скачать книгу бесплатно
Алиса наелась быстро, и теперь сидела рядом с нами, а её надутый животик немного нависал над розовым платьицем, которое я ей купила несколько недель назад. Алиса любит всё розовое, и если бы она смогла загадать одно желание, то выбрала бы самой стать розовой.
Гриша встал и пошёл к машине. Вернулся он с двумя удочками. Со своей и совсем маленькой, наверное, для Алисы.
– Алис, пойдём порыбачим?
– Дай ребёнку переварить! – шутливо выступила я. – Да и сам посиди хоть немного.
Гриша согласился и поцеловал меня в лоб, всё ещё держа рыбацкие принадлежности в руках. Через полчаса мы переместились ближе к берегу. Гриша учил Алису закидывать удочку, но малышка не особо была заинтересована в процессе, и всё время озиралась на летающих вокруг нас насекомых, ей было страшно и интересно одновременно, когда над нашими головами, гудя как вертолётные лопасти, пролетела огромная зелёная с переливами стрекоза. Итог был очевиден, Алиса бегала по лугу полностью в своём распоряжении, а мы с Гришей сидели в обнимку у берега, зарыв ноги в тёплый мягкий песок. Поплавок дёргался, но рыбачить, кажется, тут вообще никто не собирался. Гриша просто взял всё, что могло пригодиться в теории, как обычно, впрочем.
Маленькие волны плескались у наших пальцев ног, Алиса за нашими спинами с девчачьим визгливым хохотом так и бегала за каждым насекомым, попавшим в её поле зрения. Она поймала бабочку и аккуратно закрыла её ладонями, чтобы показать нам. Она назвала её самой красивой в её жизни, хоть это и оказалась обычная крапивница. Алиса отпустила насекомое, улетевшее в краснеющее небо. Она уже хотела спать и приложила голову на колени Гриши, сев рядом со своим горячо любимым отцом. Гриша поцеловал её в макушку, а потом и меня в щёку. Его небритые усы слегка укололи кончик моего носа, и я чихнула.
– Отнесём её в машину. Пусть спит.
Гриша подхватил Алису с такой лёгкостью, словно та была совершенно невесома. Он одной рукой открыл дверь и положил дочку на заднее сидение, опустил немного окно и тихо закрыл дверь. Я ждала его на берегу, Гриша подошёл и щекотно прислонился своими губами к моей шее. Я чуть не взвизгнула и согнула шею так, что Гришино лицо вытянулось как у утки.
День заканчивался, и розовые отблески бегали по волнам. Солнце пряталось за верхушки деревьев, стало чуть прохладнее, и я накинула лёгкую куртку. Гриша принёс бутылку шампанского, ехидно улыбаясь, и принялся откручивать обёртку от бутылки.
– Только Алису не разбуди, – успела я шепнуть прямо перед тем, как Гриша справился с пробкой.
Она выстрелила, чуть не угодив мне в ухо…
Глава 5
Пуля просвистела у виска, в нём отдавался стук сердца с бешеным темпом. Алиса бежала рядом, держа обе лямки портфеля руками. Она дышала так, как только позволяли ей тонкие ноги худой девочки. Во рту у меня скопились вспенившиеся слюни, лицо облепляли липкие нити, вылетающие при каждом выдохе.
Они кричали. Они угрожали, продолжая стрелять. Свист, как резкий писк комара у самого уха. По асфальту бегали искрами всполохи от попавших пуль. Это были какие-то самопалы, и расстояние не позволяло стрелять ровно нам в спины. Пули, долетая до нашей позиции по огромной дуге, скакали дальше, как резиновые шарики.
Мы забежали в дом и мигом заскочили в первую попавшуюся открытую дверь. Внутри воняло смертью и ржавой водой. Я втолкнула Алису, и та чуть не ударилась головой об раковину. Алиса не встала с коленей и так и заползла под керамику, поджав ноги к телу. В тени она пропала, и если не знать, что там кто-то сидит, то никого и не найдёшь.
