Мечты иногда сбываются

– Умница ты моя разумница, как говорила в таких случаях моя бабушка Маресьева. Царствие ей небесное, я всегда помню о ней.

– Соловья баснями не кормят, иди умывайся, а я завтрак пока приготовлю, – умилилась Ольга и чмокнула его, не удержалась.

Перед тем, как расстаться, они выпили по чашке кофе с сыром и колбаской, затем она еще поцеловала его и проводила до лифта.

Переезд

С тех пор они встречались почти каждый день. Их как магнитом тянуло друг к другу, и они не противились этому счастью. Однако, время шло неумолимо, день за днем.

Вскоре он с божьей помощью переехал в свою новую комнату, для этого заказал грузовую машину на автобазе Мосфильма, знакомые грузчики за небольшую плату загрузили его мебель с нехитрым скарбом в кузов, привезли с Ленинского проспекта на улицу Кржижановского, разгрузили и занесли в новую комнату, без лифта, на 4-й этаж.

Он расставил и развесил все по своим местам, точно так же, как в прежней комнате, получилось даже лучше, чем там.

Сел за свой стол у стены, огляделся. Будто и не переезжал вовсе. Правда, новая комната побольше на пару кв. метров, потолок повыше на 10 см. Да вместо окна на Ленинский проспект теперь балконная дверь с выходом на уютный балкончик, и видом на улицу Кржижановского.

Недостатки сохранились. Там стоял непрерывный гул от потоков машин, здесь постоянно тренькали трамваи, стуча колесами на стыках рельс.

Олины коробки пригодились, как нельзя лучше.

В них книги и его кипы бумаг доехали в целости и сохранности, и теперь лежали на прежних местах. На книжных полках в том же порядке стояли ряды его книг. Их было пока немного, но он знал, со временем у него будет настоящая библиотека, как и полагается литературному работнику.

Соседи, муж с женой, встретили его дружелюбно.

Однако, общая кухня была обставлена их мебелью так, будто они одни хозяева, его столик с настенным шкафчиком, которые подарили ему старухи-соседки за ненадобностью, стояли в уголке сиротливо, но это пока. Скоро он наведет и на кухне порядок.

Позвонила Татьяна с Ленинского проспекта и рассказала, что она тоже переехала вместе с детьми в его бывшую комнату, на кухне и в коридоре поставила свою мебель, завела стирку, везде на веревках развесила белье сушиться, соседки в ужасе, попрятались в своих комнатах. Детям в коридоре просторно, бегают, кричат, в общем дела идут так, как она и задумала, смеялась Татьяна.

Николаю даже стало жаль старушек, но недолго, стоило только вспомнить, сколько мороки с ними у него было. Кошмар.

Затем он позвонил Оле, и сообщил о своем переезде.

«Я рада за тебя. Все время думала, как ты там управишься. Теперь спокойна. Но у меня проблемы, приедешь, все расскажу.»

– Оля, в чем дело, ты заболела?

«Можно и так сказать.»

– Завтра после работы приеду, как обычно.

«Хорошо. Буду ждать. Целую тебя.»

У него даже голова разболелась. Что с ней? Ничего, она молодая, здоровая, поправится скоро.

Он подошел к аптечке, которую повесил рядом с холодильником, у шкафа. Открыл, нашел коробочку с анальгином, и принял таблетку от головной боли, запил водой.

Умница Оля, все предусмотрела. Чего только нет в аптечке, даже горчичники имеются. Захлопнул аптечку.

Пора спать ложиться. Надо отдохнуть как следует, завтра я должен быть бодр и свеж, как малосольный огурец.

Осталось только люстру повесить, подключить, тогда можно и за контрольные садиться. Пора.

На новом месте было неспокойно, непривычно, несмотря на прежнюю обстановку в комнате, но потише, чем на Ленинском, к тому же усталость взяла свое, и он заснул крепким сном младенца.

Проснувшись утром, почувствовал в себе силы поспать еще, но, глянув на часы, вскочил с постели.

– Надо действовать, а не мечтать, лежа на боку, жить сегодня и сейчас, а не завтра или послезавтра, – он подбежал к столу, и среди прочих нашел нужную ему книжку:

Валентин Сидоров. «7 дней в Гималаях». 1984 г.

