Судьбы

На следующий год мы снова работали втроем в плодосовхозе. Я, в основном, работал прицепщиком, поэтому вместе мы собрались только на уборке сена, куда собрали как можно больше людей, чтобы успеть его собрать, пока стоит хорошая погода. Когда сено уже грузили на тракторный прицеп, тракторист разрешил нам троим по очереди сесть за руль трактора и переехать от одной копны к следующей. Особенностью этого маленького трактора было то, что сцепление в нем включалось и выключалось не педалью, как обычно, а расположенным справа от тракториста ручным рычагом. Коля Потапенко без проблем переехал к следующей копне. Следующим за руль сел я. Поскольку я уже два месяца ездил здесь на гусеничном тракторе, я чувствовал себя вполне уверенно, но, когда я ногой не нашел педаль сцепления, я жутко растерялся, не зная, как остановить трактор. Про ручной рычаг сцепления я совсем забыл, и вспомнил о нем в самый последний момент. Если бы это случилось на пару секунд позже, я бы остановил трактор уже за копной, а так моей растерянности никто даже не заметил. Следующим за руль сел Коля Грек. Он был рад оказанному ему доверию и улыбался до ушей, но когда он подъехал к следующей копне, его лицо побледнело и вытянулось, в глазах застыл ужас. Я понял, что у Коли такой же шок, какой был у меня, он не знает, как остановить трактор. Я подбежал к трактору и поднял вверх этот злосчастный рычаг сцепления, трактор остановился, но уже за копной. Трактористу пришлось садиться за руль и сдавать прицеп назад. На этом наши эксперименты с ездой на этом тракторе и закончились.

После окончания восьмилетней школы я подал заявление в девятый класс, а летом работал в сельхозтехнике в столярной мастерской. Коля Грек закончил семь классов и летом трудился здесь же в торф-отряде, как называлась команда грузчиков, которые лопатами грузили различные сыпучие материалы, в том числе и торф. С Колей мы практически не виделись, но один раз вместе ездили на экскурсию в Тростянецкий дендропарк, организованную предприятием. Экскурсия была очень интересной. Дендропарк занимал площадь более двухсот гектаров, и посмотреть там все было просто нереально. Это живой музей паркового искусства. По преданию, потомок гетмана Скоропадского, Иван, решил жениться на очень красивой женщине из Швейцарии, но та сказала, что выйдет за него только в том случае, если у него в поместье будет природа, напоминающая ей Швейцарию. Иван Скоропадский купил в чистом поле, возле села Тростянец, большой участок земли, вместе с находящимся там болотом, выписал из-за границы садовников, и стал превращать это поле в Швейцарию. Саженцы для посадки леса везли со всего света, поэтому здесь растет тысяч двадцать различных экзотических пород деревьев. Лес сажали так, чтобы свободными оставались большие красивые лужайки. Болото превратили в несколько прекрасных озер. А посередине участка вручную насыпали горы, до тридцати метров в высоту, чтобы все было как в Швейцарии. Мы в основном ходили по горам и возле прудов. До обеда так находились, что ноги отказывались нас носить. Когда сели обедать, то оказалось, что никакой столовой и магазинов на территории парка нет, все еду взяли с собой. Вернее, почти все. Говорили, что перед поездкой, предупреждали, чтобы еду с собой брали, но мы с Колей, и еще один парень нашего возраста об этом не слышали. Магазины были только в деревне, до которой было километра три, и идти нужно было пешком. Деваться было некуда, пришлось идти. Деревенский магазин изобилием продуктов не отличался, вино и водка, булка и хлеб, консервы и плавленый сырок, конфеты и печенье. Логично было бы взять хлеб и консервы, но у нас не было ножа, чтобы их открыть, не было его и у продавщицы. Брать плавленые сырки, как-то несерьезно, ими не наешься. И тут я заметил на полке какой-то салат в пол-литровых стеклянных банках. Решили взять бутылку вина, булку и салат. Вернулись обратно в дендропарк и расположились на траве живописной поляны. Кое как, с помощью найденного в траве камня, открыли банку с салатом. Содержимое банки оказалось не салатом, а сырой заправкой для борща, о чем и сообщалось мелким шрифтом на этикетке. Кушать это было невозможно, поэтому выпили бутылку вина и заели булкой, вот и весь наш обед получился.

