Старуха

– Да с чего ты взял, что мы были у неё? Что нам там делать?

Руслан сделал порывистый, раздражённый жест.

– Не надо, Димон! Я отлично знаю, что вы там были. Вы сломя голову неслись со второго этажа. Чуть дверь мне не разнесли… И вы были до смерти напуганы чем-то… Значит, вы были у неё. Где ж ещё?

Димон, поняв, что приятель не отстанет от них, пока не услышит внятного и правдивого ответа, оторвался наконец от велосипеда, выпрямился и, немного стороной глядя на Руслана, вполголоса промолвил:

– Ну, допустим, были. А в чём дело-то?

Руслан тряхнул головой и немедленно, надтреснутым, чуть подрагивающим голосом, задал следующий, очевидно гораздо более занимавший его вопрос:

– И что там было? Что вы видели?

Димон вновь переглянулся с Мишей и опять замялся, теребя в руке тряпку, которой он только что чистил «железного коня», и рыская кругом беглым, беспокойным взглядом.

Однако Руслан был настроен решительно и, по всей видимости, не намерен был уйти отсюда, не добившись от друзей ответов на свои вопросы. А вернее, на один, главный вопрос, волновавший его больше всего. Он приблизился к Димону и, глядя в упор в его бегавшие туда-сюда глаза, с расстановкой, подчёркивая каждое слово, произнёс:

– Что вы там видели?

Димон, припёртый, в прямом смысле слова, к стене, уразумев, что ему не отвертеться и хоть что-то взбудораженному, явно бывшему не в себе товарищу придётся-таки сказать, заглянул в остановившиеся, блестевшие лихорадочным блеском глаза Руслана, в напряжённом ожидании уставившиеся на него, и медленно и глухо, с усилием отцеживая слова, проговорил:

– Видели такое… что не дай бог никому больше увидеть.

Руслан схватил его за руку, крепко стиснул её и, резко возвысив голос, воскликнул:

– Что?!.. Что именно?

Димон, поморщившись, освободил свой локоть от вцепившихся в него пальцев приятеля и, снова взглянув в его круглые, немигающие глаза, после короткой паузы проронил:

– Её!

Лицо Руслана дрогнуло и болезненно исказилось. На нём явственно выразились разочарование и досада. Он словно бы до конца не терял надежды, что ответ друга будет иной. Или, по крайней мере, менее определённый, оставляющий маленькую лазейку для сомнений и догадок. Лазейку, которую при желании можно было сделать пошире, попытавшись убедить себя, что увиденное минувшим вечером – это не более чем игра расстроенного воображения, обман чувств, фантом.

Димон одним своим словом отнял у него эту надежду. И без того, впрочем, слабую, чуть брезжившую. Теперь же она окончательно исчезла, померкла и растаяла, как бледный, умирающий отсвет заходящего солнца, растворяющийся и тонущий в сгущающихся сумерках. Теперь он не мог утешаться обманчивой мыслью, что ему привиделось, померещилось, что ничего на самом деле не было. Как оказалось, было. Ещё как было. Привидеться может одному, даже двоим. Но чтоб сразу троим, да к тому же в разное время и в разных местах, – это уже чересчур. Так не бывает. И не стоит заблуждаться на этот счёт и тешить себя иллюзиями…

– А сам-то ты что видел? – прервал его сумбурные думы голос Димона.

Руслан чуть встрепенулся и вскинул на товарища растерянно-вопрошающий взор.

– Ведь ты, насколько я понял, тоже что-то видел, – со значением примолвил Димон, обратив на Руслана заинтересованный взгляд.

Тот, мгновение помедлив, с рассеянным и самоуглублённым видом кивнул. Затем на его лице появилось слабое подобие улыбки, а на бескровных, почти восковых щеках затеплился едва уловимый румянец. Он вновь поочерёдно посмотрел на Димона и Мишу, дёрнул плечами и надломленным, замирающим голосом прошептал:

– Такое, что не дай бог никому увидеть…

И продолжая, уже неразборчиво, бормотать что-то, он повернулся к друзьям спиной и, не прощаясь, побрёл обратно к подъезду, едва волоча ноги и уныло повесив голову. Чуть отойдя, остановился и, полуобернувшись, неприветливым, почти враждебным тоном отчеканил:

– Это вы привели её за собой, чёрт бы вас побрал!