Пролистав, нашел нужные строки, запавшие в душу и взбудоражившие его. Подсознательно он чувствовал то же самое, и только перечитав их, понял, что тяготило его в последнее время:

«Расти в силе каждый день. А для этого научись действовать, а не ждать, творить, а не собираться с духом. Действие, и еще раз действие – вот путь труда в жизни, но свою вечную силу ты не можешь сделать ни хуже, ни лучше сейчас, если вчера жил только мечтами о действиях.

А действовали другие, рядом с тобой шедшие, огонь духа которых был, быть может, много меньше твоего. Но они действовали, а ты думал, как будешь действовать, и упустил в бездействии свою вечную силу, потеряв летящее «сейчас» без пользы и смысла.»

«Вот-вот, именно так он живет последние три года, как советуют в книге, – мелькнула мысль, – в таком же ритме буду существовать и дальше», – бросив книжку на стол, ринулся в ванную, повесил свою полку слева от зеркала с раковиной, разложил на ней свои туалетные принадлежности.

Подмигнул себе в зеркале, как тогда, на Ленинском:

– Теперь бриться, мыться, чайку попить и в путь пуститься, – продекламировал он и принялся за дело, вполне довольный собой.

На кухне, куда он зашел поставить чайник на плиту, завтракали соседи: – Коля, садитесь с нами, попьем чаю вместе, – радушно пригласили они нового соседа.

– Спасибо, некогда. Я у себя по-быстрому попью, и на работу.

Так и сделал. После чего собрался, запер свою комнату, затем входную дверь, сбежал на первый этаж, и вот эта улица, вот этот дом, где ему теперь жить не тужить, поживать да добра наживать.

Метро «Профсоюзная» совсем рядом, как хорошо.

Недалеко от входа в глаза бросался стенд, на котором было крупно начертано: «БРЕЖНЕВСКИЙ РАЙОН».

Тут необходимо уточнить, что еще в 83-м году Черемушкинский район был переименован в Брежневский. И добавить, что в 88-м – обратно в Черемушкинский. Но до этого радостного события еще целых три года.

На Ленинском проспекте был еще один плюс: отделение милиции, и Сбербанк совсем рядом от дома, а от Кржижановского надо было идти дворами довольно далеко, Сбербанк находился на улице Дмитрия Ульянова, ну а 134 о.м. поближе, на Профсоюзной.

Его маршрут до Мосфильма тоже несколько удлинился.

На метро до станции Киевской, затем на автобусе до студии.

По дороге он вспомнил почему-то, что Л.И. Брежнев скончался 10 ноября 1982 года. Ему было 75 лет.

Он тогда уже поступил во ВГИК и учился на первом курсе.

На студии многие смотрели похороны Леонида Ильича по телевизору, Николай тоже смотрел в осветительном цехе, на глаза навернулись слезы. Привык к нему за долгие годы его правления, к тому же он был фронтовик, как его родители, а это святое.

Теперь, спустя три года, он даже усмехнулся, надо же, такая сентиментальность. Правда, по сравнению с теми, кто руководил страной после него, он один вызвал сострадание.

Приехав на студию, сначала забежал в группу, где директор сообщил ему, что он выбран профоргом картины.

Замдиректора Василий, и другие сразу же поздравили его, мол, теперь ты начальство, все оживились. Николай тоже, так как знал, что теперь премия и праздничные заказы у него в кармане. А это вам не фунт изюма, вполне серьезное подспорье для жизни.

После чего с энтузиазмом принялся за проверку наряд – заказов, обежал все цеха, наведался к кладовщику, перекусил в буфете, позвонил Оле, она оказалась дома.

Спустя малое время, новоиспеченный профорг картины уже был далеко от студии. Он ехал к ней, спешил к своей ненаглядной, которая заболела и ждет его.

Однако, действительность превзошла ожидания.

Перед тем, как позвонить в дверь квартиры, он оглядел фигурную деревянную дверь, с филенками, затем потрогал их и понял, что они такие ветхие, можно кулаком выбить любую из четырех, и заходи кто хочет. Не зря он декоратор со стажем, бутафорию сразу видит. Надо предупредить хозяев об этом.

После чего нажал кнопку звонка.

Увидеть Олю и не обнять он не мог. – Дома есть кто?

– Мы с бабулей, и Тишка. Пошли ко мне в комнату.

Усадив его в кресло, она присела перед зеркалом.

– Хочу тебе сказать, я подала на развод, – глянув в зеркало, улыбнулась: – еще я в интересном положении.

– Как так? – не сразу дошло до Николая. Поняв, в чем дело, не сразу нашелся, что сказать. – Это судьба. А я думал, ты заболела.

