Птенец кукушки. Отдать в хорошие руки!

– Так я всегда смогу следить за ребенком! – заявила Арника, меряя просторную комнату на втором этаже шагами. – Смотри, Даня станет постарше, проснется ночью, захныкает, а я тут как тут! Стоит лишь голову от подушки оторвать – и наша девочка передо мной, как картинка! Ровно тринадцать шагов до нее!

Иван улыбался:

– Да, она будет такой же картинкой, как и ты, и таким же великолепным математиком! Все люди измеряют пространство метрами, а ты шагами!

– А я шагами! – хитро взглянула на мужа Арника. – Потому что я не все! Я – другая!

В водовороте событий, которых было в сто крат больше, чем за десять лет супружеской жизни, размеренной и спокойной, Арника уже почти позабыла, что всего два месяца назад они с мужем сердились и устраивали скандалы. Муж тайно от нее купил несколько книг об усыновлении, и когда жена засыпала, почитывал их при свете ночной лампы. К тому же и поведение Рикки успокоило мужа. Он рассчитывал на его несогласие при переселении на первый этаж, но нет, волк, на удивление, принял все бесстрастно, и внешне казался Ивану более чем дружелюбным. О вольере Иван больше не заговаривал, и это радовало Арнику. Она, затаив дыхание, наблюдала за происходящим, боясь сделать хотя бы один неловкий шаг, чтобы не потревожить семейную идиллию. А в то, что Арника могла ударить Рикки, вовсе перестало вериться. Чувство вины, конечно, никуда не делось. Оно не отпускало, мучило бессонными ночами. Что бы Арника ни делала, вина всегда была ее неизменной спутницей. «Ну почему, – задавалась одним и тем же вопросом девушка, – в чем и перед кем я виновата?» – но так и не находила ответов. Иногда Арника думала, что горюет исключительно из-за своего волка. Возможно, так оно и было. Потому что гнетущее чувство усилилось тогда, когда Арника переселила Рикки на первый этаж, а в супружеской спальне на месте Рикки и его игрушек, которыми Арника задаривала своего любимца, появилась прогулочная коляска, наполненная плюшевыми медведями, ползунками и погремушками. И все это в преддверии Нового года. Не гирлянды, не хлопушки, а детские принадлежности!

Однажды в огромном торговом центе, пропитанном запахами еловых веток, кофе, булочек с корицей, в суете головокружительных предпраздничных распродаж, Арника стояла одна посреди отдела детского питания и вертела в руках коробочки со смесями. Она даже не заметила, как сзади подошла продавщица:

– Могу я вам помочь? – спросила та.

– Нет, не знаю, – ответила Арника, – мне нужно питание для новорожденных.

– Сколько месяцев от рождения? – поинтересовалась продавщица.

– Два, нет, не два, три или четыре…

– Вы не знаете, когда ребенок родился?

– Не знаю, кажется, три месяца назад…

– Это не ваш ребенок?

– Мой, нет, не мой, но…

– Послушайте, девушка, – снисходительно улыбнулась продавщица, – если ребенок не ваш, то такими вопросами, как первый прикорм, пусть лучше займутся его родители, а вы купите младенцу игрушку хорошую.

– Игрушки у нас уже есть, – ответила Арника и выбежала из отдела.

Когда вечером за просмотром кинофильма Арника рассказала о неудачном шопинге Ивану, тот рассмеялся:

– Бельчонок, ну скажи мне, зачем тебе вообще понадобились смеси?

– Все просто, Иван, – возмущенно ответила Арника, – когда мы ее заберем, должны же хоть чем-то накормить!

– Вот когда заберем, тогда и думать будем!

– Тогда, Ванечка, может быть поздно, это же ребенок, ему не объяснишь, что он должен потерпеть, пока папочка сбегает в магазин и купит смесь, это же не… – Арника остановила сама себя. – Ты, Ванечка, смотри фильм, я на второй этаж схожу.

– Снова отправишься пеленки перекладывать? Давай лучше елку поставим, а то все некогда.

– Обязательно поставим, обязательно! – грустно улыбнулась Арника и пошла по лестнице.

Рикки внимательно следил за ее движениями, пристроив голову на первой ступеньке. Арника поймала его взгляд и резко отвернулась в сторону, чтобы не делать себе больно.

