Бесполезная магия

Сказать, что Вильен в тот момент удивился, будет явным преуменьшением. Вэл-то тут при чем? Тем неожиданнее было, когда она развернулась к кузине и злобно… выплюнула:

– Да я тебя всю жизнь ненавидела! Тебя, никчемушницу, все всегда жалели и норовили отдать лучшее, а я мечтала о том дне, когда все, наконец, осознают, что ты пустышка! Ну, то есть слабосилок! Довольна?!

– Нет, Вэл, – кротко ответила Виолетта. – Кто ж будет доволен, когда на него ведро помоев выльют, это, во-первых. И ты не ответила на заданный Кираном вопрос, это, во-вторых.

– Отстаньте вы от Вэл, – возмутился Вильен. – Что она может знать?

– Ай-яй-яй, какая наивность! – покачал головой Кристус-Берг. – Многое, очень многое. Кстати, ты не чувствуешь, что дышать стало труднее? А это откат от неисполнения клятвы работает. Если ты отказываешься от допроса одного из ключевых свидетелей, значит, не намерен выполнять данные тобой обязательства. Так как, подождем пока откат тебя совсем задушит?

– Вэл? – с удивлением спросил Вильен, ощущая неприятное давление на гортань. Жена молчала, зато Кристус-Берг не преминул подзудеть:

– Может, ее устраивает подобный исход? Может она хочет избавится от тебя, не позволив выполнить Высокую клятву?

– Вэл? – уже с нажимом переспросил Вильен, ощущая усилившееся давление на горло.

– Ну и ладно, – неожиданно выкрикнула Валентина, – хотели, так получите! Это я написала то анонимное письмо в Тайную Канцелярию, из-за которого моего дядюшку обвинили в проведении незаконных ритуалов.

Вильен почувствовал, что выражение «волосы на голове зашевелились от ужаса» вот ни разу не фигуральное, а очень даже реальное. Чтобы Вэл так поступила?

– Но… зачем?

– Она надеялась, что разразившийся скандал заставит тебя отказаться от женитьбы на дочери подозреваемого, – любезно подсказал хозяин. – И обратить внимание на нее.

– Да, надеялась! И что?!

– А то, что твоя жена нам не все сказала. Валентина, Вы действительно полагаете, что сумеете ограничиться частью правды, полагая, что никто не будет копаться глубже в Ваших грязных делишках?

Куда уж грязнее, подумал Вильен, одного ложного доноса на родственника уже достаточно для того, чтоб начать воспринимать собственную жену как монстра… неужели это не все? Чего ему еще ждать? Участия в оргиях? Осквернения могил? Принесения в жертву невинных младенцев? А давление на горло стало сильнее, так что спрашивать точно придется. И с трудом разлепив вдруг ставшие сухими и непослушными губы, он сумел прохрипеть:

– Вэл, чего я еще не знаю?

Жена явно не хотела отвечать, но ей «помог» Кристус-Берг:

– Ты не знаешь, что ей пришлось сделать, чтоб окончательно добиться своей цели. Когда началось следствие, ты не отказался от помолвки, а продолжал наезжать в Тисовый уголок. Получается, письма было недостаточно, чтоб вас разлучить. Как ты думаешь, откуда в комнате Виолетты при повторном обыске взялись свидетельства запрещенного культа? А вот она в курсе, потому что сама их туда подкинула, так ведь, Валентина?

Не может такого быть, стучало у Вильена в голове, не может! Но один взгляд на ощетинившуюся жену, которая сидела с поджатыми губами и злобно сверкала глазами, подсказал, что очень даже может.

– Как?! Как ты могла?!

– Я любила тебя, а ты!.. Ты выбрал ее! Почему все самое лучшее – всегда ей! И да, я захотела ее уничтожить! И получить тебя! И у меня получилось!

– Но какой ценой!

– За настоящую любовь не жалко заплатить любую цену!

Особенно если платить придется не тебе, как-то отстраненно отметил Вильен, а кому-то другому. Это, разумеется, куда как удобнее. И с неожиданно прорезавшимся ехидством поинтересовался:

– И чем ты заплатила?