– Я сама не своя хожу, а ты шутишь. Пока не время, Кирюша еще маленький, хотя, от рыженькой девочки, похожей на тебя, я бы не отказалась, – она засмеялась, и в эту минуту была похожа на совсем еще молодую девушку, а не женщину, которой недавно исполнилось 32 года, всего-то еще ничего.

Николаю приятно было слышать такое, но все же страшно, ему самому через два года сорок стукнет, да еще алименты. Тут сердце его екнуло, 33 % от зарплаты, это вам не шутки, хотя Оле он наврал, что платит на одного ребенка.

Едва не наступив на что-то жесткое, он нагнулся и увидел маленькую черепашку возле себя. Погладил.

– Так и раздавить ее недолго.

– Это сосед Виктор купил, и подарил Кирюшке, давно уже, три года назад. Она везде ползает, на ночь прячется. Тишка с кошкой ее не трогают, привыкли.

– Оля, через два дня я уезжаю в командировку.

– Так быстро? Хотя, ты уже говорил об этом. Надолго?

– Недели на три, не больше. Я буду тебе писать.

– А я лягу в больничку на аборт, у меня знакомая врач есть, к твоему приезду поправлюсь. Да и дел по дому накопилось, уйма.

– Ладно, Олечка, я поеду к себе, там тоже надо навести порядок на кухне, в коридоре. Соседи наглые, всю площадь заняли. Еще контрольные писать, в дорогу собраться.

– Сначала отужинаем, потом отпущу до завтра.

Ждал он недолго. Входная дверь стукнула пару раз, значит, пришла его будущая теща с работы, а вслед за ней и внук явился, вследствие чего радостно залаял Тишка, загомонили бабушки, мать, квартира зажила своей привычной вечерней жизнью.

А вот в дверях появилась и его волшебница с целым подносом еды, веселая и жизнерадостная.

– Меня сегодня выбрали профоргом картины, – вспомнил Николай, к слову, Ольга засмеялась: – Раз так, давай чокнемся.

Оба повеселели, выпили сока, и принялись за ужин.

– Что у вас на работе новенького? – Николаю интересно все.

– К нам сегодня приходили мастера по подъемникам, два еврейчика: Перчик и Листик, занимались их ремонтом, – рассказывала Ольга, подкладывая ему салат-оливье в быстро опустевшую тарелку, и котлетки.

– Мой любимый салат. А что за подъемники, как на заводе?

– А ты как думал, книги в пачках, потаскай-ка их из подвала вручную, без подъемника. Да, третий заправлял огнетушители.

– Был еще третий? Ясно. Так в чем же фишка?

– Когда я подписывала ведомость на заправку, смотрю на подпись мастера и глазам не верю: Ребенок. Я возмутилась. Ну чего вы мне все испортили, что за ребенок? У меня и так расходных ордеров мало, – покачала головой Ольга, вспоминая недавний казус.

«Это моя фамилия, Ребенок!» – ответил мастер.

– Есть такая фамилия, с ударением на последнем слоге, – засмеялся Николай, – это ты должна знать, у тебя подружка-еврейка, друзья тоже, сама рассказывала.

– Я тебе курицу в дорогу зажарю, еще кое-что, так тебе будет веселее ехать, дорога дальняя все же.

– Это точно. Тебя мне сам Бог послал.

Прощаясь возле входной двери, Николай постучал пальцем по филенкам: – Надо бы дверь укрепить, а то она на ладан дышит.

– У нас во всех квартирах такие двери, заботливый ты мой…

Домой к себе он приехал еще засветло. Соседи ужинали на кухне за своим столом, на котором стояла бутылка вина.

– Коля, садитесь с нами, а то вы все один, – улыбнулась соседу Марта, ее муж Андрей хмыкнул невнятно.

– Спасибо, я уже отужинал у невесты, теперь надо за контрольные садиться, сессия не за горами.

– Можно спросить, – соседка была довольно миловидная молодая женщина, муж ее малый себе на уме, сразу видно. – Вы кем будете после своего ВГИКА?

– Сценаристом в основном. Приятного аппетита.

Он закрыл за собой дверь, включил свет, огляделся.

Ему нравилось в своей комнате, которую он сделал довольно уютной и удобной. На стенах висят его рисунки, пейзажи, портреты, афиши, полки с классикой и альбомами по искусству, рабочий стол сразу притягивал к себе, как живой.