Мародёры точно знали, в каком подъезде мы спрятались, и тяжёлые шаги как минимум трёх человек застучали на лестничных пролётах. Я скинула сумку куда-то за свою спину, и та с грохотом свалилась на грязный бетонный пол. Я достала пистолет и прицелилась. Когда первая голова мелькнула между лестниц, я выстрелила, и тело, лишившись половины черепа, мешком свалилось на холодный бетон.
Мужские крики были испуганными. Шаги стихли. Кажется, кто-то из них упал, увидев, как стена окрасилась в красный, покрытая кусочками костей и мозгов.
– Сука драная! Отдай вещи и вали! Нам больше ничего не надо! Слышишь?
Я промолчала. Я не дура. Живыми мародёры никогда и никого не отпускали. Я закрыла один глаз и прицелилась ровно в ту же щель, из которой появилась первая голова-мишень. Я ждала вторую.
– Мы убьём твою мелкую сучку!
– Сначала трахнем её и тебя, а потом и убьём! Бл*дь, не выводи из себя! Скинь вещи вниз и оставайся там, где стоишь. Мы тебя не тронем.
Ухо показалось, всего лишь ухо. Надо было подождать, но спусковой крючок крайне чувствителен, и особенно сейчас, в трясущихся пальцах. Я попала, и ещё один красный брызг улетел на пол. Мародёр кричал, его голос срывался. Шаги повторились, и всё его тело показалось на лестницах. Я выстрелила в третий раз, попав в горло. Этот выстрел почему-то меня оглушил, и я на несколько секунд закрыла глаза, думая, что это поможет снова слышать, что происходит внизу, но это оказалось необязательно. Я увидела, как он сидел на лестничном пролёте, прижавшись спиной к стене возле батареи. Мужчина с длинными курчавыми волосами держался за шею, и сквозь его пальцы брызгала тонкими струйками кровь. Его губы двигались, но вряд ли он что-то говорил вслух. Писк в ушах теперь мешал узнать, что там с третьим.
Не успело лицо того, чьё горло прострелено, побледнеть, как третий и, надеюсь, последний из мародёров выскочил перед глазами. Он успел выстрелить. Пуля ударила в железные перила, и в мой бок словно ужалила оса. Я выстрелила наугад, рискуя потратить последние патроны на пальбу навскидку. Я ещё раз попала, ему в живот. Он тут же выронил своё оружие, похожее на деревянную игрушку, и упал на ноги уже трупом с окровавленной грудью и поникшей головой. Перестал двигаться, и я свалилась на спину практически плашмя, ударившись затылком.
Глухой голос Алисы, и опять дочка меня кличет, как утопающую. Она буквально рыдала, показывая пальцем на мой правый бок. Я приложила к нему ладонь и ощутила мокроту и тепло. Но если кровь и была, то её явно было мало. Я чуть привстала, сжав от боли зубы, и задрала уже промокшую футболку. Пуля, круглая, не прошла насквозь и застряла в коже. Шарик торчал как маленькая опухоль, оставив за собой бардовую бороздку, как хвост кометы.
Я попыталась выдавить пулю, как прыщ, но стоило мне прикоснуться к ней под кожей, как руки начинали трястись, и от боли мои глаза закрывались сами собой. Я не могла видеть, что делаю, и это стало огромной проблемой. Я отдышалась и посмотрела на девочку, что неотрывно смотрит на место прострела.
– Ты должна мне помочь.
Алиса моментально поняла, что я имею ввиду, и покачала головой, от чего её тощие щёки даже немого потряслись из стороны в сторону. Глаза тут же просохли и уставились на меня с полным осознанием того, что сейчас будет.
– Достань из сумки спиртовые салфетки.
Она это сделала, надеясь, что это всё, о чём я попрошу, но когда она протянула их мне, то я дала понять, что это вовсе не всё. Далеко не всё.
