скачать книгу бесплатно
Беспокойная ночь отразилась, однако, и на Томасе: его глаза, как и глаза Ирмы, потускнели. Восторг и восхищение исчезли: «проба» в России становилась непредсказуемой и опасной. В памяти всплывали полена в печи – не сгорали те, что откатывались в сторону. Лёжа в ночной тиши рядом с женой, он склонял её к выезду.
– Я есть частьица русская кровь, но на менья смотрьеть, как на враг. Я хотьел честно работать на Россия. Она и моя родьина, но я для неё немьец. Россия – это злой энергия, криминаль, поньимаешь? Я хотьел, чтобы людьи жить здесь красиво, как в Европа, но они не понять, что налоги платьить не бедный, а богатый. Они не понять, что чьем больше богатый, тем лутше жить простой народ. Хёрёшо, я тьебя встретиль, но здесь дьелать «проба» не надо; мы уже немолодой.
– Томас, милый, я без Кости и Петруши пропаду.
– А есльи нам смерть будьет?
– Ой, не знаю, – выслезила она, – не знаю. Давай отремонтируем крышу, а там видно будет.
– А есльи оньи бомба чьерез решётка бросить?
– Им это невыгодно – они тогда ничего не получат.
– Давай капьиталь записать на менья, тебья, Костья и Наташа. Тогда он менчше будьет попадать на глаз.
– Твой капитал и – разделить?
– Капьиталь, милая, наш – мы живьём вместье!
– А кто будет платить охранникам, продавцам, бухгалтеру и другим рабочим?
– Это очшень просто – из долья твой, мой, каждый.
– Если так безопаснее, давай попробуем.
– Да, да, Ирма, такой «проба» будет лутше, «безопаснее», – повторил он непривычное слово.
На бетонное основание крыши толстым слоем насыпали котельный шлак, на стропила и обрешётку натянули оцинкованную жесть. Внутри всё перемыли и расставили по местам. Через неделю от пожара не осталось и следа. Ночью с двумя охранниками дежурили ещё и два милиционера, однако, дамоклов меч рэкета не исчезал.
О магазине много говорили. В областной газете сообщалось, что предприниматель Томас приучает «русский народ к дорогим запахам модного Парижа», и Костя пошутил, что «пресса, как мини-юбка, показывает всё, но скрывает самое главное» – пожары, перестрелки и убийства.
* * *
Соседка Варвара, которой Ирма в период её знакомства с Томасом привозила из Германии дорогие крема, частенько прибегала с деревенским молоком, творогом, сметаной, последними сплетнями и не забывала позавидовать, что Ирма «удачливо вышла замуж».
– Он, Варвара, труженик. Половину из своего кармана отстёгивает в бюджет, чтоб таким, как ты, лучше жилось, – протягивала ей Ирма деньги.
– Лучше подбери что-нибудь из косметики, – крутила Варвара тяжёлым светловолосым хвостом. – У тебя вкус. Он, вроде, и у меня есть, но богатого мужа Бог не дал, хоть и смотрюсь, как девушка. Мне все возраст сбрасывают… – косилась она смазливо на Томаса.
– Сбросить по внешнему виду тебе, конечно, можно лет так десять, а по умственному – и все пятнадцать, – оборвал её как-то Костя.
– И в кого ты такой злой, Костя?
– Какой же я злой, это анекдот такой.
Она обиделась и долго не приходила, но вдруг заявилась в гипсе и с порога застрочила:
– Сегодня возле магазина шастали подозрительные бугаи в кожанках. Я, было, хотела уже к милиционерам бежать.
– Сколько? – выдохнула Ирма.
– Четверо.
– И как они выглядели?
– Рослые – больш ничо не запомнила.
– Ты почему в гипсе?
– Да в киоске талоны вчера папиросами отоваривали. В минуту очередь в полкилометра выстроилась – не меньше. Я курточку натянула и туда. Недалёко была – радовалась, что хватит. Киоск открыли, и тут, откуда ни возьмись, «бугаи» объявились. Всех отталкивают, орут, матерятся, что первые. Одному успела я в затылок вцепиться. Он выпрямился и отмахнулся, как от назойливой мухи, – хорошо, руку отдёрнуть успела. Стою за ним, а досадить хочется, только чем? До затылка высоко…
– Ты сказки-то не рассказывай, говори, где руку сломала.
