Мечты иногда сбываются

Николай был ошарашен, верить или не верить тому, что рассказала соседка матери, хотя, зачем ей врать, но и мать могла приукрасить ее рассказ, он знал, как она не любит бывшего деверя.

Дал прочитать письмо Оле. Решили никому не говорить об этом. Оля была склонна верить рассказу соседки матери, настолько это казалось правдивым.

Николай не смог сдержать слез, перечитывая письмо матери, он помнил, как перепугался дядя, когда он заикнулся было о том, что надо бы сделать вскрытие для точного диагноза.

И он решил оставить все как есть. В свое время каждый предстанет перед Богом, и он каждому воздаст по заслугам.

Приезд дяди Мити

Лекции продолжались до Нового года, а в конце декабря неожиданно приехал дядя Митя.

Тамара Федоровна позвонила дочери на работу:

– Оля, к нам дядя Митя приехал.

Когда Оля пришла, он сидел в большой комнате и смотрел телевизор с Кириллом, тот пришел из школы и они о чем-то увлеченно разговаривали, старый с малым.

– Здравствуйте, – улыбалась Ольга, – Коля скоро должен приехать, он в институте, у него лекции, экзамены на носу.

Только сказала, звонок в дверь.

– Вот и он приехал, – побежала открывать.

– Ба, кого я вижу! – удивился Николай при виде дядя Мити. – Чего же не позвонил, я бы встретил тебя.

– Ничего, оказывается, вы недалеко от вокзалов живете, как я в Алатыре. Нашел быстро по адресу, что ты мне дал.

Дядя рассказал, что на похороны приезжала дочь Галя из Североморска, вместе с Антониной Ивановной явились.

– Мать написала письмо об этом, – кратко ответил племянник.

Они отужинали, посидели еще, Николай встал:

– Поехали ко мне, дядя Митя, устроимся, увидишь мою новую комнату. Она тебе понравится.

Дядя с племянником оделись, Николай подхватил его дорожный чемоданчик, который он знал с незапамятных времен, дядя чинно распрощался с хозяевами, и они направились к метро.

Приехали, разделись, дядя Митя огляделся и покивал головой:

– А что, и место хорошее, метро рядом, дом кирпичный, и комната большая, да еще с балконом, – поглядел он в окно, на потолок. – Ого, и потолок высокий. Так что одобрямс, племянник, обмен сделал удачный. Только лифта нет, на Ленинском был.

– Пойдем, кухню тебе покажу, ванную, туалет, давай обживайся. Вот, Оля с мамой тебе еды надавали, а мне пора ехать, к экзаменам готовиться надо.

После осмотра кухни и ванной они расстались.

– На вот, возьми ключи, не потеряй смотри.

– Еще чего, скажешь тоже, – дядя Митя запер за племянником входную дверь, и захромал к себе, оглядывая длинный коридор с двумя соседскими комнатами, прошел в свою, занялся хозяйством: разложил припасы на столе, поглядывая на стопы книг и бумаг вдоль стены, разложил диван, порылся в шкафу.

Ничего, жить можно, племянник у меня мировой, отдохну здесь, а то в Алатыре покойники по ночам все мерещатся, то один прибежит, напугает до смерти, то другая входит со скорбной миной на лице, так и с ума сойти недолго, – бормотал он, вспоминая бессонные ночи в своей пустой квартире, да и днем не лучше.

Брата с Маруськой больше нет, один как перст на белом свете. В Москве хотя бы племянник есть, все родственная душа…

Экзамены

Николаю было не до дяди. Экзамены на сценарном штука серьезная, как говаривал незабвенный дед Маресьев в трудных случаях, или грудь в крестах, или голова в кустах.

Свободное от лекций время он проводил дома за письменным столом, или в институтской библиотеке.

Иногда звонил дяде Мите, в ответ слышал, что дядя навел порядок в комнате, с соседями подружился, питается хорошо, на ночь пьет кефир, ест творог.