– Так, слушай меня внимательно, – руки Алисы сжали салфетку так, что с них покапала мутная жидкость, – сейчас прикладываешь салфетку вот сюда и давишь изо всех сил навстречу бардовой полосе под моими рёбрами.
Горло Алисы сократилось в рвотном позыве. Она косилась взглядом в сторону ранения, боясь лишний раз снова увидеть мою кровь. Чья угодно, но только не моя.
– Алис, ты поняла меня?
– Да, я поняла. И я не могу.
– Ты должна.
– Но почему? – она снова залилась плачем, закрыв лицо салфеткой. Она высморкалась в не, и снова опустила вниз.
– Достань новую и сделай, как я прошу. Иначе… иначе я умру.
Как же я не хотела этого говорить, но слова сами слетели с языка, потому что время шло на минуты. Я не хотела заражения, пусть и потеря крови мне не грозила. Алиса отвернула голову в сторону так, что я видела лишь половину её лица. Надо помочь ей нащупать пулю и дать понять, в какую сторону давить. Её прикосновения были аккуратнее моих, но твёрдость совсем иная. Она это сможет. Я задрала футболку и закусила зубами так, что даже вкуса потной ткани не ощутила. Закрыла глаза, зажмурилась как могла, и перед взором замерцали разноцветные точки.
Алиса надавила, и я заорала так, что футболка чуть не выпала изо рта. Алиса прекратила, в голос зарыдав. Я выплюнула футболку и крикнула на неё: «Дави! Ни о чём не думай! Дави!»
То было от силы пять секунд, но они тянулись долго. Боль такая, словно об меня тушили горящую толстую палку. Я смогла немного расслабиться лишь тогда, когда услышала тихий металлический звон на полу. Я прижала руки Алисы к своему боку, и та резко выдернула свои ладони, запачканные моей кровью. Доведённая до бледного ужаса девочка закрыла лицо и взвыла, как маленький ребёнок. Я вдавила салфетку поглубже, чтобы спирт прижёг рану, и свистнула, сделав резкий вдох. Опустила голову на землю.
Состояние тошноты медленно отпускало. Боль понемногу затуплялась и проходила. Алиса уже не плакала, но до сих пор не открыла лица. Я смотрела на потрескавшийся потолок над нами. С него осыпалась почти вся штукатурка, и он похож на кровеносную систему, только серую. Мне хотелось спать, но это было бы ошибкой. Я отпустила салфетку, уже прилипшую к моей коже, и обняла Алису. Она бросилась на меня и обняла, прижавшись лицом к моей груди. Я должна извиниться за всё, что сейчас произошло, но боялась, что рана откроется сильнее лишь от первой произнесённой мной буквы, и я медленно истеку кровью, как пробитый пакет молока.
– Я хочу пить.
Моя милая, заботливая дочка тут же встала и молча залезла в сумку, тут же выудив оттуда бутылку. Она на коленях подползла ко мне и приподняла мою голову, держа у самых губ пластиковую бутыль с чистой водой. Я сделала три глотка и положила голову обратно. Алиса закрыла крепко бутылку и убрала обратно. Она смотрела на меня изучающе, как на ту бабочку, что поймала на озере.
– Вытри руки. Постарайся ничего не оставить.
Я не знаю, кивнула ли, но Алиса промолчала. Послышался звук замка сумки. Девочка вытерла руки и поднесла чистую салфетку туда, где старая уже пропиталась красным пятном насквозь.
– Прижми, только аккуратно, хорошо? – резкая боль пробила от бедра до правого уха. Я ощутила, как Алиса вздрогнула, но руку не убрала. – Спасибо, сладкая. А теперь умойся, только не трать много воды.
