Надежда

На вокзале нас уже ждал отец. Сели в рабочий поезд. Я внимаю долгому мощному тревожному звуку отправляющегося поезда и ерзаю на краю лавки. Мне скучно.

– Папа, это химический завод? Это сооружение похоже на подстанцию? Все проводами переплетено. Почему туннели темные? Разве нельзя в них провести электричество? – задаю я все новые и новые вопросы.

Отец молчит, потом раздраженно отворачивается. Я перестала докучать ему и с безразличным видом уставилось в окно. Навстречу вагону бегут отвислые нити проводов. Они то скользят вниз, унося обсевших их птиц, то подпрыгивают, отсекаемые столбами, которые тут же бойко отскакивают, позволяя проводам продолжать долгий однообразный танец.

Бегут по земле серые переменчивые тени. Равнодушно мелькаю строения. Их может оживить только присутствие людей. Озерко появилось. Среди камышей замечаю чистый подход к берегу. Очаровательное местечко для рыбалки! Красота! Брат увлекает меня рассказом. И все же урывками я ухитряюсь ловить мимолетные картины природы и наслаждаться. Перекликаются далекие гудки. С ревом и свистом пронесся встречный поезд. Пошел сильный дождь. Мне показалось, что на остановках вместе с водой по грязному стеклу вагона стекают лица людей, дома и деревья.

Дождь фильтрует горячий пыльный воздух. В вагоне посвежело. Мое тело наполняется живительной прохладой. Нырнули в длинный темный покатый туннель. Вагон шарахает из стороны в сторону. От гулкого грохота меня охватывает легкое беспокойство.

Опять светло. Теперь я замечаю, что напротив меня сидит женщина неопределенного возраста, крепко прижимая к груди белый мучной мешок. Она подозрительно оглядывает вагон и нервно пожевывает губами. Нос у нее облупленный, красный. Щеки обветренные, губы в трещинах. На крупных руках ногти в лиловых пятнах. А фуфайка хоть старая, но чистая и платочек белый, не застиранный. Лицо ее показалось необыкновенно знакомым. Воспоминание ускользнуло, не дав результата. Почудилось. Мимолетная неприязнь переходит в сочувствие и понимание нелегкой крестьянской жизни.

На остановке шумно ввалилась семья, навьюченная сумками. На их усталых лицах появилось подобие улыбок. Рады месту. (По улыбкам легче узнавать и понимать людей!) Слышу их радостный шепот: «Слава богу, успели!» Уловила детский лепет. Опять хлопнула дребезжащая дверь. Молоденькая проводница проскользнула между пассажирами и заговорила с ребенком мягко, ласково, певуче. Мне непременно захотелось посмотреть на них.

Мать с Колей задремали, а я пошла по вагону. Люблю поезда – в них столько интересного! Особенно меня удивляет вагонная привычка пассажиров откровенничать с попутчиками.

– …Говорю ему: не снабженец я – мастер. А он меня на побегушках держит, как мальчишку, – жалуется молодой мужчина старому.

– …Сидим с другом за кружечкой пива. А его Галка за шторкой грудного мальца кормит и в наш спор встревает, мол, не справа пас был, а слева. Я ей: «Отстань», а она опять: «Неправильно гол засчитали!» Я беситься стал. Подходит моя жена к Галке и говорит: «Оставь их в покое, а то им не о чем будет говорить. Иди на кухню, они в твоем присутствии мужчинами себя не чувствуют». Вот язва!..

Дальше иду по вагону. Слышу шепот:

– …От рук отбился. Учиться в институте не хотел. Отец отправил его в армию, туда, где трудней, чтобы все «прелести» военной жизни вкусил. Теперь белокровие. Переливание крови уже не помогает. Жена разума лишилась. Винит себя, что мужа послушала.

– Моего сына в армии школу заставили закончить, приобрел специальность моториста. Жениться осенью собирается.

– А мой Андрей орлом вернулся. Мать не узнала. В плечах раздался, на голову выше стал.

