скачать книгу бесплатно
Уже в метро, отдышавшись, Иван сказал: – Спасибо, выручил, а то бы он меня завалил. Надо же, как я не заметил.
– Ничего, на то и друзья есть. Сегодня я тебя, завтра ты меня, может, спасешь.
Тогда Иван и понятия не имел, да и не мог иметь, что слова друга окажутся пророческими…
Иван сам не заметил, как втянулся в работу, благо рядом были друзья. После очередной смены они ехали отдохнуть куда-нибудь в кафе, или ресторан, и так, благодаря им, он побывал во многих известных местах, стал знатоком и гурманом злачных заведений. Даже в ресторане аэропорта «Внуково», который работал круглосуточно.
Там уже их обслуживали официанты, халдеи халдеев не обидят, и друзья бросали им щедрые чаевые при расчетах.
– Наши гулять приехали, теперь до утра будет дым коромыслом, – шутили местные официанты, с удовольствием обслуживая коллег.
– Пусть отдыхают, раз заработали, имеют право…
Жене не нравились подобные загулы Ивана, как и сама его профессия, и его друзья-приятели. Возникали скандалы. Мишка при встречах, ставших редкими, отвечал взаимностью, чувствуя пренебрежительное к себе отношение с ее стороны.
– Ты как хочешь, только я скажу. Жена тебе попалась злая и завистливая, вся в свою мамашу, два сапога на одну ногу.
Иван нахмурился, но промолчал. Чего тут скажешь, хотя правда глаза колет.
– Не серчай, тебе жить. Я сказал свое мнение, имею право, как друг.
– А знаешь, я уже и сам понял, что поспешил с женитьбой. То подруги названивают, то друг бывший позвонит, и вот она с ним щебечет, как я войду в комнату, трубку кладет. Теща меня за что-то невзлюбила. В общаге надоело маяться, на заводе ломаться, зато сейчас имею постоянную прописку в Москве, работаем с тобой вместе.
– А ты правильно рассуждаешь, – уважительно глянул на него Мишка. – Жену можно и поменять, чай не горб на спине носишь.
Как-то после очередного скандала Иван хлопнул дверью, и уехал к другу. Слово за слово, напились они тогда вдрызг, и Иван уже ночью все же поехал домой, хотя Мишка уговаривал его остаться, и переночевать у него. Зачем рисковать, еще в ментовку загребут, а там и ЛТП рядом, не отвертишься. Но Иван поехал домой.
…Очнулся он утром. Лежал, раскинув в стороны руки, на спине и глядя в яркое синее небо. Где же это он? Приподнявшись, обнаружил, что лежит посреди клумбы, среди цветов. Отряхнувшись, и оглядевшись по сторонам, побежал к остановке автобуса, благо людей вокруг не было, рано еще. Сам себе удивляясь:
– Вот это гульнули вчера, нечего сказать. Теперь Надежда дома съест меня, не поперхнется. Да ну ее, поеду я сразу на работу, смена с десяти, перекушу где-нибудь в столовке, там, рядом есть одна. Мишка со смеху помрет, когда узнает, где я ночевал…
Иван и не заметил, как ноги сами принесли его к тому месту, о котором он только что вспоминал. Да, действительно, вот она, та самая клумба в скверике, рядом с пешеходной дорожкой. Только кустарник вокруг разросся еще больше, да деревья стали еще выше. Если пройти дальше, выйдешь к кинотеатру «Улан-Батор», в котором они не раз бывали когда-то с друзьями и подругами.
Наконец, он вышел на Новочеремушкинскую улицу и увидел знакомый гастроном, арку за углом дома, ведущую во двор, где находился дом, в котором проживает его армейский друг. Скоро он повидается с ним, с тетей Машей и дядей Васей. Если они дома, конечно. Он замедлил шаги, посматривая по сторонам, и вспоминая недавнее далекое прошлое…
Однажды, разругавшись в пух и прах со своей женой, Иван позвонил другу и попросился к нему пожить ненадолго. Тот, разумеется, не возражал. Иван решительно собрался, забрал с собой радиолу с пластинками, торшер, пару кресел и журнальный столик, погрузил в нанятый им «УАЗ», и вскоре предстал перед изумленным другом вместе со всем своим скарбом.
