Светом двух миров

– А никто не просит, – ответил Семён.

Витя встал и медленно поплёлся по аллейки дворика. Не в сторону остановки. Даже, кажется, не в сторону дома. А куда глаза глядят. А позади него осталась уже пустая скамья.

Витьке хотелось, чтобы его поняли, помогли. Но ещё больше, чтобы стать маленьким и незаметным, чтобы все забыли про него, отвернулись, оставили в покое и исчезли из его мира. Но только чтобы там остались Анька и Ленка. И в какой-то момент он даже представил себе падающий на весь этот город тяжёлый раскалённый метеорит, чудовищный взрыв, всё разлетается в клочки, а он с Анькой и Ленкой ещё с дачи не вернулись, потому что там картошка и огурцы, которые-то и помогут им выжить в первое время. А затем, конечно, новое человечество, которое они с Анькой и Ленкой зародят. И вся жизнь с нуля. Вот так перезагрузка реальности!

И так ярко это привиделось! В таких вдруг цветах и подробностях.

Потом Витька выбросил всё это из головы, – он же взрослый уже человек, – и отправился к остановке троллейбуса.

В это время ангел тихо скользил над домами и проспектами и вспоминал то время, когда он был человеком. Вспоминал себя человеком.

Он тоже тогда не знал верного ответа и надеялся на какое-то сверхъестественное чудо. Он тоже мучился. Теперь-то он знает, что чудес не бывает, а не знать верных ответов – легко и приятно. А ещё, так: легко и приятно, – умеют жить только ангелы.

Они-то видят, как ткань жизни медленно разворачивается, не прерываясь и не форсируя свою скорость. На ней может быть всё, что угодно, прямо как в безудержной человеческой фантазии, но всё это, даже не смотря на всю страсть своей выразительности, никогда не вырвется за пределы большого единого полотна, и в какой-то момент просто сгинет, сгорит под раскаленным резаком прошлого. А если вообще посмотреть свысока, как это умеют лишь ангелы, на этом полотне всё станет плоским и сиюминутным. Вполне безобидным и даже смешным.

А, может, и нет. И всё не так! Это не важно. Ангел и в бытность человеком не всегда правильно выражал свои мысли, теперь же он вообще не понимал, зачем эти мысли и их правильное выражение нужны. Когда верных ответов-то и нет.

Но ещё он знал, что он обязательно поможет Витьке. Просто он так чувствовал и этим теперь жил. И, как выяснилось, не только уже Витьке, но ещё и Аньке, а значит – и Леночке. А потом это обязательно коснётся всех других людей, и пойдёт кругами разбегающихся волн, оживляя сюжет большого полотна во всю его ширину.

Только вот, как это будет?! – это пока оставалось от взора ангела сокрытым в Великом Неведомом, которое обычный человек непочтительно называет словом «будущее».

Ангел ждал появления новой нитяной строчки большого полотна и просто летел над городом.

А на одном из краёв, чуть вдалеке от шумного его центра, тихо молилась Аня. Не словами даже и записными формулами, а своей поющей во всём любовью.

Как? А вот глянет на играющую на кровати Леночку с погремушкой в руках, тронет Витькины футболки, что пойдут в стирку, начистит картошку в суп для семьи. И сама не знает о том, а молится. Потому что человек так-то не умеет сам молиться. Только вид делает. По-настоящему хорошо это делает только его душа. А человек живёт затем в том, что в ней молитвенно ожило и взросло.

Так и Анька жила – такой верой. Всё вокруг ей виделось светом, а в то, в чём света не хватала, она добавляла ровно столько, сколько нужно, чтобы было легко это любить дальше.

И ткань жизни от такой любви, весь цветастый узор на ней, сдвигался волнами и кругами. Реальность всегда подстраивалась. И поэтому Аньке не надо было иметь всё, чтобы быть довольной, она и так умела видеть то, чем была довольна, во всём, чем жила.

Причём, никто же и никогда её этому не учил. Она это всегда умела, и поэтому как-то по-другому жить у неё просто не получилось бы.

Такому не научишь, и обратно не переучишься.

Что ж.

«Ангел, ставший человеком! – и такое бывает. Может в том и спасение Витьки во всех его трудностях?» – подумал ангел, наблюдая в прозрачном небе над городом колыхание светлых потоков Анькиных молитв.

А Витька до дома пока не дошёл, мрачнел всё больше.

