Ночь Ватерлоо

ТАНЯ. Сонечка, ты их мне вчера отдала! А я в них и полпути до Ленки не пробежала, они от дождя расклеились. Дрянь китайская!

СОНЯ. Ой… А как я буду позировать? Эти шлёпанцы подходили к моим глазам!

ТАНЯ. (рассмеявшись) А, про художника она помнит! Вот сучка хитрая!

ЛЕНА. (расстёгивая карманы) Я тебя выручу, Сонька! Отдам тебе свои туфли. А сама спрячусь и буду ржать в унитаз.

Достав из карманов три упаковки чипсов, даёт одну из них Соне,

Другую – Тане. Располагается на столе бок о бок с последней, и, таким образом, оказывается прямо напротив Сони, которая с молчаливой скорбью осознаёт, что подло обманута – чипсы будут единственным угощением. Вскрыв пакетики, жрут.

ТАНЯ. А он реально художник? Не аферист?

ЛЕНА. Да ты чего гонишь? На что её разводить-то? На ведро с тряпкой?

ТАНЯ. На извращённый секс, дура! Он же не знает, что у неё прыщавая задница!

СОНЯ. Он художник. Это бесспорно. Конечно, он мне приврал, сказав, что занял второе место на Всероссийском конкурсе, потому что теорией он владеет где-то на уровне предпоследнего курса Суриковского училища, но для жулика это слишком высокий уровень!

ТАНЯ. (закатывая глаза) Держите меня, я падаю!

ЛЕНА. А я с тобой не согласна! Сонька – реально грамотный человек. Она столько книг прочитала, сколько ты – строчек!

ТАНЯ. «Три мушкетёра»! Тридцать пять раз! А гонора – на Сорбонну! Какой вопрос ни

затронь – тут же прозвучит экспертный доклад! Профессорша! Кислых щей. Представляю, какое тут вчера было шоу! (изображает голосом Соню) Ах, я такая неловкая! Вот, извольте полюбоваться: не далее как вчера стукнулась лицом о самую интересную часть Давида в музее, и точно так же позавчера своей интересной частью наткнулась на штурвал яхты! Зубы я десять лет не чистила потому, что папочка мой, филолог, при мне засунул маме-искусствоведу зубную щётку не в ротовое отверстие, и с тех пор не могу я видеть этот предмет! Почему я здесь? Пришлось взять кредит, чтоб купить билет в Большой театр, и мой коттедж ушёл с молотка…

СОНЯ. (улыбнувшись) А вы попить ничего не взяли? Сушняк замучил.

Лена вытаскивает из самых глубин кармана баночку пепси и отдаёт её Соне. Та, положив пакет с чипсами прямо на пол, вскрывает баночку. В тот же миг пристально наблюдающая за нею Таня вдруг поднимает ноги, делает скоростной разворот на попе, спрыгивает с другой стороны стола, ныряет в ближайшую из кабинок и закрывается.

СОНЯ. (встав) Танюшка! Прячься куда угодно, хоть в унитаз залезь – всё равно умоешься пепси-колой.

ТАНЯ. Сперва умойся сама! Я бы сейчас морду тебе набила, если бы не боялась испачкать об неё руки.

ЛЕНА. Танюха, ты идиотка? Скоро одиннадцать, а мы даже ещё не начали разговор!

СОНЯ. Разговор? Какой разговор?

ЛЕНА. У нас к тебе разговор. Чрезвычайно важный.

СОНЯ. О чём?

ЛЕНА. Узнаешь!

СОНЯ. (сев) Очень интересно! Послушаем. (доедает чипсы, пьёт пепси)

ЛЕНА. Я Теймуразу сказала, чтоб он пришёл к тебе за шпалером не днём, а …

СОНЯ. Мне надоело слушать эту херню. Идите отсюда! (сминает банку, бросает её на пол под умывальником)

ЛЕНА. Ты плохо выспалась?

СОНЯ. Хорошо. У меня хорошее настроение. И ты, тварь, его не испортишь!

ЛЕНА. Танька!

ТАНЯ. (вернувшись и сев на прежнее место) Сонька, ты знаешь, как у меня голова работает.

СОНЯ. Знаю. Поэтому повторяю: вон! Сию же минуту!

ЛЕНА. Послушай ты полминуты!