После окончания восьмого класса Коля, с грехом пополам, выучился на тракториста и пришел работать в колхоз. Ему дали небольшой колесный трактор, типа того, на котором мы когда-то тренировались ездить в плодосовхозе. Все складывалось как нельзя лучше. Поскольку Коля уже был явно лишним в маленьком доме отца, он поселился в старенькой хате, стоявшей недалеко от окраины села. Как он там оказался, я точно не знаю, скорее всего, эту ничейную хату ему колхоз выделил, поскольку денег на ее покупку у него не было, и отец в этом вопросе ему тоже помочь не мог, у того тоже никогда денег не было. Жить в хате одному, это конечно не лучший вариант, поэтому Коля женился. Через некоторое время и дочь родилась, но прожили они вместе с женой недолго, когда девочке было полгода, жена собрала свои вещи, забрала дочь, и навсегда оставила Колю. В армию Колю не взяли, медкомиссию он не прошел и ему выдали «белый билет». А на работе Коля довел свой трактор до такого состояния, что на него без слез невозможно было смотреть, и Коле настоятельно порекомендовали его помыть. Чтобы не таскать для этого воду ведром, Коля решил загнать трактор в пруд, и там его помыть. Но поскольку он в тот день, а, впрочем, как и в любой другой, был не совсем трезвым, остановить трактор вовремя у него не получилось. Коля из кабины выпрыгнул, а трактор уехал на середину пруда, где и заглох. Трактор вытащили, но, поскольку он весь побывал в воде, его нужно было перебрать и везде заменить смазку, то есть, выполнить ту же работу, которую в свое время проделал Миша Костенецкий. Но Коле такое было не под силу, он свой трактор даже разобрать не смог. Коля сходил к председателю и попросил для себя новый трактор, но ему показали кукиш с маслом. Или этот восстанавливай, или иди разнорабочим, сказали ему. Так Коля и стал разнорабочим. Мы с ним теперь встречались очень редко. Как-то встретились на том же пруду, где он утопил свой трактор. Я приехал туда половить карасиков, а Коля их там уже ловил, с десяток карасиков у него в пакете уже были. Я наверно приехал на рыбалку поздновато, так как поклевок больше ни у Коли, ни у меня не было. Когда собрались уходить домой, Коля предложил мне забрать его карасиков. Я его поблагодарил, но отказался, так как слышал, что он живет очень бедно, только этими карасиками он и питается. С его стороны это конечно же был поступок достойный уважения, он готов был отдать товарищу последнее, что у него было.

После этого мы с Колей долгое время не виделись. В один из моих приездов домой, уже после смерти моей матери, отец рассказал мне свой сон, который ему недавно приснился. А приснилось ему, что он едет в поезде, один во всем вагоне, и не понимает, куда он едет, и где ему выходить. Вышел на какой-то станции в чистом поле, а вокруг ни души, и куда идти не знает. И вдруг знакомый голос сзади, поворачивается, а там стоит Коля Грек.

– Дядьку Иван, и Вы здесь? – спросил он отца.

– Да вот только приехал, – ответил отец, – не знаю, куда дальше идти.

– Пойдемте со мной, я знаю. Я уже два дня здесь, – сообщил Коля.

Через несколько дней после этого отец сказал мне, что видел Колю, и тот его спрашивал, не собирается ли отец помирать, на что отец и сказал ему, что еще не собирается так как Коля должен раньше умереть, он такой сон видел.

– Я помру после тебя, – сказал он ему. – То ли через два года, то ли через два месяца, а может и через два дня, но обязательно позже. Я так видел во сне.

Коля действительно умер раньше отца. Вечером, после работы, он пошел к себе на огород за табаком, который он сам для себя выращивал, там ему стало плохо, и он упал на тропинке между картошкой. Соседи нашли его там только через два дня. Вот такая незавидная судьба у этого моего школьного товарища.

Володя и Саша Ювко

Володя и Саша, это троюродные братья Коли Грека, оба крепкие ребята. Володя наш с Колей одногодок, а Саша года на три или четыре моложе. Жили они на соседней улице, метрах в трехстах от хаты Коли Грека, в крепкой обеспеченной семье. Их мать работала в колхозе, а отец где-то на железной дороге. Даже дед с бабкой у них еще были живы, дед даже работал сторожем в тракторной бригаде. В доме все вопросы решала мать, женщина с волевым и твердым характером, хотя она это особенно и не афишировала, со стороны могло показаться, что главным там отец. Но после того, как мать говорила «нет», с ней уже больше никто не спорил.