Он садился за него и погружался в мир кино, для этого у него имелась вся необходимая литература, учебники, пособия. За окном виднелось вечернее небо, грохот и скрежет проезжающих трамваев отзывался сотрясанием дома, но ему все нипочем. Даже стало уютнее, словно ожил приятный флер прошлого.

«И ладно, завтра соседи уйдут на работу, и я проведу перестановку, расставлю все по своим местам», – подумал он с усмешкой, и засел за контрольные.

Главное, сдать обязаловку. Это политэкономия, и основы научного атеизма. Он с тоской оглядел ряды томов сочинений В.И. Ленина, и решительно взял один из них…

Утром встал позже, когда соседи уже ушли на работу.

После вечерней битвы с классиками марксизма-ленинизма предстоящее благоустройство на кухне радовало душу.

Для декоратора с опытом работы в кино, это сущий пустяк.

Он быстро передвинул соседскую мебель, включая холодильник, со своей половины кухни на их левую сторону, а на своей правой поставил кухонный столик, над ним подвесил полку, подаренные ему старушками-соседками, рядом табурет.

На свои пол-окна поставил горшок с кактусом, который просто обожал за экзотический вид и колючки, а главное, за неприхотливость. Пусть соседи любуются.

Затем взял трубку и набрал номер телефона:

«Слушаю вас», – этот «приятный» уху женский голос он хотел бы слышать как можно реже, но деваться некуда, иначе не поговорить с сыном.

– Надежда, привет. Я завтра уезжаю в командировку, месяца на полтора, в Днепропетровск. Как вы там поживаете?

«Твоими заботами. Я узнала, что ты по обмену переехал в Черемушки. Славик болеет, буду определять его в больницу.»

– Что с ним, давно?

«Гланды воспалены, полипы в носу, без операции не обойтись. Сейчас он спит, будить не буду. Митя на сборах, его взяли в юношескую сборную Москвы по штанге. Дай свой новый номер телефона на всякий случай, ты обдумал мое предложение?»

– Даже думать некогда, учеба, работа, переезд в новую комнату. Кстати, она больше и с балконом. Соседи одни.

«Это хорошо. Ладно, когда приедешь, позвони. Давай, говори номер, записываю…»

Сообщив ей номер телефона, он с облегчением бросил трубку на рычаг, и пошел в ванную. Перед этим отодвинул соседский шкаф подальше от двери своей комнаты, ближе к их дверям.

Красота. Соседи на работе, до вечера никого в квартире. Можно спокойно помыться, побриться, завтрак приготовить. Никаких горластых надоедливых старух, снующих с утра до вечера по коридору и вечно торчащих на кухне и в ванной.

…

Тщательно выбритый, в своей новой зеленой куртке с капюшоном и сияющих ботинках, которые он начищал утром и вечером, сказывалась армейская привычка, это на всю жизнь, со спортивной сумкой на плече, он вышел из дома и направился к метро, с удовольствием посматривая вокруг.

Теплые чувства к Черемушкам у него возникли давно еще, когда он приехал к своему армейскому дружбану Мишке Савину сначала после службы, потом из Алатыря, и они отрывались на всю катушку, и позже, когда работали вместе в общепите.

Был бы он жив сейчас. Как глупо и нелепо умереть в 30 лет в больнице, после пьяной потасовки на танцах. Настроение упало до нуля, и он поехал на студию уже не такой одухотворенный, каким выходил из дома.

Мосфильм, этот родной муравейник, сразу же придавал сил.

На пути к группе он повстречался со Щербаком, тот торопился к себе в мастерскую с папками под мышкой и портфелем в руке, как всегда бодрый и озабоченный.

– Коля, ты чего такой смурной, не выспался? Давай, беги в группу, я уже получил билет на поезд и суточные. Потом сразу ко мне, жду, – и он помчался по лестнице на пятый этаж, несмотря на свой почтенный возраст. Тут уж не до воспоминаний, и Николай тоже устремился по коридору к группе.

Нет нужды детально описывать, как он получил свой билет, суточные на десять суток, как они с Василием Петровичем бегали по цехам, фура с грузами и кладовщиком отбыла на Украину еще два дня назад, как они отобедали в столовой, общаясь со знакомыми, наконец, они расстались, и он помчался на остановку, чтобы побыстрее приехать и увидеться с любимой женщиной.

Но перед этим подъехал на Октябрьскую площадь.

Рядом с кафе «Шоколадница», в котором он встречался когда-то с Мишкой Савиным, работавшим в ту пору там официантом, находился художественный салон.

