Мечты иногда сбываются

Антонина Ивановна засмеялась сердито, и все разрешилось само собой: – Представляю, что они тут натворили, особенно это касается Колиного отца, дебошира и пьяницу.

– Да-да, – закивали старушки, жаждая высказаться, и найдя в лице матери соседа приятную им собеседницу.

Николай лишь посмеивался, глядя, как старухи водят мать в свои комнаты, по очереди, и угощают ее чаем с конфетами…

– Комната у тебя хорошая, большая, я вот занавески привезла, повесим на окно, красиво станет, – мать извлекла из своего чемодана цветастые портьеры, тюль, и после совместных усилий окно приобрело нарядный вид, а в комнате стало уютнее.

У Игорька был фотоаппарат, подаренный матерью к окончанию школы, и он беспрестанно щелкал им, не жалея пленки, и дома и на улице, с упрямством фанатика.

– Исхудал совсем, с учебой своей, – мать оглядела груды книг на столе, стопы бумаги рядом с пишущей машинкой. – Здоровье надо беречь с молодости, потом поздно будет, – поучала она сыновей, те бездумно смеялись в ответ.

– Как Надежда-то твоя, бывает здесь?

– Пока не появлялась, она больше не моя, мама. Все, разбежались мы с ней навсегда.

– Ой ли, а сыновей куда денете?

– Буду навещать, алименты плачу исправно.

– Ну ладно, мы с Игорьком по магазинам пройдемся, а то в твоем мини холодильнике шаром покати, как я погляжу, – мать с Игорьком засмеялись, переглянувшись, и ушли.

Пока Николай наводил порядок в доме, думал, на чем им спать, да и ему тоже, скрепя сердце убирал книги к стенке, освобождая стол для жизни и радуясь, что это не надолго, так как ему надо садиться за контрольные, писать заявки к сценарию, голова кругом идет. Придется потерпеть.

Тут и гости вернулись с сумками, полными продуктов, мать развернула бурную деятельность на кухне, благо кухонный стол и посуда кое-какая были, и вот они уже за столом едят ее любимый суп из грудинки с картошкой, с разварочки, как она говорит.

– Пока мы здесь, хоть отъешься немного, румянец появится, – смеялись над бедным студентом мурманчане, люди солидные и обстоятельные, он не возражал, и смеялся вместе с ними. Ведь это были не кто-нибудь, а мать с братом младшим.

– А Вова наш как там поживает со своей семейкой?

– Они дом свой в деревне обживают. Вот нагрянут к тебе всем кагалом, сам увидишь, – осерчала вдруг не на шутку мать, не питавшая нежных чувств к родне старшего сына, – он и сам стал как они, такая же деревенщина. Давайте лучше чай пить.

– А я к вашему приезду кое-что купил, – и Николай извлек из укромного места торт «Киевский», который достал не без труда, и с участием дружка-проныры Валерия.

– Вот это брат у тебя, Игорек, давно я мечтала попробовать этот торт, – настроение у матери снова стало лучше прежнего.

Маленькие радости

– Василий Петрович, ко мне мать с братом приехали, вы тут после обеда без меня справитесь? – Николай умел вовремя отпроситься, да так, чтобы без отказа, так и на сей раз.

– Конечно Коля, какой разговор. Надолго они?

– На пару дней, проездом в Алатырь, по малой родине соскучились. Сейчас по магазинам ходят.

– Тогда отпускаю тебя на пару дней. Прикрою, если что, – Василий Петрович тот еще хитрец, понимает, что потом его помощник отработает на славу. С тем и расстались.

Николай побежал на выход со студии, не тут-то было:

«Колюня, ты куда припустил, как конь боевой?»

Оглянувшись, увидел Володю Ивкина, нарядного, загорелого:

– Вова, привет. Из командировки прибыл?

– Да нет, в деревне одной подрабатывал, в бригаде, а так у меня отгулы. Чего зря время терять!

– Молоток. А у меня брат с матерью приехали с Севера дальнего, вот, тороплюсь к ним. С работы отпросился.

– Хорошее дело. Давай по стаканчику со встречей, и разбежимся. У меня все с собой, – показал он на самодельную матерчатую сумку в руке. – Первач деревенский, спичку поднесешь, горит как спирт медицинский.

– Рифмой заговорил, тогда пошли в сад имени Довженко, недалеко и с прохладцей, птички поют.

– Соображаешь, недаром во ВГИКЕ учишься. Когда конец-то?

