скачать книгу бесплатно
– Мне кажется… – сказала Лиля и чуть покраснела, – что я… нет, не буду торопить события. Пока не стану ему говорить про свою любовь. Ты представляешь, если я закончу седьмой класс на отлично, то меня возьмут в педучилище без экзаменов! Только бы суметь договориться с училищем, куда меня распределили! Мама Анатолия – учительница. Она ходила к нашему директору с просьбой помочь мне. Он обещал. Мы обнялись с Лилей, и я готова была заплакать от счастья. И тут заметила тоненькое деревце, которое склонило белый шар цветов почти до земли. Одна веточка отщепилась от ствола, и коричневая рана увеличивалась, когда порывы ветра трепали вишню. Лиля расплела косу и тесемкой прикрепила ветку к стволу. А я оторвала от плаща кусок подола, привязала деревце к спинке скамейки и сказала:
– Так крепче будет.
– Ты же плащ испортила! – испугалась Лиля.
– Не испортила. Он длинный. Ты думаешь, вишня выживет?
– Будем надеяться. Нашла же силы зацвести. И клей ей в этом поможет. Вот он, густой, липкий и светится как янтарь.
– Может, это не застывший сок, не клей, а слезы, которые не высыхают. Правда, деревце, будто в подвенечном платье!
– Ты, как всегда, фантазируешь. Есть в тебе склонность к метафоричности, – улыбнулась Лиля.
И в этот момент она показалась мне похожей на нашу вишню.
САМОЕ ГЛАВНОЕ
Бабушка Дуня разбудила меня рано. Двор был еще влажный от росы. Холодок пробежал между лопаток. Захотелось опять нырнуть в постель, но… я быстренько бросила в лицо горсть ледяной воды и вытерлась полотенцем, висевшим на проволоке.
– С чего начнем? – бодро спросила я бабушку.
– Гуся надо зарубить.
– Бабушка, а может еще кто? Курей я уже научилась резать, а на гуся рука не поднимается.
– Некому, детка. Дядя Коля с Петей ушли в поле. Руки мои слабые стали, не удержат гуся и топор.
– Ну, ладно. Только я держать буду, договорились?
– А сможешь? Он ведь ох, как затрепыхается, когда душа из него выходить станет.
– Разве у животных есть душа? Может, и у растений тоже?
– Не знаю. У Бога все воедино связано.
– Бабушка, и вам жалко животных резать?
– А ты как думаешь! Я ведь ухаживаю за ними. Да что поделаешь, так жизнь устроена. Мне и цветы рвать жалко. Но я так рассуждаю. Птичку вольную или скотину какую дикую убивать – это против Бога. А вот то, что человек сам растит для своего проживания – не грех. Не против природы.
Гусь в моих руках бился сильно и долго, даже сумел выпростать крылья. Но я, закрыв глаза, терпела, когда он хлестал меня по лицу. Потом он подрожал еще немного и обмяк. Я дрожала вместе с ним. Пыталась вспоминать, как он щипал меня за ноги. Не помогало. Все равно жалко…
Второго гуся держала бабушка. А я, глубоко вздохнув, взмахнула топором… и убежала к соседке. Бабушка вскоре позвала:
– Иди. Надо гусей обработать, пока не застыли. А то замаемся потом.
Надо, значит, надо. И я учусь, не испортив кожи, выдергивать пух.
– Знаешь, смотреть, как теленка осенью режут, не могу до сих пор, – призналась бабушка Дуня. – По утрам все лето отвожу его пастись, в обед пою теплой водой. Вечером, когда возвращаемся домой, он взбрыкивает радостно, тычется влажной мордочкой в ладони. Они же хлебом пахнут. А то вдруг помчит меня по лугу через лопухи. Юбка за колючки цепляется, вся в репьях! Как удержать такого шустрого на веревке!? А еще раньше, в марте, помаленечку приучала к пойлу… От него молоком пахнет, лижет он мне лицо и тощим боком прижимается. Никак не хочет отпускать. Голову положит мне на плечо и трется. Говорю ему: «Отстань!» А он понимает, что я не сержусь, на самом деле люблю его, и от радости мычать начинает. А голос-то детский, срывается. И такой весь, как дитя доверчивое! Ноги скользят, расползаются в разные стороны. Пол – то на кухне гладкий. Упадет, кричит жалобно и все встать пытается…
С гусями возимся и час, и два. Я собираю пух в одну сумку, перья – в другую и делюсь с бабушкой Дуней своими заботами.