– Дядя Митя, кефир храни на кухне, там под окном справа наша полка-холодильник. Слышишь?

«Хорошо Коля, слышу, так и буду поступать».

В его голосе звучат знакомые Николаю нотки несогласия, мол, сам с усами, разберусь, что надо делать, и переубедить его в чем-то невозможно. Так было всегда.

Под Новый год вечером позвонил Валерка, сосед, и сообщил, что дядя Митя отравился чем-то, блюет, поносит. Вызвали скорую и она увезла его в инфекционную больницу. В какую, не знают.

– Допрыгался дядя Митя, я его предупреждал, надо выяснить, куда его поместили, – Николай был вне себя от дядькиного упрямства, только этого им не хватало. Оля успокоила его:

– Не волнуйся, по справочной выясним, где твой дядя.

Сказала-сделала. Оказалось, он лежит в инфекционной больнице № 1 по Волоколамскому шоссе, 63. С дизентерией.

Через несколько дней Николай съездил навестить его, Оля дала пакет с сухариками, печеньем, сухофруктами, при его диагнозе положена строгая диета.

В приемном покое пакет приняли, но и только.

– Я позвоню в отделение, а вы выйдите, больной подойдет к окну на третьем этаже, повидаетесь, – усмехнулась смазливая дежурная в белом халате. И на том спасибо.

На улице морозно, стемнело, он пробежал глазами освещенные окна на третьем этаже старого больничного здания, и в одном из них увидел своего дядю. Тот махал ему рукой, разглядев на дорожке племянника, Николай помахал в ответ, на том посещение больного закончилось.

Несмотря ни на что, он жалел своего дядю-фронтовика, и слабо верил россказням матери, и то со слов соседки, хотя дыма без огня не бывает, и на душе его было тягостно.

Он не мог забыть и вычеркнуть из памяти похороны отца, да и не хотел этого. Они редко виделись при жизни. Каждая встреча с отцом была праздником души для сына. Он помнил их все. Разве может он забыть их последнюю встречу. Никогда.

Однако, жизнь продолжалась. Новый год ждали долго, а прошел он как всегда, быстро, растаяв в памяти.

Снова настала пора экзаменов, и каждый из них изнурял душу, словно сжигал ее дотла, а она как птица-феникс, возрождалась снова, чтобы снова сгореть, и так пять раз подряд:

С марксистско-ленинской эстетикой он расстался с хорошей оценкой, не лежала у него душа к болтологии, и педагог понимал это, снизив ее на балл за неуважение к предмету.

К ИЗО, кинорежиссуре, истории зарубежного кино, и мастерству драматурга отношения его были глубоко профессиональные и не тягостные, отличные оценки тому заслугой.

Правда, по мастерству Валентин Петрович начал было придираться, критиковать его «Времена детства» за архаизм, мол, недостает современности в диалогах героев сценария, но Валентин Иванович был совсем иного мнения:

– Сценарий Николая наоборот, современен именно своей глубокой правдивостью, читаешь, и словно окунаешься в самобытную жизнь русской глубинки.

Характеры подростков, семейные взаимоотношения выписаны мастерски, ощущается любовь автора к этим людям, к подгорью, в котором они так счастливы, так что лично я доволен, что не ошибся в авторе, – заключил Валентин Иванович, поставив точку в оценке работы своего студента.

Ярые оппоненты Николая среди сокурсников, Ирина Шегаль, Сергей Говорухин, или более сдержанные Горский Юрий с Жорой Куценко на этот раз молчали, с мастером не поспоришь, хотя им ближе мнение Валентина Петровича, чем Валентина Ивановича.

Потому как они сами любили писать на актуальные современные темы, о спорте, о любви, для этого перелопатили массу газет, журналов с очерками о молодежи.

