрау Гиббельс отпускает меня, Кельнер. Представляешь, она помнит, – тут Эл подняла руку, вытягивая вверх указательный палец, – что Агна мечтала пройти обучение у Аликс Бартон!
Девушка приподнялась, опираясь на локти, и улыбнулась все еще немому Эдварду.
– Это модельер, если ты вдруг не знаешь. И вот Агну Кельнер официально отпускают в Лондон. Поэтому скоро я уезжаю.
Последнюю фразу Эл произнесла шепотом, затем поднялась и подошла к двери, рассматривая лицо Эдварда. Он отошел в сторону, пропуская ее, и о чем-то сосредоточенно размышляя.
***
Харри Кельнер успел на рейс Берлин-Лондон только благодаря тому, что самолет задержали на четыре часа. А за эти четыре часа он, – благословение полному баку и быстрым шинам «Гроссер-Мерседеса», – узнал, что несколько работниц дома мод Магды Гиббельс, среди которых была фрау Агна Кельнер, действительно сегодня вечером вылетают в Лондон, для того, чтобы принять участие в обучении, организованном Аликс Бартон. Позже она станет легендой модного мира, – мадам Гре, и войдет в историю как «королева драпировок». И если к каждой складке на платье, носившим ее имя, мадам предъявляла строгие требования, заключавшиеся в красоте и элегантности, то Милну уже на втором отрезке его внезапного маршрута потребовалась молниеносная скорость, – как физическая, так и мыслительная. Именно благодаря последней он вспомнил о командировке в Лондон, в которую никто не горел желанием отправляться.
Несколько дней назад решать нудные дела о взаимных поставках лекарственных препаратов поручили его коллеге, с которым теперь Кельнеру очень нужно было поменяться местами. К удаче Харри, этот вопрос решился легко и быстро, – начальство не было против, а коллега, узнав, что остается в Берлине, пожал Харри руку, и горячо поблагодарил за избавление от нежеланных обязанностей.
Подбегая к центральному входу в аэропорт, Кельнера был уверен, что достиг цели. Но когда выяснилось, что все билеты на нужный ему рейс проданы, и что даже заплатив тройную цену, он не сможет вылететь этим рейсом в Лондон, Харри заметно притих. Даже мысли, такие быстрые и находчивые на протяжении всего этого пути, теперь отказывались помогать ему. Пассажиры рейса «Берлин-Лондон» уже выстраивались в ленивую очередь, медленно подползая к выходу из терминала, а герр Кельнер все еще был без билета.
Фройляйн за стойкой регистрации, которую он до этого несколько раз уговаривал помочь ему вылететь в столицу Королевства, вздохнула при виде беспокойного мужчины и закрыла окошко перед его носом. Отказываясь верить, что сегодня вечером, через несколько часов, именно ему не суждено увидеть Биг-Бен, Харри подбежал к упитанному мужчине, который десятью минутами ранее, благодаря его же заботам, уже разбогател, и вновь взмолил о помощи. Но верный служитель аэропорта только развел пухлыми руками в стороны, потому что заоблачная для него сумма уже звенела у него в кармане, а взять еще больше у сумасшедшего блондина ему не позволили ошметки совести.
Кельнер медленно выдохнул и растер лицо ладонями. Он как раз начал думать, что «всё кон…», как вдруг кого-то, кто стоял в черепашьей очереди на нужный ему рейс, вырвало. Прямо на блестящий, подобно зеркалу, пол шикарного и самого большого аэропорта Темпельхов, который останется берлинцам на очень долгую память и будет катать их по миру до невероятного 2008 года.
Звук, который услышал Харри, – да и все, кто был поблизости, – прозвучал так, что Кельнер не сомневался: человек, издавший его, сначала вывернулся наизнанку, а потом ввернулся обратно. Так оно было или нет, он, конечно, проверять не стал. Но убедившись, что теперь одно место в самолете будет свободным, он ринулся к стойке регистрации так стремительно, что девушке, которую до этого от него спасало закрытое окошко, не оставалось ничего иного, как оформить Харри Кельнера на рейс до Лондона, и, указав на все такую же медленно ползущую вперед очередь, радоваться, что этот белый высокий псих с блестящими от беспокойства глазами, наконец-то от нее отстал.