– …Слабеньким родился. Жена семнадцать лет его на ноги ставила. Спину не держал, косолапие было, плоскостопие, зрение плохое, сердце слабое, только голова здоровая и умная. Подняла сына. Все выправила зарядкой, специальными упражнениями, уколами. По минутам весь день ему и себе расписывала. Только все равно он был слабее тех, кому сила и здоровье от природы даны. В институте любили сына. Комиссия признала здоровым. Взяли в армию. У него больше двух раз не получалось подтянуться на турнике. Старшина сказал, что пока он не научится десять раз подтягиваться, весь взвод гонять будет до изнеможения. Естественно, ребята на нем зло срывали. А он не мог себя защитить. Вернулся больной, озлобленный. Унижением мужчину не вырастишь, достоинства не привьешь. Офицер потом оправдывался: «Солдата настоящего из него хотел сделать». Я ему так ответил: «Почему вы стали военным? Потому что можете им быть. У меня нет таких данных, поэтому я стал учителем. А в армию берут всех мальчишек, способных и не способных к службе. Вот в чем трагедия. Равенство в армии иногда понимается чересчур широко, грубо и необоснованно. Офицеры тоже должны думать, а не просто приказы исполнять. Разве нашей армии не нужны умные ребята? А теперь и на гражданке от него пользы нет. Сломался и физически, и морально. Пьет. Женили. Думали: поможет, а получилось, что мы на его жену беды наши свалили. А вот племянник в десантники пошел и старший сын во флоте служил. Теперь на торговом судне работает. Доволен.

– Так жизнь устроена: за одного горишься, за другого радуешься, – посочувствовала маленькая сухонькая женщина, сидевшая напротив.

– А мог бы гордиться младшим, – вздохнул мужчина…

– Прошлым летом я в больнице лежала. Когда нам уколы под глаза делали, некоторые мужчины в обморок падали, – начала свой рассказ все та же сухонькая женщина.

– Слабаки! – возмутилась девушка в изящной белой шляпке и белых сетчатых перчатках.

– …Медсестра их то подбадривала, то поддразнивала, то в чувство приводила. Потом вошел доктор и объяснил, что некоторые мужчины падают в обморок не от страха за себя, а от обостренного чувства ответственности перед семьей, – невозмутимо продолжала рассказчица.

Выдумки! Оправдание придумал, – резко заявила девушка.

– Нет, милочка! Он прав. Я сильная женщина. Меня уколами не испугаешь. Три операции перенесла. Недавно мой муж ослеп. У него ранение в голову было. А у нас двое детей-школьников. И вот этим летом я опять пришла на уколы. Поднесла мне медсестра шприц к лицу, а я вдруг подумала: «Если она ошибется, и я ослепну, что будет с детьми?» Очнулась на кушетке. Так я потом перед уколами мыслями пыталась настраиваться на что-либо отвлеченное… – тихо сказала женщина.

Иду дальше. У окна сидят две девушки и парень. Одна девушка, полненькая и очень эффектная: высокая прическа из слегка вьющихся черных волос, одета элегантно, туфли на высоком каблуке, а по лицу видно, что понимает, как хороша. Другая худенькая, голубоглазая, косички-бантики, свитер дешевый голубой, юбка серая до колен. Молодой человек делает комплименты чернявой:

– Вы, наверное, в театральном учитесь? С вашей внешностью… Или в институте искусства?

Девушка кокетничает, делает из всего тайну, но грустно сознается, что не получилось в этом году сбыться ее мечте.

– Зачем вам высокие материи? Ваша красота – брильянт. Это самое главное, что вы должны ценить в себе, – говорит ей молодой человек с видом знатока.

Увидев, что вторая девушка заинтересовалась им или его рассуждениями, он повернулся к ней и небрежным тоном произнес:

– Конечно, и на скромных женятся. Вот закончите, ну, что там… свой сельскохозяйственный техникум, замуж выйдете, детей заведете и будете счастливы. У каждого свой потолок.

Светловолосая попутчица усмехнулась:

– Хотелось бы встретиться втроем лет через десять.

И ушла в соседнее купе.

– Не выдержали разглагольствований напыщенного хлыща? – обратилась к ней женщина строгой внешности. – Почему не сказали ему, что вы студентка ленинградского университета?

– Ниже моего достоинства общаться с подобными молодыми людьми. «Ах, какой я умный, обаятельный и привлекательный!» – рассмеялась блондинка.

– Обидно за таких девушек, как вы. Кокетку предпочел умной, интересной девушке! Подумать только, на скромный свитер взглянул, – и сразу на ферму отправил! – возмущалась строгая дама…

Две женщины секретничают.

– …Поступила в институт. После зачисления меня спросили: «Может, подумаете о вступлении в партию?» Я рассмеялась. В следующее мгновение от страха судороги по спине пошли… Выкрутилась. Говорю: «Видите, какая я еще несерьезная?» …Долго боялась, что за мной придут…

Студенты спорят:

– Лермонтов герой своего времени.