И двинулся дальше, не переставая брюзгливо бубнить себе под нос:

– Какого хрена вы вообще туда попёрлись?.. Не сидится вам на месте, мать вашу…

Его сердитое бурчанье, постепенно замирая, слышалось до тех пор, пока он не зашёл в подъезд и не пропал из поля зрения глядевших ему вслед приятелей.

Димон, словно только и ждал этого момента, швырнул свою тряпку наземь и вполголоса выругался.

– Отлично! Вот и поговорили.

Миша, не произнёсший за всё время, пока рядом был Руслан, ни слова, наконец высказался. Мотнув головой вслед ушедшему товарищу, заметил:

– А ведь он прав.

Димон покосился на друга.

– В чём это он прав?

– Зря мы пошли туда, – проговорил Миша, переводя невесёлый взгляд на старухины окна. – Это была дурацкая идея… Зашли бы проведать Руслана – и домой. А нас понесла нелёгкая в эту чёртову халупу…

Димон набычился.

– Тебя на верёвке никто не тащил.

Но Миша, точно не услышав, спокойно, с невозмутимым видом продолжал:

– Я как чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Будто удерживало что-то до самой последней минуты.

Димон скользнул по собеседнику критическим взглядом.

– Ишь ты чувствительный какой! Прям ясновидящий… Может быть, ты предвидел заодно, с чем мы там столкнёмся?

– Нет. Этого я, разумеется, не мог предвидеть, – по-прежнему ровным, бесстрастным тоном ответил Миша. – Потому что предположить… – он споткнулся, подбирая нужное слово, – такое… не мог бы никто… Это просто жесть! Это… это… в голове не укладывается, – не в силах ничего больше сказать, он лишь округлил глаза и развёл руками.

На это Димону, очевидно, нечего было возразить. Он, по примеру напарника, тоже устремил взгляд на окна квартиры, в которой на исходе минувшего дня им довелось побывать и где они увидели и услышали такое, при воспоминании о чём у него начинали шевелиться волосы на голове и спирало дыхание в груди. И даже теперь, когда был день, светило солнце, когда он был во дворе, возле своего сарая, когда поблизости были люди и, казалось бы, нечего было опасаться, не было никаких оснований для тревоги и страха, – жуткие ночные призраки продолжали витать над ним, кружиться, метаться, подкрадываться, в иные мгновения подбираясь к нему вплотную и заглядывая в глаза, заставляя его вздрагивать и невольно отшатываться от воображаемой угрозы. Но если сейчас эта угроза действительно была воображаемая, кажущаяся, то всё происшедшее вчера вечером – отнюдь нет. Там, за этими тёмными запылёнными окнами, в которые упёрся его сумрачный взор, всё было куда как реально, хотя на первый взгляд и смахивало на страшный сон. Но если сон видят сразу двое, а тем паче трое, – это означает только одно: то, что они видят, происходит наяву. Как бы ни была невероятна и бредова эта явь…

Громкая резкая музыка, или, вернее, однообразное, сотрясавшее воздух буханье, ворвавшееся с улицы в тихий двор, вывело Димона из угрюмой задумчивости. Он проводил глазами пронёсшийся мимо крупный блестящий внедорожник, из которого, как из музыкальной шкатулки, вырывалась, разносясь далеко окрест, оглушительная бессвязная какофония, негромко матюгнулся ему вслед и, дождавшись, пока грохот постепенно заглох вдали, обернулся к приятелю.

Тот вертел в руке маленький красный баллончик с чёрным колпачком, по-видимому, извлечённый им только что из кармана.

Димон усмехнулся.

– Ты чё, комаров решил погонять? Их вроде не так много уже.

Миша качнул головой.

– Да не, это не от комаров. Это… – он замялся, будто не решаясь признаться, – это газовый баллончик.

Димон немного удивлённо раскрыл глаза.

– Серьёзно? Газовый баллончик?.. Нафига он тебе? Кого ты травить собрался?

Миша с чуть смущённой улыбкой пожал плечами.

– Ну не знаю… мало ли…

Димон внимательно посмотрел на товарища и, словно догадавшись о чём-то, оживлённо затряс головой.

– А-а, кажется, понимаю. Вооружился против старухи! И прочей загробной нечисти… Ну что ж, оригинально. Только не очень эффективно: на выходцев с того света это не подействует.

Миша, как если бы напарник попал в самую точку, слегка покраснел и пробормотал:

– Да чё ты гонишь? При чём тут старуха?