– Так я и говорю. Стою за ним, а из очереди турнуть его хочется, но он же высокий да ещё к стене приклеился. Оттащить силы нужны, а где их взять? Я и нырнула ему под куртку… Нащупала голую спину и в мясо так вцепилась, что оно под ногтями осталось. Он спокойнёхонько разворачивается; мою руку, как занозу, вытаскивает и сверху по ней – бац! – кость и расколол.
– A b суд ты подала?
– Я тебя умоляю – какой суд?..
– Были ж свидетели – видели!
– Видать-то видели, а как доказать, что кость полетела?
– Ты что, не почувствовала?
– Как – не почувствовала? Почувствовала! Здоровой рукой подхватила её, так на весу и нянькала, а в глазах слёзы.
– А почему фамилию не спросила?
– Так он мне и сказал!.. Даже если б и сказал, я ж его тоже щипала. Ему ж, наверно, тоже больно было… – засмеялась она.
– Папиросы-то купила?
– В том-то и дело, что нет.
– Почему?
– Потому! Не достались!
– Да-а… А как узнала, что кость сломана?
– Домой пришла— болеть не перестаёт. Пухнуть рука начала. Пошла к врачу. Сделали рентген – он перелом показал. Вот так из-за папирос, которых не досталось, и покалечилась.
– Может, чем помочь?
– Гриша всё сам делает, только корову доить некому – тебя хотела просить. И пусть за магазином милиционеры глядят лучше.
Весь месяц Ирма после работы помогала Варваре – не только доила корову, но и готовила еду. Томас с Григорием сдружились и по вечерам часто играли в шахматы. В одну из суббот Ирма затопила баню. Вымылись и по просьбе хозяев остались у них на ночь в отведённой им комнате. Переночевали и в воскресенье утром ушли домой. Вошли во двор и остолбенели: у двери лежала их собака – мёртвая. В дверях торчала записка: «Убирайтесь, фашисты, в свою Германию». Хоронили собаку, как члена семьи. На Петрушу, выросшего с нею, жалко было смотреть. Когда отошли от потрясения, немногословная, но рассудительная Наташа сказала:
– Надоело это чувство вечного страха. Я устала. Больше всего боюсь за Петрушу.
Завершался век, надвигалось новое тысячелетие. Томас на диване рядом с Ирмой опёрся локтями о колени и прикрыл лоб. Невозможно остановить время, что диктует свои законы, условия и всем отсчитывает свой срок. Невольный участник безжалостного маховика, человек всегда выбирает, где лучше и что можно сделать, чтобы совершенствовать несовершенную жизнь. Искренне намереваясь работать на Россию, выбирал и Томас, подумывавший о филиалах в Омске, Томске, Новосибирске. И вот— новое потрясение! Надо уезжать.
– Не согласен! – нарушил Костя зыбкую тишину. – Всё бросить и уехать? На смену «перестройке и перестрелке» приходит «перекличка». В России, как нигде, бесконечное поле деятельности – есть, где развернуться. Давайте регистрироваться, как фирма, и участвовать в «перекличке». Работать надо на Россию, помогать ей выбираться из дикости. Перестроим магазин в трёх-четырёхэтажное здание – будет одновременно и фирмой, и жилищем, так даже безопаснее. Последний этаж займём под квартиры.
– А куда дома денем? – с ноткой грусти полюбопытствовал Петруша.
– Дачами будут, обнесём их высокой оградой.
– Я и не предполагала, что сын у меня такой прагматик, – обрадовалась Ирма.
– Хитрить и быть прагматиком учит жизнь. Как в анекдоте. Женщины решили убить мужчину. Опечалился несчастный – попросил, чтобы его убила самая некрасивая. И остался живой…
Все засмеялись – разрядить обстановку Костя умел.