– Он герой, и мы тоже должны его помнить…

В вагон вошли трое: двое солидных мужчин и пожилая женщина. Мужчины очень обходительные, приятные. Сразу видно, что в командировку едут. Чемоданчики бросили на боковую полку и сразу бутылку водки откупорили. Один, тот, который упитаннее, предложил попутчице выпить за компанию. А она вся такая изящная, интеллигентная, в шляпке с вуалью. Ручки тонкие, пальчики длинные. Ну, прямо, божий одуванчик! И вдруг протягивает свою чашечку с золотой каемочкой и говорит:

– Половину. Достаточно.

Толстяк, видно, человек воспитанный и то при этих словах на секунду остолбенел, бутылка замерла в его руках. Дальше было еще интересней. Бабуля, поправив перед зеркальцем седые кудри, налила водку в блюдце и принялась макать в нее печенье, не прерывая оживленной светской беседы. У второго мужчины глаза округлились, и он закашлялся.

– Не в то горло попала, – посочувствовала спутница, продолжая трапезу…

На боковой лавке шепчутся две молодые женщины:

– …Может, хоть с работой у вас все хорошо?

– Красивой женщине трудно сделать карьеру. Раз отказываешь начальнику, значит повышения не получишь, как ни старайся. Не знаю, найдется ли в нашем НИИ человек, о котором бы больше сплетничали? Одного сотрудника спросила: «Какой вам смысл меня оговаривать?» Он ответил: «Я, таким образом, добиваюсь вас. Надеюсь, вы, наконец, поймете, что нет смысла выставляться порядочной. Все равно никто не поверит. Вам уже нечего терять». А главный начальник, когда я отвергла его ухаживания, бросил мне в лицо: «Дура! И карьеру не позволю сделать, и репутацию не дам сохранить». Сейчас мой руководитель – женщина. Есть проблемы, другие, конечно, но теперь много проще…

«Поезда-исповедальни везут от отчаяния к надежде», – загрустила я.

Двое мужчин азартно играют в «дурака» и одновременно развлекают друг друга интересными историями. Оба смеются жизнерадостно и открыто.

– …Друг в отпуск ехал. Заснул. Чувствует, кто-то сапоги с него осторожно стаскивает. Хорошие сапоги, яловые, офицерские! «Ну, – говорит, – думаю, пусть до конца снимет оба, тут я его и поймаю на месте преступления». Вор один сапог до половины снял и за второй взялся. Объявили остановку. Вор хвать оба чемодана, – и бегом! Друг за ним, да запутался в собственных сапогах. А вор и был таков».

Мужчина смачно, с удовольствием выругался. Женщина, сидевшая напротив, возмутилась. Его друг бодро и беззаботно заявил:

– Сильные чувства требуют сильных выражений!

– Сильных, но не грубых, – сердито возразила попутчица и отвернулась.

Молодые люди рассказывают анекдоты. Пока меня не прогнали, успела услышать один.

«Идут отец сыном. Видят впереди себя красивую женщину.

– Папа, какая женщина, какие ноги! – восхищается сын.

– Чтобы иметь такую женщину, надо учиться, учиться и учиться, – наставляет сына отец».

– …Молодая жена ему рога наставила и половину квартиры оттяпала… – слышу я за спиной.

– …Боролась за место под солнцем, претендовала на должностное повышение. Конкурент угрожал, что любым способом обскачет меня. Я всерьез не воспринимала его бредни. Уровень его знаний был невысокий. И только через несколько лет узнала, что оговорил он меня тогда не только перед руководством, но и перед моей семьей. На подлость пошел, чтобы получить это место.

– А чем же начальник объяснил вам свой отказ?