«Бедный мой волк! – думала Арника, стоя у окна супружеской спальни. Крупные хлопья снега медленно парили в желтом свете фонаря. – Новый год, мой самый любимый праздник, а торжества внутреннего совсем нет. Странная пустота. Эх, скорей бы забрать Даниэллочку! Успеть бы к Новому году! Вот только Рикки… Да, груднику не объяснишь, чтобы тот подождал, ребенок не поймет. А Рикки… Этот все понимал всегда. Вот и сейчас. Что стоит ему просто встать на крепкие высокие ноги и пойти следом за мной? Но нет, лежит, ждет. Принял ситуацию как свой собственный приговор. Ох, Арника, Арника, правильно ли ты все делаешь?» Арника чувствовала себя разрезанной пополам. Одна ее часть хотела немедленно, сиюминутно, забрать домой новорожденную девочку с ушками. А вторая часть жалела Рикки, протестовала. Против чего, против кого? Конечно, не против грудника! А против самой себя. Против новой себя! Разве это она? Спортом больше не занимается, грызет себя изнутри, на Рикки боится взглянуть! Да и внешне на беременную стала похожа. Нет, не поправилась, но лицо как-то изменилось, отекло, в движениях появилась неспешность, и ходит она теперь медленно, тяжело переставляя ноги, как утка. А с другой стороны, что в этом страшного? Муж в книге своей читал, что так бывает с усыновителями, а у некоторых женщин даже молоко грудное появляется. Чудо! Поэтому, рассматривая себя в зеркале, Арника решила даже не расстраиваться, тридцать лет, это лучшее время для перемен! И семью ребенок укрепит, им давно пора с Иваном взрослеть, а то ведь целых десять лет живут как молодожены только для самих себя, эгоизм самый настоящий! А Рикки привыкнет! Куда он денется?!

Арника тряхнула волосами, будто этим движением блестящих вьющихся прядей сбросила с себя тоску. Потом она зажгла свет и придирчиво осмотрела комнату. Все полностью готово, Даниэллочка будет здесь счастлива. Одежда приобретена. Игрушки тоже куплены. Кроватка, застеленная розовым покрывалом в рюшах – настоящее украшение комнаты. Над ней картина с магнолиями, выполненная в дымчато-персиковых тонах. А по стене летят бабочки. Их Арника своими руками сделала. Да и дышать в комнате ребенку легко будет! Три огромных окна. Полупрозрачные газовые занавески песчаного цвета для летнего настроения даже зимой. Вдоль стен напольные горшки с редкими растениями. Даже южанка-пальма есть, особая гордость Арники. Она привезла ее крошечной веточкой с моря. Никто не верил, что приживется. А она прижилась, дала крепкие корни, широкие листья и сейчас достает до потолка. Пальму Арника расположила рядом с детской кроваткой, так Даниэллочке любопытнее будет. Пусть маленькая привыкает с детства к красоте, к заботе о живом.

«Все полностью готово! – потерла руки Арника, изучив каждый сантиметр комнаты. – Хватит ждать! Завтра пойдем в отдел образования! Даниэллочку из медицинского заточения освобождать! Ох, как же волнительно это все! Неужели я стану мамой?!»

Следующим вечером супруги, захватив с собой пухлый портфель, в котором дожидались своего часа собранные документы, ступили на порог здания отдела образования. Кабинет номер три встретил их приоткрытыми дверями, в коридоре не было ни единого человека. Только одержимый усыновлением мог решиться на посещение Людмилы Сергеевны за два дня до самого главного зимнего праздника.

– К вам можно? – просунула Арника осторожно голову в кабинет специалиста по усыновлению.

– О-о-о, – протяжно вздохнула Людмила Сергеевна, узнав посетительницу, – госпожа Светлосанова, собственной персоной! Входите, конечно, надеюсь, вы с супругом?

– Ага, как же без него? – съехидничала Арника. – Как знала, что вы спросите, как знала!

И Арника, ухватившись одной рукой за карман Ивана, шагнула в кабинет, увлекая мужа за собой.

В кабинете ничего не изменилось, кроме гирлянд, появившихся в районе потолка, и огромной кучи коробок, елочных шариков и упаковок с памперсами в углу. Людмила Сергеевна перехватила взгляд посетительницы и поспешила ответить:

– Вот, видите, как мы стараемся?! Это подарки для опекунских семей на Новый год. Не все родители еще пришли за ними!

– Не все? – подняла удивленно бровь Арника. – Интересно! Когда же они их заберут, если до праздника меньше двух дней?

– Заберут, это не ваша забота. Так, документы принесли?

– Принесли, – подал голос Иван и полез в портфель.

