скачать книгу бесплатно
Но я понимал, что никакая кара мне не грозит. Потому что пирожное мне точно не достанется. Шансов получить профитроль не больше, чем увидеть у нас в классе президента Линдона Джонсона.
Впрочем, когда все ушли, в класс кое-кто всё-таки вошёл. Только не президент. Прибежал пятиклассник, притащил какую-то коробку.
– Спасибо, Чарльз, – сказала ему миссис Бейкер. – Всё собрал?
– Вроде всё.
– И у мистера Петрелли? И у мистера Шамовича?
Чарльз кивнул.
– А вниз, к миссис Харнет, заходил?
– Ага.
– А к мистеру Лудеме?
– Ага.
– Спасибо. Ставь на стол.
Чарльз водрузил коробку на учительский стол, бросив на меня сочувственный, как мне показалось, взгляд. Потом он вышел, отряхивая на ходу руки.
Руки его, судя по всему, были в мелу.
– Мистер Вудвуд, – начала миссис Бейкер, – последние события навели учителей на одну мысль. Тряпки во всех классах грязные. Поэтому я попросила Чарльза собирать их по средам и приносить сюда. Будьте любезны ими заняться.
Вот и настала пора бунтовать. Или хотя бы пожаловаться. Я подошёл к столу. Заглянул в коробку. Штук тридцать тряпок и губок. Белые от мела, накопившегося в них с начала сентября. Весь мел, со всей школы – за полтора месяца учёбы.
Да, пора жаловаться.
Но тут я вспомнил о будущем компании «Вудвуд и партнёры». И подхватил коробку.
– Я буду в копировальной комнате, – добавила миссис Бейкер.
«Чудненько», – машинально подумал я.
Но тут миссис Бейкер сказала такое, отчего мир у меня перед глазами поплыл и чуть не перевернулся.
– Если управитесь быстро, получите в награду пирожное.
Должно быть, я побледнел.
– Что с вами, мистер Вудвуд? Не ожидали?
Честно? Не ожидал. Я похоронил всякую надежду получить профитроль. Такое воздушное пирожное… Наверно, прямо тает во рту… Это не со мной «что», это с миссис Бейкер «что». Её подменили? Тогда какая из двух миссис Бейкер настоящая? Та, что была раньше, или нынешняя?
Мысленно сравнивая ту и эту, я понёсся вниз через две ступени и выбежал с коробкой на школьный двор.
Октябрьское небо по-прежнему безмятежно синело – точно поджидало меня с самого полудня, когда мне так и не довелось попасть на улицу. Пахло бейсболом, свежескошенной травой – это уже в последний раз перед зимой косят – и пожухлыми, но не упавшими пока листьями. И я вдохнул все эти запахи разом.
Только вот мел… Он, знаете ли, тоже пахнет. А если ты взялся выбивать тридцать тряпок и губок, тебя вообще окутывает целое меловое облако – не продохнёшь. Тот мел, который чудом не попал ко мне в лёгкие, взвихривался вокруг, застилая и стену, о которую я выбивал тряпки, и окна. Кстати, за последний месяц учителя уже привыкли, что по средам окна на первом этаже лучше закрывать.
Я выбивал изо всей мочи. Меня наградят! Чудесным пирожным с кремовой начинкой. Лёгким, воздушным. И никому, совершенно никому не нужно об этом знать – ни Данни Запферу, ни Мирил-Ли, ни Мей-Тай.
Облако мела клубилось уже на высоте второго этажа. По счастью, окна там тоже были закрыты.
Может, миссис Бейкер даст мне даже две профитрольки? Ведь у неё целых двенадцать подносов. Две штучки погоды не сделают.
Ветерок закрутил меловое облако и поднял его ещё выше, до верхнего этажа школы.
А вдруг миссис Бейкер расщедрится и даст мне ещё и третье пирожное – чтоб я отнёс его домой и съел там?
Меловая завеса окутала всё здание: окна седьмых классов уже почти не видны. Эх, кто-то забыл закрыть нижние створки!
Это же кабинет миссис Бейкер! Я сам открыл там окна – для циркуляции воздуха. Для того чтобы чудесные, воздушные пирожные сохранили своё совершенство и не заклёкли!