– Тем, что ему нужен работник-мужчина. Женщине никогда не прощается то, что мужчине запросто сходит с рук. Она должна быть на порядок умнее, чтобы мужчины воспринимали ее наравне с собой… Все равно конкурент не сделал карьеры. Ума не хватило. А мне жизнь поломал. Я всегда старалась жить по принципам справедливости, а люди отвечали мне ложью, гадостями. И били всегда по самому больному: по моей доброте, трудолюбию и порядочности. Знаете, бывает, человек всю войну пройдет – и ни одной царапины, а другой – в первом же бою погибает. И в мирной жизни так: кто-то налегке без потерь проживет, а кому-то одни шишки достаются. Когда в институте училась, парень из нашего села проворовался, а в комитете комсомола сказал, что из-за меня пошел на преступление, так как ребенок у нас будет. Не могла я доказать, что он выгораживал себя. Ему поверили и взяли на поруки, а я переехала в другой город, позора не вынесла… Сколько я перетерпела из-за мнительности и властолюбия людей! Конечно, я не предала свои принципы, но чего мне это стоило! Вспоминать не хочется. Вот и не верь после всего пережитого в судьбу. Зависть порождает ненависть, а ненависть – клевету…

Понимаю: никто не застрахован от напастей и гадких людей. Для меня главное: суметь остаться человеком после всех передряг…

Заглянула в соседнее купе.

– …Если ты раньше уйдешь из жизни, я больше не выйду замуж.

Мужчина, сидящий рядом, довольный словами жены, улыбается.

– Чего радуешься? Не ты, я хорошая. Не приведу детям отчима…

Я почувствовала неловкость и повернулась к другим людям.

– …Живем вчетвером. Свекровь помогает, как мать родная. Она в детстве без родителей росла. Мой муж как-то вернулся под утро. Она ему разгон устроила: «Любишь жену, – живи, не измывайся над семьей, а не любишь – уходи!» Однажды вхожу в переполненный автобус и вижу: моя свекровь у кабины водителя стоит, в поручни вцепилась и одна сдерживает напор людей. Оказывается, в углу молоденькая беременная стояла. Потом дорогу ей расчистила и из автобуса осторожно вывела. Большой души человек. А на вид обыкновенная, деревенская: стеганку оденет, шалькой черной покроется, – не разглядишь в толпе…

Вернулась к родителям. Тихо сидеть не могу. Устроила возню с Колей. Мать сердится:

– Не набегалась еще? Сядь на нижнюю полку, успокойся!

Я все равно ерзаю и время от времени ударяюсь головой о вторую полку. Молодой человек из соседнего купе смеется:

– Очень быстро выросла?

– За лето, – весело отвечаю я, довольная вниманием взрослого.

Освободившееся соседнее купе заняли две веселые семьи. Они разложили на столе колбасу, огромную курицу, пиво, водку и ужинают. С удовольствием едят, с удовольствием громко и сочно разговаривают. Попутчики здоровые, веселые, счастливые, не лишенные грубоватого остроумия. У меня потекли слюнки. Мать, заметив мой взгляд, тихо и грустно сказала:

– Надо же, ведь из отпуска едут! Еда, как у нас только по великим праздникам!

– Почему так? – удивилась я.

– Шахтеры, рабочий класс. До войны у вашего городского дедушки тоже каждую субботу гусь был на столе, а наша бабушка из деревни на себе мешки картошки и зерна в город таскала, чтобы детей накормить и одеть. И теперь мы копейки считаем. То хату, то сарай нужно построить. В городе люди сначала места в общежитии получают, потом квартиры.

– А почему мы в деревне живем? – спросил Коля.

– Дело в том, что из восьми детей после войны твой отец один остался у родителей и должен при них жить, долг сыновий выполнять: стариков дохаживать, – ответила мать.

В соседнем купе шумно. Мужчины с грубоватыми прибаутками азартно играют в карты. Один после каждого проигрыша вспоминает чью-то мать....

– У нас на Руси без родственных ассоциаций – никуда! – рассмеялся интеллигентного вида мужчина.

На его замечание никто не обратил внимания, и он снова уткнулся в газету.

Я отправилась попить воды из титана. Точнее, еще хотела поглазеть на людей.

– …Своей жене купит серенькое платьице и тут же восхищается нарядами и прической своей сотрудницы. И даже не замечает, что задевает чувства жены!..

– …Сынок, не торопись соответствовать идеалу жены. Не потеряй себя…

– …У меня невестка хитрая! Нравится сыну жареное, – так она его сковородки и кастрюли чистить приучила. Теперь он раздобыл такие, которые не подгорают. Однажды притворилась больной после стирки. Он сам белье отжал, кожу на руках растер и после этого сразу стиральную машину купил.

– А мой, когда я в больнице была, помаялся один с детьми и говорит: «Не знал, что с ними так трудно, теперь помогать буду». Правда, через месяц забыл обещание.

Женщины перешли на шепот. Я поняла, что мешаю их разговору, и пошла дальше.