Ребята были вполне самостоятельными, гуляли там, где хотели, особого контроля за ними не было. Володя очень гордился тем, что первый раз в первый класс он пришел один, самостоятельно, в то время как других детей привел в школу кто-то из родителей. Учились они на твердые четверки, вполне сознательно, какого-либо контроля за их учебой со стороны родителей я тоже не замечал. Володя был повыше и посильнее меня, каждое утро делал физзарядку, глядя на него, физзарядку начал делать и я. Именно он научил меня при наклонах вперед доставать до пола не кончиками пальцев, а ладошками, этот элемент физзарядки я делаю до сих пор. Он же научил меня делать стойку на стуле. Как-то он зашел за мной, чтобы вместе идти в кино. Правая рука у него была перебинтована и подвешена в петле из бинта.

– Что это с тобой? – удивился я. – Ты что, за два часа умудрился руку сломать?

– Это я для маскировки, – ответил он. – Если вдруг будет драка, то ведь никто не будет ожидать от меня удара правой рукой, а я неожиданно как врежу.

В тот день никаких драк не было, но Володя всем товарищам демонстрировал возможности своей правой забинтованной руки, нанося им шуточные удары «больной» рукой.

Саша ни спортом, ни физзарядкой не интересовался и рос более непослушным, чем Володя. Вопреки запретам матери, он бегал на колхозный пруд ловить карпов. Прудик был маленький, примерно 50×50 метров, охранялся сторожем и весь просматривался с любой точки, но Саша ухитрялся на нем ловить рыбу. С наступлением сумерек он пробирался в камыши прилегающего к пруду болотца, и оттуда забрасывал в пруд закидушку. Лежал в этих камышах и упорно ждал поклевку. Поклевки случались далеко не каждый день, но иногда ему везло, и он вытаскивал приличного карпа, до килограмма весом. Прятал пойманную рыбу в майку и убегал домой. Дома мать на него конечно же ругалась, но рыбу жарила, и вся семья ее с удовольствием съедала. И это стоило того, чтобы, вопреки запрету, в следующий раз опять пойти на рыбалку.

После окончания школы Володя никуда не поступил и его забрали в армию. Родители устроили ему шикарные проводы в армию, на которых гуляли все его товарищи и все родственники, в том числе и Коля Грек со своим отцом. Здесь я впервые и узнал, что отцы Володи и Коли – двоюродные братья. До этого они практически не общались, и об их родственной связи я даже не догадывался. После армии Володя закончил техникум и работал на каком-то заводе в Киеве. Володя женился на своей однокласснице, но случилось это вопреки воле его матери, и не сразу. Поскольку мать была категорически против этой свадьбы, а Володя не решался ей перечить, девушке пришлось сделать аборт, и она сказала Володе, чтобы к ней он больше не приходил. Только после этого Володя ослушался матери и женился на этой девушке. Но детей у них больше не было, что Володю очень расстраивало. После проводов в армию, я встречался с ним только один раз, случайно встретились на Роките возле пруда, куда оба пришли купаться. Володя рассказал о себе, что он работает мастером и неплохо зарабатывает, в Вертиевку приезжает редко и один, так как мать до сих пор не хочет встречаться с его женой. Володя отправил в магазин за бутылкой вина местного дурачка, который купался неподалеку от нас.

– А ты уверен, что он принесет? – засомневался я в правильности его поступка.

– Принесет, – ответил Володя, – это уже проверено. Я оставляю ему немного вина допить, и он всегда счастлив.

Володины слова меня насторожили, значит он здесь частенько выпивает, а это не есть хорошо, почему бы не выпить дома, если так уж хочется. Этот парень действительно пронес бутылку вина, которую мы и выпили почти всю. Еще одной странностью мне показалось то, что в визитке у Володи оказался небольшой пластмассовый раскладной стаканчик. После этого мы с Володей больше не виделись.

Саша, после окончания школы, отслужил в армии и остался работать в колхозе. Женился, и, вместе с женой и дочерью, жил в доме родителей. Дочь он выдал замуж, но с зятем они почему-то не ладили, люди говорили, что у них иногда и до драк доходило. После школы я с ним ни разу не встречался, но, по словам моего отца, он стал много пить. Это именно он, с таким же пьяницей, выкосили у нашей соседки Люды, без согласования с ней, еще зеленым ячмень, который она выращивала на зерно, а за это еще и плату потребовали. В другой раз, когда отцу какой-то тракторист вспахал огород, отец пригласил его на ужин, но предупредил, чтобы он приходил без трактора, иначе выпивку наливать не будет. Вечером этот тракторист приехал к отцу на телеге, вместе с Сашей Ювко, который видимо рассчитывал, что на ужин пригласят и его. Но отец пригласил только тракториста, а Саша пару часов проспал на телеге, пока тракторист ужинал.