– Ну, ты даешь, вместе с мебелью заявился, жена-то не заругается?
– Да ну ее, нет больше мочи так жить. Ни дня покоя.
– Ладно, давай вспрыснем твой переезд, – Мишка включил магнитофон, и друзья выпили сначала по первой, потом по второй, а далее пили мелкими пташками…
Тетя Маша тоже не одобрила такое развитие событий. Иван случайно услышал, как она выговаривала сыну на кухне: – Он сейчас женатый, а вдруг жена приедет, скандал устроит, мебель назад потребует, и она права. Зачем нам неприятности? Скажи Ваньке, пусть возвращается домой вместе со своей мебелью, и живет там.
Иван не стал усугублять события, снял квартирку, и переехал, он мог себе это позволить, деньги у него водились. Потом они с женой помирились, у них родился первенец, и он смирился, стал жить в семье…
Иван и сам понимал, что работа официанта его к добру не приведет. Он стал много зарабатывать, но и много пить, гулять, так что сам не заметил, как устал от всего этого. Надо что-то делать. И тут ему повезло. Он с детства любил кино, смотрел все фильмы, идущие в городе, по нескольку раз. И вот…
Мишка говорил, что настоящий халдей работает на одной точке только один сезон, и переходит на другую, чтобы замести следы и не попасться в руки контролерам. Чтобы много заработать, приходится нарушать законы. Иван поменял несколько точек, следуя наставлениям друга, но все же попался на пересортице закусок, их весе, балованном пиве, обсчете посетителей. Пришлось заплатить много бабок, чтобы откупиться и уволиться по собственному желанию. Так закончилась его карьера в общепите.
Так вот, совершенно случайно он узнал, что на «Мосфильме» требуются рабочие. Медлить и раздумывать не стал, и вскоре начал работать грузчиком мебельного участка в цехе подготовки съемок. Сбылась его мечта, и он мог наблюдать, как в павильонах снимают кино, видел известных актеров. Бригада грузчиков, в которой он работал, завозила мебель в очередной павильон, расставляла в декорациях под руководством художников, и Иван изумлялся, оглядываясь: он оказывался то в роскошной квартире, то в купеческом доме, то еще в каком-то интерьере.
Его жена была, как обычно, недовольна им. На прежней работе он хотя бы зарабатывал много, а тут стал приносить нищенскую зарплату. Но Иван уже нашел свое призвание, и коса нашла на камень. Не нравится зарплата, не надо. Он закончил курсы художников-декораторов, и стал работать в съемочных группах, ездить в командировки по городам и весям нашей необъятной страны. Он был счастлив. Выпивать стал намного реже. С Мишкой тоже виделся редко, ему не хватало армейского друга, но жизнь есть жизнь, и у каждого она своя.
Все же он выкраивал время навестить друга. Получив очередную зарплату, купил в гастрономе бутылек, и в хорошем расположении духа приехал к нему домой уже под вечер. Мишка сам открыл дверь и молча кивнул. В комнате было накурено, в углу рядом с магнитофоном громоздились ряды пустых бутылок разных мастей и калибров. На столе стояла бомба, или фаустпатрон, – так называли портвейн, разлитый в такие же бутылки, как и шампанское. Мишка наполнил стаканы.
– Давай хлопнем по стакашку, в честь твоего прихода, – и он опрокинул портвейн в рот, Иван даже засмотрелся, вот это ловкач, натренировался, у него так не получится.
– Ты чего такой смурной, не заболел случаем? – озаботился Иван, глядя на помятое, бледное лицо друга.
– В запое я, с месяц уже, – ухмыльнулся Мишка, и отвел взгляд. – С работы уволился, сам знаешь, как это делается и почему. Делать нечего, вот и начал квасить.
– А я недавно приехал из командировки, в Краснодаре побывал, в Новороссийске. У меня тетка двоюродная в Краснодаре живет, у них погостил. Представляешь, фруктовые улицы прямо в городе, хочешь, яблоки ешь, хочешь, абрикосы жуй. Бесплатно.
Наконец-то по Мишкиному лицу пробежало нечто, похожее на прежнюю его улыбку. – Рад за тебя. Жена небось довольна, что домой приехал.