– …Он рвал себя, хоромы строил для нее, а как умер, она другого сразу привела.

– Зря ты так. У нее трое маленьких, огород, хозяйство. Она просила его повременить с домом. А он ей: «Мать-перемать, тащи бревно, меси глину!» Дети без присмотру оставались. Теперь меньшой мальчик больной. Застудил почки на сквозняках. Максим себя загнал, и семья добра от него не видела. А новый муж всюду с нею. Даже иногда в лес выбираются семьей, в кино ходят с детьми…

– …Близнецы родились. Радость-то какая!..

– …Упрямый. Тридцать лет ему понадобилось на то, чтобы понять, что в отверстие раковины необходимо вставлять сеточку. Слив постоянно чистил, но не хотел признать мою правоту. Никогда мужа не ругай, а заставляй самого исправлять ошибки.

– Трижды у нас в сарае перемерзала картошка. Первый раз я сама молча перетаскала ее в мусорный ящик. На второй год попыталась уговорить мужа осенью отнести овощи в подвал. Он опять не послушал меня. На этот раз я отказалась выносить гниль, но на рынок за новой картошкой все-таки ездила. И только когда в третий раз все померзло и я отказалась восполнять потери, муж согласился со мной. Гордыня не позволяет ему сознаваться в своих ошибках. Очень умным себя считает, и если я скажу «да», он обязательно ответит «нет». Приходится приспосабливаться…

– …Никогда не ставьте крест на своей жизни. Всегда можно начать заново, даже в вашем возрасте. У всех есть право на ошибку, главное – не повторять ее. У любого святоши было прошлое, а у преступника есть будущее, если он захочет…

– …Деньги всю жизнь копили, дом огромный красивый строили, а детей упустили. Сын в тюрьме. Дочь разведена, детей вовремя не завела. Пить начала. С родителями жить не хочет. Они одни в хоромах живут, перед соседями хвалятся. А счастья-то нет!..

– …Сбежала с другим. Все денег ей было мало.

– Женщина хорошего мужа никогда не бросит…

– Говорят, после измены одного из супругов взаимоотношения между ними улучшаются, семья становится крепче, надежнее.

– Разрушенные чувства не восстановишь. Боль остается на всю жизнь. В таких семьях стараются создать видимость благополучия.

– Для кого?

– И для себя, прежде всего, и для людей. Никому не пожелаю такого «счастья»…

– …Целый день за ковром стояла.

– Достался?

– Зубами вырвала…

– …Ноги болят, спасу нет. Но с хозяйством пока сама управляюсь. Дети в город зовут. Не хочу: корни мои тут....

– Почему умных не любят?

– Боятся или завидуют…

– …Гляжу, мама с дочкой впереди идут. Вид у девочки более чем странный: на высоких каблуках, колени полусогнуты, тощие локти торчат в стороны, вся вперед подалась. Догнала их. Слышу, мать сердится: «Зачем каблуки в лесу? Взрослой в двенадцать лет себя мнишь? Кости неправильно сформируются, – бед не оберешься, когда повзрослеешь». Я вступила в разговор: «А я думала, вы калеку ведете, а оказывается, она нормальная, красивая девочка. Хочешь, покажу, как ты смотришься сзади?» Я стала в позу. Девочка покраснела. «Не сердись, – добавила я, – хочу, чтобы никто в лагере над тобой потихоньку за спиной не смеялся. Желаю тебе больше хороших друзей». И пошла своей дорогой…

– …Каждодневные домашние заботы не дают женщине развернуть крылья…

Группа мужчин яростно спорит о политике. Каждый пытается отстоять свое мнение. Для меня подобные разговоры как игра в шахматы.

Я в следующем купе. Здесь беседуют очень тихо. «Навострила» ушки.

– …Если мужчина имеет много женщин, значит, он сердцем никого не любит, а только плоть ублажает. Такой человек не может быть счастливым. Наслаждения души самые прекрасные, не сравнимые с телесными. Восторг души – любовь – это пик, вершина наслаждения. Если человек познал только физическую близость и не испытал слияние духовного и физического, он многое в жизни потерял. Специально для тебя проведу простую аналогию. Человек трудится, но не получает при этом радости. Не любит свою профессию. Деньги, конечно, платят. В этом случае он серой жизнью живет. Поняла? Только то, что выполняется с любовью, делает человека счастливым. Усовершенствовать можно лишь физическую сторону интимных взаимоотношений. Духовную – нет! Я знаю об этом не только из книг. Когда мы с мужем основательно поссорились, то, как бы он потом ни изощрялся, какие бы методы и способы ни применял, чтобы улучшить мои ощущения, ярче и больше того, что чувствовала с ним, когда искренне любила, я уже никогда не испытывала. Запомни это. Пригодится, – это говорила очень красивая черноволосая кареглазая женщина.

