скачать книгу бесплатно
– Тебя нашли родители?
– Да! Правда, они не совсем родители и старые, но я теперь домашняя. У меня все хорошо.
– Какая ты теперь! Прелесть!
Я покрутилась перед ними, демонстрируя белый бант и голубое в белый горошек платье.
– У меня даже сандалики голубые под цвет платья. Так положено носить, – с гордостью сообщила я друзьям.
– А вы где теперь? В ремесленном? Вы такие взрослые, почти дяди. Ой, как я рада вас видеть. Расскажите про себя.
Сердитый голос деда позвал меня:
– Где ходишь? Я уж думал, ты потерялась!
– Папа, это мои старые друзья, – радостно сообщила я. – Они очень хорошие.
Разреши нам поговорить.
Дед критически оглядел ребят и резко сказал:
– Марш домой. Мать ждет.
Мне было неловко. Ребята смущенно переминались с ноги на ногу. Дед потащил меня за руку через весь торговый зал.
– Мы еще встретимся и поговорим. До свидания, – взволнованно кричала я друзьям.
А они махали мне и вытирали лица ладонями.
Когда мы зашли в другой отдел магазина, дед раздраженно сказал:
– Нечего водиться с бандитами.
– Они не бандиты. Они хорошие. Глаз и руку им поранила бомба. Вы же видели, они учатся в ремесленном, – защищала я мальчишек.
– Вздорное утверждение. Забудь про старую жизнь и все, что с ней связано, – жестко приказал дед.
– Я не буду вам говорить про них, но помнить буду, – хмуро засопела я.
Надо признаться, эти слова у меня вырвались совершенно случайно, неожиданно для меня. Я не хотела возражать и сама была удивлена своей смелости.
– Плохо, если ты осталась при ошибочном мнении, – сердито забурчал дед и пошел в кассу, а я осталась уныло глядеть на витрину.
И вдруг услышала, как приятный женский голос произнес:
– Много ли надо детдомовцу? Приласкай его, и он – твой. И каждое твое слово будет для него верным, главным. Ловятся, бедняги, на ласку хитрых, непорядочных людей. Доверчивы сверх всякой меры, патологически наивны – в этом их беда.
– Откуда вы знаете, что они детдомовские? – спросила я удивленно.
– У них на лицах написано, – ответила интеллигентная не только в одежде и речи, но и в движениях, старушка.
– И у меня написано? – с тревогой спросила я.
– Глаза у тебя грустные. Ничего, если сердце оттает, то и глаза заулыбаются.
– Они сейчас у меня собачьи?
– Откуда у тебя такое выражение?
– Один мой знакомый профессор в шутку так сказал. Только он теперь в другом городе. Я с его дочкой очень дружила.
– Помни хороших людей, девочка.
– Всю жизнь буду помнить, – уверенно ответила я и с благодарностью посмотрела на старушку. Она понимала нас, детдомовских.
Теперь, как только появлялась возможность, я прибегала к гастроному в надежде увидеть ребят. Но проходили дни, недели, а моя мечта не осуществлялась.
Неужели они не понимают, что я жду их? Наверно, их перевели учиться в другой город или послали работать. Если бы они остались здесь, то обязательно нашли бы меня! Эх, дед, зачем увел меня тогда?
ДЯДЯ КОЛЯ
На днях к нам должен приехать внучатый племянник деда. Он только что закончил служить в армии. Я представляла, что появится высокий красивый молодой человек в военной форме и военной фуражке: таких видела на плакатах в городе.
И вот он приехал. Вошел невысокого роста, крепкого сложения, темноволосый, голубоглазый молодой человек в светлой рубашке и черных брюках. Он мне сразу очень понравился, потому что излучал много радости. В нем было столько приветливости! Меня он схватил в охапку и сказал:
– Так вот какая моя маленькая племянница! Ты просто прелесть!
– Вы тоже прелесть, – ответила я, немного смущаясь.
Мои слова привели его в восторг и понравились деду. Мы не отходили друг от друга три дня. Дядя Коля носил меня на плечах, водил в кино и цирк. Можно было подумать, что он приехал ко мне, а не к деду. Потом дядя Коля оставил нам свое фото и уехал к своим родителям в деревню. А я подумала, что мой дед тоже прелесть. Его любят дети. У него талант такой. К примеру, в воскресенье в парке он заговорил трехлетнего мальчика, увел от матери и целый час малыш не отходил от него, пока мама не хватилась. Дядя Коля весь в деда.