***
Похоже, пассажир, который в последние минуты перед вылетом рейса Берлин-Лондон решил вывернуться наизнанку в аэропорту нерушимой Германии, продолжал приносить Милну удачу: его место в салоне самолета, располагалось рядом с тем, где сидела Эл. Он наблюдал за ней, не рискуя быть замеченным, – еще до того, как шасси оторвались от аэродрома в Темпельхов, она заснула и проснулась только тогда, когда стюардесса попросила пассажиров пристегнуть ремни и приготовиться к посадке в аэропорту Кройдон.
Милн догнал Элис на выходе из терминала, и предложил проводить домой, но она, посмотрев на него как на вездесущего призрака, появления которого в эту минуту точно не ожидалось, смерила его острым взглядом, и после короткого молчания объявила, что он может ехать куда угодно, – она отправляется на встречу с Баве. И Эдвард Милн, который, к слову сказать, был вполне осязаемым, – по меньшей мере, потому, что окружающие люди видели его предельно четко, – поймал высокое темно-синее такси Austin, и предложил Элисон Эшби, – если, конечно, ее это не слишком сильно убьет, – доехать до генерала в его компании.
Судя по тому, что Элисон села в такси, – правда, проигнорировав галантно протянутую ей в помощь руку, – умирать она не планировала. Лондон шумел голосами прохожих, громкими фразами уличных торговцев и автомобильными клаксонами.
Взрослые люди и непоседливые мальчишки почти так же, как в Берлине, переходили улицы с одной стороны на другую, но во всем этом было одно невидимое отличие от столицы Третьего Рейха: тишина. Лондон мог шуметь как угодно громко, – голосами людей, лаем собак, руганью продавцов или плачем детей, но в сравнении с Берлином он оставался таким тихим, что в первые минуты Элис, словно зачарованная, медленно следила за всем, что происходило по ту сторону автомобильного стекла, не понимая толком, что случилось. А дело заключалось просто в том, что в Лондоне не было Грубера и калеки, министра пропаганды, орущего на Берлин и всю Германию день и ночь напролет.
Генерал встретил их излишне радостно, в той привычной для него эксцентричной манере, которую Эдвард и Элис уже успели забыть. По тому, как они зашли в кабинет Баве, было видно, что большие дороги и перелеты давно стали для Милна обычным делом. Но Элис выглядела так, как будто переступив порог кабинета Баве, она оказалась в ином, потустороннем измерении. Ее лицо было серьезным и растерянным, но, даже несмотря на некоторую бледность, Эшби вызвала в Баве непривычное даже для него оживление, и когда он подошел к ней, чтобы потрясти ее руки в приветствии, обнять и поцеловать в обе щеки, внешне она не высказала никакого удивления, все еще оглядываясь по сторонам просторного кабинета. Оставив вступления и громкие слова соплякам-офицерам или самым высшим эшелонам власти, Рид Баве перевел оживленный взгляд с Эшби на Милна, и, растерев ладони, приготовился слушать новости, доставленные прямо из Столицы Мира.
Все еще удивляясь отсутствующему взгляду Эл, Милн начал свой доклад об обстановке в Берлине с общих сведений, которые наверняка уже были известны генералу.
– Оставшиеся противники Грубера ждут смерти президента Гинденбурга: они надеются, что это поможет свержению фюрера. Учитывая состояние здоровья, ждать им осталось не так уж долго…
– А Грубер? – быстро спросил Баве, подгоняя Милна.
– Ему нужна поддержка армии и штурмовых отрядов, иначе оппозиция может стать опасной.
– Насколько сильно нужна?Генерал сомкнул руки в треугольник, увенчав его вершину своей круглой головой.
Эдвард прочистил горло, помолчал, взвешивая каждое последующее слово, и, посмотрев на Рида Баве в упор, четко произнес:
– Позарез. Как и Эрнст Рём, начальник штурмовиков. Уже сейчас ему подчиняется более трех миллионов человек, а это значительно превосходит те силы, которые служат Груберу.
– Великолепно!
Баве всплеснул руками, перевел взгляд на молчаливую Элисон, и снова спросил Милна:
– А Гиринг? Я помню, вы – он сделал непонятное движение руками по кривому кругу, которое, видимо, означало, что он говорит о Милне и Эшби, – много сообщали о нем, особенно в первое время.
При имени рейхсмаршала Эл резко повернула голову в сторону Эдварда, а он, наклонившись вперед, ровно ответил:
– Сейчас ему подчиняется только гестапо в Пруссии, все остальные подразделения этой организации взял под свое начало Генрих Гиллер. По сведениям, которые мне удалось достать, – на этих словах Эл, подразумевая Ханну Ланг, коротко рассмеялась, внимательно рассматривая свои руки, – Грубер дал главе гестапо личное поручение: собрать компромат на Рёма и его друзей.