– Я…

– А платила не она, а я, – вмешалась долго молчавшая Виолетта. – За ее любовь я расплатилась пребыванием в тюремной камере.

И тут до Вильена, наконец, дошла очень простая мысль, что выполнить данную им клятву будет намного сложнее, чем ему изначально казалось. Что казавшийся ему неубиенным козырь против Летты в виде протоколов сыщиков Тайной Канцелярии – это никакой не козырь в свете признаний его жены. Это умело сфабрикованная «липа». И теперь ему действительно придется восстанавливать справедливость любыми средствами, а времени у него на все про все – меньше полугода.

Напрасно он кичился собственной хитростью, это не он поймал Кристус-Берга на Высокую клятву, а, наоборот, тот его. Сумел заставить защищать доброе имя жены чужими руками, вот же интриган. Вот же молодец! И кстати… а он ведь уже знал о роли Валентины, когда затевал этот разговор, неожиданно сообразил Вильен. То есть какое-то там предварительное расследование он проводил. Это хорошо, это позволит существенно сэкономить время при розыске тех, кого он пообещал вывести на чистую воду. А пока ему следует извиниться перед бывшей невестой:

– Летта… ты прости меня, я не знал, что…

– Вот теперь мы подошли к самому интересному, – бесцеремонно перебил его излияния хозяин дома. – Во-первых, неплохо было бы узнать у Валентины Беллон имена ее сообщника или сообщников.

– Каких сообщников?

– Ну как, каких? Тех, кто должен был изготовить и принести ей те самые ритуальные предметы запрещенного культа. Не сама же она их смастерила? Что там хоть было? Маски? Куклы? Или что похлеще?

– Куклы. Выполненные в виде… ммм… некоторых известных лиц государства. Предполагалось, что с их помощью планировалось навести на них порчу.

– Так кто из Ваших знакомых, Валентина, такой умелец? Ну, поделитесь уже с нами, видите, у Вашего мужа опять приступ удушья от Вашей скрытности!

– Торин Хаз Перлион, – нехотя буркнула Вэл. – Это он принес эту гадость.

Значит, торин Перлион следующий кандидат на допрос, прикинул Вильен, хорошо хоть он знает, где его искать.

– А кто подал сыщикам идею о проведении повторного обыска в Тисовом уголке, не подскажете? Не он, случаем?

– Не знаю, я у него не спрашивала. Теперь я могу, наконец, уйти?! – раздраженно спросила Вэл. – Я по горло сыта этими расспросами и хочу завтра же уехать домой!

– С этим будет некоторая проблема… – сочувственно пробормотал Кристус-Берг. – Не то, чтобы я собирался Вас удерживать, но в тексте клятвы Вашего мужа есть слова «помочь покарать виновных», поэтому…

И он развел руками, как бы говоря, что лично от него уже ничего не зависит.

– Вы на что намекаете? – насторожилась Вэл.

– На то, что за все следует платить, – улыбнулась ее кузина. – Я свое в тюрьме отбыла, теперь твоя очередь!

– Вильен! Но ты же не допустишь!..

– У него нет выбора, – мягко пояснил хозяин дома. – Либо он заставит Вас получить наказание за Ваше преступление, либо умрет. Мальчик тоже.

Сам Вильен хорошо понимал, что в этой ситуации ему придется мало того, что самому обвинить жену, так еще и проследить, чтоб назначенное ей наказание ее не миновало.

– Но мне нельзя в тюрьму! – закричала Вэл.

– Да ну? – весело удивилась Летта. – Ишь ты, нельзя ей! А мне, по-твоему, было можно? Я, когда твоими стараниями в камеру угодила, очень на судьбу обижалась, потому что знала, что вины на мне нет, а вот ты там будешь находиться по праву. Во искупление своих грехов.

И улыбка на лице его бывшей невесты сейчас очень напоминала оскал. Н-да, как жизнь людей-то меняет, аж вздрогнул Вильен. Мало ему было того, что из любящей жены вдруг такая грязь полезла, так еще и Летта готова забыть слово «жалость». Хотя бывшую невесту он в чем-то понимал, право мести – священное право, вряд ли молоденькой девчонке понравилось пребывание в тюрьме, особенно по надуманному обвинению… И вряд ли бы он сам в такой ситуации удержался от злорадства, это да…

Тем не менее, ему было о чем подумать, в частности, о своих дальнейших действиях.