СОНЯ. Ни полсекунды! У меня нет пистолета! Я его отдала! Отдала, понятно?

ТАНЯ. Не ври. Теймураз придёт за ним поздно вечером. Но тебя здесь уже не будет. После того как ты попозируешь, мы отдрючим Марью Хуановну и прокрутим одно небольшое дельце.

СОНЯ. Вы что, совсем идиотки?

ЛЕНА. Ну как ты не понимаешь, что такой шанс выпадает только раз в жизни!

СОНЯ. Шанс загреметь на пятнадцать лет?

ТАНЯ. Да никто не будет сопротивляться! Пальнём разок – и обменный пункт, считай, наш!

СОНЯ. (прижав ладони к вискам) Вы всё-таки мне испортили настроение… Почему вы такие суки? Скажите мне, почему вы такие суки? Ну почему вы такие конченые уродины? Что мне сделать, чтобы вы сдохли?

ТАНЯ. Я знаю бабу, которая там кассиром работала! И она мне сказала, что вечером там бывает до миллиона долларов! Слышишь, Сонька? До миллиона!

СОНЯ. Ну и что дальше?

ТАНЯ. А дальше – берём такси до Москвы, снимаем там хату, делаем ксивы – я знаю где, и летим на другую сторону большой лужи!

СОНЯ. (опустив руки) Коза ты драная! На хер мне твоя лужа сраная? У меня скоро свадьба! Я выхожу за художника из Москвы! Понятно вам это?

Лена громко смеётся.

ТАНЯ. (соскочив на пол) Говоришь, свадьба?

СОНЯ. Да! А то ты не знаешь!

ТАНЯ. Я очень хорошо знаю, что если Ленка не даст тебе свои туфли – свадьбы не будет! Ты можешь смело о ней забыть. Этот Рембрандт присмотрится к твоим пяткам, которые ты неделю не мыла, и не поверит в историю про музей. Тем более, про штурвал. Кстати, эти туфли – от Кристиан Диор. Не подделка. Она их из ГУМа спёрла в Москве. Из самого ГУМа! (присев на корточки перед Ленкой, снимает туфлю с её ноги, которую та услужливо протянула, и подаёт эту туфлю Соне) Ну-ка, надень! Посмотрим.

Соня, осмотрев туфельку, надевает её.

ТАНЯ. Что скажешь, Ленка?

ЛЕНА. (вынув конфету и положив её в рот) Смотрится достаточно дорого. И к глазам подходит неплохо.

ТАНЯ. (поднявшись) Да не то слово! Сонька, клянусь – от вида твоей ноги даже у меня соски каменеют! А этот Гойя с его художественным чутьем сразу на руках тебя в ЗАГС потащит. Ленка, скажи ей, что я права! Нет, лучше молчи, у нас не осталось времени тебя слушать.

СОНЯ. (любуясь туфелькой на своей вытянутой ножке). Дайте-ка мне вторую.

ЛЕНА. (смеясь) Э, нет! Сперва шпалер дай. А вечером мы за тобой зайдём – если ты, конечно, из ЗАГСа уже вернёшься к нужному часу.

СОНЯ. Да вы что, девчонки, рехнулись? Скажите мне, вы рехнулись?

ТАНЯ. (забегав по туалету) Да, я рехнулась! Вот я взяла и рехнулась! Знаете, как? Сказать вам? Я полюбила общественный туалет. Не шучу! Я хочу всю жизнь сидеть на этом столе, наблюдая, как Сонька трёт тряпкой пол, задрав прыщавую задницу, и ждать Ленку с бутылкой водки! Я не могла полюбить общественный туалет, потому что мечтала стать предводительницей пиратов. Но полюбила! За что? Вот чего не знаю, того не знаю. И не желаю знать. Может быть – за то, что здесь была Юлька. Вы ещё помните Юльку? На этом самом столе лежала она, под её ногами скрипели вот эти самые доски, в это окно глядели её глаза и именно в этих стенах звенела её гитара. Общественный туалет – мой дом! И моя душа! Я его люблю! Обожаю!

Встав на колени, ползает и целует пол.

ЛЕНА. Как удивительно, Сонька, что Танька съехала раньше, чем мы с тобой! Ведь она детдомовская.