Однажды, с радостью поспешая из ВГИКА после очередного изнурительного экзамена, он столкнулся возле студии Горького со старым приятелем, директором Игорем Лазаренко, с которым почти не виделся в последнее время.

«Этому были свои основания. Как-то, в гостях у своего мастера, Валентин Иванович частенько приглашал его к себе то по сценарным вопросам, то просто так, поразговаривать с любимым учеником о том о сем, сажал его в свою машину после занятий, и Наталья везла их домой, он спросил у Николая как бы невзначай:

– Коля, а вы что, друзья с Игорем Лазаренко?

– Так мы еще на Дону, когда у Сергея Федоровича Бондарчука работали, сдружились. Он мужик компанейский.

– Ты заканчивай эту дружбу. Он закоренелый пьяница, незаметно и ты сопьешься рядом с ним. Понимаешь, о чем я?.. Ну, давай, пройдемся по твоим «Временам детства», – перевел он разговор на другую тему, но Николай запомнил совет учителя. Тот знал, о чем говорит, сам был в завязке, и страдал от этого.»

– Коля, о чем это ты так задумался, что старых друзей не замечаешь? – ироничным баском спросил Игорь Владимирович, к вечеру уже изрядно хмельной.

– Рад вас видеть, это я после экзамена бегу на автобус, домой надо, дядя ко мне приехал, да заболел, – стушевался Николай, но прожженного директора на мякине не проведешь.

– Понятно, беги раз надо. Зайди ко мне как-нибудь, когда на Мосфильме будешь. Вспомним былое, – подмигнул он приятелю.

– Обязательно зайду, но только после сессии, – они пожали друг другу руки и разошлись, как в море корабли, хотя это и звучит пошловато, но по теме.

Экзамены закончились, остались зачеты по психологии, мастерству кинооператора, и художника, но они только в радость для декоратора, проработавшего в кино целых пятнадцать лет.

На этот раз он не отмечал с сокурсниками сдачу экзаменов и зачетов, не веселился с ними, просто поставил их в известность о преждевременной смерти отца, они поняли, и оставили его в покое, выразив свои соболезнования.

…

Дядя Митя пролежал в больнице 21 день, и выписался, когда у племянника закончились экзамены, и он перешел на шестой курс.

Фактически это означало конец учебы, но предстояло главное: госэкзамены по научному коммунизму, и защита диплома.

О чем он и сообщил дяде, когда привез его домой.

В комнате было душно, тот законопатил все щели, но это не омрачало их приподнятого настроения; дядя наконец-то вырвался из больницы, подлечился, а у племянника словно камень с души свалился, и он снова свободен, чтобы перевести дух, прийти в себя.

– Сейчас чайку попьем, пообедаем, чем бог послал, – суетился Николай, распахивая сумку с дарами от Оли, – нам тут надавали мяса отварного, докторской колбасы, пирожков с капустой.

Дядя Митя довольно кивал головой: – Это годится, я в больнице наголодался, жуть. Со мной в палате еще паренек лежал, солдатик, и больше никого. Мы с ним подружились, в шахматы играли. Он раньше на два дня выписался, и в часть отправился.

Николай был тоже доволен, вон как дядька мясцо уписывает, ничего, поправится, раз аппетит есть.

– Я тут Коля, разузнал от врачей, меня могут в госпиталь для инвалидов войны положить, на реабилитацию, – хохотнул он, с трудом выговорив непривычное словцо. – Мне и адрес дали, в Черемушках находится. А что, полежу на госхарчах еще с месяцок, и домой поеду. Аминь.

– Дядя Мить, напоминаю, мы ведь в Черемушках живем, и твой госпиталь совсем недалеко от нас расположен, – Николай смотрит на пораженного таким совпадением дядьку и смеется.

– Как ты меня, Коля, обрадовал. Не зря во ВГИКЕ учишься, умеешь удивить, прям, как стулом по голове.