– Очень хорошо, вы вовремя, так как завтра я не работаю, а после праздников у меня две недели отпуска. Если это так можно назвать. Еду с детьми в Италию.

– У вас есть дети? – не понял Иван.

– Нет, конечно, что вы, какие дети? – кокетливо ответила Людмила Сергеевна и ненароком коснулась пышной груди, которая на этот раз почти вываливалась из декольте. – Конечно, нет у меня детей. Я еще слишком молода и не замужем!

«Эту информацию ты, Людочка, могла бы утаить, для нас она совсем не важна!» – подумала Арника. И, взглянув на Людмилу Сергеевну, не удержалась от вопроса:

– А тогда с какими же детьми вы отправляетесь в столь увлекательное путешествие?

– С детьми из опекунских семей! – почему-то покраснела Людмила Сергеевна.

– А что же их родители?

– Ой, им не до поездок! Семьи-то раздутые, не по одному же ребенку! В некоторых по пять, по шесть. А едут только малыши, я их сопровождаю!

– Понятненько! И кто финансирует? – не могла успокоить свое любопытство Арника.

– Как кто? – выпучила глаза Людмила Сергеевна. – Государство, конечно, и это тоже, – показала она пальцем на коробки в углу.

– Да, дорого вы государству обходитесь! – снова съязвила Арника.

– А что поделать, дети! Они сироты, вот мы и печемся о бедняжках из последних сил!

«Говорящая фамилия у леди, – подумала Арника, – что Махнонос, то Махнонос! Влезла по самые уши в государственные денежки, теперь точно не оттащишь! Самая настоящая пожирательница детских пособий! Работают же такие! Может, я ошибаюсь, но вернется она из Италии вся в золоте, как новогодняя елка, и с безупречным загаром! А детишками, уж точно, заниматься не станет, переложит ответственность на итальянские семьи!»

– Ну, впрочем, речь сейчас не обо мне, – продолжала Людмила Сергеевна, – давайте документы, я взгляну на них, и если все хорошо, подошью к делу. Кстати, курсы начнутся десятого января. Вот визиточка, созвонитесь и отправитесь на первое занятие. Советую не пропускать!

– Стойте, – вдруг опомнилась Арника, – какие курсы, а девочка с ушками, Данечка наша, вы же сами говорили?!

– Какая девочка с ушками? С какими еще ушками? – не поняла Людмила Сергеевна.

– Грудничок с тугоухостью, – подсказал Иван и протянул документы.

– О, отлично, – переключилась на бумаги Людмила Сергеевна, – сейчас я все проверю, сопоставлю, а потом отвечу на ваши вопросы, дайте мне пару минут тишины, не хотелось бы допустить ошибки, которые окажутся в вашем личном деле усыновления. Помолчите, ладушки?

– Ладушки, – поддержал специалиста Иван.

Арника почувствовала, как по спине текут крупные капли пота. «Что-то она юлит, что-то здесь не то! Неужели… Так, успокойся, все хорошо, нужно просто подождать несколько минут!» – судорожно думала Арника, стараясь унять собственное волнение. Это плохо получалось. Девушка ерзала на стуле и проклинала Людочку за медлительность. Иван заметил, Арника настолько встревожена, что сейчас задохнется, и погладил ее по плечу.

– Возьми себя в руки, белочка! Всего несколько минут ожидания, окей?! – прошептал он на ухо жене.

– Окей, – ответила Арника.

Людмила Сергеевна подняла глаза на супругов и снова проявила свое обольстительное женское кокетство:

– Кто бы мне так на ушко шептал? Эх, любовь, любовь… Вам, Арника, кхе, кхе, Эрнестовна, очень повезло, самый жирный ломоть урвали!

– Странные у вас сравнения! – чуть не подавился воздухом Иван.

– А что странного? Это комплимент для вас! Такой мужчина – лакомый кусочек! Ну, да ладно! С документами все в порядке, вы допущены к усыновлению. Пройдете курсы, они длятся два месяца, получите заключение психолога, принесете мне, и начинаем подбор ребеночка!

– Подождите, – не выдержав, перебила Арника, – какой подбор? Мы хотим забрать девочку с ушками, исключительно ее!

– Я поняла вас, – взяла слово после некоторой паузы Людмила Сергеевна, – девочку с тугоухостью вы хотели.

– Нет, не хотели, а хотим по сей день! – включился в разговор Иван.

– Я еще раз повторяю, – продолжила Людмила Сергеевна, – я все поняла, но ее уже нет.