Пробежавшись по залам, нашел пару авторских сувениров: круглый бронзовый подносик, с выбитой вручную жар-птицей в райском саду на нем, и в рамочке под стеклом изображение православного храма с куполами, устремленными в небо.

Заплатив за сувениры, поехал на проспект Мира.

На звонок дверь открыла Ольга. Она ждала его, сразу видно. Поздоровавшись с домашними, разделся, прошел в комнату. Поцеловав его и усадив в кресло, пошла на кухню.

Нагнувшись, он сразу же нашарил черепашку, она лежала все там же, где и вчера, за креслом. Погладил ее, умилившись.

Вошла Оля с подносом, уставленным едой.

– Олечка, у тебя есть старая варежка или носок какой, давай сделаем черепашке жилище, пусть в нем живет и радуется.

– Сейчас найду, – она ушла и вскоре вернулась с замшевым футляром, типа коробки. Усадив в него черепашку, задвинул футляр подальше, к стенке.

– Ну вот, пускай Чирик там живет-обживается, рядом с нами.

За ужином он включил магнитофон, запел Юрий Антонов про мечты, которые сбываются и не сбываются, на душе сразу стало тепло и радостно, с грустью пополам.

– У меня для тебя два сувенира на память, чтобы не забывала меня, пока я в командировке, – и он вручил Оле подарки.

– Тебя забудешь, скажешь тоже. Куда мы их повесим?

– Да вот здесь, на стеночке, рядом с зеркалом, повесим церквушку, а на подносик будешь свою помаду класть. Неси молоток, гвоздик найдется?

Разобравшись с подарками, они пили кофе и смеялись.

– А это от меня, будешь бриться, вспомнишь, – Ольга вручила Николаю бритвенный станок «Шик», импортный.

– Спасибо, интересная штуковина. Я еще такой не брился. Да, у меня есть джемпер фирменный, английский, твоя мама не могла бы его посмотреть, может, подлатать немного, и носи не хочу еще лет десять, пока не надоест.

– Приноси завтра, моя мама – мастер высшей категории, она все может, починит так, не догадаешься. Сделаем.

Стукнула входная дверь.

– Кирюшка с Тишкой гулять пошли.

– Неохота домой ехать, да надо, – вздохнул Николай, они подошли к окну, за которым синел вечер. – Хорошо у вас, а мне надо контрольную по политэкономии дописывать, вещи собирать.

– Не расстраивайся, Кольчик, надо так надо.

– Хорошо, Ольчик, не буду.

Они прижались друг к другу, и долго еще стояли так у окна, глядя во двор, и слушая песни Юрия Антонова…

«Вот как бывает, где лета звонкий крик,Вот как бывает, где счастья светлый миг.Вот как бывает, где этот летний сон,Вот как бывает, растаял он.»

…

Приехав в свою коммуналку, он открыл дверь, вошел, но не успел пройти и половину коридора к своей комнате, как на пути его возник мрачный сосед Андрей, и с ходу в бой:

– Ты зачем разорил кухню, ведь так хорошо было!

– Это ты загнул, я просто поставил мою кухонную мебель на свою половину, как положено в коммуналке.

– Мы тебе предлагали как человеку, вместе ужинать.

– У нас разные графики, к тому же я человек не кампанейский, так что будем просто соседями.

– Андрей, не приставай к соседу, – к ним подошла Марта. – Извините, Николай, муж у меня вспыльчивый, но добрый.

– Это ваши проблемы, Марта, но пусть он поубавит свой пыл, целее будет, – Николай открыл дверь и прошел в свою комнату, включил свет, разделся, выглянул на балкон, за которым уже темно.

– Мой дом, моя крепость! – улыбнулся он сам себе в круглое зеркало на стене, и сел за свой рабочий стол, придвинул к себе пишущую машинку, задумался, перед тем как приступить к работе.

Пора отпечатать контрольную, и хотя бы начать писать новую. Приеду, допишу. Ничего, глаза страшатся, руки делают, как говаривал мой любимый дед, Иван Яковлевич Маресьев, царствие ему небесное, как говаривала моя любимая бабушка, Евдокия Алексеевна. Пусть земля им будет пухом…

Поздним утром, когда в квартире было пусто, Николай позвонил на кафедру кинодраматургии, Чавушьян уже на месте.

– Татьяна Павловна, здравствуйте, это Шмаринов беспокоит.

«Здравствуйте, есть новости?»

– Да, уезжаю в кино-экспедицию, в Днепропетровск, на пару месяцев. Контрольные закончу, когда вернусь, сдам в срок.