…

Пока дядя Митя поправлял здоровье в госпитале, Николай решил заранее подготовиться к следующей сессии, хотя она и не скоро, мало ли что, могут и на работу вызвать, мать с Игорем обещались нагрянуть к весне. Поэтому он составил список нужной литературы, в подборе книг ему всегда помогала Ольга, в этом деле она незаменимая помощница.

Ольга была записана в библиотеке на Переяславке, совсем недалеко от их дома, рядом с аптекой, где она покупала лекарства у знакомой аптекарши Галины Петровны, старой девы.

У нее был читательский билет, и она ходила брать нужные Николаю книги для учебы, их набиралось немало.

Как-то под вечер она позвонила с работы.

– Коля, ты можешь подъехать ко мне, я сегодня дежурю, и сумки с продуктами помог бы донести, я накупила всего по случаю.

– О чем разговор, уже бегу, – он быстро собрался и за дверь, в лифт и на улицу, в троллейбус и через две остановки у магазина.

– Быстро ты, как метеор, – обрадовалась Ольга.

– Одна нога там, другая здесь, или наоборот, и вот он я перед тобой, как лист перед травой.

У стенки стоял портрет Ленина в багетовой раме, Николая он сразу заинтересовал: – Рама хорошая, как раз по размеру для моего автопортрета, а то моя мать уже второй раз на нем тесто раскатывает и пельмени лепит, ладно хоть с обратной стороны, – заметил он, и Ольга кивнула:

– Вынь портрет вождя, а раму возьмем с собой, повесишь свой портрет на стене. Я буду любоваться на него.

С сумками в руках и рамой на плече ему было легко и свободно шагать рядом с Олей, да и морозец подгонял…

Через пару дней он привез портрет из своей комнаты, вставил в раму вместо Ленина, и вот он уже на стене, словно по заказу.

– Очень красиво, хорошо я придумала.

– Еще бы, не зря мать на нем тесто раскатывала да пельмени лепила, – не преминул повториться Николай, ему было досадно и обидно за пренебрежительное отношение к своему творчеству, да еще от кого, от своей матери, хотя она и к работам отца так же относилась, а ведь он был художник от бога, не чета ему.

Who is who

В феврале морозы ослабли, тут и дядя Митя вышел из госпиталя в боевом настроении, не то что из больницы.

– Коля, давно хочу спросить, как там Митя со Славой поживают, давно ты виделся с ними?

– Давненько, а что, если повидаться хочешь, можно позвонить, да и подъехать к ним в гости.

Так и быть, бляха-муха, звони давай, – раздухарился дядька, так ему надоело в больницах маяться, мочи нет, хотелось разнообрузия, как выражался он в подобных случаях.

Если бы не рисунки и пейзажи на стенах, книги кругом, Николай подумал бы, что он не в своей комнате, а как у дяди Мити в Алатыре, атмосфера та же, везде его присутствие ощущается, и его дух витает в воздухе. Ну да ладно. Потерпим.

Он вышел в коридор, и набрал номер телефона, еще не забыл.

Мимо шныряли соседи из коридора на кухню и обратно, но ему это до фени, он ждал звонка. Услышав знакомый до жути голос в трубке, сообщил: – Привет, тут ко мне дядя Митя приехал, хочет внуков посмотреть, ты как, не возражаешь?

«Приезжайте, вам повезло, они оба дома. Жду через час», – голосом, не терпящим возражений, приказала бывшая, и Николай следом за ней положил трубку на рычаг.

– Што, по гостям собрались? – зубоскалил сосед Валерка, весь в предчувствии скорой выпивки, – и мы тоже решили посидеть по-человечески, – хрюкнул он и побежал на кухню, там стоял дым коромыслом, несло пережаренной картошкой с луком.

– Пошли, дядя Мить, нас уже ждут, – затворил Николай за собой дверь поплотнее, – в магазин только заскочим, тут все рядом.