Лет в пятьдесят Володя умер от цирроза печени, его сосед мне рассказывал, что он не хотел умирать, плакал горькими слезами и просил врачей его спасти, но ему уже ничем помочь не могли. А через несколько лет погиб и Саша. Он разбился, выпав из окна того подъезда, в котором жили его дочь с затем. Сам он выпал, или ему в этом кто-то помог, это милиции выяснить не удалось. Тоже две трагические судьбы.

Вася Ласый

Вася был признанным лидером нашего класса, и мечтал стать моряком. Но его мечтам не суждено было осуществиться. Когда мы учились в четвертом классе, дети на перемене играли в «индейцев», бросали друг в друга длинные и прямые ветки тополя, которые у них считались стрелами. Вот такая «стрела», брошенная нашим одноклассником Володей Шарым, и попала Васе в глаз. Володю ученики приволокли к учительнице и предлагали сдать его в милицию, но Вася проявил невиданное благородство, заявив, что Володя ни в чем не виноват, это была случайность. Сам я этого происшествия не видел, не знаю, как там было на самом деле, но Васин поступок вызвал у меня огромное к нему уважение. Васю увезли в больницу, где он пролежал около месяца, глаз удалось сохранить, но семьдесят процентов зрения этим глазом он потерял. Но Вася никогда не унывал. Он неплохо пел и прекрасно играл на баяне, выступал в школьной самодеятельности. Любил играть в футбол, для чего купил себе футбольный мяч, бутсы и гетры, чтобы выглядеть как настоящий футболист. Все остальные играли в футбол в том же, в чем и в школу ходили, то есть в х/б костюме и в сапогах или ботинках. В школе у нас тогда были только волейбольный и баскетбольный мячи, поэтому в футбол мы всегда играли Васиным мячом. Иногда, после уроков, мы выходили играть в футбол на стадион. Вася пару раз даже организовывал игры с ребятами из соседней средней школы. Он с восторгом рассказывал про известных ему мастеров «кожаного мяча», но у меня они особого восторга не вызывали. На мой взгляд, не нужно особого ума, чтобы гонять по полю кожаный мяч, гораздо сложнее этот мяч сшить. Гораздо больше я уважал труд именно того мастера, который этот мяч сшил. У Васи были несколько другие представления. Его удивляло, зачем я хожу в математический кружок и езжу на математические олимпиады. Когда я ему сказал, что мне это нравится, он не мог понять, как мне может нравиться математика, ничего интересного он в ней не находил.

В морское училище Вася поступить не смог, не прошел комиссию по зрению, в армию его не взяли по этой же причине. Вася закончил институт и работал в Киеве на заводе инженером. После окончания школы мы виделись с ним только один раз. Случайно встретились в центре села возле магазина. Поговорили минут десять, и Вася сказал, что ему нужно что-то купить в магазине и срочно отвезти домой. Я подумал, что он больше не хочет со мной разговаривать, сказал, что мне тоже нужно срочно домой ехать, хотя никаких срочных дел у меня не было. Когда я уже отъезжал, Вася сказал мне: «Жаль, что у тебя нет времени, так толком и не поговорили». Мне тоже было очень жаль, что я его неправильно понял, но что-то изменить уже было поздно, не хотелось выглядеть перед Васей полным идиотом. Мы расстались, и больше не встречались.

В 2000-м году наш класс собирался на вечер встречи, говорят, что собирался приехать и Вася, который к тому времени уже работал заместителем директора завода. Но на встречу Вася не приехал, позже стало известно, что накануне встречи его тяжело ранили ножом, и он умер. Что там случилось, никому из наших одноклассников неизвестно. Вася умер в пятьдесят лет, в самом расцвете сил. О смерти Васи, как и о том, что состоялся вечер встречи выпускников, я узнал только через пару лет. Одноклассники говорили, что они не виноваты в том, что меня об этом не оповестили, они предупредили об этом моих родственников, а родственники посчитали, что одноклассники меня сами оповестят. Да и не думали они, что я смогу опять приехать, так как в этом году я уже дважды приезжал в Вертиевку в связи с похоронами моей матери. Как бы там ни было, но на первую встречу одноклассников я не попал. А Васю мне очень жаль, кто бы мог подумать, что у него будет такая судьба.