Слова давались мне с трудом, губы похолодели и еле двигались, заставляя применять большие усилия, чем обычно. Алиса умыла лицо и забралась под раковину, зажав в руках свой портфель. Оттуда, я уверена, она смотрела на меня, но боялась. Думаю, я действительно выглядела страшно. Женщина, худая, с запутавшимися волосами и в грязи. Её бок оголён до самых грудей, покрытый уже засохшими красными корочками, тонкими кровяными плёнками. Эта женщина лежала и тяжело вдыхала, глядя не беззащитную девочку.
Дырочка была похожа на маленький карман. Если бы Санта узнал, как я себя вела за последний год, то положил бы туда кусочек угля. Разум понемногу прояснялся, и мутить стало меньше. Кровь почти остановилась, и я смотрела на этот синяк, медленно растекавшийся по моему боку от нижнего ребра до костей таза.
– Хочу ещё немного воды.
Алиса достала для меня бутылку и, уже держа её в руках, шарила ещё зачем-то в рюкзаке. Она поднесла воды, и я жадно впилась в пластиковое горлышко, задрав подбородок кверху. Не успела я сделать четвёртого глотка, как в боку защипало с новой силой. Алиса приложила свежую спиртовую салфетку к моей ране и протёрла немного изнутри. Я чуть не выплюнула воду, булькавшую у меня во рту, и одним глотком двинула ещё дальше по горлу. Оно заболело, и я закашлялась. Алиса забрала у меня бутылку, схватив мою руку и прижав её к подсыхающей ране.
– Ты уже достаточно выпила, мам. Оставь на потом.
Я была в каком-то роде оскорблена такой наглостью, но Алиса всё сделала правильно. От и До. Она молодец, а вот я немного сплоховала. Хотя, всё вышло достаточно удачно. Мы обе живы и по большей части целы. Единственный человек, который нас обокрал, это я. Несколько нужных салфеток истратились на меня, и я выпила немного больше, чем мы можем себе позволить. Я хотела уже сказать Алисе забраться обратно под раковину, как она сама туда вернулась и опустила подбородок к поджатым коленям. Она смотрела куда-то в сторону, ковыряя ногтями камушки на полу. Лишь бы пальцы потом в рот не тащила, не хватало нам ещё и пищевого отравления.
Я аккуратно встала и пошла проверить, а что там было у самих мародёров. На первый взгляд у них, кроме полуразвалившихся самопалов, не было ничего. У одного я нашла смятую пачку сигарет с одной замызганной папироской, с пылью и табаком на дне. От неё воняло мокрой собакой, я смяла пачку и выбросила её в сторону. Думаю, я бы выкурила её в тайне от Алисы, если бы сигарета не пахла так отвратительно. У другого, того, что сидел у стены с простреленной шеей, нашлись деньги в кармане. Рублей сорок двумя бумажками и монетами. Зачем он их таскал- непонятно, наверное, он и сам не знал. Люди стали сентиментальнее, и теперь для них всё имело ценность, даже то, что должно было уже давно её утратить.
Последний, третий, валялся на первом этаже. Половина его головы отсутствовала, и из проломленного черепа будто текло густое засахарившееся варенье. Я проверила его карманы, стараясь не смотреть на тяжёлое смертельное увечье, но не нашла ничего. Они все были абсолютно пусты, может, это и объясняет то, что они ценой своих жизней решили во что бы то ни стало забрать наши вещи, даже увидев, что стало с первым из них, который сунулся вперёд и поплатился за это головой.
В воздухе повис вопрос: «И что дальше?». Мне снова нужен отдых, иначе я с тяжестью на спине рискую появлением нового кровотечения, а Алиса оба рюкзака тащить не сможет, да и даже если у неё получится, то очень ненадолго. Я поднялась обратно к Алисе и села рядом, тоже забравшись частью тела под раковину, обняла свою доченьку, но она осталась так же сидеть, как каменная. Она обиделась. Ох, Господи, как мила и невинна детская обида.