– Еще три года лямку тянуть, как в армии.

Приятели рассмеялись, и поспешили в яблоневый сад…

Николай смутно помнил, как и где они расстались с другом Владимиром, домой он явился на автопилоте, сразу завалился на диван и заснул, как убитый.

Проснулся от того, что мать щекотала ему под носом бумажкой, и они с Игорьком смеялись, потешаясь над пьяницей. Перед этим младший брат сфотографировал старшего.

Позже Николай поместит в свой альбом фотографии, которые Игорек пришлет ему из Мурманска. На одной из них он сам, спящий на диване в клетчатой рубашке, подпершись кулаком вместо подушки, с блаженной улыбкой на лице.

Под ней написал: «8 июля 1985 г. Дневной сон художника.»

Но сразу было видно, спит пьяный в стельку.

– Вот, купили Игорьку дипломат новый, а этот тебе от нас на память, он кожаный, всего год относил, а то ходишь на учебу с портфелем, как дядька старый, – улыбалась довольная мать.

– Спасибо, – Николай тоже был рад, он ходил в институт с портфелем, подаренным супругой еще на первом курсе, и кожаный черный чемоданчик с двумя замочками, был ему кстати.

– Мы тоже недавно пришли. Смотрим, а ты на диване развалился и храпишь, – смеялся Игорек, вручая ему еще пакет: – Это все мы с мамой тебе купили.

В пакете находились три пары новых носков, и пара трусов.

– Я посмотрела, носки у тебя драные, трусы тоже. Еще вот четыре простыни, наволочки, полотенца, их я из Мурманска привезла. Ты в чем белье стираешь?

– Ношу в прачечную, тут рядом, и недорого.

– Я пошла ужин готовить, вставай давай, сходи умойся.

– Мама, я отпросился с работы на пару дней, завтра на Красную площадь поедем, как и обещал.

– Вот здорово, я еще там не был! – запрыгал в полном восторге младший братик, заглядываясь на обнаженную женскую натуру в карандаше на ватмане, развешанную на стене.

– Отцу твоему недавно 60 лет исполнилось, хоть поздравил его, или забыл поди со своей учебой?

– Послал ему письмо с открыткой. Его день рождения разве забудешь, 21 июня, а на следующий день война началась. Я и твой не забыл, как раз в день рождения Комсомола наша мама родилась, слышишь, Игорек?

– Знаю, а мы с мамой сегодня в гостях были, как думаешь, у кого? – ехидно смотрел на него болтливый не в меру паренек.

Мать засмеялась: – Позвонила я им, ну и пригласили, повидаться. Чайку попили с тортиком. Хорошая у них квартира, большая. Только Славка уж больно верченый какой-то, как ненормальный носится, ржет как мерин.

– Это он от радости, – заступился за него Игорь. – Мама, соловья баснями не кормят, – но мать уже спешила на кухню…

Так что на следующий день принаряженная троица гуляла по Красной площади, фотографировались на фоне Спасской башни, у мавзолея Ленина, в Александровском саду, побывали в ГУМЕ, ЦУМЕ, без этого никак нельзя.

– Когда-то мы также вот гуляли по Москве сначала с дядей Юрой, Венкой Пигусовым, отец с дядьями приезжали, пиджак кожаный мне в ЦУМЕ купили, – рассказывал он матери с братом, увидев, что это им не интересно, привел их в «Ванду» на Полянке, и пока они рассматривали с интересом невиданные доселе в таком количестве польские товары, купил матери духи «Пани Валевска».

– Это тебе, мама, от меня, – протянул он матери коробочку.

Открыв ее, она увидела необычной формы синий флакон, обрадовалась: – Спасибо, Коля. Красивые духи, а аромат какой приятный. Понюхай, Игорюша.

Молча страдающий рядом Игорек понюхал, сморщился:

– Ничего, у тебя таких еще не было.

Настроение у троицы приподнятое, нагулялись, насмотрелись, пора и домой ехать. Сначала на метро, мать гордо присела в вагоне на свободное место, братья стояли рядом, посмеиваясь про себя. Уж больно величава и неприступна их мать в красивом цветастом платье, с пышной прической, с сумочкой на коленях, руки в перстнях, она смотрела перед собой, ни на кого не глядя.

Пересев на троллейбус, доехали до дома.

Когда лифт с уставшими пассажирами поехал вверх, на пятый этаж, Николай с облегчением выдохнул: – Ну, вот и приехали.