– Да у меня все хоккей, ты-то как, жениться не собираешься? У тебя же была невеста, Марина. Любовь до гроба, сам говорил.
– Была, и нету. Так иногда бывает. Она уже замуж выскочила, за друга моего одного. Ты знаешь, у меня их много, друзей-приятелей, – и он стукнул по столу кулаком, аж стаканы подпрыгнули.
– Вот теперь моя невеста, – показал он на бутылку вина, погладил ее ласково, поцеловал этикетку, затем схватил и стал пить из горла, пока не осушил до дна. Бросил бутылку до кучи, в угол, и прямо на глазах Ивана осоловел. Его повело в сторону, и Иван помог ему лечь на диван. Мишка тут же захрапел.
Иван постоял посреди комнаты, не зная, уходить или подождать. Хлопнула входная дверь, это пришла тетя Маша. Увидев Ивана, обрадовалась: – Давненько тебя не было, Ваня. А у нас, сам видишь, какие дела. Проходи на кухню, поговорим.
– Дядя Вася где, на работе?
– Где ж ему быть-то, на автобазе своей возится, как всегда. Ты бы помог Мишке-то насчет работы, друзья все же были.
– Почему были, тетя Маша, просто работа у меня такая, все время в командировках. Я подумаю, может, к нам его устрою. Поговорю с директором, завтра же.
– Поговори, – вздохнула тетя Маша, со слабой надеждой в голосе, – чем черт не шутит. Авось, обойдется еще, на новой работе и пить меньше будет, как ты вот…
На следующий же день Иван договорился с директором, выписал Мишке пропуск, и когда тот приехал, проводил его в кабинет директора. По пути, критически оглядев друга, Иван остался доволен его внешним видом, лицо вот только подкачало.
– Ничего, прорвемся. Есть вакансия кладовщика, ты как, справишься?
– Так это по моей части, – оживился Мишка, – конечно справлюсь.
Директор сам был не дурак выпить, а потому к другим выпивохам он относился особенно щепетильно. Критически оглядев Мишку, он отказал ему, несмотря на обещание, данное Ивану. Проводив друга до проходной, Иван вернулся обратно.
– Ты кого это привел? Да он мне через неделю весь склад пропьет, а там материальных ценностей на полмиллиона, – возмущался директор, но смягчился, похлопал удрученного Ивана по спине. – Не журись. Я понимаю, армейский друг, надо помочь. Но и ты меня пойми, привел алкаша. Посмотри на его нос. Из него можно отжать полстакана портвейна. Ладно, подумаем, может, пристроим его куда-нибудь, сторожем например. Для него в самый раз должность.
Мишка обиделся на предложение поработать сторожем, и послал Ивана с его киностудией, куда подальше. Иван понимал его, но что поделаешь, сам виноват. Как говорится, неча на зеркало пенять, коли рожа крива.
Вскоре после этого он уехал в длительную командировку, затем в другую, третью. В Москве его угнетала семейная жизнь, сложившаяся не совсем так, как ему хотелось бы, и как только из производственного отдела студии поступало очередное предложение, он с радостью уезжал работать в другие города, и даже деревни. Так прошло три года.
Но вот у Ивана настал вынужденный простой, это когда нет работы. Так бывало иногда и в кино, но очень редко. И он решил поехать к другу. Как же так, ведь они не виделись целую вечность. Расстались плохо. Нагрузившись подарками для всех, и слушая по транзистору популярную песню «Все могут короли», в исполнении Аллы Пугачевой, он очутился, наконец, перед такой знакомой ему дверью, и нажал кнопку звонка.
Дверь долго не открывали. Наверное, никого нет дома. Тут послышались шаркающие шаги, и Ивана встретила тетя Маша, Мишкина мать.
– Ваня, долго же ты пропадал. Мы уж думали, больше не увидим тебя. Проходи. Вася! Смотри, кто к нам явился, не запылился, – закричала она, и из кухни появился полупьяный, как обычно, дядя Вася.
– Пойдем, выпьем со встречи, – и дядя Вася повел Ивана на кухню. Налил всем по стопке, и выпил первым, как всегда.
– А Миша где же? На работе, или гуляет, – Ивану не терпелось увидеть друга.