– Эй, драгоценный, что такой хмурый? Дай, погадаю! – всю правду тебе скажу, ничего не утаю! Ручку дашь, а я скажу тебе как было, как будет, и смахну печаль с твоей жизни. Верь мне! Бабка моя, а до неё её бабка, и бабка той бабки – все знали. И моё слово верное, целительное, как глоток правды для тебя! Как лекарство! Стой, не пожалеешь! Зачем идёшь мимо? Последний шанс упускаешь. Пройдёшь – смерть тебе будет, болезнь будет, плохо будет. А так, и тебе хорошо станет, и мне – смотри, сколько у меня деток, все кушать хотят. Помоги, добрый человек. Хороший человек. Не в убыток. А я в долгу тоже не останусь. Как есть всю порчу сниму, счастье принесу, удачу. Эй! Зачем мимо идёшь? Зачем не смотришь?

– Отстань.

– Ай, злой какой! Ну и пускай пусто тебе будет! И бедным и больным будешь! Одиноким и невезучим! Потому что злой и глупый! И нет тебе счастья теперь! Я вижу! Я знаю! Чёрт! Чёрт за тобой идёт! Вижу уже, как он облизывается на тебя! Проглотит скоро! Будешь бежать, а он догонит! Просить, а он посмеётся! Нету тебе спасения! Нету счастья!

И так ещё долго позади, пока тётке в чёрных балахонах не надоело или ещё там чего – Витьке было всё равно. Даже если во всём она и права, – виноват он по всем статьям. Только он всё равно не сдастся. Ручки не поднимет. Ведь надо только разобраться с этим долговязым. А дальше, что-нибудь придумает, как-нибудь выкрутится.

А сюжет большого полотна только закручивался.

Вечером Витька не хотел идти на работу и оставлять семью в ночь. Метался в сомнениях и мрачных ожиданиях. Особенно после утреннего своего крестового похода, хоть по итогу ему и дали понять, что Анька им не интересна. Но ведь не гарантировали, что всем им.

Анька убедила, что всё будет в порядке, и что она теперь осторожнее, чем была, когда ничего не знала, и запрётся наглухо в квартире до утра. Уже в прихожей подошла к Вите и говорит:

– Мы-то дома у себя. Это ты уходишь один. И смотри, у тебя везде «ОХРАНА» написано. Тут, – она положила свою ладонь ему на сердце, – Там, во всю спину, – обняла его, обхватив крепко руками. – На кепке, – посмотрела мужу в глаза. – Это я тебя буду охранять. Понял?

Аня улыбнулась и поцеловала Витю легким касанием губ. Потом отошла на шаг и вручила мужу авоську с какой-то едой в маленьком пластиковом термосе:

– Иди спокойно, – и открыла дверь.

Витя вышел, чуть улыбнувшись, но не тронулся вниз по ступенькам, пока не услышал хруст всех замков в дверях. Потом, уже на улице, несколько раз оборачивался, пытаясь выхватить взглядом по округе силуэт чёрной машины. Но всё было спокойно. Почти как всегда, кроме того, что каждая тень мерещилась теперь разными силуэтами.

Он вышел на улицу, прошёл скверик с заработавшим на днях фонтаном, быстро зашагал мимо резко открывшихся для него дверей супермаркета к чёрному зданию бара «NEBESA», которое показалось впереди.

И вдруг – он увидел там эту чёрную БМВ! Блестящую под светом недавно зажегшихся фонарей.

Как знал! – мелькнуло в голове.

Машина стояла в дорожном кармане проспекта, напротив лестницы бара. Видимо, владелец её убивал теперь своё время внутри, наливаясь жгучим алкоголем. А в груди у Витьки тоже всё как будто обожгло, – так близко от их дома! Он ускорился и резко рванул по ступеням в сияющее нутро питейного заведения, сжимая на ходу кулаки.

Пролетел мимо дремавшего охранника. Ворвавшись в зал бара, наполненного частыми тяжёлыми ударами бездумной музыки, оглядел стойку и все столики в стороне от неё, – долговязого не было. Лишь на фоне зеркальных витрин с пузатыми бутылками чернела рубашка молодой барменши. Она орудовала со стаканами напротив единственного посетителя бара, оседлавшего неудобный стул. И это тоже была женщина, маленькая и скрючившаяся над высоким стаканом чего-то красноватого.

Она грустно рассказывала:

– Ну, в чём тут смысл? Стараешься, стараешься, а они проходят. Быдло, а не народ! БЫДЛО!

Молодая барменша, не говоря ни слова, выполняла свою рутинную работу, делая вид, что всё слышит.