* * *
Двор с двумя домиками огородили зубчатой, из красного кирпича оградой, наподобие кремлёвской. В калитку вмонтировали домофон – чужие теперь звонили, свои открывали ключом.
Прибыль от фирмы была небольшой – жили скромно. Немногочисленные постоянные клиенты покупали товар, открывали в районных центрах филиалы, но благородные запахи, как и вымершие динозавры, интересовали преимущественно молодых и любознательных – люди в возрасте оставались к ним равнодушными.
Зима прошла относительно спокойно, и в марте, начале цветения диковинных в Европе растений, Томас решил повторить с Ирмой путешествие во Францию. В Париже, где у него было много знакомых, наметили совместить полезное с приятным, затем проведать мать Томаса и заехать к дочерям в Берлин.
– А если ещё и в Прагу? Чешского «соловья» послушать – любимца моего, Карела Гота? – мечтательно выдохнула Ирма.
– Прагу? – удивился Томас. – Это с Берлин рядом! Для тебья, милая, не жалко, я у Бога одно просьить, штоб он дал нам долгая жизнь.
– Да, дорогой, «проба» наша вышла счастливой. А знаешь, как я негодовала, что за мною какой-то «денди» следит?! То ли, думаю, за воровку принял?
– Воровка? – засмеялся он, поднял, закружил, поцеловал, и по телу его прошёл ток.
Бережно, точно боясь расплескать дорогую жидкость, опустил на диван, чувствуя, что ток передался и ей. Уже год, как были они вместе, но пресыщения не наступало. Едва насытившись друг другом, ловили себя на мысли, что хотят повторения, и, когда близость случалась днём, Ирма боялась, как бы в дверь не постучали дети.
Томас позвонил в Чехию, узнал расписание выступлений Карела Готта, и первоначальный маршрут заменили на Берлин: поживут там с неделю, проконтролируют, как Лидия, Генрих и дочь Томаса ведут дела, и на один день съездят в Прагу. Ирма выбрала железнодорожный путь: будет возможность ознакомиться со страной хотя бы из окна вагона.
И вот уже сидят они в поезде «Берлин-Прага». Дорога тянется вдоль реки. Змейкой, кольцами, мячиком стелется туман. Густо-синий внизу, он редеет вверху, сливаясь с серым дождливым небом. У плешин с мелкой наледью мехами гармони серебрится вода. Плешины сменяются лыжной рябью – сменяются, казалось, для того только, чтобы привлечь внимание пассажиров проходящих поездов. Реку с двух сторон обступают горы, чьи вершины в дымных шапках и потому не просматриваются; на мрачных чёрных скалах красуется низкорослая жёлтая россыпь.
Поезд скользит неслышно, напоминая отдалённый гул высоковольтной станции. За окном – колонны «вертушек» с вращающимися «пропеллерами», ярко-лимонные поля, раскидистые дубы и каштаны с бело-розовыми гирляндами. Забытыми, никому не нужными стариками лежат серые прошлогодние поля – на их фоне свежевспаханные поля с аккуратными рёбрами салатных всходов горделиво бугрятся.
Садовые домики напоминают однояйцевых близнецов, а в Сибири рядом с неказистыми железными контейнерами, домиками малоимущих, красуются добротные двухэтажные коттеджи.
Ей хорошо. Разве могла она когда-то подумать, что вот так запросто поедет в Чехию с любимым человеком на концерт любимого певца?
Она отрывает взгляд от окна и молча, будто пытаясь запомнить, вглядывается в зелень любимых глаз, склоняется к его плечу, и он мягко целует ей голову. Тело наполняется теплом и покоем – хорошо б жить без конца…
– Я, как в раю, – подняла она голову и ответно его поцеловала.
В фойе театра платье Ирмы отличало её от неприметной публики – на неё оглядывались, но это замечал лишь Томас. Живой кумир пел, казалось, только для них – покидать партер и уходить в гостиницу не хотелось.
Наутро после лёгкого завтрака прошлись по древнейшему и красивейшему пешеходному Карлову мосту, на котором внимание и воображение поражали тридцать скульптур. К одной из них все прикладывались рукой – по поверью, осуществлялось желание. Место, к которому прикладывались, было отполировано до блеска – они тоже приложились.
