Ссан-ПИВОБУРГ

– За твоим за языком не поспеешь босиком! – сказал тот и обнял Шпура.

– Ох горазд я во хмелю, чего хочешь намелю, – приосанился Ванек.

– Красно поле пшеном, а беседа умом, – подпрягся Куян, отвлекаясь от руля, и улыбнулся совсем рассолодело. – А ласковое слово и кость ломит, распред вашу мачеху…

Пузырчатая привела американца в совершенный восторг, он снова попросил Ванька спеть фрагменты частушечной оперы.

– Если хочешь спеть фальцетом, ущеми яйцо пинцетом. Чтобы соло взять дискантом надо лечь под траки танка!

– Не люби так страстно ты, Мари, Хуана, станешь ты ему отравой, как марихуана!

– Я выращиваю мак, у милашки я – примак. Скоро будет урожай, на иголку сядем – рай! – Спел еще штук пять и объявил:

– На этом прима-солист, моряк психоокеанского флота, свой концерт заканчивает.

– Слушай, Джо, конечно, в настоящее время наши страны друзья, меж нами мир, потому как мы смотрим друг на друга невооруженным глазом. Но дело идет к тому, что вскоре нас, русских, окончательно заставят петь другую молитву, осанну дяде Сэму, «Отчим наш», чтобы не подохнуть с голоду, вся эта фальшивая слащавость всем нам очевидна, вы прежним тараном прете к своей мечте безоговорочного мирового господства, Россия на коленях, неумолимо становится вашим примитивным сырьевым придатком, помойкой.

– Иван, ты – патриот, тебе охота сыскать виноватый. Но задумайся, как в односчастье можно развалить и разграбить страну, империю, только внешними усилиями?

– Ты прав, Джо, – понурил голову Ванек, – воровство, энергичное казнокрадство наша национальная черта. Который век подряд неустанно грабят казну чиновники, ремесло это достигло зазеркального совершенства, его никогда не сломить. Народ все это видит и в отместку тоже ворует, всегда готов к воровству, свято верит, что воровать у вора – а государство он иначе и не воспринимает – безгрешно, в этом даже сыскивается ореол симпатии, желание хоть как-то сквитаться с обидчиком. Простому народу на Руси, а это как минимум три четверти всего населения, никогда, ни-ко-гда! не жилось вольготно и сытно. Его всегда держали за быдло, с которого надо драть три шкуры. И потому страшен, жесток и алчен русский чиновник, чуящий всегдашнюю ненависть и страх униженных и ограбленных им, он всегда в боевой стойке, силен и неуязвим. А еще он силен постоянным развитием, улучшением своей лукавой породы, потому что выкарабкивающиеся со дна в его нишу люди еще более сильны и алчны, потому как хотят взять отнятое, смертельно этим обижены, но мстят при этом не чиновникам, а вчерашним собратьям, всему миру, по их утешительному понятию.

– Как мне говорил дед, кто прошел мировую, гражданскую, кого расказачили, раскулачили, сослали в тьму-таракань… он говорил мне, совсем еще несмышленышу, свою краткую выстраданную фомулу жизни, в России надо косить под дурачка, не высовываться, но и совсем не опускаться, национальная черта русского – зависть, молясь этому божку, он без лишних сомнений подомнет и раздавит друга, брата, отца. Я в это долго не верил, но жизнь своими кричащими примерами неумолимо привела меня к полнейшему одобрению этих слов.

– Иван, у вас воруют даже в армии, не особо при этом таясь.

– О-оо, Джо, я на этот счет сочинил даже поэму: «Ох уж это ворье в лампасах, жить бы надо им всем в пампасах».

– И депутаты, да, Иван?

– Еще как, Джо, а ведь это совсем запредельно, законы никогда не станут по-настоящему полезны народу, масса из купленных голосов может легко приобретать по желанию жирующих покупателей любую нужную форму. Говорят, что они, избранники народа, краснеют только тогда, когда пересчитывают пятисотки, свет рикошетит. Кстати, у меня и на этот счет есть поэма: «Созидание ради кала, суть депутата-радикала». Ладно еще спасает технический прогресс, изобретают мощнейшие микроскопы, с помощью которых у наших лидеров можно отыскивать искру таланта или проблеск совести. Вот уж воистину самое время переделать выражение «Креста на тебе нет», в обратное – «На кресте тебя нет», то есть распять некому.