Другие школьные товарищи

О судьбе других школьных товарищей, с которыми я учился в восьмилетней школе, я знаю очень мало. Вкратце попробую рассказать то, что мне известно. На момент написания этого рассказа, в живых, кроме меня, их оставалось только пять человек, остальные умерли, не дожив до пенсии. С некоторыми из них я ни разу не виделся после окончания восьмилетней школы. Ни разу не виделся я и с Володей Доценко, самым сильным мальчиком в нашем классе. От одноклассниц слышал, что он умер очень рано из-за проблем с сердцем. С Колей Вороченко я тоже ни разу не виделся. В школе это был наш лучший вратарь, он брал практически все мячи. Обладая очень гибкой и пластичной фигурой, он бесстрашно бросался на летящий мяч, напоминая в этом броске кошку. В восьмом классе мы впервые встречали Новый год всем классом, естественно, для этого купили и вина. Оказалось, что до этого, вино Коля никогда не пил, и на встрече немного не рассчитал свои силы. На следующий день ему было очень плохо, он даже смотреть не мог ни на еду, ни на выпивку, с трудом спасли его, традиционным в таких случаях, лекарством – рассолом. Больше тридцати лет о Коле я ничего не слышал, до того времени, когда мои одноклассники не собрались на первый вечер встречи. Судя по фотографии с этой встречи, там собралось всего человек восемь, из них двое ребят, Коля Вороченко, и Алексей Олексиенко. Вот после этого мне и сказали, что Коле на вечере опять было плохо, и, что он алкоголик. Для меня такое сообщение было полной неожиданностью. Потом дела у Коли пошли еще хуже, ему отняли ногу, вроде бы из-за сахарного диабета. Говорили, что после этого Коля сидел на скамейке возле своего дома и уже никуда далеко не ходил. Лет через пять после этого, он умер.

С тремя одноклассниками я встретился в первый свой приезд на зимние каникулы, после моего поступления в военное училище. Я шел в центр села, когда возле магазина, расположенного возле церкви, увидел Володю Шкурко, Колю Колесника и Толю Зоценко, по кличке Мега, которые о чем-то беседовали. Чтобы не торчать на морозе, я предложил сходить в центр села, в закусочную, и там, за кружкой пива, спокойно побеседовать. Но оказалось, что у Володи и Коли совсем нет денег. Никаких проблем я в этом не видел.

– Толя, – предложил я, – а давай мы с тобой угостим ребят пивом.

– Это в честь чего я должен их пивом угощать? – возмутился Толя, который как был в школе кулаком, так, видимо, им и остался.

– Ладно, тогда я сам их угощу, – попытался я сгладить возникшую неловкость.

И мы пошли в закусочную. Жадность Толи меня поразила. В отличие от меня, получающего денежное довольствие в размере шести рублей и восьмидесяти копеек в месяц, он уже работал, и получал приличные деньги, несравнимые с моими деньгами. Но он принадлежал к тем людям, которые за копейку готовы удавиться.

В закусочной я взял для троих по две кружки пива, а Толя оплачивал свой заказ сам. Володя с Колей работали в колхозе и жаловались, что денег там не платят, только заработанные трудодни записывают, рассчитались в конце года в основном зерном, денег было совсем мало, и они очень быстро кончились. Жаль конечно было ребят, но помочь им деньгами я точно не мог. Колю и Толю после этого я больше не видел, а с Володей мы встретились случайно еще один раз, в автобусе на Нежин. Володя похвастался своими успехами, он теперь работал в колхозе дояром, и очень удивился, что я про это не слышал. Оказывается, он участвовал в соревновании дояров и занял первое место по району, об этом все газеты писали, теперь он уважаемый человек и очень хорошо зарабатывает. Это меня удивило, в школе Володя был самым слабым учеником в классе, да и руки у него, на мой взгляд, немножко не оттуда росли, поскольку даже в волейбол не мог играть, мяч у него всегда летел совершенно не в ту сторону, в которую он должен был лететь. Сейчас у него плохо было только то, что умерла жена, и вот теперь он ехал в соседнее село, чтобы посвататься к такой же одинокой, как и он женщине. Я пожелал ему успехов в женитьбе. О дальнейшей судьбе Володи и Толи я больше ничего не знаю, а вот Коля, оказывается, умер, но причины его смерти я тоже не знаю. Колю мне тоже жаль, он был хорошим парнем. Это к его отцу я несколько раз приходил в школьные годы, чтобы посмотреть, как тот рисует, а посмотреть там было на что. Лучше его отца в Вертиевке никто не рисовал.