– Ну как это при чём? При том при самом. Она ж у нас на сегодняшний момент главный враг… По-прежнему… Кто бы, блин, мог подумать? – прибавил Димон внезапно немного севшим голосом и заметно помрачнел.

      Уязвлённый Миша попытался сунуть баллончик обратно в карман, видимо уже сожалея, что вообще взял его с собой и не вовремя продемонстрировал приятелю.

Но тот перехватил его руку и отобрал баллончик.

– Ну дай позырить-то.

Покрутил его, почитал то, что было на нём написано, и, недолго думая, отправил его в свой карман.

– Ладно, хорошая штука. Авось пригодится… Ты ж не против, что он побудет у меня? – будто случайно вспомнив, что неплохо было бы спросить позволения у владельца вещи, обратился он к другу.

Миша не возражал, даже как будто рад был избавиться от злополучного баллончика.

Обзаведясь газовым оружием, Димон вернулся к велосипеду и, чуть помедлив, загнал его в сарай.

– Нет что-то настроения кататься, – бросил он при этом напарнику. – Давай просто погуляем.

И снова Миша безоговорочно согласился с товарищем, безучастно обронив в ответ:

– Давай.

Заперев сарай, Димон повернулся к нему спиной и огляделся, выбирая, какой бы выбрать путь для предстоящей прогулки. Порыскав туда-сюда, его взгляд задержался на продолговатой, уходившей вдаль девятиэтажке, вздымавшейся по другую сторону от сарая, в каком-нибудь десятке метров от него. Новый жилой дом в предельно сжатые сроки, за два-три месяца, вырос на том самом месте, где ещё совсем недавно утопали в буйной зелени приземистые допотопные бараки, а после их сноса красовался глубокий котлован, над которым приятели не от большого ума вздумали как-то полетать на тарзанке. Дом был построен, но пока что лишён всякой отделки, вследствие чего выглядел не слишком презентабельно – бесцветный, мрачный, безжизненный, испещрённый чёрными оконными прорезями и тёмными бесформенными пятнами, словно подтёками, вытянувшимися по серым неоштукатуренным стенам. Хотя основные работы были закончены, все внешние приметы стройки сохранялись: по-прежнему устремлялась ввысь башня подъёмного крана с вытянувшейся параллельно земле длинной стрелой, а площадь вокруг дома, обнесённая дощатой изгородью, была усеяна всевозможным строительным мусором, на фоне которого выделялись связки кирпича и штабеля массивных бетонных плит. Поскольку с самого начала работ были отмечены случаи хищения неизвестными злоумышленниками, предположительно жителями соседних домов, стройматериалов, причём даже довольно крупных и увесистых, для перевозки которых, очевидно, был задействован транспорт, были приняты меры предосторожности: на территории стройки день и ночь дежурили сторожа, а на крыше ближайшего дома был установлен прожектор, в тёмное время суток озарявший стройплощадку мощной струёй яркого голубоватого света.

Оглядев новостройку с таким интересом, будто впервые увидел её, Димон, точно осенённый удачной мыслью, обернулся к товарищу и с призывной улыбкой качнул головой.

– А не забраться ли нам на крышу этого домишки? Не зря ж его тут соорудили. Оттуда, должно быть, недурной вид.

Миша принял идею прохладно.

– На кой? – проговорил он, чуть скривившись. – Что интересного мы оттуда увидим?

– Ну, как минимум, наш двор. И весь центр города. Да и окраины наверняка видать, хотя бы в общих чертах.

Миша, по лицу которого было заметно, что виды города в настоящий момент слабо его занимают, привёл ещё один довод против:

– Там сторож вообще-то.

Димон пренебрежительно махнул рукой.

– Подумаешь, доходяга там какой-то… Да и с каких это пор ты стал бояться сторожей? – прибавил он, насмешливо прищурясь. – Раньше тебя это не смущало.

Миша вздохнул и неопределённо вымолвил:

– Так то раньше.

– А сейчас что изменилось? Несчастная любовь лишила мужества? – И, продолжая выразительно ухмыляться, Димон хлопнул напарника по плечу. – Пошли давай.

Миша при упоминании о несчастной любви метнул на приятеля свирепый взгляд. Однако, увлекаемый настырным другом, машинально поплёлся за ним следом, хотя и не имел ни малейшего желания забираться на крышу только-только возведённого дома и обозревать оттуда городские пейзажи.

Они вышли на улицу, обогнули территорию стройки, миновали вход и двинулись вдоль огораживавшего стройплощадку забора. Димон утверждал, что где-то тут в хлипкой дощатой ограде должна быть дыра, через которую он как-то раз пробрался внутрь.