– Мишки нет, – тетя Маша многозначительно посмотрела на него. – Он на БАМ уехал, по комсомольской путевке. Пишет, хорошо устроился, работает, жениться вот надумал. В отпуск обещался приехать вместе со своей невестой, тоже Мариной зовут.
– Вот это да, – только и нашелся, что сказать, Иван. – Давно он уехал-то? Я не знал. Написал ему письмо как-то, из Киева, он не ответил.
– Читали мы твое письмо. Рады за тебя. Давайте выпьем за Мишку, чтобы ему там было хорошо и покойно. Не как здесь, – сказала тетя Маша, и заплакала.
– Чего же вы плачете? Радоваться надо, – Иван ничего не понимал. Только теперь он увидел, как постарел дядя Вася. Чуб его совсем поседел, и сам он весь сгорбился.
У тети Маши из-под платка выбивались седые космы, склеротический румянец на лице, полубезумные глаза, и улыбка, только теперь вместо золотых зубов она обнажала красные десна с гнилыми корешками зубов. У Ивана мурашки пробежали по спине.
Они молча выпили еще по стопке водки.
– Ты закусывай, Ваня, а то спьянишься еще, чего доброго.
– Вы мне его адрес дайте, я письмо напишу.
– Сейчас принесу, – тетя Маша, кряхтя, поднялась, и заковыляла в комнату. Она как будто вся сдулась, и из дородной, величавой женщины превратилась в скрюченную, старую развалюху. – Вот, держи. Это его адрес. Можешь написать ему. Он часто вспоминал тебя, скучал. Рассказывал, как вы работали вместе, гуляли.
Иван схватил адрес, который оказался фотографией, и увидел на ней своего друга, Мишку. Весь при параде, в новом костюме, белой рубашке с бабочкой, он лежал в гробу, скрестив на груди такие знакомые до боли, большие пухлые руки. Лицо его было так же отечным, но спокойным и слегка удивленным, словно он заснул ненадолго, и вот-вот проснется, и улыбнется всем своей жизнерадостной улыбкой.
Сказать, что Иван был ошарашен, значило, ничего не сказать. Он был раздавлен увиденным. И тупо смотрел на фотографию, оцепенев.
– Пил много в последнее время. А тут пошел на танцы в ДК, с друзьями, подрались с местными, там и получил чем-то тяжелым по голове, – рассказывала тетя Маша, а дядя Вася кивал головой, подтверждая, и скрипел зубами, сжимал кулаки.
– Пришел домой, лег. Потом говорит: мама, вызови скорую, голова болит, нет мочи. Увезли его в больницу, ночью, а утром он умер. Как раз, в день своего рождения. Недавно сорок дней было, поминали. Друзья, соседи пришли. Народу много собралось. Добрый он был, хоть и бесшабашный. За то и любили его, уважали. Давайте еще помянем, упокой господи, душу его грешную.
Они молча выпили по стопке водки. Посидели.
– Мишку жалко, – сказала тетя Маша потерянным голосом, слезы свои она уже выплакала. Дядя Вася сидел рядом и скрежетал зубами, утирая редкие слезы, и повторяя:
– Мишку жалко, Мишку жалко.
Иван встал и пошел к двери, он не мог больше сидеть с ними и выпивать.
– Ты заходи, Ваня. Не забывай нас…
Иван брел по улице и вдруг подумал, что в этом году ему исполнится тридцать лет. А Мишке когда? И похолодел весь, вспомнив рассказ тети Маши. Мишкин день рождения приходился как раз на день его смерти. Что же это за жизнь такая, для чего? Родился, окончил школу, отслужил в армии, поработал официантом в общепите, и на танцах в ДК «Кирпичики», что при кирпичном заводе, получил кастетом по голове. Помер в больнице. Ивана же рядом не оказалось в нужный момент. Не было рядом друга, который мог бы отвести от Мишкиной головы руку с кастетом. Он вспомнил те пророческие слова, сказанные когда-то его другом в метро, после танцев в Шестиграннике: «На то и друзья есть, сегодня я тебя, завтра ты меня, может, спасешь». Не привелось. Не спас.