– Но зачем же? – протянул Баве, поднося палец к подбородку.
– Генерал, вы правда такой идиот, или настолько плохо играете свою роль? Если так, то вам стоило бы взять уроки актерского мастерства у Рудольфа Валентино. Жаль, что он уже умер.
Если бы громы и молнии могли разрываться в тишине, то это был бы тот самый случай. Рид Баве и Эдвард Милн в немом изумлении уставились на Элисон, повернув головы в ее сторону как по команде, одновременно. А она продолжила:
– Грубер хочет избавиться от Рёма, только и всего.
Поморщившись, Элисон грациозно поднялась со стула и надела пальто, явно собираясь уходить.
– Мне это все надоело, я ухожу из «Ми-6».
От этих слов Баве, еще не успевший реанимироваться после первого словесного выпада в свою сторону, окончательно растерялся, теряя на глазах все свое достоинство начальника.
– Зачем же вы приехали?
– Сказать, что я больше не работаю в разведке.
– Но-о… по-почему?! А как же мое объявление о том, что ваше задание окончено, и вы должны вернуться из Берлина в Лондон?
Генерал расставил руки в разные стороны, что выглядело так, будто через секунду он рухнет на колени прямо посреди кабинета и начнет молиться господу богу.
– Что?! – на этот раз не сдержался Милн, поднимаясь со стула и вытягиваясь во весь свой великанский, – с точки зрения небольшого Баве, – рост. – Задание окончено?! Да вы тут что, с ума сошли?! Выдернуть нас из Берлина, чтобы сказать, что все закончено, вот так, без предупреждения?!
Мужчины пораженно смотрели друг на друга, пока с той стороны, где стояла Эшби, не раздался веселый хохот.
– Ну… во-о-от, видите-е-е, – задыхаясь от смеха, пыталась сказать она, – все-е-е к лучшему!
Приступ веселья внезапно стих, и в абсолютной тишине она повторила:
– Генерал, я не шучу. Можете закрывать это задание или придумывать новое, мне наплевать. Из меня вышел плохой агент, я ничего не умею, и если бы не Милн, я провалила бы все ваши поручения еще в январе прошлого года. Поэтому я ухожу из разведки. Наверняка нужно подписать бумаги об увольнении, это я сделаю позже, сейчас мне нужно уехать.
Резко развернувшись на каблуках, Элис вышла из кабинета.
Не говоря ни слова, Баве грузно опустился в кресло, открыл тумбочку, и, плеснув в бокал бренди, залпом осушил его, жестом приглашая Милна присоединиться к нему. Но тот отрицательно покачал головой и, снова посмотрев на дверь, через которую только что вышла Эшби, предпочел закурить, затянувшись до треска сигареты.
– Ты знал? Что происходит?
– То же самое я хотел спросить у вас, генерал, – медленно протянул Эдвард, отвечая на второй вопрос, – вам не кажется, что это очень дурная шутка: закрывать задание в Берлине?
Маленький генерал замахал руками на Эдварда.
– Ладно-ладно, признаю, это было слишком. Все дело в том, что Синклер поручил мне «проверить» вас. Согласен, – он тяжело вздохнул, – это была глупость… но если я пошутил, то она?..
Милн покачал головой не вынимая сигарету изо рта.
– Как бы там ни было, ваше задание продолжается, и эта девчонка мне нужна в Берлине. Поэтому делай что хочешь, но верни ее. – Рид замолчал, чему-то улыбнувшись. – Не знаю, что ты там с ней сделал, или она сразу такой была, но, – он пошло рассмеялся, – девчонка просто огненная!
– Это очень забавно, генерал.
– Уверяю тебя, если бы я все еще мог бегать так же быстро, как раньше, она бы от меня не ушла.
Рид налил новую порцию виски, но пить не стал, судя по его мечтательному взгляду, очарованный какими-то своими фантазиями.
– Я о том, как настойчиво вы и многие другие, даже в Берлине, отказываетесь видеть в Грубере опасную, реальную силу.
– Он всего лишь ефрейтор, временно получивший власть!
Усмехнувшись, по привычке, краем губ, Милн внимательно посмотрел на Баве.
– Знаете, что недавно сказал пьяный Рём?