Глава 6
Я помню, как Алиса странно себя вела на похоронах её родной бабушки. Точнее, это было бы странно для обычного ребёнка, но не для моей будущей падчерицы. Она смотрела, как гроб медленно опускают в землю четверо мужчин, еле держа верёвки. В глазах девочки не было ничего, даже капли скорби. Я почти не знала Гришину маму, виделась с ней пару раз до нашей свадьбы и несколько раз после. Она умерла от диабета, хотя прожила достаточно долго, не смотря на болезнь. К концу жизни она весила около ста двадцати килограммов, и было видно по вспотевшим лицам похоронной компании, что они ожидали клиента чуть меньшего размера.
Но всё дело было в Алисе. Вместо того, чтобы как подобает попрощаться с мамой Гриши, которую тот любил нисколько не меньше дочки, я смотрела на эту девочку. Она оглядывалась по сторонам, наблюдала за белочками, птицами. Особенно её внимание привлёк дятел, севший прямо на то дерево, что росло совсем рядом с могилой и огромной мраморной плитой с фотографией Алисиной бабушки. Почему она такая, эта необычная малышка? Её не страшит смерть? Или она не любила бабушку? Я думала только об этом, пока Гриша стоял между нами и плакал навзрыд, сжимая мою руку с каждым разом всё сильнее и сильнее.
Мы с Алисой встретились взглядами и обе посмотрели на плачущего мужчину между нами. Нас для него в данный момент словно не существовало, и он дал полную волю эмоциям. Он имел на это полное право, но Алиса всё равно на него глазела с некоторым пренебрежением. Почему ты так смотришь на своего папу? Он плачет, потому что ему больно. Неужели тебе не больно совсем? Странная ты девчушка, Алиса.
В тот момент я подумала, что Алиса прочитала все мои мысли, и я поспешила отвернуться, сжав руку Гриши с той же силой, что и он мою. Мои щёки загорелись с двойной силой, когда он своё мокрое от слёз лицо уткнул мне в плечо, немного волосами смазав тональник.
То был долгий вечер и ещё более долгая ночь. Гриша запер Алису в её комнате, а сам сидел на нашей кровати и рыдал, закрыв лицо руками. Я пыталась его утешать, но он вообще не слушал и отдёргивал плечо, когда я хотела прикоснуться к нему. К утру я отключилась без сил, и когда проснулась, на кухне уже пахло яичницей с луком.
* * *
Мы отдохнули в этой мокрой квартире, пока три трупа внизу медленно разлагались, покрываясь пылью. Я открыла глаза и увидела, как Алиса ходит по комнате туда-сюда и шевелит беззвучно губами. Она махала руками в сторону, и всё это выглядело как немой спектакль одного актёра. Я услышала всего одну фразу, словно случайно упавшую с её губ: «Нет. Так не получится».
– Что такое, Алис? – я потягивалась, лёжа на спальном мешке боком. Другой бок был вверху. Я подумала, что так из него во время сна вытечет меньше крови. Опасения не оправдались – рана запеклась очень быстро.
– Да ничего, мам, просто…
– Придумывала, что нам дальше делать?
Алису посетило такое выражение лица, словно я застала её за разглядыванием себя самой голышом в зеркале. Она заложила руки за спину и уставилась на меня.
– Придумала что-нибудь? – я привстала и ощутила неприятный укол под ребром. Свежая короста стянула кожу, и ей не нравится, когда я двигаюсь.
– Нет, я, я… ничего. Я думала, что нам нужно облегчить сумки и идти больше, чем обычно.
– Но мы это уже обсуждали. Если освободим сумки, то придётся чем-то сильно пожертвовать. Едой и водой жертвовать нельзя. Одежду зимнюю мы и так выбросили, – мы слишком верили, что к наступлению холодов доберёмся до Юга. – Осталась обычная одежда. Если ты хочешь идти в одних трусах, то пожалуйста. Комаров даже можно не бояться, но я не хочу идти и сверкать ягодицами.