ТАНЯ. (встав) Думаете, вы не съехали, Лена, Сонечка? На себя посмотрите! Вам ведь по двадцать три года, а выглядите на тридцать! Зубы крошатся, глаза – стекляшки! Вас в дурку примут без направления участкового психиатра! Я точно вам говорю: если мы отсюда не уберёмся как можно дальше – к примеру, на Золотые пески Майами, нам от психушки не отвертеться!

Соня пристально смотрит на свои ноги.

ЛЕНА. Сонька, ты не согласна?

СОНЯ. С чем я должна согласиться? Она тут вчера орала как потерпевшая, что её достала деревня! Зачем же переезжать в соседнюю? Нет уж – если переезжать, то в город! Психушка – город.

ТАНЯ. (закатывая глаза) Держите меня, я падаю!

ЛЕНА. Знаешь, а мне близка её логика.

ТАНЯ. Да? Ты тоже собралась замуж? Надеюсь, после Нового года?

ЛЕНА. Нет, я вспомнила, как во втором классе не захотела пойти с ребятами в зоопарк, решив вместо этого сходить в гости к одному дяде, который пообещал купить мне слона.

ТАНЯ. Купил?

ЛЕНА. Не купил. Когда мы с ним пили кофе, припёрлась его жена и сказала мне, что слоны конфетки едят. Я сразу ушла домой.

Раздаётся стук.

СОНЯ. (встав) Кто там?

КИРИЛЛ. Соня, доброе утро! Это Кирилл.

СОНЯ. Одну минуточку! (падает на колени) Ленка, пожалуйста! Ради Бога!

ЛЕНА. Но …

ТАНЯ. Отдай! Отдай, пусть подавится! Ей уже ни Майами, ни Кащенко не поможет …

Лена, вздохнув, скидывает туфельку. Торопливо её напялив и кое-как отряхнув измятую юбку, Соня с торчащими во все стороны волосами и неумытым лицом подиумной поступью идёт к двери. К этой секунде Лена, воспользовавшись большой быстротой своих длинных ног, уже добегает до самой дальней кабинки и запирается в ней. Таня никуда не спешит. Она наблюдает.

СОНЯ. (открыв Кириллу) Привет!

ТАНЯ. (внезапно решив уйти и делая это) Здрасьте!

КИРИЛЛ. Доброе утро! (входит с мольбертом и сумкой, смотрит на Соню) Хорошо выглядишь! Извини, что раньше примчался – просто всё небо тучами затянуло, и я боялся, что дождь польёт.

СОНЯ. (запирая дверь на засов) Отличный мольберт!

КИРИЛЛ. (повесив сумку на стул) Нет, средний. Отличный мне однокурсница отказалась дать, хоть я ей всю ночь рассказывал про твои глаза и складки у рта! (устанавливает мольберт, придвигает стул к его левой стойке)

СОНЯ. Так может, не надо было рассказывать?

КИРИЛЛ. Я решил, что лучше мне с ней это обсудить. Она хорошо обсасывает нюансы. (достав из сумки банан, даёт его Соне)

СОНЯ. Это нюанс? Или угощение?

КИРИЛЛ. До конца сеанса – нюанс, потом угощение. (выкладывает из сумки на стул палитру, краски, кисти и прочие принадлежности)

СОНЯ. А твоя однокурсница даст тебе завтра мольберт, если ты меня угостишь бананом?

КИРИЛЛ. Наверное. (смотрит по сторонам и вверх) Свет отличный! Ну что, приступим, мадемуазель?

СОНЯ. А холст загрунтован?

КИРИЛЛ. Не беспокойся – твои глаза не померкнут, пронзая вечность, а щёчки не пожелтеют от духоты Эрмитажа, Пушкинского музея и Лувра. Садись на стол! Банан держи крепко, но элегантно – примерно так, как родители в детстве тебя учили держать серебряный нож для рыбных филе.

Ещё разок осмотревшись, берёт палитру. Соня с бананом запрыгивает на стол. Болтает ногами.

КИРИЛЛ. (смешивая краски) Сонечка, а зачем ты надела эти ужасные туфли?

СОНЯ. Разве они ужасные?