Теперь, когда мне бывает очень грустно, я беру его фото и шепчу добрые слова. Иногда просто прячу карточку в карманчик платья и ухожу во двор, а возвращаюсь с хорошим настроением.
ФАБРИКА
Двор наш узкий и грязный, потому что нет асфальта. Напротив дома длинный ряд «заштопанных, латаных-перелатанных» сараев. В конце двора туалеты, к которым даже в сухую погоду неприятно подходить из-за запахов от ящиков с отбросами. В подвале дома размещается фабрика по изготовлению ваты. На ней работают глухонемые. Я попросила одного дядю с добрым лицом показать фабрику. Он взял меня за руку и открыл двойную железную дверь. Я сразу оглохла от страшного шума и скрежета огромных машин, но, заткнув пальцами уши, мужественно двинулась между рядами высоких грохочущих машин. Рабочий крепко держал меня за плечо и, улыбаясь, показывал рукой по очереди на тюки тряпок и ваты, на машины. В помещении было душно, воздух насыщен пылью и волокнами тканей. У меня зачесалось в носу, запершило в горле, и я попросилась назад. Когда мы поднялись наверх, грохот еще некоторое время стоял в ушах. Как же там работают бедные женщины? Разве тряпки на лице спасают их от пыли? А они еще и улыбались, глядя, как я изумленно таращу глаза.
Посещение фабрики произвело на меня неизгладимое впечатление. Вечером рассказала деду об экскурсии.
– И все-то ты нос суешь, куда не надо! Ты же девочка. Зачем как хулиган по подвалам лазаешь? – раздраженно сказал он.
– Так ведь интересно! Теперь я знаю, как делают вату, ту, что в одеяле. Только жалко рабочих. Папа, а людям, живущим на первом этаже, шум мешает жить? У них, наверное, пол дрожит?
– Да, вибрация на первом этаже сильная. Жильцы просят переселить их или фабрику закрыть, но пока у города нет такой возможности, – вздохнул дед.
После «экскурсии» на фабрику я подружилась с рабочим дядей Славой. Он один разгружает и загружает машину. Лицо, шея и руки у него всегда серые. Только глаза и белые зубы блестят. Как-то, отправив машину, он устало сел на лавочку и показал мне, что хочет пить. Я принесла компоту. Дядя Слава жадно пил, потом оторвался от кружки и, широко улыбнувшись, показал мне: «Здорово! Очень вкусно, спасибо!» А потом отвел меня подальше от окон, где жил начальник, и дал несколько ярких лоскутков вязаной ткани. «Из этого кукле платье сделаешь, а эти, вязаные, распустишь и будешь учиться вязать», – пояснил он мне.
Мы оба радуемся нашим встречам. Нам просто приятно оттого, что мы видим друг друга.
СОЛНЕЧНЫЙ УДАР
Очень шумно живут люди в третьем подъезде в коммунальных квартирах. Отчего чуть ли не ежедневно с воплями вылетают из этих коридоров дети и женщины? Каждый раз причины вроде бы были разные, а сценарий один. Двор оглашается отборной руганью, и я стараюсь поскорее укрыться в своем подъезде. В головы соседей летит не только мат, но и сковородки, стулья, керосинки.
А сегодня я увидела странную картину: Витькина мама носила по двору сына, завернутого во влажную простыню. Намаявшись, она садилась в тень сарая и причитала:
– Витенька, сыночек мой дорогой. Да что же с тобой приключилось? За что несчастье на мою голову? Любимый мой. Господи, спаси…
Ее душераздирающие крики зависали в воздухе дотемна. Оказывается, с Витей случился солнечный удар. Температура – сорок градусов. Обмяк бедный, в сознание не приходит. Бредит. Я удивлялась перемене в его матери. Вчера стегала сына ремнем за то, что он без разрешения стащил пирожок прямо со сковородки. Полдня неслись из квартиры обещания содрать кожу, убить сына, а сегодня белугой ревет только из-за того, что он заболел. Так сама же виновата. Вечно Витька гоняет по двору без панамки.
Я с любопытством смотрела на бледное лицо мальчика. Оно очень изменилось: вечно грязное и нагловатое, теперь выглядело, измученным, несчастным. Голова болталась на тонкой шее, и все время скатывалась с плеча матери. Безжизненные руки висели как веревки. Мне стало жалко и его, и мать. Значит, любит его? Как же можно любить и стегать да еще с позором, перед всеми? Не могу понять взрослых! За что била? Был бы сыт, не стащил бы этот злосчастный пирожок. Плохо сделал. Так ведь не от баловства. А может, у нее денег не хватает накормить сына?