– Сейчас обедать будем, – тут же ответила мать. – В этой Москве так намотаешься, сил нет…

Настало время ехать в Алатырь.

Николай помог матери с братом собраться, они пообедали, взяли чемодан, сумки с поклажей и продуктами в дорогу, присели на минутку, как положено, и поехали на Казанский вокзал.

Соседки провожали гостей до лифта.

Усадив их в плацкартный вагон поезда «Москва – Чебоксары», Николай огляделся: – Места у вас хорошие, вагон новый, чистый, как доедете, передавайте от меня привет всем знакомым.

– Хорошо бы и ты с нами поехал, да, мама?

– У Коли работа, учеба, он человек занятой, – пояснила Игорьку мать. Чмокнув сына на прощанье в щеку, тут же вытерла помаду платочком. Расстроилась.

– Провожающие на выход, поезд отправляется, – громогласно объявила дородная проводница, и Николай поспешил на перрон.

Поезд тронулся. Он помахал матери с братом на прощанье, окно с ними проехало мимо него, и он направился к выходу с вокзала. Сначала на студию, работы накопилось, как пить дать, а там разберемся, что к чему и почем.

Куртуазные мотивы

После удачной сессии и экзаменов, приезда матери с Игорьком в гости, особенно приятно гульнуть на всю катушку, тем более, когда рядом неутомимый женолюб и приятель Валерка Семенов. Лето было жаркое, многообещающее во всех смыслах.

Жизнь снова казалась праздником, и Николай наслаждался свободой, больше никаких семейных уз. Он жаждал новых встреч, легких и утонченных чувств, он чувствовал себя в душе поэтом, никак не меньше. Работа пока подождет.

– О чем задумался, писатель? Хватит мечтать, – вернул его к действительности Валерка, и вовремя. – Поехали в одно приятное местечко, недалеко отсюда. Ты как, готов?

– А поехали, поглядим. Гулять так гулять.

И приятели рванули со студии, доехали до Киевской, а там до Октябрьской, откуда рукой подать до парка культуры.

И вот перед ними главный вход в ЦПК и О им. Горького, такой незабываемый, что Николай улыбнулся ему, как родному.

– Ты угадал, Валерка. В десятку попал.

– Ну что, в летнее кафе сгоняем, как когда-то, помнишь?

– Еще бы не помнить. Только муза моя оказалась слегка рябоватой. Утром разглядел, хоть и с бодуна был.

– С лица воду не пить, зато кобылка необъезженная, ретивая попалась, угадал? – подмигнул Валерка блудливым глазом.

– Да уж, было дело, – Николаю приятны воспоминания, но что было, то прошло. – Давай в «Пльзенский» заскочим, для начала.

Валерка кивнул, и понесся аллюром мимо фонтана, по аллеям парка прямо к ресторану, Николай за ним.

Взяв у официанта по две кружки чешского пива, креветок, друзья пристроились за столиком в углу и огляделись. Народу полно, пиво льется рекой, но знакомых никого, официанты другие, это он сразу отметил, глаз наметан.

– Целый сезон я здесь отпахал халдеем, в 70-м году, а потом на Мосфильм устроился, грузчиком, – ему стало грустно отчего-то.

– Нашел о чем вспоминать, пошли в кафе, там весело, лебеди в пруду плавают, ну и так далее, сам понимаешь.

Рассчитавшись с официантом, пошли дальше.

В этом парке Николаю всегда было приятно и весело, много воспоминаний, куда ни глянь, будь то Чертово Колесо, на котором он катался с дядей Юрой и Венкой, кафе «Бистро», в котором работал буфетчиком, или «Шестигранник», куда приходил на танцы еще с Мишкой Савиным, армейским дружбаном.

Взгрустнулось было, но с Валеркой не соскучишься.

Летнее кафе на берегу пруда встретило их легкой музыкой, за столиками полно молодежи, а на воде плавали знакомые лебеди, величаво изогнув длинные шеи и не обращая внимания на людей.

– Вон за тем столиком мы тогда сидели, – Валерка прямиком направился к столику возле ажурной оградки, у воды. Как и тогда, за ним сидели две симпатичные девушки, поглядывая вокруг.

Увидев заинтересантов, сразу же подскочил официант:

– Вот, рядом с девушками имеются два свободных места, присаживайтесь, – улыбался он всем сразу.

Не успели они присесть, взял заказ, и галопом принес две бутылки вина, и две шоколадки с фруктами. Улыбнулся гостям, мол, только кивните и я прибегу к вам, умчался к другим столикам.