Алиса хихикнула, и тут же к ней вернулся серьёзный настрой.
– Можно оставить только то, что есть на нас.
– А если порвётся?
– Ты сможешь зашить?
Я почти разозлилась от вопроса. Она ведь не меньше моего знает, что ни ниток, ни иголок у нас нет.
– Алис, мы не можем…
– Тогда мы никогда не дойдём!
Она крикнула так, что я вздрогнула, и топнула ногой по бетонному полу, но её лёгкие сандалии поверх длинных носок не издали ни звука.
– Присядь со мной. – Я позвала её нежным взмахом руки присоединиться ко мне на спальном мешке. Сначала она хмыкнула и отвернулась, но не прошло и минуты, как уселась смиренно рядом.
Прикоснуться к себе она не дала, и моё движение, которое должно было стать объятием, быстро сошло на нет.
– Наш план и без того слишком хрупкий, чтобы в него сейчас вносить изменения.
– Но вдруг именно из-за старости нашего плана у нас ничего не получается?
– Только благодаря ему, этому старому и проверенному плану, мы ещё живы. Ведь так? Ты же понимаешь меня?
– Нет, но тебе это и не надо.
Она резко встала и пошла к выходу. Там были три мёртвых человека, но она не боялась их. Нисколько, никогда. Думаю, она боится живых мертвецов только потому, что их боюсь я, и это единственная причина.
Я достала карту. Дорога, по которой нам следовало двинуться ещё вчера, тянулась извилистой змеёй на юг. Она огибала гористые местности, иногда проходя через небольшие населённые пункты. Впереди, вплоть до самого Юга, больших городов больше не будет. А если мы их встретим, то это будет значить, что мы заблудились.
Вечером надо будет продолжить путь, дойти хотя бы до какой-нибудь заправки и там осесть на ночлег. Поскорее бы выбраться из этого города и сбежать подальше. Слишком много случилось за прошедшие сутки, чтобы задерживаться здесь дольше, чем нужно.
Алиса капризничала, и даже не хотела надевать портфель, когда я протянула его. Она хотела остаться ещё на день и подождать, пока моя рана затянется совсем, но я решила иначе. Она вырвала из моих рук лямку и небрежно накинула портфель за спину. Пошла впереди по пустой улице, выпрыгнув с крыльца, как пробка из бутылки шампанского, но через несколько шагов остановилась и посмотрела на меня. Я указала, каким путём мы должны следовать, и Алиса снова рванула вперёд. Её снова спутавшиеся волосы сбились в колючие косы, болтающиеся в разные стороны на голове разозлившегося не на шутку ребёнка. Я старалась не отставать от неё, но мои силы, накопленные за короткий период, медленно иссякали. Алиса увидела, что расстояние между нами постепенно увеличивается, и немного сбавила шаг, периодически проверяя, как сильно я отстаю от неё.
День показался долгим, а резкая его смена на вечер совершенно сбила меня с толку. По небу, как по грязной от бензина луже, бегали разноцветные полосы. Солнце скрывалось за синеватыми тучами и уходило за горизонт. Похолодало, и между мной и Алисой была пара шагов разницы. Чем темнее становилось, тем ближе ко мне была эта девочка. Она боялась темноты больше, чем того, что в ней могло спрятаться. Это нормально для ребёнка, а Алиса лучше других знала, что таит в себе тень.
Заправку мы прошли и решили не останавливаться в ней. Она была совсем ржавая, и огромные рваные дыры в её стенах были похожи на язвы и нарывы на больной коже. Пахло отвратно даже в нескольких метрах от неё. Скорее всего, там разлагались тела, и я даже не захотела проверять, так ли это. Алиса даже взглядом не удостоила эту гнусную могилу. Алиса приблизилась ко мне и взяла за руку. Я ощутила, как она стала тянуть меня вперёд. Мне пришлось из последних сил ускорить шаг, чтобы хоть как-то поспевать за чужим темпом.