До отхода поезда оставалось время, и они решили побродить по городу. Рядом с чешскими магазинами, как и в Германии, – немецкие, турецкие, русские. «А в России дружба народов только декларируется, – с горечью подумала она. – Корнями, душой и плотью прикипев к России, я обрела материальную независимость, но живу по-прежнему неспокойно. У нас не хватает законов, автономно существует всесильная страна взяток, в любое время могут отнять-убить».
Ирма не знала подводных камней предпринимательства, но, по словам Томаса, порядок в Европе сводился к уплате налогов. В России же, кроме налогов, надо платить депутатам, рэкетёрам, ревизорам, которых столько, что порою кажется: именно они основное сословие страны и среди них, выражаясь словами Гоголя, «мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет».
Хорошо, если Томас обучит Костю бизнесу, и он научится обходить подводные камни бесчувственного предпринимательства, вырулит на верный путь и выберет страну проживания для себя и своих потомков. Её «проба» жизни подходила к концу – такой «пробы» Ирма желала внукам и правнукам.
Эти хмуро-безрадостные думы были смыты освежающим душем в Берлине. После Франции, Люксембурга и Испании, где успели искупаться даже в водах Средиземного моря, она затосковала по своей глубинке, куда, полная впечатлений и свежих сил, вернулась с Томасом лишь к началу декабря.
* * *
После заграничного мира, радужного и безоблачного, Томас и Ирма вновь окунулись в привычный мир тревог и волнений. В их отсутствие Костя надстраивал магазин и заканчивал своеобразное бомбоубежище – подземный гараж. Он рассказал, что однажды, когда у банка выходил из машины, рэкетёры в масках едва не отняли у него всю дневную выручку. Одной «маске» дал он пинка в нежное место, но тут подлетела другая. Завязалась борьба. Хорошо, у банка стояли милиционеры, они подбежали, и грабитель не смог выхватить сумку с деньгами. Одного из убегавших ранили – идёт следствие. За деньгами теперь приезжает инкассатор, и всё пока тихо.
Зима отвоевала свои права, и в традицию вошли лыжные вылазки в лес. По выходным пробегали они до десяти километров – домой возвращались приятно уставшие. После ужина Ирма учила с детьми немецкие песни – Томас учил полюбившуюся ему «Сердце, тебе не хочется покоя».
В преддверии Нового года городок бурлил в хлопотах. Чтобы мышцы получали достаточную нагрузку, активная по натуре Ирма превратила в привычку прогулки после рабочего дня:
– Сорок минут – немного, но пользу здоровью сослужат. Неделю прогуливались вчетвером. В тот вечер Костя с Наташей заглянули в гастроном, и Ирма с Томасом пошли по обочине, тесно прижавшись друг к другу. Дорогу освещали редкие автомобили. Томас выражал недовольство, что в России не заботятся о новогоднем настрое, – окна и балконы не украшают праздничными огнями. Неожиданно что-то их толкнуло и – наступило небытие…
Томас очнулся от холода. Поднял голову, увидел неподвижную Ирму, инстинктивно рванулся, но не в состоянии был помочь.
– Господи! Спаси её! Lieber Gott! Erbarme dich![3 - Господи, смилуйся!]– крикнул он по-немецки и потерял сознание.
В палате на вопрос, что с Ирмой, услыхал односложное: «Жива». Время тянулось, как в бреду. Сколько прошло после аварии, Томас сказать не мог. Открыл глаза, увидел розовое, полное жизни лицо Наташи и спросил о том, что стало смыслом жизни:
– Что с Ирмой?
– Жива – пока.
– Плёхо?
– Да.
– Очьень?
– Мы надеемся…
– Наташа, что случилься? Почьему?
– Вас сбила «Волга». Идёт следствие.
– Нарошно – да?
– За вами, наверное, следили.
– А где Костья?
– Он с Петрушей всё больше у мамы. У вас рёбра сломаны, нога и множество ушибов.