– Как нет, – почти кричала Арника, – она умерла?

– Ха-ха-ха, – трясла пышной грудью Людмила Сергеевна, – зачем вы глупости говорите, усыновили ее!

– Я не понял, – возмутился Иван, – как усыновили? Мы хотели забрать грудничка, уже все купили для нее, комнату обустроили, вы шутите?

– Нет, я никогда не шучу! – уже совершенно серьезно ответила Людмила Сергеевна. – Усыновили и все тут. Это конкуренция. А как вы хотели? Пришли усыновители, у них все документы на руках, курсы, заключение психолога. Я не могу им помешать! Они опередили вас. Здесь так, кто успел тот и съел!

– Это вы о ребенке, как о пирожке с мясом? – рассердился Иван. – Посмотрите на мою жену, она почти плачет, зачем вы нас дурачили?!

– Успокойтесь, – смягчилась Людмила Сергеевна, – значит, это не ваш ребенок, а своего вы обязательно отыщите, молитесь и продолжайте начатое дело, все получится! Пройдете курсы, и тогда вы будете первоочередниками. Все, не смею вас задерживать! И выше нос, госпожа Светлосанова! Рано плачете, вот потом…

– Что потом? – не поняла Арника, вытирая платочком слезы.

– Потом плакать будете… От счастья, конечно, – ответила Людмила Сергеевна и проводила супругов к двери.

Мир Арники в одну секунду потерял все краски. Черная земля с грязными лоскутками снега качалась под ногами. По скользкой дороге неслись машины, похожие на безликие штрихи простого карандаша. Люди проходили с размытыми лицами мимо. Принарядившиеся к празднику витрины пульсировали серыми лампочками, а в голове дергал натянутый сосуд невыносимой боли. Арника шла рядом с Иваном, он обнял ее за плечи и молчал. Арника взглянула на него, почудилось, что Иван плакал, а может, это мокрый снег таял на его лице. Они шли вдвоем по проспекту, погруженные в немой траур, среди счастливых прохожих, любующихся новогодним убранством вечернего города. Присутствовало горькое ощущение потери, словно тот, кто целых два месяца светлым сгустком счастья жил в их доме, умер, они его только что похоронили и возвращались в дом без него, и от того войти в тихие комнаты еще страшнее. Все в доме еще дышит потерянным счастьем, еще не знает, что оно никогда не вернется. Ползунки, игрушки, кроватка… Арника не выдержала и громко зарыдала на всю улицу. Прохожие оборачивались, но Арника ничего не замечала.

– А-а-а, я во всем виновата, – причитала Арника, – пошла смеси покупать, нельзя, плохая примета! Сама себя наказа!

Она оплакивала свою девочку с ушками, которой в их доме, в комнате с бабочками, рядом с южанкой-пальмой никогда не будет. Иван крепко прижал жену к себе:

– Погоди, белочка, остановись!

Арника застыла, уткнулась лицом в тепло куртки мужа и затихла.

– Бельчонок, я все понимаю, это больно, но поверь, может, оно и к лучшему, значит, это действительно не наша девочка, а свою мы обязательно отыщем! Я обещаю тебе.

– Обещаешь? – доверчиво подняла на мужа красные от слез глаза Арника. – Честно?

– Честно, – через силу улыбнулся Иван.

И они пошли на остановку, чтобы вернуться в дом, еще пахнущий ожиданием Даниэллочки, но уже потерявший ее. Единственным, кто ждал сейчас их в этот час, был Рикки. Он в отчаянии вглядывался желтыми глазами в темноту зимней ночи. Стоял во мраке второго этажа на задних лапах, прижав морду к холодному стеклу, в надежде рассмотреть на мокрой дороге две фигурки, одна из которых принадлежит его матери.

