#КрымВсем

скачать книгу бесплатно


– Вот и я говорю, очень милосердно, – поддакнул Кнут и тут же получил пинок от Лизы.

– Ай, больно же! Вот они, женщины: когда своё мнение считают единственно верным, бьют безжалостно. – Кнут напоказ потирал пострадавшее место. – Жена вот у Паши, к примеру, много хочет, вам не кажется?

– Проблема не в том, что она много хочет, а в том, что они с Пашой хотят разного. – Лиза склонилась над котелком с овощами. – Всегда можно договориться, если не плевать на другого.

Кит и Кнут переглянулись, беззвучным вопросом округлив брови. Они друг друга понимали с одного взгляда. Кажется, своей серьёзной интонацией Лиза их слегка удивила. Но ни один из них не решился сказать что-то вслух.

Постепенно все успокоились, и каждый занялся своим делом. Кнут разжег огонь. Лиза и Леся по очереди нависали над котлом и решали какой приправы добавить ещё. Кит занялся дровами. Потап молча смотрел в горизонт. Из нашей компании только Тоша ещё не появлялся, но уж за него-то никто не переживал вообще.

Я не знал куда себя пристроить и вернулся в тенёк под акацией. В голове от безделья крутились разные мысли: про Пашу, про неожиданное знакомство с женой его, про их квартиру. Вернее, про квартиру Паши, как выяснилось.

Ну вот ни за что не признался бы никому из моих новых знакомых, но я и жену Паши понимал, её резоны и чувства. Она теряла тоже. Только почему-то в итоге так всё некрасиво оборачивалось. Правы вроде все, но ни на чьей стороне я бы оказаться в такой ситуации не хотел. Потому что, никто не прав.

Мне хорошо, конечно, рассуждать. Я эмоционально не вовлечен, мне не нужно выбирать сторону и мне нет поводов бороться, рассчитывая на победу в споре. Но, может быть, подумал я, это и есть нормальный человеческий выход из любого конфликта для любой из сторон.

Сколько людей растрачивают силы и эмоции ради того, чтобы оказаться правым? Сколько люди теряют в погоне за своими ожиданиями? Цели их прекрасны: счастье и удовлетворение. Но непременно в этой гонке находится соперник, и им начинает казаться, что, победив его и первым придя к манящей цели, они станут счастливыми обладателями заветного приза. И будут довольны жизнью.

Но в процессе такой борьбы что-то внутри разрушается. И даже если ты оказываешься победителем и получаешь желаемое, любить это в душе больше нечем. Остаётся от этой пустоты внутри только одно: гордость за себя.

Я много раз слышал, что для богатых цель не деньги. Они лишь трофей, доказательство их победы и средство для новых статусных побед. Вот они и доказывают бесконечно, заводят себя, людей вокруг, всё и всех оценивают только с позиции средства достижения своих целей, а в итоге лишь подпитывают свою гордыню. И вот, им кажется, что им нужно так много, а на самом деле оказывается нужно только одно: гордость за себя перед другими. И всё потому, что пусто в душе.

Вот, если бы счастье в жизни можно было изобразить в виде квартиры, подумал я. В образе дома, в котором мы находимся. Большинство тут же начали бы тащить в этот дом разные вещи, обставлять комнаты, планировать зоны, потому что голое счастье нас не удовлетворяет. Нам нужно непременно показать всем, что оно наше, мы обладатели уникальной жизни, и её такой у других нет и быть не может. Мы изначально играем по правилам соперничества, эмоционально вкладываясь в борьбу, вечно живём беспокойным движением к своему идеалу. А в свой дом, в место своего счастья, возвращаемся только за тем, чтобы принести ещё один трофей. И снова на борьбу. С людьми, с обстоятельствами, с собой. И не факт, что в итоге мы побеждаем. Я даже подумываю иногда, что сам победитель просто не может признаться себе и другим, что и он чувствует, что его победа – лишь обман.

Я сидел, щурясь на беззаботную игру бликов на качающейся глади моря, и задавал себе вопрос: а где выход? Я понимал, что жить борьбой за счастье, – это киношный штамп, подходящий больше наивным подросткам. Умудрённый опытом жизни знает, счастье не нуждается в нашей борьбе. Оно – это точка зрения человека на свою жизнь, а не результат достижений. А вот как осознать это и стать счастливым? Или же, как быть счастливым в этом изменчивом мире, я пока не понимал.