– Вэл, ты отправляешься в нашу комнату и сидишь там смирно. О своих дальнейших планах я сообщу дополнительно. Насколько я понимаю, покинуть усадьбу не представляется возможным?

– Нет, – успокоил его Кристус-Берг. – Слуги никого не выпустят.

– Иди, а мне еще нужно… поговорить.

Валентина вылетела за дверь, как если бы владела не ледяной, а воздушной магией. Вслед за ней поднялась и Летта.

– Я тоже пойду? – она вопросительно посмотрела на мужа. – Похоже, вам нужно многое обсудить.

– Иди. А мы пока пообщаемся.

И только оставшись вдвоем, Кристус-Берг озвучил то, что не давало покоя Вильену последний час:

– Ты такого не ожидал.

– Нет, провались оно все к Изменчивым!

– Ну да, иначе б ты не орал сейчас как трахнутый во весь мозг.

– Да я…

– Нет, не в мозг. На всю глубину самолюбия.

– Логер… тьфу, Киран! Ты… это… прекращай. А то ведь никакая клятва не помешает мне дать тебе в морду! Лучше скажи, у тебя есть какие-то данные, кто еще в этом замешан? Кого еще мне придется искать? Ну, кроме этого торина Перлиона Хаза.

– Нет. Но если не будешь справляться сам, я постараюсь подобрать тебе помощника. Хваткого, умелого, преданного. Короче такого, на которого можно будет положиться.

– Я намерен завтра выехать в Шталлен, каковы твои планы на сей счет?

– Я поеду с тобой, надеюсь место в карете для меня найдется?

– Найдется…

Уж лучше терпеть общество этого Кристус-Берга, чем нытье Вэл. Кстати! А ведь при нем она и рта раскрыть не посмеет, как он сразу-то не понял! Любая ее попытка надавить на жалость, и он мгновенно напомнит ей о ее роли в несправедливости, учиненной по отношению к кузине. Нехорошо, конечно, но… зато поездка будет поспокойнее. А еще ему надо продумать, как не дать драгоценной женушке сбежать. Потому что теперь от того, как ему удастся наказать в том числе и ее, зависеть будут уже две жизни: и сына, и его собственная. Не приведи Вечные никому и никогда делать подобный выбор…

Насчет грядущего нытья жены Вильен угадал, как только он вернулся в их комнату, Вэл немедленно расплакалась и начала просить у него прощения. Он смотрел как жена причитает и картинно льет слезы и понимал, что не чувствует ничего. Как отрубило. Как будто содержимое души вымели метлой и все его чувства за последние годы оказались обманкой и мусором. Он презирал и ненавидел Летту, а оказалось – не за что. Он был благодарен жене за счастливую и спокойную жизнь, но на каком же гнилом фундаменте она оказалась по итогу выстроена! Он был уверен, что перехитрил Кристус-Берга, а теперь за возможность спасения сына оказался втянут в долгое и неприятное расследование, от которого зависит и его собственное дальнейшее существование…

А тем временем приободренная его молчанием, видимо, принятым за сочувствие, жена от извинений перешла к обвинениям. Досталось всем, но больше всего ее кузине, Виолетту она немедленно обвинила во всех смертных грехах, непонятно, как еще не договорилась до ее участия в тех самых запрещенных ритуалах. Причем добровольного и осознанного.

– Вэл… – утомленно попросил Вильен.

– Что Вэл?! Это она во всем виновата! Зачем она вообще родилась! Ну или зачем она тем летом к тебе прилипла?! Не было бы ее, не пришлось бы мне связываться с этим скользким типом! И уродство это подкидывать бы ей не пришлось! А я ведь просила ее, уступи, просила, как сестру, умоляла! Нет, не захотела… вот и нарвалась.

Ну, понятно, мотивчик-то старый, известный и изрядно заезженный, мол, если я что-то и сделала, то все ради любви, а потому меня можно, нет, не так, меня нужно понять и простить. Я ж любя!