Новогодние праздники прошли тихо, в узком семейном кругу. Арника успокоилась. Дала себе слово не расстраиваться. Потому что никакой девочки в их жизни вовсе и не было, был вымысел, который они сами себе придумали. Было странное ощущение обмана, словно им подсунули надежду, завернутую в яркий фантик, а когда фантик развернули, оказалось, что ничего внутри нет, кроме иллюзий. И вот именно из-за этих розовых иллюзий Людмила Сергеевна, подсунувшая пустышку в семью, стала ненавистна, неприятна, заняла позицию самого настоящего врага. Но и это прошло. Рядом всегда находился Рикки. Арника вновь переключилась на своего волка, и временами ей стало казаться, что вся затея с усыновлением полная ерунда. Соблазн, которому она поддалась! А теперь, оценив на трезвую голову ситуацию, не видит никакой необходимости в появлении нового члена семьи. Но такие мысли были мимолетными, Арника гнала их от себя. Еще с детства она привыкла никогда не сдаваться, а бросить все на полпути, означало – сложить крылья и признать свое поражение. Проигрывать Арника не любила, поэтому десятого января их ждали на курсах. Механизм процедуры усыновления давно оказался запущен, и не чужими руками, а желаниями самой Арники, ее страстями и попытками соответствовать званию женщины. Этот механизм уже никак не остановить. Не могла же Арника придти к Людмиле Сергеевне и сказать, что передумала, больше ничего не хочет, и мнимая девочка была необходима только потому, что у Томки, у последней из ее одноклассниц, причем самой некрасивой и самой посредственной, появился ребенок! А у нее, Арники, отличницы, умницы, всегда первой во всем, никаких детей и в помине нет. Не могла же она увидеть насмешку в лукавых глазах, а потом разочарование, потому что такие, как Арника, по мнению многих, всегда привыкли брать то, что им хочется, но никто не знает, что на самом деле происходит там, внутри, где бьется живое и очень доброе сердце! Людмила Сергеевна, может, только того и ждала, испытывала их с мужем, но Арника никому не позволит смеяться над ними или сомневаться в искренности желаний. Возможно, она идеализирует осиротевших детей, а они вовсе не такие ароматные цветочки, какими кажутся на первый взгляд. Об этом Арника почитывала на форумах приемных родителей, но сайт центра усыновления утверждал, что дети всегда остаются детьми, независимо от генов и происхождения, невзирая на угарное зачатие и дурные привычки биологических родителей. Всегда вина лежит на плечах усыновителей, не готовых к заботе и ласке, к работе над собой, не готовых к настоящей любви. Арника считала, что это уж точно не про нее. Волка смогла полюбить, неужели малыша своим большим сердцем не согреет?! И какая разница, кто его родители?!

Но где-то в глубине души Арника понимала, что втянута в систему, она ничего больше не решает, движется по инерции, напоминая себе тяжелый металлический шар, набирающий обороты на наклонной плоскости. Остановок быть не может, начатое нужно завершить, достигнуть поставленной цели, иначе, зачем жить дальше?! Не зря психологи говорят о двадцати одном дне, отведенном на появление привычки или искоренение ее. Они привыкли с Иваном жить в ожидании ребенка и отвыкать жить без него даже не пытались.

Курсы приемных родителей проходили в детском реабилитационном центре, расположенном на самой окраине города, о существовании которого Арника и Иван даже не догадывались. Десятого января весь день шел мокрый снег. Раскисшие тротуары, серые дома наводили смертную тоску. Полтора часа супруги ехали в маршрутке, впав в оцепенение. Арника смотрела на дорогу, временами отворачиваясь, завидев на ней истерзанную колесами птицу или впрессованного в асфальт кота. Иван равнодушно смотрел на голову водителя и думал о своем. Возможно, снова о работе, с которой в тысячный раз пришлось отпрашиваться, а может быть, о курсах, о новом этапе в жизни, хотя зачем мужу вообще все это нужно… Арника посмотрела на его висок, скулы, легкую щетину. «А он постарел! – подумала девушка. – Только сейчас при дневном освещении морщины стали такими заметными, щеки совсем ввалились, кормлю же хорошо, а глаза, бесцветные, впавшие! Что мы творим?»

Арника могла бы еще долго искать тупики сознания своими невеселыми мыслями, если бы не муж.

– Выходим, наша остановка! – толкнул он жену под локоть и начал протискиваться к дверям по узкому проходу.

Спустя двадцать минут блужданий по пустырям, Арника и Иван отыскали одинокое унылое двухэтажное здание, именуемое детским центром реабилитации. Его не спасали ни замысловатый забор, ни деревянные фигурки сказочных персонажей во дворе, ни розовая фасадная краска, ставшая грязно-серой от мокрого снега. От здания веяло холодом и одиночеством.

– Бр-р-р, – поежилась Арника, – ну и убожество, даже входить не хочется! Неужели здесь можно кого-то реабилитировать, больше напоминает хоспис?!

Арника и Иван отворили металлическую калитку в неуклюжих завитушках диковинных цветов и вошли во двор, на территории которого сиротливо слонялись три детские фигурки.