– Иду-иду, – заторопился одеваться дядька.

Спустя малое время, купив в магазине бутылку коньяка и конфет, они уже пилили в транспорте по Ленинскому проспекту до улицы Новаторов, дядя бесплатно, как инвалид ВОВ, Николай зайцем, на авось, тут недалеко.»

«Кажись, пронесло», – подумал он, сходя с троллейбуса на остановке, дядька кряхтел следом, стараясь не отставать.

– Вон, видишь 9-этажка прямо по курсу, там они и живут, – показал он рукой на новый красивый дом с лоджиями, – уже пару лет поди, если не больше. Довольны, особенно теща. А уж я-то как рад за них, до сих пор не верится, что свою комнату имею.

– Согласен, одному спокойнее, сам себе хозяин, – кивал дядька, поспешая за резвым говорливым племянником, – и даже кинотеатр под боком, удобно.

– Пришли, дом 34, пятый корпус, нам на пятый этаж, – они зашли в лифт и он вознес их на нужный этаж.

На звонок дверь открыла Надежда. Принаряженная.

– Проходите, здрасьте, дядя Митя, давно не виделись. Раздевайтесь, будьте как дома.

– Да-да, здрасьте, – раздевался дядька, оглядываясь, – хороша квартирка у вас, большая, – и улыбнулся внукам, подмигнув:

– Привет Митя, привет Слава, – поздоровался с ними за руку, как со взрослыми, это было им приятно, сразу видно.

Из дальней комнаты выглянула сама Мария Михайловна, поздороваться: – С приездом вас, посмотрите, как мы живем.

Дядя Митя кивнул, заглянул в комнату братьев, захромал по коридору, зашел в дальнюю с балконом и несказанно удивился, увидев четыре отопительные батареи, выстроившиеся вдоль стены:

– Ого, не жарковато ли будет? Я такого еще не видел.

– Квартира холодная, с балкона поддувает, – объяснила хозяйка, получившая квартиру как участница ВОВ, вне очереди. – Боюсь простыть еще с войны, на всю жизнь в окопах промерзла.

Фронтовики уважительно смотрели друг на друга.

– Мы вас ждем, – заглянула Надежда к матери, – стол уже накрыт, только вас не хватает.

Хозяйки постарались, на столе была даже красная икра, закуски, в центре стояла принесенная гостями бутылка коньяка. Взрослые выпили со встречей, подростки пили воду, хотя Слава завистливо поглядывал на бутылку.

Дядя Митя заметил это, но тут заговорила Надежда:

– Коля, ты обдумал мое предложение? Советую поторопиться, в этой комнате у окна будет твой уголок для занятий, а твою комнату мы будем сдавать. Кстати, дядя Митя, зачем вам в Алатырь возвращаться, живите у нас, моя мама еще не старая, подумайте об этом, – она раскраснелась, язык развязался от коньяка, даже улыбнулась.

– Обязательно подумаю, а ваш ковер я помню, и мебель та же, люстра ваша Юре покойному очень понравилась, он даже хотел купить такую же для нас, но не нашел, – дядя Митя умел переводить стрелки, это ему удалось и сейчас.

Все заулыбались, он продолжил:

– Прежняя квартирка у вас уютная была, Колины пейзажи, натюрморты, портреты висели на стенке, и здесь я портреты его вижу. В шахматы мы с Митей там играли, помнишь?

– Конечно помню, мама тогда рассердилась, что я дяде Юре проигрываю, – оживился Митя и замолк, глянув на мать.

– Тут обижаться не на что, мы с Юрой опытные шахматисты, теорию изучали, – прервал дядя воспоминания, пробуя икорку.

– А я где был, почему не помню? – расшумелся Славик, Митя напомнил: – Ты тогда в люльке пузыри пускал, младенец был.

– Ну хватит бузить, сейчас чай пить будем, – встала Надежда из-за стола, но Николай опередил ее: – Извини Надя, нам с дядей Митей пора ехать, он устал после больницы.