Подхватив коробку с тридцатью тряпками и губками, двадцать три из которых уже воскурили свой меловой дым прямиком в окна миссис Бейкер, я бросился наверх со всех ног.
Но опоздал.
Меловое облако уже проникло в класс. И, вспомнив про силу земного притяжения, опустилось на пирожные. На каждой профитролине лежал мел, точно густой снег. Или нет – точно сахарная пудра. Как будто миссис Биджио посыпала их добавочным слоем пудры.
– Ну что? Выбираете себе пирожное? – раздался голос миссис Бейкер. Она входила в класс с пачкой синих ротапринтных листов.
– Да… нет… я…
– Выбирайте скорее, – велела она. – Пора нести подносы вниз, ко мне в машину.
Я выбрал пирожное. Надкусил. Мел заскрипел на зубах, точно песок.
Потом я доставил все подносы к машине – по одному – и помог миссис Бейкер погрузить их в салон. Хорошо бы жёны отправленных во Вьетнам военнослужащих не заметили, что пирожные белые не от пудры… Своё я доесть так и не смог. Поднявшись за очередным подносом, я закинул недоеденную профитролину в раздевалку – в угол, где тухли остатки завтраков.
* * *
Вы, наверно, представляете, как разлетаются слухи в маленьком городе? Как каждый рассказчик вносит свою лепту и история обрастает всё новыми и новыми подробностями? Как кончается тем, что в ней не остаётся ни капельки правды? Именно это и произошло с историей о пирожных, которые миссис Бейкер привезла в собор Святого Адальберта. К тому времени, когда слухи достигли ушей моего отца – а на это потребовалось меньше суток, поскольку это было первое, что ему поведали, когда он поутру переступил порог своей конторы, архитектурного бюро «Вудвуд и партнёры», – рассказ звучал так: совершено покушение на жён доблестных воинов, сражающихся во Вьетнаме! Ну, разве это не преувеличение? Разумеется, сначала гнев всех присутствовавших дам обратился на миссис Бейкер, но они всё-таки сообразили, что она вряд ли сыграла бы с ними такую шутку. После все подумали на миссис Биджио, которая тоже посещает такие сборища, поскольку её муж тоже воюет во Вьетнаме. Но миссис Биджио поклялась, что она ни в чём не виновата, а виновата компания, выпускающая такую дурную сахарную пудру, но она им напишет и выведет их на чистую воду. Тогда дамы, то есть жёны, решили не исключать миссис Биджио из своего сообщества, но больше не доверять ей приготовление пищи. Никогда.
Миссис Биджио разволновалась, расплакалась и попыталась убедить жён, что пирожные вовсе не такие плохие. Для этого она положила в рот целую профитролину, прожевала и проглотила.
Врач в больнице Святого Игнатия объяснил, что, если бы миссис Биджио не сдерживалась и вволю покашляла, наверно, обошлось бы без такого тяжёлого приступа.
Вернувшись вечером с работы, отец посмотрел на меня каким-то неожиданно небезразличным взглядом и спросил:
– Холлинг, как там у тебя с миссис Бейкер? Всё нормально?
– Всё путём.
– Ты, случаем, не помогал ей вчера стряпать пирожные?
– Нет.
– Ты, случаем, не пробрался вчера на школьную кухню, не подсыпал какой-нибудь дряни в сахарную пудру миссис Биджио?
– Нет. Никуда я не пробирался.
– Значит, всё в порядке?
– В полном.
– И ты ничего не знаешь о…
Но он не договорил. Поскольку Бог, опомнившись, решил меня защитить – ведь вся эта кутерьма заварилась именно потому, что я был, есть и буду правоверным пресвитерианцем. Бог не дал отцу закончить свой вопрос, а мне – ответить, иначе мне пришлось бы… сказать неправду. Чтобы избежать столь небогоугодного дела, Бог прислал за стол мою сестрицу. Она уселась напротив меня. На щеке у неё красовался ярко-жёлтый цветок.
Отец долго смотрел на цветок, а потом посмотрел на маму.
– Скажи своей дочери, что у неё на щеке жёлтый цветок, – произнёс он.
– Я знаю, где у меня что, – с вызовом сказала сестра.