– …Недавно говорит мне Анна Ивановна: «У тебя все пятерки за год, кроме письма. По чистописанию тебе натянула четверку». Ну, разве не обидно? Я от стыда и злости на себя отвечаю: «Лучше бы тройку поставили!»
– Чудачка ты, – усмехается баба Дуня. – Анна Ивановна поставила тебе четверку авансом. Значит, верит, что станешь терпеливее, старательней. У тебя тройки за грязь в тетрадках или за ошибки?
– За мазню.
– Вот видишь! Я права.
– Вы знаете, а я про Толяна часто вспоминаю. И в дневнике записала: «Толя, я помню тебя».
– Друзья детства – друзья на всю жизнь, – задумчиво произнесла баба Дуня.
– А мои знакомые инвалиды войны – дядя Валя и дядя Ваня, – ну, те, что были на каталках, работают в нашей школе. У них теперь ноги железные.
– Директор помог?
– Да. И еще Анна Ивановна. Я к ней обращалась. А мой друг Андрей уехал в военное училище. Я его спросила: «Ты будешь убивать людей?». А он ответил: «Я не могу стрелять в людей. Моя специальность – чинить самолеты. В военное училище пошелиз-за государственного обеспечения». Он просил меня учиться десять лет, чтобы находиться под присмотром учителей. Боится за меня, потому что я слишком самостоятельная. А Лиля будет учительницей. Мама ее друга Анатолия не хочет, чтобы она работала и училась. Пусть, говорит, наша Лиля учится с удовольствием. Мама Анатолия сказала, что, когда Лиля выйдет замуж, на нее свалится много забот, и тогда она будет вспоминать годы учебы как самые счастливые.
– Что-то ты, детка, сегодня такая встрепанная?
– Почему так думаете?
– Говоришь скороговоркой. Вроде гнетет тебя что-то, а?
– Верно, бабушка, почувствовали.
И я вздохнула:
– В последний раз к вам пришла. К родственникам меня отвозят.
– Боженька смилостивился! Рада за тебя. Какое счастье!
– В самом деле?
– Семья для человека – самое главное, самое важное в жизни. Что бы человек ни делал, к чему бы ни стремился – все во имя семьи, для семьи. Запомни, семья – это маленькая родина, именно с нее начинается большая Родина. В крепости семьи сила и надежность страны.
– А у меня сразу большая Родина… Я боюсь ехать…
– С твоим характером, в любой семье приживешься. Все тебя будут любить.
– А вдруг они плохие?
– Плохих людей мало. Такие и не взяли бы. Берут ребенка, когда очень хотят. Наверное, у них нет своих детей и им некого любить. Что же ты вчера вечером не сказала?
– Не решилась.
– Надо отпраздновать твой отъезд. Попрощаться по-людски. Гусей завтра продам. Ботинки у Пети износились. А вот потрошки на ужин оставлю. Ты сегодня будешь есть мяса досыта, как мечтала. Помнишь?
– Спасибо, – тихо ответила я.
– Давай управляться поскорей, – сказала баба Дуня, тайком утирая слезу.
– Давайте, а то все с поля придут голодные. Тружеников кормить надо, – повторила я любимую фразу бабушки. И мы рассмеялись.
– Тамара, соседушка! – крикнула бабушка Дуня через плетень. – Как повезешь обед муженьку, попроси моих пораньше вернуться с работы. Проводы у нас.
– Кого провожаете?
– Внученьку мою младшенькую.
– Хорошо, Ивановна, обязательно заеду.
– Детка, чего нос повесила, не бойся. Новое – всегда связано с надеждой на лучшее. Вот приходит Новый год, – так все счастья ждут…
Вечер был теплый и безветренный. Ужинали во дворе. За столом сидели тихо. Только дядя Коля пытался развлечь всех веселыми житейскими байками.
До автобуса меня провожали Галя и Петя. Галя, не выдержала, заплакала.
– Чего ты? Не надо. Не надо, – твердила я.
– Радуюсь за тебя и горюсь о себе. Про папу вспомнила. Только на карточке и вижу. Хоть бы тебе повезло. Бабушка Дуня будет молиться за тебя. Может, когда вырастешь, приедешь к нам?
– Обязательно! Я всегда буду помнить вас, – горячо заверила я.
Автобус пришел полупустой. Я стояла у заднего окна, и все махала и махала тем, кого хотела, но не могла различить из-за слез.