Через два дня Витя ожил. Я вышла погулять. Спрятала под майку два куска хлеба и ожидаю Витьку. Когда он поравнялся с нашим коридором, я тихо позвала его. Витя небрежно спросил:
– Какого черта?
Я протянула ему кусок хлеба:
– Давай вместе есть.
Он обалдело глянул на меня и отступил на несколько шагов. Вдруг выражение его лица сменилось на злое, и он кинулся на меня с кулаками. Я метнулась наверх. Он догнал и неожиданной подножкой спустил меня с лестницы. Я сидела в пыли и думала о том, что скажет Оля, увидев грязное платье. Витька умчался. Ко мне подбежала немая тетя Маня и, размахивая кулаками в сторону моего обидчика, зажестикулировала:
– Сейчас его мамаше скажу…
Я перебила ее, показав, что сама упала. Оступилась. Она удивленно и неодобрительно покачала головой, объясняя: «Наказывать надо хулиганов, чтобы неповадно было».
Дома обмыла рану с мылом и попросила извинение за грязное платье. Конечно, мне было больно, но виду не показала. Оля растерянно смотрела, как я спокойно промокаю бинтом кровь. Она от испуга даже не спросила, что со мной случилось, только за зеленкой кинулась.
А я небрежно сказала:
– Заживет как на собаке. Папе не говорите.
И все было бы хорошо. Только никак я не могла понять, за что Витька на меня накинулся? Я же хотела ему помочь. «Каждый детдомовец спасибо сказал бы за лишний кусок хлеба, да еще сдобного. Странные эти домашние, доброты не понимают. Чем его разозлила?» – мучительно соображала я. Но ничего не приходило в голову.
Вечером того же дня я совершала обычный обход знакомой территории. Смотрю: Витька изображает на тротуаре и стенах домов единственное слово, которое научился писать. Я стала ходить за ним и мелом исправлять первую букву. Одной черточкой матерное слово превращала в нормальное. Я была очень довольна собой, ведь делала доброе дело в воспитании мальчишки и в «украшении» улицы!
Витька, застав меня за этим занятием, удивленно сказал:
– Видел дур, но такую – в первый раз.
– От дурака слышу, – парировала я обиженно.
– А ты дура в квадрате.
– А ты – в кубе, – быстрехонько нашлась я.
Витька растерянно замолчал.
И что плохого в том, что дурак в квадрате или в кубе! Почему так говорят, когда ругаются? Нарисовала мальчика и обвела квадратом. Потом изобразила ребенка в кубике. Ничего особенного. Первый вроде как в окно глядит, а второй – будто находится в прозрачном, стеклянном ящике, как рыба в большом аквариуме.
Витька стоял рядом и разглядывал мои рисунки.
– Что это? – спросил он.
– Эта фигура – квадрат. А эта – куб.
– Тебе так в школе объясняли?
– Нет, еще раньше.
– В детсаду?
Я промолчала.
– Я тоже на следующее лето пойду в школу, – грустно сказал Витя.
Тут его позвали друзья, и он с радостным криком умчался.
КОСТЯ
Во дворе появился новый мальчик. Он москвич, приехал в гости к Бубновым. Костя мне ровесник, но по поведению кажется более взрослым. В нем присутствует какая-то непонятная уверенность в себе. Он всегда знает, чего хочет и добивается своего. В нашем дворе единственный велосипед – у Владика, и на нем катаются все с разрешения его родителей, но недолго и недалеко. На этот раз очередь была Вити, но Костя твердо сказал:
– Я вне очереди, потому что гость вашего двора.
Возразить было нечего. Костя забрал велосипед, пропал на целый день и появился во дворе только утром. На лице не было ни волнения, ни раскаяния. Постучал в дверь квартиры Владика и, когда мама вышла, голосом, не терпящим возражений, как взрослый сказал:
– Прошу извинить, обстоятельства выше меня. Спасибо за велосипед. До свидания.