– Зачем? – спросил Миша. – Чего тебе там нужно было?

Димон сделал небрежный залихватский жест.

– Да так, интереса ради. Ты ж знаешь, я любопытный. Люблю лезть во все щели.

– Знаю, – буркнул Миша. – В любой бочке затычка.

Но Димон не обращал внимания на ворчание спутника, продолжая зорко осматривать поверхность изгороди.

– О, вот она, родимая! – воскликнул он спустя несколько секунд, указывая на узкое отверстие в заборе, прикрытое высокой травой и покосившейся, висевшей на одном покорёженном гвозде доской.

Отодвинув её, Димон сунул голову в образовавшуюся более широкую щель и внимательно огляделся. Потом проник внутрь и мотнул головой приятелю.

– Давай, влезай. Всё чисто.

Миша скорчил недовольную гримасу и потоптался на месте. Но, подгоняемый товарищем, вздохнул и последовал за ним.

– Давай, давай, вперёд, – торопил Димон, не переставая быстро озираться кругом. – А то, чего доброго, принесёт ещё чёрт этого сраного сторожа в самый неподходящий момент.

Они в несколько прыжков одолели несколько метров, отделявших забор от дома и вбежали в ближайший подъезд. После чего, миновав опасный участок, перешли на шаг и стали подниматься по лестнице, не без любопытства заглядывая в пустые дверные проёмы, через которые виднелись окутанные полумраком помещения, лишь слегка и не везде озарённые приглушённым вечерним светом, проникавшим сквозь лишённые рам окна. И лестничные клетки, и квартиры были пустынные, неуютные, грязные, заваленные песком, кусками засохшего цемента, осколками кирпичей и стекла и прочим строительным мусором. Попадались и отходы, ничего со строительством не имевшие: бутылки, пустые пачки сигарет, окурки, смятые полиэтиленовые пакеты, шприцы.

– Жителей ещё нет, а жизнь уже бьёт ключом, – с игривой усмешкой прокомментировал Димон.

Миша, водивший глазами вокруг и тоже примечавший эти красноречивые остатки чьей-то бурной жизнедеятельности, согласно кивнул.

Неспешно, всё время глядя кругом и обмениваясь короткими оценивающими репликами, они добрались до верхнего этажа и по небольшой металлической лесенке, через раскрытый квадратный люк, выбрались на крышу. Здесь, как и на стройплощадке и на этажах, также царил производственный беспорядок, повсюду валялся различный сор. Но не это привлекало внимание в первую очередь. Прежде всего притягивала взгляд открывавшаяся с высоты величественная панорама – рассекавшие город во всех направлениях и терявшиеся вдали улицы, по которым двигались бесчисленные крошечные автомобили; россыпь домов всевозможных форм и размеров, в окнах которых ярко отсвечивало багровое закатное солнце; разбросанные там и сям густые зелёные шапки парков и скверов; выстроившиеся в отдалении однотипные белые высотки новых микрорайонов; и вздымавшиеся ещё дальше, на краю города, предприятия, отчётливо обозначенные устремлявшимися ввысь громадными трубами, попыхивавшими грязновато-серыми дымами, медленно струившимися в безоблачное бледно-голубое небо и расплывавшимися там зыбкой мутноватой пеленой. И где-то совсем уж вдалеке, за невидимой отсюда, текшей в широкой низине рекой, тянулась едва уловимая невооружённым глазом, чуть размытая лёгкой дымкой тёмная полоска леса, обрамлявшая горизонт узкой траурной каймой. А на противоположном краю небосвода не так ослепительно, как днём, но по-прежнему нестерпимо для глаз сиял пламенеющий солнечный диск, к вечеру из огненно-золотистого сделавшийся пунцовым и метавший на гудевший и копошившийся, как гигантский муравейник, город прощальные, понемногу меркнувшие и таявшие в вечерних тенях лучи.

Приятели, оказавшись на крыше, не остановились на достигнутом и для лучшего обзора окрестностей взобрались на одно из массивных прямоугольных возвышений, надстроенных над шахтами будущих лифтов.

– Ну вот, я ж говорил, что вид отсюда шикарный! – очутившись на самой вершине дома, возгласил Димон, радостно улыбаясь и разбрасывая руки в стороны, точно желая обнять всю представившуюся его взору многообразную картину. – Красота-то какая, а? Лепота!