«Ну уж, в вас-то можно не сомневаться. Все бы были так пунктуальны. Мы выслали всей группе письма, по подготовке к сессии, она уже не за горами. Вам тоже.»

– До свидания, Татьяна Павловна, привет нашим педагогам.

«Всего хорошего. Передам.»

Положив трубку на рычаг, Николай успокоился. Теперь порядок. Осталось собраться, заехать попрощаться к Оле, и на вокзал. Поезд ждать не будет.

Отдельно в новую холщевую сумку, с отпечатком портрета «Че Геваре» на ней, он положил драный джемпер и заодно синюю спортивную куртку от лыжного костюма, надо поменять молнию. Это для Олиной мамы, в ремонт.

Опытному декоратору собраться, что нищему подпоясаться.

В свою весьма вместительную дорожную сумку он уложил вещи, и прочие необходимые в командировке предметы, включая кипятильник, надел любимую куртку с капюшоном.

На вешалке осталась висеть та самая старенькая куртка из коричневого дерматина, которую ему подарил когда-то приятель Виктор, еще в Котласе, чтобы он не замерз на Севере дальнем.

Он долго носил ее, не выбрасывал, берег как талисман, как память о юности. Погладил, улыбнулся дорогим сердцу воспоминаниям. Ну все, теперь можно и ехать.

Присев на дорожку, вскочил, подхватил сумки, запер дверь комнаты, затем входную дверь и поспешил к метро…

Снова Днепропетровск

(Восемь лет спустя)

Курский вокзал. Идет посадка на скорый поезд «Москва – Днепропетровск», среди прочих пассажиров и съемочная группа, занявшая почти половину вагона. Помимо личных вещей, загрузили кофры, чемоданы со съемочной аппаратурой отдельным грузом, в сопровождении операторской группы. Наконец, поехали.

В одном из купе разместилась дружная компания.

Помимо Николая, второй режиссер Владимир Березко, звукооператор Владимир Бахмацкий, и молодой паренек Витя Шереметьев, ассистент режиссера по реквизиту.

Поначалу стали смотреть в окно, глядя на пробегающие мимо знакомые столичные улицы и разнообразные пейзажи.

У Николая в памяти отпечаталась картина прощания с Ольгой, когда она, накормив его, вручила еще и большой пакет с едой в дорогу, а он обнял ее и не хотел выпускать из рук, но все хорошее кончается, и вот он сидит в купе, смотрит в окно, а видит ее, свою желанную и неповторимую.

– Ну что приуныли, братцы-кролики. Не пора ли отметить день отъезда? – оглядел свою команду веселый Березко на правах старшего по возрасту и по должности.

Все встрепенулись. Вынули свои припасы, на столике появилась бутылка водки, вызвавшая оживление.

Тут же проводница принесла чай, и день отъезда был отмечен, как полагается, особенно, когда Николай извлек из пакета большую, зажаренную в духовке куру, извлек из фольги, и ее аромат перебил все остальные.

– Вот это я понимаю, Коля, тебе можно позавидовать, – подмигнул товарищам Березко, разливая водку по стаканам.

– Я сам себе завидую, – он разрезал куру на части, чтобы всем хватило, вытер руки салфеткой, поднял стакан: – Давайте выпьем за наших любимых женщин, а у кого их нет, чтобы были обязательно!

– Мы все за, кто против, нет таких? Тогда вперед!

Выпили дружно, закусили с аппетитом.

– Помнишь, Коля, как мы в Донецке снимали, в шахтах, еще в 71 году, – разговорился слегка захмелевший Бахмацкий.

– Как не помнить, это была моя первая картина. Тогда я на курсах художников-декораторов учился.

– А сейчас он у нас во ВГИКЕ, на сценарном, – похлопал его по плечу Березко, обращая взор на ассистента. – Так что, Витя, бери пример с Николая, не ошибешься. Ну, теперь чайку попьем и о работе поговорим, не помешает.

Заглянул к ним и Щербак на огонек. Он ехал в соседнем купе, с художницами по гриму и костюмам, остальная группа гудела дальше. – У вас веселее, а мне с дамами приходится ютиться.

– Присоединяйся к нам, ты как раз вовремя явился…

День и ночь, сутки прочь.

В 9 утра поезд прибыл в Днепропетровск. На привокзальной площади группа погрузилась в экспресс, и он быстро доставил ее до гостиницы «Украина», на улице Короленко.