– Зачем он тебе? – спросил отец.
– Разве не понятно?
– Нет. Или ты пытаешься нам доказать, что ты дитя цветов? Хиппуешь, что ли?
Сестра промолчала.
Зависла такая тишина, точно весь мир затаил дыхание.
– Ну уж нет! – прогремел отец. – Ты моя дочь, а не дитя цветов!
– Дети цветов прекрасны и никому не приносят зла, – парировала сестра.
Отец прикрыл глаза.
– Мы против войны, мы за взаимопонимание! Мы верим в свободу! – продолжала сестра. – Мы хотим помогать друг другу, делиться всем, что имеем. Мы изменим мир.
– Дети цветов, – проговорил отец, внезапно открыв глаза, – это хиппи, которые живут с кем попало, ходят в драных джинсах, обвешанные всякими бисерными фенечками, и никогда не меняют носки.
– Сегодня пятьдесят тысяч детей цветов митинговали против войны у стен Пентагона. Все они считают, что ты не прав.
– К счастью, правота не определяется арифметикой.
– Но президент Джонсон тоже не истина в последней инстанции.
– Благодарю, мисс Аналитик, растолковала политическую ситуацию, – издевательски сказал отец. – А теперь изволь проанализировать вот что: человек, с которым ты сейчас беседуешь, выдвинут в текущем, тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году на звание «Бизнесмен года». Это большая честь, и человек стремился к этой чести всю сознательную жизнь. Кроме того, это позволит ему получать более выгодные и крупные заказы. Так вот: такую честь не окажут человеку, чья дочь причисляет себя к детям цветов. Поэтому пойди умойся.
Наступила ещё одна бесконечно долгая пауза. Весь мир затаил дыхание. Казалось, ещё немного – и мир потеряет сознание от недостатка кислорода.
Потом сестра встала, резко отодвинув стул, и ушла к себе наверх. Вернулась она уже без цветка, только с недостёртым жёлтым пятном на щеке.
– Передай-ка мне миску с бобами, – сказал отец.
Ближе к ночи сестра открыла дверь в мою комнату и остановилась на пороге.
– Спасибочки за поддержку, Холлинг, – сказала она с намёком.
– Зачем тебя поддерживать-то? Чтоб цвела и пахла?
– Чтобы я поверила в себя. И поверила, что я – часть высокого и прекрасного дела.
– Тогда не разрисовывай себе щёки жёлтыми цветуёчками. Глупо выглядишь.
– Да? А ты и без цветуёчков глупо выглядишь, и рисовать ничего не надо.
– Говоришь, за поддержкой пришла?
– Только представь, Холлинг! Около Пентагона собралось пятьдесят тысяч человек! Пятьдесят тысяч! Происходит что-то важное, прямо сейчас, у нас на глазах! И это только начало. Может, тебе пора повзрослеть? Глядишь, и человеком станешь.
– Каким? Хиппарём?
– Таким, который осознаёт себя личностью. Станешь настоящим Холлингом Вудвудом.
– А я, по-твоему, кто?
– Ты-то? Наследничек. Ты тот, кто должен унаследовать компанию «Вудвуд и партнёры». Никакой самостоятельной ценности не представляешь.
– Какая разница, унаследую – не унаследую? Я всё равно Холлинг Вудвуд.
– Да, ты Холлинг Вудвуд. Но тебе и это по барабану. Почему ты позволяешь ему собой помыкать? Почему никогда не поспоришь, не возмутишься?
– Зато ты споришь, возмущаешься. А толку чуть.
Сестра невольно потёрла щёку.
– Вот-вот! Его не переспоришь, – добавил я.
– А я буду спорить! И ты спорь. Пусть знает, что не ему решать, кто ты есть и кем станешь.
– Но цветок ты стёрла, ага? Выходит, открыла рот и – закрыла. Спорить бесполезно.
– Очень полезно! Для меня самой, – выпалила сестра и, убежав к себе в комнату, врубила группу «Манкиз». На всю громкость.
* * *
Наутро миссис Бейкер подстерегла меня у раздевалки.
– Мистер Вудвуд, я полагаю, наш распорядок работы по средам надо изменить.