Мама Владика от командирского тона оторопела и, ничего не ответив, покатила велосипед в коридор. Костя произносил вежливые слова решительно, как будто давил ими. Он заканчивал разговор. Он ставил точку. Я представила себе, как извиняюсь за что-то, потом выслушиваю град обвинений, кучу нотаций и со слезами, с еще большим чувством вины ухожу домой. Он же, казалось, вины никогда не чувствовал. И чужие заботы его не трогали. «Это ваши проблемы», – говорил он. В любой игре он становился лидером, действуя напористо, резко. Иногда мы даже не успевали сообразить, как он уже командовал нами. Ребята пытались не брать его в игру, ставили своих ведущих, но проходило немного времени и опять Костя был среди нас, во главе нас и устанавливал свои правила игры. Мы злились, но ничего поделать не могли.
– Семья его так воспитывает, чтобы он тоже генералом стал. Видишь, сколько уже сейчас в нем твердости, умения говорить с людьми. Он не позволяет другим высказываться, хотя вроде бы рот не «затыкает» грубыми словами, культурно ведет себя. Ох, боюсь, из него такой «хлыщ» вырастет, что тяжко от него будет и солдатам, и его родным. У него нет преград – жалости, доброты. Только его желания важны ему, – сказала как-то тетя Вера подругам, сидящим у дома на скамейке.
А в последний день пребывания Кости я наблюдала странную сцену. Моя подруга Нина позвала его собирать ягоды в овраге, что за три улицы от нас. С присущей ей ребяческой манерой она хлопнула Костю по плечу. Он удивился фамильярному обращению, но стерпел. А дальше было еще интересней. Нинка решительно обняла Костю за плечи и, о чем-то восторженно рассказывая, потащила за собой. Такой естественно-растерянной, обескураженной физиономии, я еще ни у кого не видела! По лицу было заметно, как усиленно думал Костя. Оттолкнуть девчонку? Сказать что-либо презрительно-унизительное? Он прокручивал в голове варианты и все время оглядывался. Наверное, в данный момент для него было главным, чтобы его никто не видел в таком неожиданном, непонятном положении. Лицо Кости покраснело от смущения, но руки Нины он не сбросил. А она не замечала борьбы его чувств. Ей все равно с кем проводить время, лишь бы не быть одной. А вечером он сам пришел играть к ней домой. Почему? Чем она ему интересна? Меня это задело. Непонимание злило.
САПОЖНИК
Бегу к знакомому сапожнику. Он живет на краю города. Руки у него золотые и нрав добрый. Я с удовольствием хожу к нему. Сапожник – глухонемой. Я немного понимаю язык жестов, и он рад этому. Когда я первый раз удивилась его ценам, он объяснил: «Ко мне приходят, в основном, из ближайшего села. А откуда у деревенских деньги? Трудодни да палочки получают в колхозе. Чем их отоварят и когда – один бог знает. А продукты еще продать надо, чтобы макароны, обнову, чай купить».
Если я чего-то не понимала, сапожник старательно выводил на клочке бумаги крупными печатными буквами слова, объясняющие незнакомый мне жест. Почему многие считают его нелюдимым? Когда я прихожу к нему, улыбка разглаживает морщинки на бронзовом от загара лице. У глаз то появляются, то исчезают светлые лучики незагорелой кожи. Я как-то ему показала, что он человек «во!» и что руки у него растут как надо, так он мне не только починил обувь, а еще почистил цветными кремами. Я смутилась, стала думать, сколько надо еще доплатить, ведь лишних денег у меня не было, под обрез давали. Но он понял мое волнение, похлопал по плечу и показал: «Я для своего и твоего удовольствия сделал»…
Дядя Ваня (точнее сказать Джованни) встретил меня как всегда приветливо. Мы сели на крыльце. Он принялся показывать мне различные образцы кожи и объяснять какие, где лучше использовать. «Когда пальчики окрепнут, научу тебя своему ремеслу. В жизни пригодится», – серьезно, но ласково «сказал» он. Я утвердительно кивнула, забрала ботинки и попрощалась. По дороге несколько раз оглядывалась и махала рукой до тех пор, пока одинокая худая фигура совсем не скрылась из виду.
КУКЛЫ
Дядя Слава такой большой! Я задираю голову, чтобы увидеть его лицо. Один раз он посадил меня на широкую ладонь и поднял. Наши глаза оказались на одном уровне. Я провела ладошкой по его красиво изогнутым черным бровям, по кудрявым смоляным в серой пыли и вате волосам. Он улыбнулся, приподнял меня над головой, а потом стремительно опустил на землю. Я почувствовала себя совсем маленькой.
Каждый раз, увидев меня, дядя Слава с улыбкой достает из кармана красивый лоскуток и показывает:
– Кукле на платье.