КИРИЛЛ. Извини, я неточно выразился. Они, конечно, красивые, но пойми, что было бы странно писать портрет княжны Таракановой в заточении, обрядив её в кружевное платье и бриллианты! Такой портрет бы не произвёл впечатления.

СОНЯ. Надо снять?

КИРИЛЛ. Пока не снимай. Набросаю фон – поглядим.

СОНЯ. (облокотившись о стол) Ты фон будешь делать?

КИРИЛЛ. Сонечка, сиди смирно! Каждый твой жест рождает во мне идею, а я совсем не хочу изменять свой замысел.

Соня принимает прежнюю позу. Кирилл, взяв кисть, приступает к изображению. Раздаётся стук.

СОНЯ. Извините, туалет временно не работает по причине ремонта!

Лена хихикает. Соня кашляет.

КИРИЛЛ. Хочешь, я напишу на двери «РЕМОНТ»? А потом закрашу.

СОНЯ. Но это будет неправда! Кирилл, опомнись! Как можно кистью грешить?

КИРИЛЛ. Почему же кистью нельзя, а языком можно?

СОНЯ. Я грешу языком только под влиянием страсти, когда она сильнее меня.

КИРИЛЛ. И что же за страсть тебя обуяла, прости за грубое любопытство?

СОНЯ. Сама не знаю. Думаю, что восторг…

КИРИЛЛ. Восторг?

СОНЯ. Что-то вроде этого. Мне приятно быть твоей музой.

КИРИЛЛ. Ты, как я вижу, неравнодушна к искусству?

СОНЯ. (со вздохом) Есть у меня такой недостаток!

КИРИЛЛ. Почему – недостаток?

СОНЯ. Да потому, что я трачу все свои деньги на галереи, музеи, выставки! Это глупо, я понимаю, но – ничего не могу поделать с собой. Генетика!

КИРИЛЛ. Вот как?

СОНЯ. Мои родители …

Раздаётся стук.

СОНЯ. Прошу прощения, туалет временно не работает по причине ремонта! (громко вздыхает) Мои родители всю свою жизнь отдали искусству! Папа был хореографом в Большом театре, мама играла на контрабасе в Российском национальном оркестре. И они часто мне говорили: «Сонечка! Ты красива, а в наши дни телесная красота являет собой угрозу красоте внутренней, и поэтому ты должна всю жизнь отдавать все силы развитию нравственных и духовных основ своего характера…»

Раздаётся стук.

СОНЯ. В кусты иди срать, козёл! Вот тупая жопа!

Палитра соскальзывает с руки Кирилла. Он едва успевает её поймать, однако при этом роняет кисть. Подняв её с пола, возобновляет работу.

СОНЯ. (смеясь) Ну вот, опять вошла в роль! Понимаешь – Таня… Ну, эта девушка, которая сейчас тут была…

КИРИЛЛ. Кажется, она вчера прибежала в порванных джинсах?

СОНЯ. Да. Она учится в Театральном ВУЗе, но хранит девственность, следуя моему примеру, и педагоги никак не могут её настроить на дипломный спектакль! Проблема в том, что в этом спектакле ей предстоит играть проститутку. Вот мне приходится репетировать с нею!

КИРИЛЛ. Так ты режиссёр по образованию?

СОНЯ. По второму. То есть, по третьему! У меня ещё лингвистическое. Я знаю пять языков, и два из них помню. А начала я с актёрского факультета.

КИРИЛЛ. Я даже не сомневаюсь, что ты окончила его с Красным дипломом!

СОНЯ. Ты угадал. Но этот диплом сыграл со мной злую шутку. Я стала ездить на кинопробы и заключила контракт с известным продюсером. Ты о нём безусловно слышал. Но вскоре выяснилось, что роль, для которой он меня выбрал, предполагает сцены весьма особенного характера. Обойдусь без подробностей. Я мгновенно разорвала контракт. Чтоб выплатить неустойку, мне пришлось продать всё, что у меня было. Я продала и дом, и квартиру, и обручальные кольца моих покойных родителей, и кота, который душил не только мышей, но и больших крыс. Вот вкратце моя история. Не суди обо мне сурово.

КИРИЛЛ. Так ты, получается, здесь живёшь?

СОНЯ. Тебе это кажется неестественным? Ты не думаешь, что с моим воспитанием и характером мне здесь – самое место?