Еще с одним Толей Зоценко, который жил возле Миши Костенецкого, я встретился после его возвращения из армии. Толю забрали в армию, почему-то не дав ему закончить техникум, и вот теперь Толя заехал посоветоваться, как ему лучше поступить, заканчивать техникум, или подавать документы в институт, поскольку после армии он будет поступать без конкурса. На мой взгляд, ему лучше было бы закончить техникум, где ему нужно было всего год доучиться, чтобы получить специальность, а потом уже и в институт поступать, пусть даже на общих основаниях. Не знаю, какое решение принял Толя, после этого мы с ним очень долго не виделись. Встретились мы с ним, когда я уже уволился из армии, в Нежине на рынке, куда мы с братом заехали, чтобы купить для меня новое, недавно появившееся у них приспособление для прополки грядок, такой плоскорез на колесиках. Брат сказал мне, что к нам идет мой одноклассник, но я никого из одноклассников не видел. Даже когда Толя к нам подошел и поздоровался, одноклассника я в нем не признал, более того, даже когда он назвал себя, я ничего общего с тем Толиком, которого я знал, не обнаружил. Это был совершенно незнакомый мне человек, если бы я через день опять встретил его где ни будь в толпе, я бы его опять не узнал. Причину такого его изменения раскрыл брат, оказывается – Толя алкоголик. Ну это уже он сам для себя такую судьбу выбрал, в этом кроме него никто не виноват.

И только к двум моим одноклассникам судьба, на мой взгляд, отнеслась благосклонно, это Миша Зоц и Коля Потапенко. С Мишей мы дважды виделись на встречах десятиклассников. Он закончил институт, жил и работал в Киеве. Имел дачу под Киевом, были у него дети и внуки, и сам после школы практически не изменился, все такой же худенький и шустрый, как будто и не было этих сорока лет после школы. У Коли тоже все сложилось прекрасно, сначала работал трактористом, потом лесником, имеет детей и внуков. Вот только жена у него недавно умерла, но он женился еще раз. Я приглашал Мишу и Колю на встречу восьмиклассников, которую я последний раз организовывал, но они отказались. У Миши были какие-то срочные дела на даче, а Коля просто соврал, сказав, что он находится в Чернигове и приехать не сможет, хотя на самом деле был дома, наверно новая жена не пустила.

С Алексеем Олексиенко мы так ни разу и не встретились. Насколько я знаю, он закончил техникум, жил и работал в Чернигове. Была возможность встретиться с ним на крайней встрече, на которую он собирался приехать, но девушки, которые помогали мне организовывать эту встречу, сообщая ему дату встречи, дополнительно еще сказали, что встреча будет на большой церковный праздник. Лучше бы они про праздник не упоминали, поскольку с праздником они напутали, он был на следующий день после нашей встречи. А Алексей решил, что они напутали с датой, ведь не могли же они с праздником напутать. В итоге, на встречу Алексей не приехал, и увидеться с ним мне не удалось.

Московские соседи

В Москву мы прилетели рано утром. С собой у нас только два чемодана с самыми необходимыми вещами, все остальное отправили контейнером. Теперь я два года буду учиться в военной академии, и мы будем жить в Москве. Квартирами нас обещали обеспечить в течение двух-трех дней после приезда, но эти дни нужно где-то прожить. О гостинице и думать нечего, в конце августа свободных номеров нет ни в одной гостинице. Но у меня есть договоренность с двоюродным братом жены, Витей, сыном ее крестного, Николая Ивановича, что эти пару дней мы поживем у них на квартире. Поэтому, сразу из аэропорта звоню к ним на квартиру. Трубку берет жена Николая Ивановича, Тамара Васильевна. Моему звонку она очень удивилась, о нашем переезде в Москву она ничего не знала, тем более не знала о нашем намерении пожить у них пару дней до получения квартиры. Витя уже неделю лежит в больнице и о нашей договоренности ей ничего не говорил. Вот это поворот! Такого я никак не ожидал. Мне нужно ехать в академию, а куда девать жену с дочерью, я совершенно не представляю. Не на улице же им сидеть весь день с чемоданами? Нужно проситься к Тамаре Васильевне, чтобы они хотя бы днем у них посидели, но она меня опережает встречным предложением: «Если за два дня ничего не найдете, тогда уж приезжайте к нам». Вариант с родственниками жены отпал окончательно.