Миша не разделял восторгов спутника и был настроен гораздо менее воодушевлённо. Он тоже бросил несколько взглядов окрест, на открывавшиеся безбрежные виды, но ограничился в итоге кивком и довольно равнодушным замечанием, сопровождаемым протяжным зевком:

– Ага-а… Ничё так видок.

Димон презрительно покосился на него и передразнил:

– Ничё так! Ты глаза разуй. Это ж великолепно!

Миша скривился.

– Не перебарщивай. Ничего особенного не вижу. Такой же вид мы видели сто раз с соседних высоток. Может, и получше даже.

Димон, на нашедшись что ответить на этот справедливый довод, лишь махнул рукой и, прекратив доказывать что-то не желавшему понимать его товарищу, продолжил расширенными от несколько наигранного восхищения глазами озирать раскинувшийся вокруг как на ладони город.

– Вон там нам давно следовало бы побывать, – заметил он немного погодя, кивая на обширную заречную даль, покрытую яркой бирюзовой зеленью, над которой скользили, золотя её, притушенные лучи заходящего солнца. – Всё собираемся, собираемся, да никак не соберёмся… Давай на днях махнём туда? Макса прихватим, Руслана, Серёгу… ещё там, может, захочет кто… Неплохая экспедиция может получиться. Можно и с ночёвкой, кстати.

– Махнём, махнём, – кивнул Миша, чуть приметно усмехаясь. Про поездку за реку Димон любил порассуждать так же, как и о спуске с крутой горки без тормозов. Но пока что одними разговорами и планами дело и ограничивалось.

Димон между тем, продолжая вертеть головой кругом, задержал взгляд на расположенной уже по эту сторону реки группе строений из красно-бурого, словно опалённого огнём камня, на первый взгляд совершенно разрозненных и не имевших одно с другим мало общего, но когда-то входивших в единый архитектурный ансамбль. Это были уцелевшие фрагменты старой городской цитадели, от которой осталось лишь несколько казарм, полуразрушенных бастионов и обломков стен, в беспорядке разбросанных на большой территории, порой на значительном расстоянии друг от друга. И хотя эти по большей части заброшенные, заросшие сорняком руины, жалкие остатки былой роскоши, очень отдалённо напоминали оборонительные сооружения, горожане всё равно называли их, как и весь район, где они находились, «крепостью».

– И в крепости, кстати, бог знает сколько уже не были, – проговорил Димон, бегая глазами по раскиданным тут и там краснокаменным постройкам самого различного вида. – Хотя ж вроде совсем рядом, в двух шагах… Совсем обленились.

– Я предлагал вчера, – напомнил Миша. – Ты не захотел. Тебе купаться вздумалось. В сентябре месяце – самое время… Поехали бы в крепость, может, по-другому бы всё и сложилось, – вполголоса, с задумчивым выражением примолвил он.

Димон сделал вид, что не услышал, и, прикрыв глаза от светившего в них сбоку солнца, другую руку выбросил вперёд.

– Вон там, по дороге на вокзал, самый большой бастион. Мы там не были года два, если не больше. А зря! Там стоит побывать. Там масса всяких ходов-переходов… И, по моим предположениям, – Димон чуть понизил голос, точно делясь тайной, и поднял кверху указательный палец, – есть подземный ход! Это обязательно нужно проверить.

Миша на этот раз не откликнулся, вероятно, по-прежнему занятый только что высказанным им соображением.

Димон же, окидывая острым, неослабным взором расстилавшийся перед ним широкий окоём, вскоре выделил среди множества городских объектов очередной, привлёкший его внимание.

– О, вот где мы ещё не были! – звонким голосом промолвил он, снова вскидывая руку и указывая на поблёскивавшую вдали серебристую металлическую конструкцию, дугообразный верх которой возвышался над окружавшей её густой растительностью. – Новое чёртово колесо установили наконец-то!.. Не, ну понятно, что старое на ладан уже дышало и могло, чего доброго, рухнуть. Так что правильно его убрали. Но непонятно, почему новое не могли установить три года. Целых, нахрен, три года!.. Три ведь, да?

Миша пожал плечами.

– Без понятия. Я как-то не следил за этим.

Димон, мельком взглянув на него, сузил глаза и выпятил губы.

– А, ну да, конечно. У тебя ж есть заботы поважнее.

Миша, мгновенно утратив свой рассеянно-отсутствующий вид, метнул на товарища желчный взгляд и процедил сквозь зубы:

– Мои заботы тебя не касаются.