«И таким изменяют?» – растерянно, с болью подумала я.

– Любить надо всей душой, тогда и по морали все сойдется, и скуки не будет, и желание искать радости на стороне пропадет. Чего душу-то дробить, мельчить? Сам-то кем тогда станешь? Никто добрым словом не вспомнит, – неодобрительно глянул в сторону странного, ярко одетого мужчины молодой человек в форме морского офицера.

Видно высказывания «петуха» были причиной столь серьезного диспута.

– …Миф о потере женской привлекательности и темпераментности после сорока лет придумали мужчины, потому что сами несколько утрачивают силу, делаются в некотором смысле менее способными. А женщины в этом возрасте только жить начинают, становятся более раскованными. Это пугает мужчин, вызывает у них агрессию или стремление утвердиться на стороне у незамужних женщин, которые на все готовы, лишь бы заполучить их хотя бы на время…

– …Женщины бывают жестокими?

– Да, когда вымещают на мужчинах обиды, которых не заслужили.

– Все ясно. Ты считаешь, что мужчинам в основном попадает за дело.

– Об этом мне говорят факты судебной практики…

– Девочка, иди к родителям. Рано тебе слушать взрослые разговоры, – строго сказала мне старая женщина, которая во время беседы смотрела в окно и, казалось, не интересовалась происходившим.

И я пошла дальше.

В вагон зашел невысокий человек. И то, как он сел на лавку, как положил на стол руки, я поняла – он учитель. Послушала его разговор с маленькой девочкой и убедилась в справедливости предположения.

Мальчишка нахально уставился на меня, провоцируя на грубость. Я остановила его взглядом. Молодец. Понял, отстал.

Вижу, как молоденький солдатик влюбленными глазами смотрит на девушку, что сидит напротив. Она смущается… Отец разгадывает ребусы с дочками… Пожилой мужчина сидит, прислонившись к деревянной спинке лавки, и задумчиво гладит седые волосы жены, прикорнувшей на его плече…

Вышла в тамбур. Выглянула в открытое окно. Ветер бьет в лицо тугими струями. Небо на глазах меркнет. Быстро скачут черные тени-деревья. Вдали мелькают зигзаги огней. Потом городок сгинул во тьме. Снова дробятся тени от многочисленных фонарей. Взвизгнув и протяжно вздохнув, остановился вагон. Вдали темные молчаливые дома. На платформе – торопливые шаги, редкие приглушенные суетливые голоса. Теперь вижу неподвижные безликие, нечеткие фигуры и слышу неразборчивые речи простившихся, проводивших. Еще один вокзал уплыл.

В распахнувшуюся от резкого толчка дверь тамбура вижу, как уродливо раскорячившись от натуги, маленький толстенький пассажир встаскивает вещи на третью полку. Мимо меня протискивается здоровяк с огромной сумкой на плече. Я прижалась к стенке, пропуская его. Он остановился, резко дернул усталым плечом, свободной рукой, чуть не залепив мне в глаз. Я увернулось. Толстячок, управившись, облегченно вздохнул и присел на кончик лавки, вытирая лысину казенным полотенцем.

Я открыла заднюю дверь тамбура и встала на грохочущие подвижные пластины над механизмом сцепления вагонов. Холодок пробежал по спине: не ко времени промелькнули сплошной полосой ярко освещенные окна встречного поезда. Я тревожно замерла. Следом товарняк прогромыхал, вызвав у меня неприятную дрожь. Нырнула в другой вагон. Прильнула к окну входной двери. Сквозь сильно запотевшее стекло как призраки мелькали фонари.

– …Хотела развестись. Сыну об этом сказала. А он мне: «Хоть пьянь, да свой». Шесть лет тогда ему было. Теперь уже десять. Как-то опять поссорились. Сын вновь вступился за отца: «Я люблю его. Разведешься, – уйду к нему».

– Когда между родителями сложные отношения, дети не могут быть счастливы. Их жизнь часто ломается или делает крутые виражи, – высказала свое мнение женщина, лица которой я не разглядела в слабом свете ночника.