Девушки оказались художницами, а когда узнали, что новые знакомые со студии Мосфильм, Николай художник, Валерий замдиректора, стали общительные и доверчивые, Вика и Света.

Вика постарше, спортивного сложения, сероглазая шатенка, сразу приглянулась Валерию, а Света была полной ее противоположностью: томная, изящная брюнетка, Николаю была близка и понятна ее творческая рассеянность, наивность во взоре карих глаз, даже какая-то отрешенность от мира сего, в разговор вступала невпопад, и смеялась вместе со всеми над собой, не забывая улыбаться Николаю при этом.

Он тут же вспомнил четверостишие по случаю:

– «С невольным пламенем ланитУкрадкой нимфа молодая,Сама себя не понимая,На фавна иногда глядит.»

Подружки зааплодировали, тщась припомнить автора, даже Валерка заметил игриво: – Внешность обманчива, Колька еще и на сценариста учится, ВГИК заканчивает, вот стишок экспромтом сочинил, самокритичен.

– Ну, на фавна он явно не похож, – оглядела сочинителя Вика, Света захлопала в ладоши: – А ты приглядись внимательно, может, и похож, сразу не разберешь.

– К сожалению, автор этих строк не я, а сам А.С. Пушкин, – пояснил слегка захмелевший виновник спора, – прочел из куртуазной любовной лирики. Все классики баловались этим жанром, негласно конечно, но с успехом.

– Давайте за любовь и выпьем, покамест вино продают, – Валерка тоже был на взводе, и пил больше обычного.

Официант не мог нарадоваться, ставя на стол новые бутылки.

Вечер прошел быстро, выпили несколько бутылок вина, с фруктами. Болтали о разном, после закрытия кафе рассчитались, прошлись по аллеям, на Октябрьской площади поймали такси, у водителя купили еще пару бутылок портвейна.

Гулять так гулять. Пили, пели, сначала подвезли Валерку с Викой до ее дома, поехали к Светке, а дальше Николай отключился, это бывало с ним иногда.

Перешел на автопилот, как говаривал в таких случаях его отец. То есть, глядя со стороны, он двигался, что-то говорил, куда-то шел, а проснулся утром…

Большие карие глаза смотрели на него с любовью, лаской, и он с недоумением отшатнулся было, увидев перед собой девицу в томной, изнеженной позе, среди простыней и подушек, как вдруг память услужливо вернулась к нему, правда, не вся:

– Светка, я вчера немного лишнего хватил, ты извини, я ничего не набезобразничал?

– Набезобразничал, всю ночь так безобразничал, я еще даже встать не могу, сил нет, никаких.

– Ого, уже десять утра, мне на студию надо, – вскочил с кровати проказник, торопливо одеваясь.

– Может, кофейку, или сухого фужерчик, у меня найдется.

– Нет, умоюсь и побегу, а ты отдыхай. Позвоню.

Армейская выучка еще не покинула бывшего сержанта-спортсмена, и вскоре он уже ехал на метро до станции «Киевская», а там до студии рукой подать, на любом троллейбусе или автобусе остановок десять, и перед тобой родная проходная.

Проза жизни

Как всегда некстати, сильно разболелся зуб, вверху с правой стороны. Побаливал себе понемногу, и вдруг здрасьте пожалуйста. Нет мочи терпеть. В работе проблем никаких, но все-таки Николай поставил в известность своего шефа, Василия Петровича Щербака, и директора Александра Рассказова, который был большим приятелем Игоря Лазаренко, их общего друга.

Поскольку проживал он теперь на Ленинском проспекте, там же, в трех остановках к центру, находилась и стоматологическая клиника. Лето. Народу немного.

Николай не любил, боялся сидеть в зубном кресле еще с детства, но что поделаешь, пришлось раскрыть рот и показать доктору больной зуб.

– Да, молодой человек, что же это вы так зуб запустили? Еще немного, пришлось бы удалять, – гремел инструментами доктор, и Николай с ужасом косился на них, затем прикрыл глаза.

Зажмурившись, и вжавшись в кресло, больной терпел, что было мочи, пока доктор сверлил ему зуб, положил лекарство в дупло и поставил временную пломбу.

– Придете через три дня. Следить надо за зубами, так вы скоро без зубов останетесь, – припугнул его напоследок сердитый доктор, и Николай выскочил из кабинета.

Тут уж не до свиданий, и он поехал в свою комнату, отдышаться, привести себя в порядок.