– Вы лежали в больнице? Тогда конечно, надо беречь себя.

– Два месяца, сначала в инфекционной, потом в госпитале, пора отдохнуть, да и стемнело уже, – поднялся и дядя Митя из-за стола: – Спасибо вам за угощение.

– На здоровье, но вы подумайте над моим предложением, а тебе Коля, пора решать. Даю неделю, ты меня знаешь, я не выношу обмана, не пожалей потом.

– Договорились, Надя. Ну а мы с дядей Митей поздравляем тебя, Митя, с успехами в спорте, – пожал руку старшему сыну Николай, и потрепал за вихры младшего. – Увидимся, пока.

Попрощавшись у двери с хозяйками дома, они заторопились к лифту, затем на остановку троллейбуса.

Всю дорогу до дома они молчали, и только когда оказались в своей комнате, дядя Митя не выдержал:

– Это надо же, тебе уголок выделила, а меня к матери своей сосватать хотела, обработать нас решила.

– Вовремя мы уехали, могло быть хуже.

– Больше меня к ним не зови, и тебе не советую там появляться, уговорят, и комнаты своей лишишься, будешь в уголке сидеть, – сердито хохотнул дядя Митя и замолчал, поняв, что сказал лишнего. Врагу не пожелаешь такой жены.

– Не хотелось ссориться, иначе она запретит видеться с сыновьями, ладно, забудем. Уже поздно, поеду домой, Ольга заждалась, – собрался на выход Николай, сказав напоследок с иронией: – Теперь ты видишь, кто есть кто? Маску сбросила, а под ней злобная фурия. До сих пор при звуке ее голоса вздрагиваю.

– У Оли душа добрая, это верно. Привет ей передай, – только и нашелся, что сказать в ответ, дядя Митя.

Закрыв за племянником дверь, стал готовиться ко сну, после такого похода в гости надо отдохнуть как следует.

Замкнув на ключ дверь комнаты от подвыпивших соседей, галдящих на кухне, он долго не мог заснуть, ворочаясь на неудобном диване и вспоминая злое лицо бывшей жены племянника. Как он оплошал со своей затеей, черт дернул его, не иначе. Все, спать будем. Аминь.

Отдохнуть от Севера

Ольга долго дулась на него, была обижена, даже не сказал, что собрались с дядей в гости. Тайком сходили.

– Дядя Митя захотел повидаться с внуками, ну и сходили на пару часов, не о чем говорить, – оправдывался Николай, – я и сам не рад, что был у них. Дядя тоже разочарован. Забудем. Тут другое дело, надо бы постричься, оброс, сама видишь.

– Сейчас позвоню Гале, узнаю, когда Ирочка сможет к нам подойти, – Ольга пошла звонить, ей самой надоело сердиться. Олина подруга Галя жила в соседнем доме, работала кассиром в «Весне» на первом этаже их высотки, ее дочь Ирочка после восьмого класса выучилась на парикмахера, очень хорошо стригла и клиентов у нее было хоть отбавляй.

После работы она зашла по-соседски, усадила Николая на табуретку посреди комнаты, и вскоре вместо прически под битлов у него была модная короткая стрижка, а его вьющиеся каштановые волосы устлали пол в комнате.

– Из ваших волос красивая коса может получиться, – улыбнулась Ирочка, укладывая принадлежности в саквояжик, и с интересом разглядывая рисунки на стене, портрет маслом в багетовой раме. – Вы художник?

– Художник-декоратор кино, – уточнил Николай, – спасибо, вы тоже мастер своего дела.

Ольга быстро подмела волосы с пола и увела Ирочку в большую комнату, там их ждала Тамара Федоровна, тоже стричься.