И плевать, что у кого-то оказалась сломана судьба или жизнь, любовь, она же важнее, правильно? Вот как объяснить человеку, у которого махровый эгоизм застит все остальное, что сам факт его любви к кому-то не может считаться оправданием его неблаговидных поступков! А уж тем более преступных. Он вас не поймет, потому что фраза о том, что любовь способна все оправдать, гвоздем засела у него в голове, и извлечь эту железяку у него из мозгов не представляется возможным. Вот поселилась она там и живет. Как часть сознания.

Вильен понимал, что Вэл взвинчена и доведена до такой степени отчаянья, что готова истерить и сваливать вину на кого угодно, только чтоб не нести ответственность самой, но здесь и сейчас у него не находилось новых аргументов, чтоб в очередной раз донести до ее воспаленного разума то самое простое соображение: ее осуждение приравнено к спасению их жизней. Хочет она их спасти – понесет наказание, причем заслуженное, нет – им с сыном конец.

И Хаз Перлион еще этот! Как она с ним познакомилась и сговорилась о совместных действиях? Он же совсем не ее круга общения?

– Как вы с этим Перлионом вообще додумались до такой подставы? Вы что, были так хорошо знакомы?

– Да нет… а как познакомились… ты тогда увез ее в своей коляске кататься к озеру, а я смотрела вам вслед и плакала на веранде… ну, он подошел и стал уговаривать не расстраиваться… говорил, что обязательно найдется торин, который меня оценит по достоинству… а я сказала ему, что никто мне кроме тебя не нужен… и что без тебя мне не жить…

– И тогда он предложил подставить ее отца?

– Ннет… просто он как-то постоянно появлялся рядом и сочувствовал мне… и намекал, что не будь ее, ты бы обязательно обратил внимание на меня…

– И однажды…

– Ну да, когда ты сделал ей предложение, я и сорвалась!

А понимающий и достойный во всех отношениях торин Перлион быстро тебя надоумил как замутить мини-скандальчик, чтоб опорочить Димирана Луайо и отвадить меня от их семьи, и ты написала анонимный донос. Поди еще под его диктовку. Луайо арестовали, а дальше?

– А что насчет кукол?

Вэл надулась и отвернулась от него. Но он уже и сам догадался как развивались последующие события: сыщики ничего не нашли, потому что находить было нечего, и уже собирались отпускать Луайо-старшего с извинениями, что не устраивало ни тебя, ни тех, кто стоял за Перлионом, и для продолжения скандала понадобились доказательства помощнее простых слухов, нужно было нечто вещественное. Вот тогда и пошли в ход те самые предметы для запрещенных ритуалов, чтоб «утопить» его наверняка. Но абы кого в Тисовый уголок прогуляться не попросишь. И когда тебя попросили помочь, ты уже не смогла отказаться, влипнув в это дело по уши, поскольку нацарапанное тобою анонимное письмишко уже стало листом номер один в досье Димирана Луайо. Не смогла или не захотела?

Потому что особенно интересным в данном случае представляется место обнаружения доказательств – комната твоей кузины. В кого изначально метили твои сообщники – только в Димирана? И кому тогда принадлежит идея «замазать» еще и Летту? Если учесть кто по-родственному протащил эту мерзость в их усадьбу… возможно, тебя просто попросили припрятать это где-нибудь в доме, а уж выбор комнаты кузины стал твоей личной инициативой. Чтоб, значит, наверняка.

Ну, а дальше еще один донос, повторный обыск и оп! Доказуха! И Летта составила компанию отцу в тюрьме. Ловко тебя использовали, подловив на ненависти к кузине… Если ее потом выпустили, то очевидно потому, что Димиран предпочел себя оговорить, только чтоб спасти дочь от участи государственной преступницы…

– Ложись отдыхать. Вэл. Нам завтра рано выезжать обратно.

– Но ты же меня им не отдашь?!

Отдаст. Если она сама не понимает, что ни ему жена-подставщица, ни Гардану мать- преступница ни к чему, придется переходить к более жестким методам убеждения.

– Если ты не хочешь добровольно сознаваться, я сам вместе с Кристус-Бергом буду свидетельствовать против тебя. И следователи к нам прислушаются.