А ведь он мечтал жениться на любимой девушке, иметь детей, работать для своей семьи. Вместо этого пил по-черному. Внезапно Иван вспомнил, по какой статье был комиссован его дружбан, и понял, почему пил, почему не женился Мишка, а его девушка вышла замуж за другого, хотя любила его. Родители его были пьяницами, зачали его поздно, и был он импотентом. От того и все беды.
Иван возвращался назад по той же дороге, по которой он так недавно торопился на встречу со своим армейским другом. Он был подавлен, переполнен чувством горечи и недоумения. Перед глазами его стояли потерянные, жалкие лица Мишкиных родителей, слышались их голоса: «Жалко Мишку. Жалко Мишку», – повторяли они монотонно, словно в бреду. Он понимал тетю Машу и не обижался на нее за розыгрыш. Ведь ей так хотелось, хотя бы на миг, поверить, что Мишка жив и здоров, и скоро вернется домой.
На фотографии он снова видел нарядного друга в гробу, скрещенные на груди руки, спокойное, умиротворенное его лицо, отрешенное от мирской суеты.
И спустя многие годы, даже десятилетия, когда он вспоминал об этом дне, он как бы заново все видел и переживал. Такое не забывается.
…………………………….
Москва, 2014 г.
Друг сердечный
Это было время борьбы за трезвость в стране развитого социализма. Начало перестройки. В 1985–1987 годах развернулась горбачевская антиалкогольная компания, нанесшая огромный вред экономике, но прежде всего людям, которыми она воспринималась, как инициатива властей, направленная против «простого народа».
Появилось множество анекдотов, например: «На недельку, до второго», закопаем Горбачева. Откопаем Брежнева – будем пить по-прежнему. Лозунг «Трезвость – норма жизни!» воспринимался чиновниками слишком буквально. В Молдавии, в Крыму, на Кавказе вырубались виноградники.
Закрывались винные заводики в малых городах, магазины, в оставшихся точках продавалось по две бутылки водки на брата в день, образовались огромные очереди в Москве, давка, скандалы и драки, чего уж говорить о провинции.
К тому времени у Ивана была интересная работа, семья, он учился в институте заочно, поэтому выпивал намного реже, чем раньше, в юности, когда мотался по стране в поисках романтики, работал, где придется, жил в общагах, или после службы в армии. И его эта проблема если и волновала, то гораздо меньше тех друзей-приятелей, кто любил пропустить по стаканчику-другому после работы в кругу товарищей, да и вообще напиться с устатку. Не говоря уж о пьяницах по призванию.
У тех просто крыша поехала, и они всегда теперь были в поисках, где достать денег, чего бы выпить? В аптеках расхватали все настойки, содержащие спирт. В особом почете были настойки эвкалипта, пустырника, валерьяны. Не гнушались и просто корвалолом. Их брали на все собранные по сусекам копейки. Потом и эта лавочка закрылась. Запретили продавать настойки пьющему люду. Хотя сердобольные аптекарши все же жалели несчастных пьянчужек, и те были счастливы, выбегая из аптек с заветными пузырьками в карманах.
Папиросы и сигареты в табачных киосках тоже стали продавать по талонам. Выдавали их в ЖЭКах. На каждого члена семьи, достигшего 18-летнего возраста, полагалось по талону в месяц. И тогда можно было выкупить на один талон десять пачек сигарет, или папирос. Когда что было в наличии. Такие вот были времена.
Как-то в один из тихих семейных вечеров, когда Иван сидел после ужина за чашкой индийского чая и просмотром телефильма о борьбе комиссара Каттани с итальянской мафией, его жена Ольга вернулась после вечерней прогулки с терьером Тишкой, и вручила ему письмо.
Письмо пришло от дяди Мити из Алатыря, в котором, помимо прочих новостей, он сообщал, что умер его дружок, Колька Васильев. Это известие ошеломило Ивана. Он подумал, что в последнее время от дяди приходят тяжелые для него известия.
Ровно год назад, 6 ноября 1986 года, из Алатыря Ивану пришла телеграмма от дяди, в которой он сообщал, что умер отец. Иван в тот же день выехал на родину. Из Мурманска приехал младший брат, Владимир. Отслужив в армии, он недавно женился, и работал в милиции, водителем.