– Хы! – осклабилась подвыпившая особа, – и ведь эти депутаты тоже быдло! Только под теми, кто выше их стоит. А те – для тех, кто ещё выше. А потом – ещё выше. Пока… – она замолчала, уперев острый тонкий палец в потолок. – Вот так и живём… – и рука упала на камень стойки, изображая полное уныние. – Быдлом друг для друга.

Витька узнал женщину. Активистка политического пикета отдыхала после очередного трудового дня. Кажется, неудачного. Её писклявый высокий голос теперь не бил пронзительными децибелами, усиленными матюгальником, а был размазан в воздухе каким-то неприятным и скользким скулением. Только Витьке это всё было не интересно. Он шагнул было к барменше, чтобы задать вопрос про долговязого, как тот сам вальяжно вырулил из-за дальнего угла со стороны тёмного прохода к туалетам. Витьку он не видел. Зато Витька видел его.

Он почти настиг его, когда тот плюхнулся в мягкое дерматиновое кресло с высокой спинкой у своего столика и потянулся к стакану. И за столом он был один.

Витька все слова забыл и страхи свои и кинулся на долговязого сразу же. Тот в последний момент сжал губы, скуксился и даже почти зажмурился от пролетающего мимо кулака Витьки, но всё-таки выставил вперёд свои длинные руки и ноги. Витька просто наткнулся на них и до уязвимых частей тела этой скотины не доставал. А жалко!

А дальше начался беспорядочный махач, как выражались Витькины одноклассники-подростки, когда собирались вместе поговорить о насущном.

В один момент Витька двинул рукой, и маленький пластиковый термос в авоське, которая так и осталась зажата в его кулаке, заехал долговязому под глаз. Тот отлетел скорее от неожиданности такого удара, чем от полученного импульса летящей по касательной массы. Но тут же вскочил снова. Была бы реальной масса в руках у Витьки, он бы уже не встал. А так, – пластмассовая болванка, и только.

Витька размахнулся свободной рукой, совсем не целясь, но сумел заехать долговязому всего лишь в плечо. Тот тоже крутился, пытаясь защищаться, извивался, слегка постанывая от напряжения. Витька же пёр молча и целенаправленно. И в конце концов сумел так толкнуть противника, что тот отлетел к дальней стенке, к которой боком было придвинуто его кресло. Витя собрался было вскочить на кресло и напрыгнуть на соперника сверху, как увидел, что тот тащит из-за пояса чёрный блестящий пистолет. Как в замедленном кино Витька успел только смахнуть на него стоящий на столе стакан с какой-то выпивкой, и тем на время замедлил его решительные действия. Но в следующее мгновение Витька уже метнулся в сторону от направленного на него дула. Грохнул выстрел!

Именно грохнул, оглушив. Что-то посыпалось, звеня, женщины завизжали, а плотные тяжёлые музыкальные биты на время притухли в эхе выстрела.

Долговязый парень уже вставал ногами на кресло для лучшего обзора. А Витька бросился под какой-то стол, потом – за стул и дальше, мимо стены в сторону распашной на обе стороны двери в барную кухню. И весь этот путь его пытались настичь хаотичными выстрелами.

На тесной кухне, за металлическими разделочными столами и массивной конвекционной панелью, Витька был защищен от пуль лучше. В глубине – большой холодильник, за которым виднелся проход в следующую комнату. Только Витька метнулся к нему, как в кухню ворвался обезумевший от страха и собственной вооруженности долговязый бандит, который тут же начал палить без разбору и не целясь. Пули звенели о посуду и отлетали от металла рикошетом. И тут … Витька успел только услышать короткий пронзительный шипящий свист, за которым взрыв оглушил его. Видимо очередной рикошет пробил шланг небольшого газового баллона, стоящего в углу, а затем рванул и сам газ. Холодильник, за который успел влететь Витька до взрыва, сдвинуло ударом, и он вытолкнул Витьку в соседнюю комнату, а сам застрял в дверном проёме.