– Неужели тебе так важно, чтоб ее полностью оправдали за мой счет? Я ведь твоя жена! А она кто? Да и… ты бы мог помочь мне сбежать, я бы уехала куда-нибудь подальше… и там затаилась…

Только о спасении своей шкуры думает, не хочет понимать, что речь идет о их с сыном жизнях, возможно ли, что все предыдущие рассказы о любви были ложью? Что ж, значит доставка Вэл в Тайную Канцелярию пойдет по более неприятному для нее варианту.

– Тогда условия Высокой клятвы останутся неисполненными. Вэл, если ты намерена сбежать, я просто привяжу тебя к себе «воздушным лассо», а у него расстояние – четыре локтя. Будем все дорогу до Шталлена попугаями-неразлучниками, но к следователям я тебя обязательно доставлю.

Жена упала на кровать и рыдала пока не заснула. А утром их пара после торопливого завтрака направилась к дормезу, будучи связанная воздушным «поводком». Заметивший это Кристус-Берг аж присвистнул, прозорливо заметив:

– Дело дошло до мысли о побеге? Ну… попробовать можно. Только вот… куда Вы пойдете? Умеете ли Вы путешествовать в одиночку? Есть ли у Вас деньги? Где Вы намерены жить и чем при этом питаться?

– Зато я буду свободна!

– Валентина, а Вы, по-моему, чего-то не понимаете. Или не хотите понимать. Так я Вам объясню: в случае Вашего побега я могу поступить очень просто: слить эту некрасивую историю в новостные листки, и каждая собака будет знать и в чем Вы виноваты в прошлом, и как своим нежеланием понести положенное наказание подводите под смерть и мужа, и сына сейчас. И что-то мне подсказывает, что стражи найдут вескую причину как минимум допросить Вас по поводу тех самых ритуальных предметов запрещенного культа. Дело когда-то закрыли за смертью Вашего дядюшки, но раз уж Вы владеете столь интересной информацией, сами Вечные велели его снова открыть! И с учетом попытки побега срок тюремного заключения будет намного больше, чем Вам хотелось бы!

– И… какой Вы предлагаете выбор?

– А вот если Вы придете в Тайную Канцелярию сами и… гм… «покаетесь» в давнем прегрешении… поплачете о великой любви… заявите о вытекающем отсюда добровольном самопожертвовании… тут и общественное мнение не станет Вас так уж строго судить, и симпатии публики могут оказаться на Вашей стороне, и присяжные постараются обнаружить смягчающие обстоятельства, и суд не будет к Вам безжалостен…

Ли-ихо! И у Вильена будет время поговорить с Хазом Перлионом до следователей…

Лютеня седьмого 1720 года от Пришествия Вечных, день мерцающей медузы

Азуранд, Шталлен, городской особняк Беллонов на улице Клёнов

Если бы меня спросили,

хотел бы я вернуться в прошлое,

я ответил бы, что мне хватило того,

что я однажды побывал там.

Джон Леннон

Вильен не ожидал, что Вэл при их явлении в отделение Тайной Канцелярии поведет себя настолько благоразумно. Нет, в последние сутки пути она перестала устраивать истерики по поводу и без него, а, наоборот, ехала молча и при этом что-то напряженно обдумывала. Результатом стала почти искренняя исповедь перед старшим следователем Фирганшем о событиях восьмилетней давности. Она не погрешила против истины, описывая свои прошлые действия, но при этом сместила акценты в сторону чувств. Она обдуманно «давила» на факт собственной молодости, состояния влюбленности, проснувшуюся ревность и, роняя мелкие слезы, ненавязчиво подчеркивала цинизм взрослого человека, не преминувшего воспользоваться ее юностью и наивностью, и обманом втянувшего ее в это грязное дело. Актриса, одно слово!

Торин Фирганш, как ему показалось, все понял, но не стал заострять на этом внимание, предпочтя принять за чистую монету ее «раскаяние» и желание пожертвовать свободой во имя спасения мужа и сына. Вильен догадывался, что заявись она к нему в департамент со своими откровениями одна, он, возможно, даже дослушивать ее до конца не стал, а быстро выставил из своего кабинета, и посоветовал, как и раньше, держать язык за зубами, если она не хочет дополнительных неприятностей. Все-таки честь мундира затронута, репутация Тайной Канцелярии может попасть под удар, зачем ему открывать старое расследование и самому провоцировать громкий скандал? А что скандал в этом случае неизбежен, было понятно всем.