В те годы день 7 ноября был еще настоящим праздником. Всем народом отмечали очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции, и найти трезвого работника, который мог бы быстро сработать гроб, было нелегко. Еще надо было оббить гроб с крышкой красной материей, как полагалось для покойника мужского пола, да к тому же участника ВОВ. На рынке материала разного было хоть завались, но нужного не оказалось, и Иван со справкой о смерти в руках побегал по городу, прежде чем в магазине «Ткани» на привокзальной площади ему отпустили красной материи «Кумач» положенные метры, и ни сантиметра более. С этим тоже было строго.
Много тогда перемерло народу простого, российского. В Алатыре тоже был винный заводик, и все алатырские пьяницы, да и не пьяницы тоже, покупали «красненькое», как окрестили яблочное, плодово-выгодное вино в народе. По цене один рубль с копейками за бутылку, совсем недорого. И горя не знали. Привыкли к хорошему.
В городе сады ломились к осени от яблок. И красное вино, хотя и было простеньким, зато никакой химии, как в наше время. И вдруг заводик прикрыли.
Так вот, в числе многих умер и отец Ивана, фронтовик, художник. Был он человек веселый, неумеренный во всем, во хмелю буйный, как и все те, кто был на передовой, ходил в атаку и видел смерть в глаза. Отец и дядя Митя часто вспоминали о войне.
Говорили, что в атаку можно было ходить до трех раз: не убьют в первый раз, во второй шансов выжить было гораздо меньше, а уж третий был роковым. Либо погибнешь на поле брани, либо санитары вытащат после боя тяжело раненым. Отцу пуля пробила горло навылет, и он чудом выжил, дядя Митя лишился ноги, оторвало миной. Оба стали инвалидами войны. Хотя встречались и счастливчики, кого пуля не берет, и смерть обходит стороной.
В тот день, как раз перед праздником, отец весь день простоял на морозе в очереди за водкой, принес заветный литр домой, выпил бутылку и умер от инсульта, мгновенно. Был убит жизнью наповал, в мирное время. В Алатыре, из множества торговых точек, где продавались спиртные напитки, осталось только два винных магазина, где с 14 часов продавалась водка: на Бугре, и в городе, возле сурского подгорья.
Огромные очереди, ажиотаж, давка, возникали потасовки, особо ретивые пробирались к заветному прилавку прямо по головам толпы из сердитых горожан, желающих отовариться к празднику 7 ноября. Многие не выдерживали тяжких испытаний, особенно пожилые и старики.
Отец в последнее время часто мечтал о том дне, когда он купит ящик водки, выпьет ее всю, и уйдет из этой проклятой жизни. Хватило и одной бутылки. Что же это за необходимость такая, выкупить две бутылки водки? Сегодня этого не понять. Надо было жить в то время, с теми людьми рядом, чтобы не осуждать их, а просто пожалеть наш многострадальный народ, проживающий в провинции.
Когда Иван с братом приехали на похороны, отец лежал на столе в красном углу, у окна, и на лице его застыла пьяненькая улыбочка. Он так и не понял, что умер. Дядя Митя с трудом хромал по комнате на протезе, натер культю, набегавшись по городу в хлопотах, оформляя документы о смерти, и так далее. Иван сам обивал крышку и гроб кумачом, который он с таким трудом достал, надел на ледяные ноги отца новые носки.
На похороны и поминки водку и продукты тоже продавали по справке о смерти. Для участников и инвалидов ВОВ был специальный магазин на выезде из города, «у черта на куличках», прозываемый в народе инвалидным, в котором Иван с братом и выкупили спиртное, продукты для поминок: ящик водки, мясо, колбаса, крупы, селедка, все строго по списку, ничего лишнего.
В сравнении с сегодняшним временем, это был ад, который тогда казался делом обычным и привычным. Как писал Карл Маркс, «бытие определяет сознание», и в этом он был прав. На похороны отца пришли все его друзья, соседи, в основном пожилые мужики, были и молодые ребята. После похорон помянули, как полагается, говорили, какой он был свойский мужик, и художник от бога. Вспомнили и дядю Юру, младшего брата отца и дяди Мити, который умер в больнице еще пять лет назад.