ПРОЩАНИЕ С СЕМЬЕЙ ИРИНЫ
Сегодня я не сбегаю из детдома, а попросила разрешения у дежурного воспитателя сходить в город попрощаться с подругой. Иду самой короткой дорогой через парк мимо фонтана. Шаловливый ветер бросает на людей пригоршни алмазных брызг, они разлетаются далеко за гранитный борт. Солнечные блики скользят по лицам. Огромная радуга то поднимается на вершину мощной центральной струи и начинает полоскаться на ветру, как многоцветная шелковая ткань, то опускается к воде, и тогда ее дрожащая поверхность переливается непрерывно меняющимися, неповторимыми красками. Из аккуратно вычерченной, яркой и неподвижной в безветрие радуга превратилась в живое существо! Сильный порыв ветра понес водяную пыль на асфальт, и рядом с фонтаном заплясало небольшое расплывчатое цветное сияние. Такое же чудо возникло и в скоплении невысоких струй над черным мраморным кольцом, по которому ходили дети. Недолго резвились маленькие радуги. Сердитый ветер разорвал их в клочья, закрутил вихрем и унес ввысь. Зато большая радуга продолжала и продолжала плясать! Фонтан орошал мелкой дождевой пылью каменные плиты своего обрамления и мое возбужденное лицо.
А люди торопливо бежали по аллее, не замечая чудес. Я выбрала не очень спешившую тетю и сказала:
– Гляньте, красота какая!
Она удивленно посмотрела сначала на меня, потом на фонтан.
– Похоже на северное сияние, – сказала она и улыбнулась.
Потом погладила меня по волосам и пошла дальше. А я все стояла, зачарованная сказочной картиной. Ветер трепал мои шаровары, брызги летели в лицо, но я не замечала этого. Я была далеко, в другом мире, на другой планете. Я даже придумала красивую фразу: «Планета моей мечты». Три радуги! Может, это подарок фонтана мне на прощанье?..
– Меня нашли родственники. Завтра уезжаю, – сказала я Ирине с порога.
– Видишь, и тебя счастье нашло! – воскликнула подруга. А мы с мамой сегодня ходили к директору моей школы, показывали твои рисунки и тебя обещали записать в первый класс.
– Как это, в первый класс? Я же перешла во второй!
– Чудачка, не в простую школу, а в художественную.
– Куда ты уезжаешь? – спросила мама Ирины.
– Не знаю.
– А к кому?
– Тоже не знаю. Сказали, что воспитатель отвезет меня в другой город к родственникам.
– Все у тебя будет хорошо! А сейчас мы устроим тебе маленький праздник, – сказала Альбина Георгиевна.
Ирина и ее папа сходили в магазин и принесли две красивые коробки.
– Ты знаешь, что такое мороженое?
– Слышала, – ответила я, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу.
В коробке оказалось четыре мороженых: шоколадное на палочке, в картонном стаканчике с цветочком наверху, в вафельном стаканчике с вишней и в бумажном пакетике.
– А какое можно взять?
– Все! – засмеялся папа Ирины.
– А можно от каждого попробовать по кусочку?
– Договорились. Хочешь узнать, что в другой коробке? – спросила Ирина. – Смотри! Целый набор пирожных! И тоже все разные!
Я радостно воскликнула: «Такое слоеное с розочками, я знаю!»
– Будешь пробовать все?
– Если можно, конечно, – ответила я, смущенная таким вниманием.
– Тебе сегодня все можно! – воскликнула Ирина, радуясь моему предстоящему счастью.
– Мне… чуточку грустно… – вздохнула я.
Защекотало в носу.
Но Петр Андреевич не дал моим слезам воли. Он высыпал в вазу конфеты в красивых обертках и отвлек словами:
– Эти с собой возьмешь, подружек угостишь, чтобы им легче было с тобой расставаться.
Мне не давали скучать. Папа Ирины принес баян, и мы вместе пели песни военных лет по моему заказу. Время летело быстро. Я взглянула на часы и заторопилась:
– Спасибо за все. Я обещала не опаздывать.
Ирина подала мне книжку размером чуть больше открытки. На малиновом переплете – золотые буквы: «Эрмитаж».
Я раскрыла книгу. На первой странице под тонкой папиросной бумагой – «Портрет жены Щепкина». На меня смотрело доброе, то самое поразительно доброе лицо!