От матери из Мурманска пришло запоздалое письмо о том, что они с Игорьком скоро приедут отдохнуть от Севера, замучила полярная ночь, ждите, но ждать пришлось недолго, так как следом за письмом приехали они сами, к великому удивлению и радости скучающего в одиночестве дяди Мити.

Когда Николай встретил их на Ленинградском вокзале и привез к себе в Черемушки, на Кржижановского, дядя Митя сначала опешил от неожиданности, но не подал виду:

– С приездом, рад вас видеть, ого, Игорек как вымахал, скоро меня перерастет, – пожимал он им руки по очереди, мать была явно недовольна присутствием бывшего деверя в комнате ее сына, Игорек наоборот, рад, он помнил дядю Митю.

– Я вижу, ты обжился тут, Митя, как у себя дома. Почему воздух такой спертый, надо срочно проветрить, – подошла она к балкону, стараясь как можно быстрее открыть дверь, но это было непросто сделать, дядя постарался на славу, законопатил ее прочно.

– Тося, простыть можно, сквозняк будет, – заволновался он, поняв, что его самовластью пришел конец.

– Ну ладно, вы тут обживайтесь, места много, Игорь, вот здесь книги лежат интересные, словари, – подошел хозяин дома к столу, – читайте с дядей Митей, полезно для развития.

Игорь у нас в мореходке теперь учится, – пояснил он дяде, – в общем разберетесь, а мне надо срочно по делам ехать. Вечером созвонимся, – заторопился Николай на выход, пряча улыбку.

Вырвавшись на волю, он помчался было к метро, сообразив, что торопиться некуда, пошел ровнее. Пусть поживут, пообщаются, куда им деваться, притрутся.

Вечером он рассказал Оле, что привез мать с Игорем к себе домой, об их встрече с дядей Митей.

– Ты бы видела, как они оторопели, увидевшись, особенно дядя Митя. Правда, он обрадовался им, а мать рассердилась. Один Игорек доволен, так ему веселее будет.

– Коля, надо их к нам позвать в гости, – вдохновилась Ольга, – пусть Игорь с Кирюшей пообщается, расскажет о своей учебе в мореходке, ему это будет бальзам на душу.

– Тогда я позвоню им, лучше конечно ты, как хозяйка.

– Правильно, – чмокнув его, пошла к телефону.

Он слышал, как она разговаривала с его матерью, в конце сказала: «От Коли привет, ждем вас на обед. До завтра».

Недаром Олина бабушка Варя говорила про нее: скороделка.

С утра они пробежались по магазинам, отоварились, затем Ольга с матерью хозяйствовали на кухне, и когда гости приехали к обеду, стол уже был накрыт, как скатерть-самобранка.

– Ой, как нас встречают, весь стол заставлен, руки некуда положить, – одобрительно заметила Антонина Ивановна, когда все расселись за столом. Николай разлил вино по бокалам:

– Давайте со встречей, жизнь продолжается, за наше здоровье!

Никто не возражал, даже дядя Митя опрокинул фужер вина и одобрительно крякнул, мол, неплохое винцо.

– Забыла совсем. Оля, я ведь селедки мурманского посола привезла, пойдем покажу, – они вышли в Олину комнату, и Антонина Ивановна вынула из сумки сверток, развернула:

– Смотри, настоящая сельдь с икрой, такую в магазине не купишь. Бери к столу. Распоряжайся.

– Очень хорошая, сейчас разделаю, попробуем.

– Сохранила. Я боялась, Митя возьмет да сожрет втихаря, – явно с облегчением вздохнула Антонина Ивановна, вручая Оле сверток. – Не веришь? Уж я-то знаю его, архаровца хитрющего.

Ольга промолчала, не подала виду, что ей все это не особо понравилось. Колина мама все же.

– Знаешь, Оля, я всю жизнь кручусь как белка в колесе, все время работа, дети, а сейчас на пенсии, куда хочешь, можешь поехать, свободнее стало. Жаль только, старость подкрадывается.