Не понимал и Паша, не понимала его жена. А ребята у костра? Понимали ли они? Я сомневался и в этом. Никто из них не казался мне идеалом счастливой полноценной жизни.

В итоге, я ничего не решил. Меня измучил вселенский масштаб вопроса, и я решил всё-таки сходить искупаться. 33 градуса в тени – это на нас, уральцев, действует отупляюще. В прохладных же объятиях моря я как-то само собой стал счастливее, отпустив свои сомнения, так что волнующий меня вопрос растворился в чувстве сиюминутного и реального. Не моя ли это очередная философская фантазия, которую легко было смыть простой радостью ощущений от теплого моря? Жизнь настоящая всегда сильнее наших фантазий о ней. Иногда эта правда нас, не ждущих подвоха, просто убивает. Иногда – лечит. Как сейчас меня.

К обеду у костра появился Тоша. Ночь, завернутая в цветастое покрывало, молча подошла и села на бревнышко. Лиза без слов протянула ей глубокую тарелку с похлёбкой, которую они соорудили на пару с Лесей. Кнут передал ей кусок подсыхающего на солнце хлеба. Кит поднялся, отошел к своей палатке и вернулся с нераспечатанной упаковкой сосисок. Разорвал её и первой же розоватой тонкой палочкой поделился с молчаливой Ночью, потом предложил всем остальным. Некоторые не отказались и маленькими кусочками стали откусывать сочную прохладную мякоть перед тем, как, обжигаясь, хлебнуть горячего бульона.

Поели почти без слов. Неизменная привычка – каждый вымыл свою тарелку у моря. Потом снова сели вокруг давно потухшего костровища. Потап откуда-то достал бутылку пива и, ни с кем не делясь, лениво потягивал из неё. Я же решил, пользуясь случаем, завязать интересный мне разговор:

– А вот мне интересно узнать про эти места побольше. В смысле истории, традиций.

По началу мне показалось, что мой вопрос останется безответным. Никто не торопился что-то говорить. Но вдруг Потап подал голос:

– Эй, что молчишь, наука? – это он к Киту обращался.

Тот выплыл из своих мыслей и спросил меня:

– А что тебе интересно?

– Да всё! От древности до современных историй.

Кит долгим взглядом обвёл весь залив от Карадага до Хамелеона и протянул:

– Ну-у, да. История этих мест начинается с ранних времён.

– Прости, с каких времён? – протянул Потап, флегматично оторвавшись от бутылки с пивом.

– С ранних, – машинально повторил Кит.

И так он смазано произнёс это слово, что в нём послышалось другое значение, и все вокруг костра грохнули хохотом. Не поняли повода для смеха лишь я с Лесей и сам Кит. Даже Лиза с запозданием хихикнула. Последним понял смысл сам Кит, но лишь презрительно улыбнулся уголком губ. Остальные же не унимались.

– Как хорошо, что теперь эти «сраннии времена» закончились.

– Не. Они тут каждую осень начинаются.

– А по мне, так «срань» никогда не заканчивается, – снова подал голос Потап.

– Ну что вы как дети, в самом деле? – Кит не ждал уже внимания и с обиженным видом сел прямо на гальку.

– Ты разочарован в нашем интеллектуальном развитии, брат? – Кнут изобразил наигранное сочувствие.

– Да. Оно у вас остановилось в пятом классе школы, – зло ответил Кит. – Смеётесь над самым примитивным.

– Ты слишком серьёзен, брат. Прости.

– Видимо узнать историю этих мест сегодня не удастся? – поинтересовался я, посмотрев на Кита сочувственно.

– Аспирант срезался на первом же тезисе, так что, – нет! – Потап был в ударе и останавливаться не собирался.

Кит блеснул в его сторону взглядом, но потом всё-таки усмехнулся:

– Дураки вы.

Вздохнул и спросил в свою очередь:

– Когда пойдём-то?

– Щас, переварим и можно идти. Погулять ещё успеем до начала концерта. – Кнут сполз с бревна на гальку и сыто прислонился к нему спиной.

– Я одеваться, – бодро вскочил Тоша и убежал к палаткам на склоне.

Посидели минуты три. Тоша, громко шлепая, слетел со склона к костровищу, представ пред нами в стильной сиреневой майке с надписью «noise of the see» и в белой шляпе. Сел, стараясь не запачкаться. Стал дожидаться остальных, теребя края своей новенькой одежды.