КИРИЛЛ. Не знаю, Соня, не знаю. Сходу указать место можно лишь примитивному человеку. А ты наполнена тайнами.

СОНЯ. Как Джоконда?

КИРИЛЛ. Скорее, как "Незнакомка" Крамского. В Джоконде – тайны Леонардо да Винчи, а не Джоконды.

СОНЯ. (чуть помолчав) Кирилл!

КИРИЛЛ. Да?

СОНЯ. А тебе не кажется, что мой нос слишком длинный, а уши чуть оттопыренные?

КИРИЛЛ. Пожалуй. И что?

СОНЯ. Ты не мог бы это немножко подкорректировать на холсте?

КИРИЛЛ. Соня, если я это сделаю – твой портрет дальше ЦДХ не пойдёт.

СОНЯ. Ты думаешь?

КИРИЛЛ. Это азбука. Если бы у Джоконды была модельная внешность, ты бы и не услышала это имя. Решили бы, что она снисходительно улыбается потому, что очень довольна собой, а вовсе не потому, что видит другую сторону вечности.

СОНЯ. (помолчав) Объясни мне свой замысел!

КИРИЛЛ. Сонечка, я восемь часов вдалбливал его профессиональной художнице!

СОНЯ. Поздравляю. И сколько раз до неё дошло?

КИРИЛЛ. Для невинной девочки у тебя отличное чувство юмора!

СОНЯ. Чувство юмора – это наследственная болезнь, а не венерическая!

КИРИЛЛ. А чувство такта?

СОНЯ. Это психическое расстройство, возникающее от частых ударов по голове и другим местам. Достоевский писал, что самые прекрасные манеры – у тех, которые биты бывали.

КИРИЛЛ. Ты знаешь, меня вообще никогда не били, но я за всю свою жизнь ещё никому ни разу не задал ни одного пошлого вопроса.

СОНЯ. Да это не чувство такта!

КИРИЛЛ. А что же это такое?

СОНЯ. Мягкость характера. Ты ужасно мягкий мужчина. Поэтому твоя однокурсница так ничего и не поняла за восемь часов!

Кирилл улыбается.

СОНЯ. Впрочем, язычок у тебя достаточно бойкий! Я слышала, что за это женщины иногда прощают мужчинам мягкость. Не все, но некоторые.

КИРИЛЛ. Давай чуть-чуть помолчим. Иначе я не ручаюсь за точное число волосков.

СОНЯ. Ты мои брови сейчас рисуешь?

КИРИЛЛ. Ноги.

СОНЯ. (с ужасом) Ноги? Кирилл! Я всё понимаю, но почему нельзя нарисовать ноги без волосков?

КИРИЛЛ. Потому что с выбритыми ногами ты будешь еще нелепее, чем Джоконда – с усами.

СОНЯ. Ты меня обезьяной, что ли, считаешь?

Кирилл молчит.

СОНЯ. Может, мне лучше взять банан в зубы?

КИРИЛЛ. Ты никогда не задумывалась, почему фотография до сих пор не вытеснила классическую портретную живопись?

СОНЯ. Папа однажды что-то говорил маме на эту тему, но я готовила курсовую работу и не прислушивалась.

КИРИЛЛ. Тебе это интересно?

СОНЯ. Конечно!

КИРИЛЛ. Фотограф снимает то, на что смотрит. А живописец рисует то, что он видит.

СОНЯ. И ты увидел вокзальную проститутку с мечтательными глазами, прикидывающуюся девственницей?

КИРИЛЛ. (внимательно поглядев на Соню и вновь начав рисовать) Я вчера тебе не поверил.

СОНЯ. Как интересно! А вот сегодня, значит, ты мне поверил?

Кирилл кивает.

СОНЯ. Так я могу съесть банан?

Тот же жест Кирилла.

СОНЯ. (очистив и съев банан) Это был космический образ! Чем ты его заменишь?

КИРИЛЛ. Пока не знаю. Ты не могла бы позадавать мне вопросы?

СОНЯ. Вопросы?

КИРИЛЛ. Да, какие угодно. Спрашивай, спрашивай! Что тебе интересно обо мне знать?

СОНЯ. Ты меня поставил в тупик… Впрочем, как угодно. Скажи-ка мне, сколько комнат в твоей квартире?