Димон предпочёл сделать вид, что не услышал приятеля, и, отойдя от него на несколько шагов, вновь погрузился в созерцание родного города, обозревавшегося им с таким неподдельным интересом, как будто он не родился и вырос здесь, а приехал сюда вчера и спешил хотя бы поверхностно ознакомиться со всеми местными достопримечательностями.

Однако даже недолгое время оставаться в безмолвии он был, по-видимому, не в состоянии и, не обращая внимания на хмурую, отстранённую мину напарника, не переставал делиться с ним впечатлениями от увиденного, не смущаясь тем, что тот почти не слушал его, и говоря всё это будто самому себе:

– В общем, и городок наш не такой уж и большой, и облазили мы его вроде вдоль и поперёк. Где только не были!.. А вот если присмотреться повнимательнее – вот так, с высоты птичьего полёта, – так, оказывается, много ещё белых пятен осталось…

– Чёт птицы у тебя как-то низко летают, – не сдержавшись, сыронизировал Миша.

Димон добродушно кивнул.

– Согласен, низковато. Но это я так, для красного словца. А если серьёзно, то реально, много где ещё побывать можно. И в городе, и в районе, да и подальше. Мы ж не дети уже, слава богу, можем рвануть куда угодно. Было бы желание…

– Как ты думаешь, что видел Руслан? – неожиданно прервал его разглагольствования Миша.

Димон, осёкшись, обернулся к приятелю и, будто не расслышав, переспросил:

– Чего?

Но Миша, не повторяя своего вопроса, молча смотрел на друга и ждал ответа.

Тот, согнав с лица фальшиво-восторженное выражение, чуть поморщился, точно отведав какой-то кислятины, и вздёрнул плечами.

– Н-не знаю… Он не уточнил.

– Но что-то ж видел, это очевидно, – продолжал Миша. – На нём ведь просто лица не было.

Димон насмешливо осклабился.

– Да уж! Видок у него был тот ещё. Кажется, хуже, чем тогда, когда его из ямы вытащили переломанного.

Миша согласно двинул головой.

– Вот то-то и оно… Значит, что-то видел. Вопрос только в том, что именно? То же, что и мы, или же она приготовила для него что-нибудь эксклюзивное?

– Скорее, второе, – немного подумав, высказал предположение Димон. – Чтобы увидеть то, что видели мы, надо было завалиться к ней в гости. А Руслан до этого вряд ли додумался.

– О да! – Миша швырнул на собеседника косой взгляд. – До этого додумались мы. Вернее, ты. А я, как дурак, поволокся за тобой.

– Почему «как»? – не выдержал и съязвил Димон.

– Да пошёл ты! – вспылил Миша, сверкнув глазами и невольно сжав кулаки. – Нашёл время шутки шутить. Ты что, не понимаешь, что всё это ни хрена не смешно? С нами произошло такое, что… что… – он не находил слов, – это просто жесть! Это ж ни в какие ворота не лезет. Бред какой-то… Вот уж не думал, что со мной может приключиться такое.

Димон сумрачно ухмыльнулся.

– А вот, как выяснилось, может. – И, совсем уж посмурнев, добавил: – В жизни всякое бывает. В том числе и такое…

Воодушевление и энтузиазм как-то вдруг покинули Димона. Не глядя больше на городские виды, словно под влиянием нахлынувших на него безрадостных дум мгновенно потеряв к ним интерес, он подошёл к краю крыши и уронил взгляд на двор, замкнутый со всех сторон домами. Скользнул взором по пышным палисадникам, заслонённым раскидистыми купами деревьев, покрывавшими своей густой тенью половину двора, по вытянувшимся длинной загогулиной сараям, среди которых он разглядел и свой, по старинному кирпичному зданию кочегарки, к которому примыкала, возносясь кверху, такая же старая и также сложенная из полинялого, выщербленного кирпича округлая башня, увенчанная острой иглой громоотвода, чуть покосившейся от частых ударов молнии. Виднелись и маленькие человеческие фигурки: с отрывистыми, пронзительными криками гонявшая в футбол мелюзга и пожилые соседки, сторожившие поблизости своё свежевыстиранное белоснежное бельё, развешанное на переброшенных от деревьев к сараям верёвках.

Внезапно Димон насторожился. Внимательно всмотрелся во что-то или кого-то, замеченного им внизу, и, вполголоса чертыхнувшись, повернулся к приятелю.