Всё посыпалось, потемнело, кожу обдало жаром, а откуда-то сверху полилась вода. В ушах стоял свист. Кажется, тонко и пронзительно звенели перепонки. Всё смешалось на целую минуту. Ничего не чувствуешь, ничего не видишь, ничего не понимаешь. Только через эту минуту отбитое тело Витьки вдруг без предупреждения пронзило болью. Нестерпимо ломить стало всё и сразу. Ни руки, ни ноги не хотели слушаться, в этой ломке. Лишь неимоверным усилием удалось подтянуть конечности под себя и слегка приподняться над полом. Обрушившаяся темнота наполненная звоном в ушах, обескураживала ещё больше. Пошатываясь, Витька пополз на четвереньках куда-то в сторону, будто всё ещё убегая от кого-то. Но, упершись в твёрдое перед собой лбом, он снова распластался на холодный мокрый пол. И это немного помогло. Ещё через минуту, хотя Витька не мог считать и понимать адекватно текучее вязкое время, он смог подчинить руки и ноги своей воле.

Выставив одну руку вперед, он снова куда-то пополз. По проблескам метущегося огня сквозь щели понял, что стоит у холодильника, спасшего ему жизнь, а за ним, в кухне, – разгорается пожар.

Витька напрягся и изо всех сил толкнул холодильник от себя, освобождая дверной проход. Достаточно, чтобы пролезть дальше. Там уже было светлее от огня, но при этом, комнату заволакивало густым дымом. Огня немного, кухня вся была в металле и кафеле, просто гореть было нечему, но в углу дымила раскуроченная микроволновка и ещё что-то там, в стороне.

Надо было выбираться.

Витя, прижимаясь как можно ближе к полу, чтобы не надышаться, пополз к выходу из кухни. Там, в почти не пострадавшем от взрыва пространстве барного зала, пульсировала красным аварийная лампа и глухо вопила пожарная тревога. Так и вопила: «Пожарная Тревога! Пожарная Тревога!»

Где-то со стороны этой красной пульсации и голоса из динамиков был выход на улицу, и Витя пополз в его сторону. Но по пути он вдруг наткнулся на чьи-то две обнявшиеся друг с другом фигуры. Во вспышках красного он узнал барменшу и пьяную агитаторшу. Ещё когда началась драка, они подались к Витьке и долговязому с какими-то криками и воплями, которых он уже не помнил. А когда грохнули выстрелы, видимо те прижали их, инстинктивно бросившихся на пол, друг к другу. Тут их и застал последовавший за этим взрыв.

Агитаторша теперь пьяно мычала, пока не придя в сознание, барменша судорожно извивалась, стараясь выбраться из-под неё. Витьке пришлось закричать (он сам себя практически не слышал), что он поможет и потащить барменшу, а вместе с ней и бесчувственную агитаторшу, к выходу. Барменша помогала дрыганьем своих конечностей, агитаторша практически ничего не весила, – сжатый кусок пропагандистского запала, одни нервы. Так что им троим удалось достаточно быстро выбраться на улицу и скатиться по холодным крутым ступеням куда-то в мокрую от вечерних испарений траву. Даже агитаторша от такого способа спуска стала приходить в себя.

«Живые», – пронеслась в голове Витьки шальная мысль. Он даже боль практически перестал чувствовать и начал подниматься на ноги, балдея от охватившего его пьянящего чувства только что выжившего человека. Спасенные им девушки при этом ещё ковырялись на земле, не понимая пока где реальность.

Витя повернулся в сторону чёрного столба дыма, вырывающегося из большого мрачного портала барного входа. Как вдруг, пронзая этот мрак слепящей вспышкой, прямо в его сторону вылетел на своих огромных сияющих крыльях Семён. С его рук свисало закопченное чьё-то тело.

– Забыл ещё одного, – улыбнулся ангел, опуская к ногам Витьки свою ношу. При этом его крылья хлопали о воздух и с силой разрывали вечернюю тишину, обдавая Витьку каким-то сладким ароматом.

От этого благовония голова Витьки стала лёгкой, боль прошла и забылась. Стали приходить в себя девушки, и – Витька даже успел удивиться – открыло глаза чёрное тело последнего спасенного. Это был долговязый бандит, стрелявший в Витьку.

Он лежал, хлопая веками, отчего белки его глаз то вспыхивали, то снова гасли на фоне закопченного лица. А в глазах был не то ужас, не то недоумение. Он смотрел на ангела перед собой во всей его ослепительности, а потом на Витьку, геройски нависшего над ним, и снова на ангела своими зрачками-маятниками и мычал о чём-то. Вид его был жалок.

– Вот он, принесён к твоим ногам и на твою милость, – торжественно произнёс ангел.

Витька посмотрел на подношение.

– А на кой он мне теперь? Мне уже ничего не надо. Он всё сам сделал.