Старухи-соседки вели себя смирно, они еще не забыли о том страшном времени, когда у их соседа гостили отец с дядей, инвалиды войны. Особенно их напугал его отец, когда вышел из ванной голый и заорал хриплым голосом:

«Вы чего тут, вороны старые, по коридору шныряете, раскаркались? А ну марш по хазам, и сидеть смирно, как мыши!»

Соседки не обиделись, наоборот, зауважали строгого отца-шутника, а сердитого дядю боялись, когда он хромал в туалет и обратно, в комнату, зыркая на них искоса.

В комнате у Николая стало вполне сносно, когда он купил в комиссионном магазине подержанную мебель; платяной шкаф, раздвижной диван-кровать. Раскладушку засунул за шкаф.

Валерка подарил ему круглое настенное зеркало, 3-х рожковую люстру сталинских времен, с приездом матери на окне появились гобеленовые шторы, узорная тюль.

Зато за обеденным столом, который он раздвинул во всю длину и придвинул к стене, было уютно по-студенчески: книги, учебники по русскому языку, литературе, истории КПСС, стопки классиков марксизма-ленинизма доминировали над остальными, менее важными науками. Еще учебники по истории и теории киноискусства, брошюры вгиковских мастеров.

Во главе стола – пишущая югославская машинка «УНИС» радовала глаз будущего сценариста, восседающего на венском стуле среди стопок писчей бумаги, и поглядывающего на новый еще телевизор «Березка» в углу, приобретенный в магазине на улице Горького. Мини-холодильник «Север» и прикроватная тумба с запирающейся откидной дверцей, которую он нарек секретером, дополняли обстановку холостяка после развода.

Если бы еще зуб не болел. Вылечу, потом Светке позвоню, решил он и успокоился. Пора и чайку с вафлями попить.

На общей кухне в углу вдоль его стенки стоял старенький кухонный стол, табуретка, кое-какая посуда на полке. Живи не хочу. Сам себе хозяин. Никакой зловредной тещи нет и в помине. На душе его царил покой. Правда, в квартире жили еще соседки, но они ему не помеха. Под эти мысли, роящиеся в голове, он вскипятил чайник и пошел к себе пить чай.

После чаепития незаметно задремал было на диване, но не спалось. Вот познакомились они с умными, интеллигентными девушками, может, эта Света та муза, о которой он мечтал?

Но все прошло просто и даже пошло. Хотя, он ввернул стишок из куртуазной лирики, все посмеялись, а дальше вино и домино, как обычно. Ему же давно хотелось более возвышенных, духовных отношений, без прозы жизни. Он мечтал о настоящей любви, но с такими дружками, как у него, подобное невозможно.

Один любит баб постарше, с деньгами, другого привлекают девки молодые, простецкие. Какая им разница, что у них на душе, о таких понятиях, как куртуазная муза, что есть изящество отношений, вкус, такт, они и понятия не имеют.

В комнате сгустились сумерки, в коридоре стало тихо, старухи угомонились и отдыхают в своих комнатах. Николай вскочил:

– Пойду я ванную приму. Помоюсь, что ли, пока мои соседки у себя дрыхнут. Зуб утих, и то слава богу.

В тесной ванной все стенки и углы были заняты заботливыми хозяйками, но он все же умудрился сразу, как въехал, привинтить к стене слева от раковины с зеркалом полочку, разложил на ней мыло, зубную щетку, станок для бритья, повесил рядом полотенце, утвердившись, тем самым, не только на кухне, но и в ванной.

И это было правильно, иначе никуда не сунешься, все везде занято, все его телодвижения под неусыпным вниманием придирчивых глаз зловредных соседок.

В зеркале он увидел себя уже довольно взрослым и уверенным в себе москвичом, и улыбнулся сам себе:

– Ничего Колька, прорвемся, где наша не пропадала.

Он включил воду, сполоснул ванную, убрав соседские тряпки в угол, набрал в нее воды умеренно горячей, разделся и, взяв мочалку с мылом, полез мыться…

По магазинам

Василий Петрович оказался трудоголиком, и Николаю пришлось впрягаться в работу по полной программе, а через три дня он снова поехал к зубному врачу, и когда вышел на проспект с запломбированным зубом, жизнь снова стала для него если не райской, то вполне приятной и даже интересной.

Звонил Светлане домой несколько раз, никто не подходил к телефону, даже вечером. Он был в недоумении.