Ребята же времени не наблюдали. В конце концов, когда Кнут, вставая на ноги, неожиданно для нас едва сдерживаясь отрыгнул, все поняли, что пора. Медленно разошлись. Остались у потухшего костра только я, Леся и Потап. Нам с Лесей приукрашиваться всё равно было не во что. Потап же был безразличен ко всему, кроме своего кресла и остаткам пива. Мы остались молчать втроём.

Уже скоро стали собираться одетые. Сначала парни. Кит в лёгкой белоснежной сорочке с длинным рукавом и копюшоном, накинутом на макушку, Кнут в бежевой рубахе без воротника очень похожей на индийскую курту. Замыкала его образ узбекская вязаная тюбетейка на макушке, которую он, садясь, всё-таки снял и положил рядышком на бревне.

Потап молча встал и, колыхая животом, удалился к себе. Я подумал, что глядя на ребят, наконец-то тоже решил одеваться.

Когда спустились к нам девушки, все парни разом повернулись к ним, оценив их выходной фестивальный наряд. На Лизе шёлковые радужные шаровары сочетались с розовым топом, плотно облегающим бюст. Светлые пышные волосы свои она небрежно сплела вместе и спустила на плечо, собрав локоны ободком по линии головы. Легкий светлый образ получился.

Ночь же вышла в шортах из летней джинсы, мягко обтянувших её широкие бедра, и тёмно синей майке со свободным подолом, края которого свисали прядями неравномерно распущенной бахромы почти до колен. С каждым шагом длинные плети заигрывали с голой, матово блестящей, кожей её коленок. На чёрной буйной копне волос легкая фетровая шляпа котелком. Кит, резко сдернул с головы Тоши его белую шляпу, подскочил к девушке и, играя на публику, потянул край полей к бровям, изображая южного мачо. Ночь едва улыбнулась уголком губ, игнорируя танцевальные позы узкоплечего Кита, ответив ему самим своим притягательным сочным видом. Питерские явно выделялись в этой компании своим шармом.

Ребята встали. Почти все уже были в сборе.

– Ну, чё? Идём? – Тоша деловито упёр руки в бока, вытянувшись перед нами неловкой худобой своего тела.

Все стояли в готовности, Кнут осторожно спросил:

– Паша в состоянии?

– Он не пойдёт. Не ждите, – ответила Ночь.

– Ой! А я босиком собрался. – Кнут развёл руками в сторону своих голых стоп. – Щас, я мигом. – И убежал к палаткам.

К нему навстречу мимо нас прошествовал Потап, облаченный в длинный до пят балахон, который сравнял его упругое пузо с остальными частями тела, и снова плюхнулся в своё кресло. Я решился его спросить:

– Потап, а ты идёшь?

Он, не открывая глаз, лениво промямлил в ответ:

– Да не пойду я. Чё я там не видел?

– Ну, хоть прогуляешься, жирок растрясёшь, – неуклюже пошутил я, поздно поняв, что шутка могла быть понята в издевательском ключе.

– Мой жирок не любит трястись, – спокойно ответил Потап тоном, который позволил мне облегченно выдохнуть. – А музыка эта так орёт, что я её и здесь хорошо услышу.

– Ну что, тогда идём. – Тоша снял с головы Кита свою шляпу и, надвинул её себе на лоб. Ему не терпелось уже тронуться в путь.

Но Потап вдруг открыл глаза и ехидным тоном прямо, что называется в лоб, спросил меня:

– Артур, а ты, вообще, в курсе, к чему они притянули свой концерт? К дню независимости России! – Потап криво улыбнулся, глаза его ожили, он снова легко вскочил на своего любимого откормленного мерина критики. А я стал вспоминать, какое сегодня было число.

– Независимости от чего или от кого, мне интересно? Они 12 июня подписались под отказом от четверти территории своей страны, – всего, чем Россия веками прирастала. И после этого страна окончательно развалилась. О какой независимости они там говорят? И чему в который раз идиотски будут радоваться?

– Ох, друг, тебе лишь бы шашкой махать! – вздохнул Кит. – Слушай, Потап, я, может быть, и соглашусь с тобой, что этот день какой-то не настоящий, но, блин, мне по фиг на них всех! Я, чё, должен теперь всю жизнь свою обессмыслить, переживая по поводу чьей-то глупости? Есть возможность послушать классную музыку, и я приехал сюда ради этого. Вот и всё.