Закопченное тело в траве слушало этот диалог и следило, какая чаша весов перевесит, и паузы между слов здесь казались безднами, в каждую из которых скоро предстояло отправиться. Светящееся крылатое существо усиливало пафос сцены.

– Простите, – прохрипело снизу.

Витька глянул вниз.

– Посмотрим, – только и сказал он и отвернулся к ангелу. – Ты тут откуда? – спросил он друга.

– Да так, мимо пролетал. Решил на небеса взглянуть, – по-человечески каламбурил Семён. – Ну и устроил ты там взрыв сверхновой!

– Так, само собой как-то получилось. И, вообще, взрыв не мой! – первое, что пришло, выдал Витька. – Кажется, нам надо валить отсюда. Иначе задержат надолго.

Со стороны уже подбегали люди, пытаясь помочь лежащим на траве. Ангела они уже не видели. А Витька тихо зашёл за чёрный куст и исчез в надвигающейся ночи.

И пошёл на работу.

Он даже умудрился как-то добраться туда, хоть и прилично опоздал. Начальник хотел было влепить ему выговор, но от вида Витькиного забыл это сделать. Перешёл на сочувственный тон в адрес жертвы автомобильной аварии, которой представился Витька. Просто ему не хотелось связывать свою персону с событием, о котором завтра будет знать весь город, а может быть и область. Когда впечатлённый начальник был окончательно повержен и, качая головой, ушёл, Витька кое-как привёл себя в порядок и провёл ночь, прокручивая в голове умопомрачительные события прошедшего дня.

Что теперь будет? – вот какой вопрос повис в мыслях у него.

При этом ни страха, ни радости, ни какой-то заинтересованности в ответе. Одна пустота.

Поразительно, как, дойдя до черты, можно поменяться и поменять для себя всё! Будто уже видел, что там, за чертой, и оно забрало тебя прежнего.

Следующий день, как и предполагал Витька, город гудел вечерним событием в баре. В местных новостях крутили кадры с места происшествия. Витька сидел дома перед экраном и, нахмурившись, смотрел на закопченные до черноты некогда серебряные буквы названия бара, которые стали почти не видны на фоне изначально чёрных стен. Внутри тоже – всё стояло закопченным. NEBESA стали походить на мрачные подземелья ада. Двое пострадавших девушек давали интервью, в которых что-то лепетали про своего спасителя и удивлялись, куда это девался вдруг охранник заведения. Который, кстати, оправдывался тем, что его оглушило взрывом и он сам не помнит как выбрался. Витька только сейчас вспомнил про охранника. После взрыва его точно нигде не было видно. Может, сбежал сразу же, как только начались выстрелы?

Про долговязого, из-за которого закрутилась вся эта кутерьма, нигде не было сказано. И про стрельбу тоже. Только о взрыве баллона с газом. И ещё, журналисты все, как сговорились, заканчивали свои репортажи призывами найти спасителя девушек и наградить за проявленное мужество.

Витька хмурился. Ой, как же не нравилась ему эта суета.

В остальном, день прошёл спокойно. Только после обеда позвонили, – нашёлся покупатель на выставленное на продажу столярное оборудование. Договорились на следующий день встретиться, посмотреть. Витька боялся даже радоваться, чтобы не сглазить. Если продаст, расплатится со всеми долгами.

Следующий день был рабочим, надо было выходить на дневную смену. Поэтому Витька позвонил начальнику, сказал, что не очень хорошо себя чувствует, просил выходной за свой счёт. Начальник выходной дал, ещё раз спросил про аварию, пожелал здоровья. Витьке даже неудобно стало от своего вынужденного вранья. Но, лучших вариантов не было.

В общем, день Витька провёл в ожидании, странных невесёлых мыслях и, одновременно, в надеждах. То есть, несколько нервно прошёл день. Но, всё-таки, прошёл.

На второй день после пожара в баре Витька уже с утра стал собираться на встречу, которая была аж только после обеда. Он уже два часа периодически метался по квартире, волновался, нетерпеливо смотрел на часы, всё время проверяя мысленно, всё ли приготовил. Готов был хоть сейчас уже идти, лишь бы скорее.

Но ещё до обеда в дверь вдруг позвонили. «Что за нежданные гости?» – подумал Витька, когда пошёл открывать, Анька была занята на кухне.

В рыбьем глазе дверного глазка стояли двое: старший мужик из коллекторской фирмы и его молодой долговязый помощник, которого в последний раз Витя видел чуть живым. Вот ведь, опять нарисовались! Витька внутренне сжался, эти гости были совсем не ко времени, но дверь не открыть было нельзя. Поэтому пришлось нехотя хрустнуть замком, открыть дверь и, тут же выйти на лестничную площадку, прижав дверь своей спиной. «Гости» тоже так привыкли общаться.