– Может, уехала куда, приедет, куда она денется, – успокоил его Валерка, – поедем ко мне после работы, возьмем винца, шашлычка с килограмм, – и друзья побежали к проходной, все, хватит на сегодня, работа не волк, в лес не убежит.

– Валер, хочу рубашку с погончиками купить, импортную, примодниться, не знаешь, где есть такие?

– Знаю, поехали в Беляево, там в «Ядране» я видел такие, потом ко мне рванем, отметим, видео посмотрим.

– Ну ты и жучила, это же рядом с твоим домом.

– Соображать надо, студент. Совмещать приятное с полезным.

Друзья вовремя прибежали на остановку, вскочили в задние дверцы автобуса, которые тут же захлопнулись, все, поехали.

Оторвав два билетика и бросив в щель кассы мелочь, они с трудом пристроились у окон заднего обзора, народу битком, как обычно, в конце рабочего дня.

– Сейчас заскочим в кулинарию, затем в «Балатон», это рядом с «Литвой», купим шашлычков замаринованных, вина венгерского, – у Валерки явно повысилось настроение. – Деньги-то у тебя есть?

– Найдутся в загашнике, не переживай.

– Да ладно, студент, я угощаю. Сегодня я добрый.

– С чего бы это, рак на горе свистнул?

– В шахматы выиграл у Крылова, директора.

– Работали с ним вместе, еще в 80-м, – кивнул Николай, – в деревне Богунино, на Волге. Мне там сруб бригада одна строила.

– Он мне рассказывал о твоих художествах, – ухмыльнулся Валерка, – как ты там нажрался до чертиков, прямо на съемке. Говорит, хотел его выгнать, да режиссер не позволила, благоволила она тебе, красавчику.

– Врет он, сухарь, это окончание строительства мы с ребятами отметили, так полагается. Ну и перебрали слегка.

– Ладно, приехали уже, – Валерка не церемонился в толпе, всегда проталкивался к выходу быстрее всех, огрызаясь на недовольных, Николай за ним по проторенной дорожке.

Перебежав площадь Индиры Ганди, они оказались в Балатоне, где глаза разбегались от разнообразия товаров, чего только нет; консервированные овощи и фрукты в банках, разные вина, соки.

Купив две бутылки Токая, и пару банок с персиками для детей, они забежали в кулинарию за шашлычком, подскочили на автобусе к метро, а там до станции «Беляево».

– Когда к нам приедем, ты особо не распространяйся насчет своей учебы во ВГИКЕ, понял меня?

– Мне скрывать нечего, – удивился Николай. Ему наоборот, хотелось всем поведать о том, что он успешно сдал сессию за третий курс, и теперь студент четвертого курса. Еще немного усилий, и диплом сценариста в кармане. Как он может молчать об этом, да никогда. Хотя Валерия жалко, беднягу.

– Меня Раиса потом пилить будет, почему я не поступаю во ВГИК, мол, что, умом не вышел?

– Поступай на экономический, будешь директором.

– Мне и так неплохо. А тут зубри, как проклятый, столько лет коту под хвост, да ни за что на свете. Все, приехали.

Фирменный югославский «Ядран» оказался большим современным магазином, товаров не счесть, народу еще больше, Николай выбрал себе в отделе мужской одежды пару рубашек с погончиками, предел его мечтаний, коричневую и синюю.

– Ну все, пошли на выход.

– Может быть, еще чего купишь, – подначил Валерка, подмигивая девушкам-продавщицам, но он отмахнулся, мол, хватит, хорошего помаленьку, и друг понимающе кивнул:

– Покамест хватит. Деньги кончились.

Забежав в гастроном, докупили колбасы, хлеба, яблок, платил Валерка, несмотря на жалкие попытки друга вмешаться в процесс.

– Будешь должен мне, твои же рубашки обмывать станем, хотя и у меня в гостях. Купи вон пару шоколадок детям.

– Погоди, угадаю. Андрею твоему десять лет, а дочке?

– Светка 80-го года рождения, считать не разучился еще?

– Моему Митьке 16 лет стукнуло, в спортшколе тяжелой атлетикой занимается, штангист, а Славка на годок старше твоей Светки, считать умеешь, молодой папаша?

– Беги, не спотыкайся. Так ты скоро дедушкой молодым станешь, – заржал Валерка, подбегая первым к своему подъезду.

В гостях у друга

Дом новый, многоэтажный, с лифтом, квартира на пятом этаже, все честь по чести. Выйдя из лифта, хозяин открыл дверь своим ключом, и ворвался в дом, гость за ним следом.