– Да ладно тебе, Ванька, про эту политику продажную, а то не знаешь истину вековую, что зла-то больше там, где больше злата, – проворчал Куян, – тем более у кого ищешь сочувствия, у иностранного человека, откуда ему знать наши тонкости, давай-ка лучше выпьем, да по домам востриться надо, на работу завтра ведь. Смотри, как бы ты не пошел мне вразнос, холера. Да и Джон совсем тяжелый, до дома проводить надо… Куришь-то как часто, парень, – укорил он американца, – так нельзя, мужчинская сила быстро увянет, али какие специальные пазишь, – всмотрелся он в пачку с верблюдом и прочел, – «САМЕЦ», а-аа, и впрямь, а не заметно, надо бы яйца тогда покрупнее нарисовать, больше на самку похоже. А ты и впрямь, как верблюд становишься, когда куришь, плюешься то и дело…

– Это «КЭМЭЛ», дядь Миш, – сказал Ванек, – ихний бог курения, у нас в Челябинске, для соответствия моменту, его даже в герб города вставили, а ты, темнота, «самец без яиц», его по планам в губернии повсеместно вместо статуй Ленина ставить будут, а ты… смотри, за такое богохульство и к стенке прислонить могут.

– Ну вот, распред-твою тротил, откуда мне знать некурящему… да-аа, так и живем, солнце у плеча, а молимся лампочке Ильича.

– Был человек, – обнял Ванек советника, – стал кривошапно-шатунный механизм… Как там на это счет голосит русская пословица?

– Пошла изба по горнице, сени по платьям!

– Палатям, янки!..

– Не переживай, Иван, все будет путем.

– Не говори, столько носишь на сердце любви к вам, унитаз с двух подходов еле смывает…

– Ничего, все будет путем…

Дома мать немного поворчала за позднее возвращение, что – навеселе. Данилка уже уснул, опять дома совсем шумный сабантуй. Ванек положил ему под подушку парочку лазерных дисков с новейшими игрушками и диск нового «Фотошопа», на этом он деньги не экономил, свежая информация в их производстве того стоила, нередко, с виду пустяковая операция делала значительное облегчение в рутинной работе.

Я вас всех бесконечно люблю

Слова эти, как всегда в таком состоянии, плавно вальсировали в голове. Кстати, такое признание, страстное восклицание, вспомнил Ванек, то и дело слышно по радио или теле от ведущих на прощанье. Это выдает невежество эгоиста, определил он, любить всех обезличенно невозможно. Любовь должна быть избирательна и локальна. И высшее проявление этой любви, любовь к людям с недостатками, несовершенным, это архитрудно, невозможно для многих, любить привычнее за достоинства. И поэтому такое признание выдает отсутствие трудного опыта, ибо назавтра, ему, ведущему, нахамят, он ответит еще круче, и обидчик уличит его во лжи – он ведь из тех «всех», кого он любит, и должен быть поэтому терпимее и снисходительнее к его недостатку.

Ванек еще немного так и эдак покрутил «любовь», вспомнил снова бывшую жену-красавицу, сынульку, помрачнел, замахнулся было зашвырнуть это слово от себя как можно дальше, но неожиданно разулыбался.

Я встретил девушку,

Вспомнил он, в хлебопекарне, залюбовался на нее, разгоряченную работой, в превосходном от этого настроении. Она двигалась в облаке избыточного блаженства и умиротворения спорящимся святым делом, собственных цельности и здоровья. Да еще этот дух выпекаемого хлеба, да еще эта ладненькая фигурка, в облегающем белом халатике, ядреный запах свежего пота и юной, совершенной кожи. Перекинулись парой дежурных слов, и она уплыла дальше, унесла с собой это необыкновенное в простоте облако красоты и гармонии. Чем не апостол нужного ремесла, труда, безыскусной красы и гармонии с ним, чем все мы живы.

Какая жадина, торопыга, снова разулыбался Ванек, я впитал из этого волшебного облака совсем крохотную толику. Ну, как не полюбить этот цветок, доведись их путям как-то соприкоснуться. Но она совсем юна, Ванек вспомнил, как она равнодушно скользнула по нему взглядом, цветок этот будет открыт в естестве своем другому только расцветшему цветку, не из гербария. Сетовать на это ни к чему, все путём. Он снова улыбнулся, вспомнив на этот раз нынешнюю компанию. Спать не хотелось, и он сел за обработку-расшифровку диктофонных записей Мини Хаузина, что для него последнее время – правило последнего на дню усилия, приятного и не особо трудного, даже успокаивающего перед отходом ко сну. К слову, академик пивософии за этот труд, а первые результаты ему очень понравились, ему весьма щедро платит. Вспомнив о деньгах, он чертыхнулся, так как вспомнил и о том, что забыл в гараже купленный с дисками Данилке необычный лазерный фонарик, чудо-фонарик, едва не на километр красный лучик светит. Он покосился на него и улыбнулся, мальчишка спал в очках-сканере, сны в кое-каких местах фиксировал. Они с ним решили смонтировать необычный сказочный сериал с использованием этих многих заготовок. Шли последние прикидки по разработке образов главных героев. Шедевр вот-вот должен был появиться на свет.

БАРМЕНАРИЙ

Умали ум, умоли ум, чтобы стал как у моли ум.