– Здравствуйте! – поздоровались дети.

– Здравствуйте, – ответила Арника, а про себя отметила, что дети такие же унылые, как и издание, даже определить невозможно, сколько им лет и какого они пола.

На ступенях, ведущих в здание, сидели коты. Всего их было девять или одиннадцать. Коты, в отличие от детей, имели ухоженный сытый вид. Арника согнулась и погладила одного по голове.

– Не трогай! Вдруг лишай?! – одернул Арнику Иван.

– Какой лишай, Ваня, они так вкусно котлетами пахнут и еще чем-то волшебным!

– Ну и нос у тебя! – рассмеялся Иван. – Понятно, почему дети такие тощие, все этим гадам отдают! А они не против! У-у-у, сытые мордахи! – и тоже потрепал одного кота за уши.

Кот зажмурился от удовольствия и начал громко мурлыкать, подергивая лапами и показывая свои острые коготки.

Супруги вошли в здание, поднялись на второй этаж, минули холл, уставленный стульями, и подошли к кабинету, в котором, согласно договоренности по телефону, должен состояться прием. Двери были открыты настежь. Навстречу Арнике и Ивану тут же выбежала молодая высокая девушка. Она показала рукой на стулья в темном холле и попросила ждать, пока не соберется вся группа. Арника покорно кивнула, вернулась в холл, расстегнула куртку и, выбрав из множества стульев самый удобный, опустилась на него. Рядом с ней на соседний стул присел муж.

– Ну, что же, бельчонок, мы с тобой как всегда раньше всех приехали! Посмотрим, сколько всего людей соберется. Видимо, мы не одни.

– Посмотрим, – прошептала Арника и почувствовала, как снова нервничает.

Конкуренция не давала ей покоя. Особенно в столь деликатном деле. «Неужели усыновителей так много? – думала Арника и дрожала. – Девушка говорит о целой группе. Группа, это сколько? Пять, десять человек, а может, все пятьдесят? Дела! А вдруг нам с Иваном не хватит ребенка? Ведь такое возможно! Вдруг нас опередят, как произошло с Даниэллочкой? Нужно непременно быть шустрее, иначе мы останемся без ребенка!»

Пока Арника рассуждала, холл начал заполняться людьми. Они приходили, тихо садились на стулья и делали вид, что не замечают один одного. Арника подняла глаза, густая челка лежала почти на ресницах, было не совсем удобно. Но зато можно смотреть на людей исподтишка. Напротив сидела полная пожилая женщина, чуть дальше – еще три, средних лет; две супружеские пары, по возрасту такие же, как они с Иваном; и один молодой человек. «Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять! Всего девять, – сосчитала Арника, – ну, этих можно по отдельности не рассматривать, – подумала она о супружеских парах, – эти идут за одного, выходит, нас не так уж много! Да еще все из разных районов! Точно, детей хватит!» Но уверенность Арники быстро угасла, когда в холл продолжили входить все новые и новые люди, а она сбилась со счета.

Некоторое время Арника сидела как на иголках, готовая расплакаться: «Да сколько же вас! Идут и идут, нет конца и края!» Но потом она переключилась на странную парочку, шумно ввалившуюся в холл, и немного забыла о своих терзаниях. Арника принялась внимательно изучать молодых людей. Она не могла скрыть своего удивления и даже толкнула в бок Ивана:

– Смотри, какие экземпляры! Неужели им вообще кто-то может доверить жизнь ребенка? Они неадекватные!

– Я заметил уже, – прошептал Иван, – тоже наблюдаю!

Парочка действительно была своеобразной. Она – маленькая, круглая и нелепая, в длинной юбке. Лицо шаровидное, улыбчивое, волосы реденькие, зачесанные назад. Внешне – совсем дитя. Он – молодой, высокий, очень симпатичный. Лицо располагало к общению, но, когда мужчина открывал рот, хотелось поскорее чем-нибудь прикрыть уши. С его губ слетали такие бранные слова, что становилось стыдно всем присутствующим. Мужчина матерился, все его раздражало: спутница, одежда на ней, ее манера говорить и даже улыбаться; его раздражали воспитанники центра, которые изредка заглядывали в холл, чтобы поздороваться.

– Черт бы побрал этих маленьких кукушат! Что им здесь понадобилось, здороваются, зачем? – возмущался он.

– Успокойтесь, – пыталась остановить дебошира пожилая женщина, не выдержав брани. – Что они вам сделали? Детки воспитанные, зачем вы так?