КИРИЛЛ. В одной – четыре, а в другой – три.

СОНЯ. Так у тебя две квартиры?

КИРИЛЛ. Да. Одна – на Таганке, другая – на Китай-городе… Хорошо!

СОНЯ. Так дело налаживается?

КИРИЛЛ. Не знаю… Ещё, ещё!

СОНЯ. Машина у тебя есть?

Раздаётся стук.

СОНЯ. Извините…

ТАНЯ. (колотя в дверь ногами и кулаками) Сонька, открой! А то утоплюсь!

СОНЯ. Ты что, ёб… ты что, обезумела? Я позирую!

КИРИЛЛ. Отвлечёмся, порепетируйте. (открывает)

ТАНЯ. (влетев и подбежав к Соне) Сонька, пятьсот рублей! Умоляю! Не дашь – зарежусь! Прямо сейчас, прямо здесь! Клянусь – жить не буду! Или пятьсот рублей давай, или нож!

СОНЯ. Тихо, тихо! Эмоции прибери! Это что за наигрыш? Я тебе сто раз говорила: проще всего на сцене орать! Учись доносить без визга.

ТАНЯ. Ты издеваешься надо мной? Уродина, тварь!

Бьёт Соню по голове наотмашь. Соня, избавившись от банановой кожуры, спрыгивает на пол и отвечает двумя тяжёлыми оплеухами. Таня с рёвом вцепляется Соне в волосы, получает ряд жестоких ударов всеми конечностями и падает, увлекая противницу за собой. На полу борьба продолжается с ещё большим остервенением и пронзительным визгом.

КИРИЛЛ. Послушайте, девочки! Да вам Оскара надо дать.

СОНЯ. (прижав противницу к полу и стиснув её запястья) Ты что, больная? Зубов до хера осталось?

ТАНЯ. (мотая головой по полу) Сонька, я залетела! Пятьсот рублей не хватает! Дай, пожалуйста, дай!

СОНЯ. Ты брешешь!

ТАНЯ. Клянусь! Я только что протестировалась! Семнадцатого июля презик порвался!

СОНЯ. (вскочив и врезав Тане ногой) Кому ты втираешь, падла? Кому ты вешаешь? Презики просто так никогда не рвутся!

ТАНЯ. Сонька, ты знаешь, что они рвутся! Для этого необязательно трахаться как два бульдозера! (поднимается, хнычет) Пожалуйста, Сонька, выручи! Я хоть раз тебя подводила? Честное пионерское, отсосу – принесу, а не принесу – отсосу!

СОНЯ. Кирилл, у тебя пятьсот рублей взаймы не найдётся? Без денег это животное не уйдёт.

КИРИЛЛ. Вот, пожалуйста. (достаёт купюру)

ТАНЯ. (схватив её) Ой, большое спасибо! (смотрит на холст) Ух ты, красиво! А почему башки нет? Впрочем, для Соньки это не очень значимая потеря… Сонька, сегодня утром по телевизору говорили, что от прыщей на заднице хорошо помогает какой-то швейцарский крем! Вот только название я забыла. Вспомню – скажу. Пока! (убегает)

СОНЯ. (заперев дверь) Ну, как? Убедительно?

КИРИЛЛ. Не то слово! Она, по-моему, идеально подходит для этой роли.

Соня смотрит на холст.

КИРИЛЛ. А ты как будто и не играла …

СОНЯ. Кирилл! Ты – гений!

КИРИЛЛ. Почему ты так думаешь?

СОНЯ. Потому что без головы я смотрюсь не хуже, чем с головой!

КИРИЛЛ. Ты шутишь?

СОНЯ. Нет, Кирилл, нет! Я даже больше скажу – без неё мне лучше!

КИРИЛЛ. Садись! Будем продолжать.

СОНЯ. Без образа?

КИРИЛЛ. Образ ты для себя нашла.

СОНЯ. Невинная девочка, играющая вокзальную шлюху? Банально, пошло! Кирилл, не надо рисовать голову.

КИРИЛЛ. (положив кисть) Соня, ты здорова?

СОНЯ. Какая разница? Я сказала – не смей, не смей ее рисовать!

КИРИЛЛ. Скажи, почему?