Старший стоял как обычно: не мигая смотрел на Витьку. Молодой как-то сник, сжался, будто и не хотел тут сейчас оставаться.

– Ещё же время есть у меня, почти три дня! – начал было Витька.

– Погоди ты, мы не за тем, – остановил его старший. – Выяснить надо одну вещь.

Он нахмурился и посмотрел на грустного молодого.

– Вчера нашли вот его в больнице. Какого-то побитого. Говорит, был в баре сгоревшем, и ещё всякое там несёт.

Старший вышибала мялся, не знал как лучше сказать. Но не в его привычках было отступать.

– Короче, говорит ты там был, напал на него. И ещё взрыв был. А ты вдруг с крыльями оказался и вылетел вместе с ним из огня. Короче, спас что ли. И вот он, – мужик кивнул на парня, – несёт эту ахинею, хоть в дурку вези.

Мужик сделал паузу, ещё раз посмотрел на молодого парня, который мялся рядом.

– Ну так, я разобраться хочу, что произошло?

Витьку припирали ещё каким-то новым разбирательством, причём одни и те же люди. И это сейчас, когда он почти готов был решить все старые проблемы, было вообще некстати. Но. Выкручиваться с этими людьми, когда они спрашивали прямо, точно теперь не стоило.

– Да, был там. Хотел морду ему набить, – хмуро посмотрел Витька, – но не успел. Он пистолет достал и начал палить без разбору. А там газ взорвался.

– Это я понял! – перебил его мужик нетерпеливо, – Но ты с крыльями летал и спасал его? Вытащил из огня?

Тут за плечом мужика вдруг начала проявляться крылатая фигура Семёна. Он хитро так улыбался, глядя на Витьку. А Витьку это повергало в ещё большую растерянность. И ведь, не нашёл лучшего времени, чтобы напоминать о себе. Весело ему!

Витька скосил на него взгляд и как будто обижено сказал мужику:

– Да не был я с крыльями и не летал там нигде, и вообще, как мог, спасал …

– Ну вот! – почти торжественно выдохнул мужик парню, оборвав Витьку на полуслове, – это тебе всё привиделось. Давай, это, не паникуй. При таких делах ещё и не такое может мерещиться.

Витька внимательно следил за реакцией мужика и поглядывал на удивительно смирного теперь своего врага.

– Но факт есть! – жизнь он тебе спас. С крыльями там, без крыльев. За тобой теперь должок, паря!

Долговязый вяло посмотрел на старшего своего напарника.

– В наше время, по любому, за это по гроб были обязаны. Не знаю как у вас теперь молодых, но понятия тогда чтили. Понял?

Долговязый молчал.

– Понял, спрашиваю? – надавил мужик.

– Да, – выдавил молодой.

– Или платили по долгам, если не хотели такого ярма на шею. Тем, что было. Короче, по любому платили.

Парень снова молчал. Старший мужик терпел секунд пять, потом выдохнул раздраженно:

– Учить вас ещё и учить, салаг. Давай ключи от машины, – тоном, на который не возразишь, закончил мужик, вытянув руку.

Парень округлил глаза, глянул на настойчивого напарника, но полез в карман.

– Лучше сейчас, чем тогда, когда не готов будешь вернуть долги, – веско сказал мужик, смахнул с ладони пацана ключи на брелоке. И протянул их Витьке.

Витька вообще мало что теперь понимал. Как говорится, без меня меня женили, и ещё и машина в приданое. Он молча протянул руку и принял ключи. Постоял несколько секунд, пытаясь понять, что произошло.

– И ещё. Тебя в баре не было. Усёк? – надавил мужик.

Витька быстро мотнул головой, соглашаясь. Потом разберётся, почему и как это его в баре не было.

– Ну всё, разобрались, – по-деловому заключил мужик и толкнул молодого в сторону лестницы вниз.

– Стойте, – вдруг тормознул их Витька.

Те остановились.

– Если это теперь моё, то я этим и долг свой могу покрыть? Я думаю, там ещё даже в большём плюсе будете, машина ведь дороже стоит.

Витька ждал решения. Но мужик долго не думал, быстро прокрутил в голове все балансы и забрал ключи у Витьки. Посмотрел на безучастного долговязого парня и молча пошёл вниз. Молодой – за ним.