Вот это фонарь на оба глаза – выдали лауреату вшнобелевскую премию.

По колени, по коренья покоренье поколенья.

Школьник-пацифист, горд двойке за незнание войны в романе «Война и мир».

В баре какафония, это кака-фон и я.

Надо ли носить черные очки, если глаза пустые плошки.

Первое увлечение – онанизм, другое – оналлизм.

На моле молилась моль, жалостную моль бы ее мольбы услышали.

Человеку не назначено поднять тонну, равно как и объять умишком своим крохотную пядь из огромного мироздания подвластного Высшему Разуму.

Чингис-хам.

«Глаза!» – вскричал он после пинка в яйца и достал из брюк разбитые очки.

Миссия мессии.

Какавония туалета.

Не совсем льзя.

Матрёна целит в матроны.

Как упоительно не пить вообще.

Температуру ему сбивали так, что он остыл насовсем.

Тс-с, уполномочен заявить.

Стих в подляннике.

Беру «Шанель», иду домой.

Хрен за теми пойду хризантемами.

Героиня героина.

Зубы никуда, мясо наковыряешь, так кошка наедается.

Ох, и отделали его у магазина «Отделочные материалы».

Залюбовавшись на любимого кота, она сказала, что у него сократовский лоб.

В связи с девальвацией рубля песню «Миллион алых роз» исполнять как «Этих скромных ромашек букет».

Мил ли он, мал ли он, этот миллион?

Хамо соплиенс.

Русский дых во многих именах фирм: «Кака Коли», «Пися Коли», «Сосу у Коли», именно так читают вывески и рекламу большинство сограждан, не обременных знанием англицкого.

Галерея – пожелание любимой.

Фиклистик – тщедушный.

«С лица воду не пить», в точку сказано, попробуй, глотни ополоски с кой-какой злой хари, да яд кураре.

Из прейскуранта, единственная бесплатная услуга – стрижка бороды детям до семи лет.

Перломудровый окрас его творчества.

Я не люблю цветы в букете, и в клетке соловья.

Мабуть Мабуту дадуть обуть.

Народ грубо грабится, гробится, но гребется к лучшему.

Реклама лекарств настолько осточертела – жить неохота.

Установка шлюхи: прилежание при лежании.

«Как жену чужую обнимал березку», за что и зашибли березовым поленом.

Контр-ибуция – измена за измену.

Девальвация – женское озверение.

В осанке ее было столько гордости и независимости, будто с нее только что слез главный сутенер района.

Печень трески трескаю, аж треск за ушами.

Из баньки репортаж – лепотаж.

Лосьон «Лысьон» – полный отказ от бритвы.

Мама. Святость бытия. Все мы оттуда, из забвения, из-за ширмы непроницаемой для нашего куцего разума, к слову, кастрированного нам во благо. Память младенчества скупа и дарует нам только воспоминания упоительного блаженством и безмятежностью бытия, сладкого рабства, плена у тотальной доброты и любви, в чье облако нас погружала мама, кормящая нас и ласкающая. Мама для нас и была в то время Господь, вера наша и надежда в нее были безоглядны и прочны. И это, по всему, и есть безотказный ход нашего Всемогущего, демонстрация крохотной, но характернейшей частички, эвакуированной из-за ширмы, подсказка, намек, что ждет нас ТАМ при сохранении безоглядной Веры и Надежды, сохранении в памяти вашего сладкого, райского рабства. Да, судя по всему, Оттуда мы пришли в облаке любви и доброты, никакая таможня не посягнула на этот багаж…

В Питере, в гостинице «Юпитер», открылся салон-бордель «Нюпитер».

Бронелобый, злой – прирожденный охранник.

Странные женщины, сравниваешь с растениями-сорняками, млеют, с полезными, кладезями витаминов, гневаются. Попробуй, скажи, «тыквоголовая», глаза на маникюре оставишь.

Угонщик асфальтовых катков. Улыбаетесь? Зря, навар очень даже приличный, многие тонны металла. А хитить совсем легко, на трассе их оставляют без охраны.

Директора транспортного концерна: Лебедев, Раков и Щукин.

Самые большие прожигатели жизни – пожарные.

Звезды на небе далекие, на эстраде – недалекие.

Тайвань – брак Таи и Вани.

Какая бы ты не была Зверева: Волкова там, Хорькова или Шакалова… только не стань, Бога ради, Злобиной.

Если по трезвости ни на кого глаз не ложится, то по пьяне уж тем более ни на кого ничто не встанет.

Невероятное требование для современной девушки, не только быть девственной к получению паспорта, но еще и некурящей.

Ловил удачу, а поймал триппер.

Много заработать и купить роскошное авто – признак гибкого, деятельного ума. Признак мудрости – не желать езды на любом авто, ибо это заведомое увеличение суеты во имя суеты.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.