СОНЯ. Потому, что она лишит меня индивидуальности! Лучше быть совсем без башки, чем с чужой башкой. А она у меня – чужая, чужая! Я вечно делаю то, чего не хочу!

КИРИЛЛ. (деликатно взяв Соню за руки) Перестань. Оторвать башку может кто угодно кому угодно! Какую это дает индивидуальность? Твоя индивидуальность – это твои глаза, от которых свет отражается как от Тихого океана под россыпью южных звёзд!

СОНЯ. (высвободив руки и отступив) Да всё это сказки! Если бы у меня действительно были такие глаза как ты говоришь, я бы не в общественном туалете мыла полы, а где-нибудь в автосервисе! Сколько можно ломать комедию? Решил трахнуть глупенькую девчонку – так и скажи! Неужели ты не почувствовал, что мои моральные принципы, устоявшие перед пафосом режиссёров, профессоров и судей, готовы рухнуть от одного ласкового слова? От одного ласкового слова! (сев на стул, плачет)

КИРИЛЛ. Сонечка! Ты с ума сошла, что ли?

СОНЯ. (рыдая) Да, я сошла с ума! Какая досада! Увидела я тебя и сошла с ума…И не знаю, что теперь делать! Ты меня погубил! Зачем ты вошёл в этот туалет? Оторви мне голову! Я устала… я от неё устала! Она больная!

Кирилл, приблизившись, ласково поднимает Соню со стула и осыпает её лицо поцелуями.

СОНЯ. (захлёбываясь слезами) Не надо, это всё ложь! Ты лжец! Я нужна тебе не живая, а на холсте! Джоконда была самой обыкновенной бабой, а на холсте она миллиарды стоит! А я …

КИРИЛЛ. Успокойся.

Целует Соню взасос. Она его обнимает с тихим блаженным возгласом, но внезапно отталкивает, прикладывает ладони к вискам и визжит как резанная.

КИРИЛЛ. Что опять не так?

СОНЯ. Лицемер! Ты женат! Женат! У тебя есть дети!

КИРИЛЛ. С чего ты это взяла?

СОНЯ. Ведь я же тебе сказала, что знаю пять языков! У тебя язык женатого мужика, имеющего детей! О, что я наделала? Я едва не лишила детей отца! Что я за чудовище мерзкое? Моё место – в реке глубокой! (опять ревёт, делает шаг к двери)

КИРИЛЛ. (удерживая её) Соня, успокойся! Нет у меня никаких детей и никогда не было! Что ты мелешь?

СОНЯ. (сопротивляясь) Пусти, пусти! Не трогай меня! Ты лжец, лицемер! А если не лжец, то покажи паспорт! Или ты скажешь, что дома его оставил?

КИРИЛЛ. Конечно, ведь я живу на соседней улице! То есть, моя однокурсница там живёт…

СОНЯ. Так я и думала, начались постыдные отговорки! Паспорт показывай или отпускай мою руку! Не смей меня подвергать гнусным оскорблениям! То, что я полюбила женатого человека – это несправедливость, а не позор! Не трогай, не прикасайся! Я не намерена быть посмешищем! Я – невинная девушка!

КИРИЛЛ. Да! Лингвист, знающая пять языков! Как это с невинностью сочетается?

СОНЯ. Ах! (закатывает глаза, бледнеет, безжизненно повисает на руках у Кирилла)

КИРИЛЛ. Твою мать…

Кладёт Соню на пол, и, открыв дверь, убегает. Соня немедленно принимает сидячее положение, утирает слёзы воротником своей кофты.

ЛЕНА. (высунув голову из кабинки) Сонька! Что ж ты, овца, так стрёмно запуталась в показаниях! Дура, что ли?

СОНЯ. Но он действительно оторвал мне башку! Я ослеплена страстью.

ЛЕНА. Ты что, в залёт собралась?

СОНЯ. Так он по-хорошему не ведётся! А у него – две квартиры! За две квартиры я от козла залечу.

ЛЕНА. Ну, это мы ещё в паспорте поглядим, что там за квартиры! Впрочем, больше чем про одну из паспорта не узнать… А ты чего, дура – целкой прикинулась?

СОНЯ. Почему я дура?

ЛЕНА. Про штурвал яхты ему расскажешь? Или про то, как ты нечаянно встала раком на пути носорога?