Мы не нашли ни одного дома или заправки, но набрели на Уазик, одиноко стоявший на обочине, передними фарами устремившись в лес. Из открытого бачка не пахло бензином, и это значит, что его давно опустошили. Внутри были изорванные, но по больше части целые сидения. Мы расстелили на них спальники и улеглись валетом.
Алиса ёрзала в полубредовых попытках уснуть. Я, закрыв глаза, массировала её разгорячённые ноги. Когда пульсация в её стопах немного пропала, она перестала стонать и уснула, свесив одну руку вниз. Окна вокруг нас запотели, и мне пришлось немного их приоткрыть, чтобы наше присутствие не было столь очевидным на виде снаружи. Я отложила ноги Алисы в сторону и перевернулась на бок. Кровь от раны немного оттекла, и я ощутила облегчение.
Мне приснился опять этот сон. Я в квартире родителей, но не могу понять, я так же взрослая, или опять маленький ребёнок. Я не могу нигде включить свет, выключатели просто не работают, и мне страшно. Здесь темно и никого кроме меня вокруг нет. Из моей комнаты, которая только во снах является мне в том виде, в котором её запомнило моё подсознание, я слышу несколько голосов. Они зовут меня по имени, но я не знаю, кто меня зовёт на самом деле. Не смотря на дрожь и ужас, я иду во тьму на зов и встаю у самого порога. Голоса становятся громче, но я всё равно не могу разобрать слов, ничего, кроме своего имени. Всё громче и громче, и когда появляется ощущение, что кто-то очень старый шепчет мне на ухо, я вытягиваю руки вперёд и бегу наугад. Я просыпаюсь, когда утыкаюсь в кого-то лицом.
Глава 7
Почти три дня мы шли с короткими остановками. Я даже не сверялась с картой так часто, как делала это раньше. Дорога не извивалась, и серой полосой тянулась сквозь холмы и леса. Цивилизация осталась далеко позади, и кроме размеченной дороги под ногами ничто не напоминало о старом мире.
Мне трудно дались эти дни – Алиса со мной почти не разговаривала. Это было на неё не похоже. Обычно день, максимум два, она могла обижаться, но потом сама, пуская слезы и сопли, подходила мириться. Я никогда в этом ей не отказывала, и лишь принимала в тёплые объятия плачущую девочку. Так было в тот раз, когда она не захотела есть и отправила тарелку с моим супом в стену. Гриша выгнал её из-за стола, но потом она пришла извиняться именно ко мне. Как котёнок залезла ко мне на колени, когда я сидела на диване перед телевизором и бесцельно листала каналы. Она ничего не сказала, да и даже если бы хотела, то промолчала. Говорить она начала лишь к восьми годам. Алиса свернулась калачиком и погладила меня по колену. Гриши не было в этот момент дома. Уверена, с его характером, он бы расплакался, увидев это.
Но не в этот раз. Алисино лицо было словно восковым, и даже если она и испытывала эмоции, то прятала их глубоко внутри. Я ощущала себя чужой в такие моменты, и если придираться к кровной связи, то таковой я и была. Как же много времени мне потребовалось, чтобы она перестала обращаться ко мне со словом «тётя». Прошло несколько лет, прежде чем Алиса сначала стала называть меня по имени, а потом и «мама». Для меня это очень много значило, да и до сих пор очень много значит. Я протянула к плечу Алисы руку, но та отдёрнулась, боковым зрением лишь завидев мои тянущиеся пальцы.
– Когда мы остановимся? Я хочу есть.
– Когда найдём укрытие, хоть какое-нибудь. – Мой голос стал хрипеть, а во рту с каждым шагом под палящим солнцем всё больше скапливалось густой, липкой слюны.
– А если мы его не найдём?
– Обязательно найдём.