Но он также не мог не понимать, что нейтрализовать Валентину можно, а вот заткнуть рот подгоняемому клятвой Вильену будет куда сложнее. Один его визит в редакцию ближайшего новостного листка – и лавину сплетен будет не удержать. А еще старший следователь Фирганш, начальник департамента государственного сыска, производил впечатление карьериста. Карьериста в хорошем смысле слова, готового не спать ночей и упорно рыть порученный ему участок расследования вширь и вглубь для достижения очередного поощрения от начальства. А показания Валентины как раз и давали ему шанс поймать крупную рыбу – служащего одного из подчиненных ему отделов Тайной Канцелярии, торина Хаза Перлиона. Раскопать заговор в своих рядах – да за это можно было получить не просто повышение по службе, здесь в качестве поощрения за бдительность и своевременную чистку рядов речь могла пойти о правительственных наградах!

Поэтому торин Фирганш для начала по-отечески пожурил тойру Беллон за доверчивость, потом уже более жестко предупредил о необходимости сохранения тайны, и, наконец, определил ей в качестве временной меры наказания домашний арест под присмотром специальной надзирательницы до суда.

Для всех остальных тойра Беллон должна была все это время считаться больной, находящейся под опекой сиделки. И правильно, мысленно кивнул себе Вильен, а то еще не хватало спугнуть этого Перлиона! Который пока оставался единственной ниточкой в деле о подставе семьи Луайо. Потому что именно из его рук Вильен получил когда-то возможность ознакомиться с неполной описью того, что было найдено при обыске в комнате Летты, за отдельную, разумеется, плату. Потому что именно ему зачем-то очень нужно было бросить ему эту «кость», чтоб настырный жених разочаровался в тойре Луайо и больше не пытался лезть в эту старую историю и не рвался узнать хоть что-нибудь о судьбе бывшей невесты.

Именно на этом Вильен и предложил торину Фирганшу сыграть.

Не один же Хаз Перлион замутил эту подставу? Вернее, не сам. Он, конечно, хитрый, пронырливый и коварный, но при этом туповатый. То есть явный исполнитель. А где-то должен быть и заказчик. Или заказчики. Если он опять сунется к этому Перлиону и начнет ковырять подробности, покрытые восьмилетней пылью, тот наверняка встревожится и волей-неволей кинется советоваться с теми, кто его в это дело втянул. А тут агенты Тайной Канцелярии за ним по-тихому и проследят. Как ему такой план?

Торин Фирганш крепко задумался, и Вильен понимал почему. Втягивать сугубо штатского человека в дела спецслужб… не делают этого. Не принято. И не потому, что он сам, не имея соответствующих навыков, может угробиться на ровном месте, а потому, что, не будучи в курсе всей информации, которой с ним делиться никто не имеет права, он способен загубить всю операцию на корню именно по незнанию. Пришлось рассказывать о Высокой клятве и о том, что он все равно полезет в эти раскопки, поскольку выбора у него нет, ну, и завершать рассказ вопросом, может, торин Фирганш найдет возможность его рвение как-то правильно использовать? Сочинив столь витиеватое заявление, Вильен умильно посмотрел на следователя.

Торин Фирганш глянул на него оценивающе и медленно выговаривая слова поинтересовался, понимает ли он, чем рискует? Вот это Вильен-то как раз понимал, хотя и не осознавал пока полностью масштабов риска в этом деле, о чем и сообщил следователю. Добавив, что раз уж он все равно ввязался, более старательного помощника ему точно не найти. Который будет делать все, что нужно не за какую-то там гипотетическую совесть, а именно что за натуральный страх.

Следователь подумал и сообщил, что, во-первых, скрытое наблюдение за торином Перлионом он уже установил. Отныне о его передвижениях и встречах они будут знать все. А во-вторых, к его жене он намерен приставить еще одну охранницу. Такую важную свидетельницу желательно любой ценой сохранить до суда живой. Или все-таки ей будет безопаснее в тюремной камере?